Хорошее слово - односемьяне. Жаль только, что люди утратили ощущение, что все друг другу братья и сёстры по большому счёту...

 "Даль объяснял: «В России более шестидесяти губерний и областей, а иная губерния более целой немецкой либо французской земли. Народу… всего более русского; а есть кроме того, много народов других, которые говорят не русским языком и исповедуют иную веру. Так, например, есть христиане не православные: поляки, армяне, грузины, немцы, латыши, чудь или финны; есть мусульманские народы: татары, башкиры, киргиз-кайсаки и много сибирских и кавказских племен; есть еще и кумирники, идолопоклонники: калмыки, буряты, самоеды, вотяки, черемисы, чуваши и много других… Все эти губернии, области и народы разноязычные составляют Русскую землю», все они «должны стоять друг за друга, за землю, за родину свою… как односемьяне».

«Пришла пора подорожить народным языком», — объяснял Даль смысл и цель жизни своей: «Мы начинаем догадываться, что нас завели в трущобу, что надо выбраться из неё поздорову и проложить себе иной путь… Говоря просто, мы уверены, что русской речи предстоит одно из двух: либо испошлеть донельзя, либо, образумясь, своротить на иной путь, захватив притом с собою все покинутые второпях запасы».

...

«Восемнадцатилетний Владимир Даль записал в тетрадку первое словцо, последнее слово он попросил записать незадолго до смерти — «Толковый словарь» его уже вышел первым изданием, Даль пополнял его, готовя второе. За полвека Даль объяснил и снабдил примерами около двухсот тысяч слов. Если вывести «среднюю цифру», получится, что при двенадцатичасовом рабочем дне он в течение полувека каждый час записывал и объяснял одно слово».

...

«В течение сорока лет Даль выступал и в литературе под собственным именем и под псевдонимом Казак Луганский. Полное собрание его сочинений, изданное в 1897–1898 годах, далеко не полно, хотя состоит из десяти томов (почти четыре тысячи страниц текста!). В них напечатано сто сорок пять повестей и рассказов, шестьдесят две короткие истории из сборника «Солдатские досуги» и сто шесть коротких историй из сборника «Матросские досуги», несколько статей и очерков. А есть еще «очерки русской жизни»; есть произведения для детей; есть стихи, напечатанные лишь однажды и не напечатанные вовсе, есть пьесы, хранящиеся в архиве; есть немало статей на разные темы, разбросанных в периодической печати прошлого столетия и ни в одном собрании сочинений не помещенных; есть проекты и докладные записки, погребенные в недрах министерских архивов».

Кроме бесчисленного множества слов, Даль записал тысячу сказок — он отдал их безвозмездно составителю знаменитого издания «Народные русские сказки» Афанасьеву; свои записи народных песен отослал Петру Киреевскому; богатое собрание лубочных картин передал в Публичную библиотеку». 

А я и не знала, что Даль отдал сказки Афанасьеву... Вот оно как.

Из книги Владимира Порудомлинского "Даль", Молодая Гвардия;Москва, 1971.

...Я  уверен, что, если бы мне пришлось самому убивать животных, которых  я ем,  
на  мой стол  никогда  не  попадали  бы  существа, по интеллектуальному уровню выше рыбы  
или - в крайнем  случае - лягушки. Разумеется, снимать   с   себя   таким  способом ответственность  -  
чистейшей  воды  лицемерие.  Но  в  любом случае отношение  человека к животным, которых  
он выращивал для  еды,  носит  противоречивый  характер.  У  фермеров оно определяется  
вековыми  традициями  и  давно  уже  вылилось в строго определенную, почти ритуальную  форму поведения, 
что полностью    освобождает их  от  ощущения моральной ответственности  и  вины.  Для  человека  же, 
профессионально занимающегося изучением  умственных  способностей  животных, эта проблема 
приобретает совсем  иное освещение. С его  точки зрения, необходимость  убивать домашних  
животных куда  более тягостна,  чем  отстрел  дичи.  Охотник  незнаком  со   своей добычей 
лично - во всяком случае, он сам ее не  выращивал. А главное, дикие звери знают,  что им постоянно 
грозит гибель. В  моральном   аспекте  свернуть   голову  домашнему    гусю, доверчиво  
тянущемуся к  вам  за  кормом, куда труднее, чем, затратив  немало  терпения  и  физических усилий, 
подстрелить его дикого собрата, который не только знает о  подстерегающей его опасности, 
но и  имеет возможность  избежать ее.  Однако позиция  человека  по  отношению  к  тем домашним животным, 
которых он не  ест, а использует  для других целей, пожалуй, ещё более сомнительна,  чем его позиция по отношению 
к  тем, которых  он  потребляет  в  пищу и  которые  до своей обычно быстрой и  безболезненной смерти  
ведут легкую  и беззаботную жизнь." 

Конрад Лоренц "Человек находит друга"