Дверь тихо скрипнула и отворилась, пропуская в темное помещение немолодую уже женщину.
- Мам, почему ты всегда входишь без стука? - голос прозвучал глухо, приглушенно, но скорее устало, чем зло. Девушка резко обернулась, прижимая к обнаженной груди какую-то рубашку. Однако при всей ее поспешности мать успела заметить что-то странное, мелькнувшее в фигуре дочери.
- Потому что я твоя мать, - мягко проговорила женщина. - Повернись, пожалуйста...
Девушка вздрогнула и отступила назад. Опомнилась и, пытаясь не показывать своего истинного настроя, нахмурилась, упрямо посмотрев на мать.
- Нет... зачем?
- Вот, уже мать и посмотреть не может на собственную дочь, - картинно всплеснула руками женщина. Девушка тихо вздохнула, предвидя, к чему приведет подобное начало: мать все равно добьется своего... Она медленно повернулась к ней спиной. Свет, падавший из коридора скользнул по гладкой чистой коже. По двум странным бугоркам, шедшим вдоль всей спины, начинаясь от лопаток и заканчиваясь у талии. Мать прикусила губу, удерживая удивленное и испуганное восклицание, осторожно коснулась одного из них рукой. Девушка вздрогнула от ее прикосновения и заметно напряглась. Кожа под пальцами матери явно скрывала живую плоть, лишь чуть выше, у лопаток, под ней ощущалось что-то жесткое...
- Что это? - тихо спросила женщина, подрагивающим голосом. Девушка лишь пожала плечами. Ее глаза блестели от слез, и она молчала, страшась, что голос выдаст ее.
- Надо показаться врачу, - с тревогой проговорила мать, отступая назад, но не сводя взгляда со спины своего чада.
- Нет, пожалуйста... - ее голос казался безжизненным, что испугало мать еще больше. Девушка обернулась к ней. Ее глаза, полные слез, молили...
- Но это что-то ненормальное. Для твоего же блага, надо показаться врачу, - повторила женщина уверенно, изо всех сил стараясь не обращаться внимания на глухие рыдания дочери. Она просто боялась того, что мог сказать ей врач. Смертельная болезнь... Операция... мало ли что еще.

- Но, мама, я не могу... не хочу... - она снова отчаянно просила. Руки, которыми она сжимала пальцы матери, подрагивали.
- Надо, доча, для твоего же блага, - мать хмурилась, разрываясь между двумя желаниями: отвернуться от девушки, от пронзительного взгляда ее глаз или, напротив, обнять, пытаясь успокоить. - Ты же сама слышала, что сказал доктор: "Похоже на опухоль... нужно хирургическое вмешательство..."
- Они сами не знают... Это был лишь один из вариантов, - ответила она глухо, - а ты просто уцепилась за него, как за наиболее простой... И от меня требуешь того же, - девушка отвернулась от матери и выпустила ее руку. Некоторое время она молча сидела в кресле, обхватив себя руками. Под пальцами ощущались все увеличивавшиеся со временем бугорки, которые теперь были заметны даже под самой просторной одеждой.
- Я знаю, что это, - совсем тихо произнесла она, болезненно улыбнувшись, и заметила краем глаза, как встрепенулась мать. - Это... крылья...
- Чушь! - в усталом голосе женщины неожиданно прорезалось раздражение. Даже злость. - Мы обсуждали это с тобой. У людей нет крыльев! Не может быть!.. Это болезнь, патология, мутация... не знаю, что еще...
Девушка сжалась в комок в теплом кресле, вцепившись пальцами в спину, впиваясь ногтями в тонкую кожу, и старалась не слышать криков матери.

Мысли медленно текли в сознании, словно наркоз добрался и до них. Окружающие звуки гулко отдавались в голове. Она медленно приходила в себя, вспоминая привидевшийся ей страшный сон.
У нее были крылья, который могли вознести ее в высь,о которой она так долго мечтала. Она бы скользила в потоках ледяного ветра, чувствуя его нежные прикосновения, кружила бы, взлетая все выше к звездам, луне, солнцу... Но ее вернули на землю, укус наркоза принес с собой сковывающую все члены слабость, усталость. И глубокий сон, полный мрака и гнетущего ощущения пустоты.
Плохо слушавшаяся еще рука медленно-медленно скользнула за спину. Пальцы коснулись шершавой поверхности наложенных несколькими слоями медицинских бинтов. Под ними не было и намека на уже ставшие привычными "опухоли". Девушка вздрогнула всем телом, сдавленный стон, не услышанный никем, сорвался с ее губ. Из-под опущенных век потекли долго сдерживаемые слезы...