Ребенок

Часть 9-7

Даже не зная, чему удивляться больше, такому поздравлению или обращению, Алекс не сразу нашелся с ответом, потому что нечасто слышал свое имя из уст Дэвида, да и о собственном дне рождении опять забыл.
- Спасибо... - тихо сказал он, приняв коробку и положив ее на колени.
Алекс никогда особо не радовался дню своего рождения и забывал о нем в силу того, что редко кто вспоминал об этом, поздравлял или дарил подарки. Хотя в прошлом году о нем вспомнила мачеха, но скорее только потому что отмечала подобное в календаре, нежели действительно помнила, а сейчас было крайне удивительно узнать об этом от Дэвида.
- Почему вы...
- Мне напомнила Моника, - перебил тот, предугадав вопрос. - Сегодня утром пришли какие-то бумаги о том, что ты отчислен из колледжа, а там были твои данные, - пояснил он, вспоминая, как Моника швырнула ему в лицо эти бумаги, а после, поостыв, просила передать подарок.
- Вот как... - почти разочаровано вздохнул Алекс, хотя уже и хотел обмануться мыслями о том, что Дэвид проявил к нему такое внимание. Особенно после случившегося.
- Хочешь чего-нибудь? - Дэвид, замечая как поник Алекс, тоже решил сделать подарок, однако даже не представлял, что может подарить, но, ненадолго задумавшись, усмехнулся своим мыслям. - Или день без меня это лучшее, что я могу дать?
- Простите меня, - не поднимая взгляда от подарка Моники, Алекс чуть улыбнулся, а по щеке скатилась слеза, но он быстро утер ее. После всего ему и не нужно было другого, тем более что "день на свободе" оказался совсем не таким, как Алекс представлял себе, а прощение - это самое большее и дорогое, что Дэвид может подарить, ведь его милость и терпение не вечны.
- Хм, полагаю, ты можешь передумать, если откроешь подарок Моники, - без какого-либо лукавства или иронии сказал Дэвид. Восемнадцать лет - неплохой повод все обдумать и расставить приоритеты на будущее, а удерживать и продолжать мучить своей неисправимой жестокостью он не собирался.
Непонимающе взглянув на него, а после - на небольшую коробочку на своих коленях, Алекс открыл ее и увидел внутри записку и визитную карту. Взяв записку, он осторожно развернул ее:
"Поздравляю с восемнадцатым днем рождения! Надеюсь, хотя бы в этот день тебе будет хорошо! Я долго думала над одной вещью и не знала, стоит ли говорить, но сегодня нашелся отличный повод. Эта визитка, вложенная сюда, принадлежит твоей матери. Она работает юристом и по долгу службы я не раз с ней сталкивалась. Она хорошая женщина и даже жалеет о своем поступке, ведь кто в молодости не ошибался, хотя и не любит говорить об этом. Думаю, тебе стоит навестить ее. Ты ее единственный ребенок, и она наверняка будет рада тому, какой у нее прекрасный сын. Кроме того, спокойная жизнь в семье куда лучше жизни с чудовищным садистом. Надеюсь, у тебя все будет хорошо! Еще раз с днем рождения!
P.S.: прими правильное решение, навести свою мать и останься с ней, ведь только так ты наконец-то сможешь обрести то, о чем всегда мечтал. Удачи!"
Проглотив ком, вставший в горле, Алекс несколько раз перечитал текст записки и крепко сжал в руке прилагавшуюся к ней визитку. Да, Моника была права в том, что раньше он только и делал, что мечтал о лучшей жизни, и не раз видел во сне свою счастливую семью, но почему-то сейчас он сомневался в раскаянии матери, бросившей его и за столько лет не попытавшейся связаться с ним или как-то помочь. Более чем возможно, что она даже не подозревает о том, что пришлось пережить ее сыну, но, несмотря на это, ей стоило бы раньше задуматься о том, каково ребенку жить с отцом, который его ненавидит. 
- Еще не очень поздно, но сомневаюсь, что она все еще у себя в офисе, - взглянув на наручные часы, Дэвид завел машину, - хотя можно съездить и проверить, это не так уж и далеко.
- Нет... - отрицательно покачал головой Алекс, заставляя себя разжать пальцы и положить визитку обратно в коробку.
- Нет? - Дэвид удивленно взглянул на него и изогнул бровь. Любой другой на месте Алекса, получив такую возможность, бегом бы добежал до нужного места, вместо того чтобы продолжать сидеть в одной машине с человеком, которого ненавидит. Тогда, еще утром, Дэвид более чем услышал Алекса и понял его, поэтому и не пошел за ним. Лишь на мгновение задумавшись о том, что именно испытал Алекс, Дэвид ничего другого, кроме разочарования, и не ожидал, а увидев его сейчас, даже не пытался представить, как должно быть тяжело вернуться к ненавистному человеку, потому что больше некуда.
- Она бросила меня еще ребенком... и у нее наверняка были на то причины, - закрыв коробку и поставив ее на панель, Алекс опустил голову и вновь зажал ладони между коленями. - Я смутно помню ее лицо, зато хорошо помню, как она сказала, что в новой жизни ей ничего не нужно из старой... кроме того, я всего лишь ошибка ее молодости.
В груди неприятно давило и отчаянно хотелось расплакаться, но он приоткрыл губы и сделал глубокий вдох. Алекс ни в чем ее не винил и не хотел портить ей жизнь, ведь, однажды отказавшись от него, она вполне могла отказаться вновь, а лишний раз делать себе больно просто не хотелось. Ему уже не восемь лет, а восемнадцать, и, значит, он уже не ребенок, чтобы нуждаться в чьем-то тепле и сожалении.
- Простите меня... - повторил Алекс, надеясь, что еще может настаивать на таком подарке.
Промолчав, Дэвид протянул руку, чтобы погладить его по голове, но остановился и сжал ладонь в кулак, слыша, как кто-то постучал по лобовому стеклу с его стороны. Увидев Брэндона, он тут же открыл дверцу и вышел из машины.
Отдалено слыша их разговор, Алекс недвижно сидел, по-прежнему ожидая ответа Дэвида, потому что его молчание могло значить лишь то, что он еще не решил, стоит ли это делать.
Когда дверь с его стороны распахнулась, а перед лицом звякнули ключи, Алекс вздрогнул от неожиданности.
- Иди в номер, - сказал Дэвид, вручая ему ключи и заставляя выйти из машины, -  у меня еще есть пара дел.
- Я не... - хотел было возразить Алекс, но, встретившись с недовольным взглядом зеленых глаз Брэндона, замолк.
- Уверен, что можно оставлять его без надзора? - обратился тот к Дэвиду, кивнув в сторону Алекса.
- На сей раз им нужен именно я, так что им нет смысла таскаться за наживкой, - усмехнулся Дэвид, обходя машину и садясь в нее. Он уже почти забыл о планах Уйата старшего на его счет, хотя никогда их особо серьезно и не воспринимал, однако стоило проверить, так ли это несущественно.
- Тебе виднее, - фыркнул Брэндон, ища в кармане брюк ключи от своей машины. Он предпочитал не вмешиваться в чужие дела, но, если от этого зависели и его собственные, то приходилось идти на компромисс, кроме того, устранение редкого "союзника" мало кому идет на пользу.
- Позвони Монике, если хочешь, она составит тебе компанию, - наклонившись в сторону пассажирского сидения, Дэвид опустил стекло и взглянул на замершего Алекса, а когда тот неуверенно кивнул, то отвернулся и выехал с парковочного места.
Неспешно следуя к своей машине, Брэндон закурил, а Алекс, перемявшись с ноги на ногу, коротко посмотрел ему в спину и отправился в сторону здания, смежного с офисным. За собственными мыслями и слепым ожиданием ответа он почти не слушал ни Дэвида, ни их разговора, сосредоточившись лишь на том, что хотел услышать. Поднявшись в нужную комнату, благо ее номер был указан на бирке ключей, Алекс тяжело вздохнул, невольно вдыхая тяжелый неприятных запах табака, витающий в комнате. Он присел на диван, осторожно отодвигая в сторону лежавшие на нем бумаги и вещи Дэвида.
Невольно вспомнилось о том, что было, пусть и не в этом номере, но теперь это не так волновало, а мысли о прочитанном в той небольшой записке от Моники от раза к разу становились все сумбурнее и тяжелее. Возможно, стоило прислушаться и хотя бы попытаться принять "верное решение", так четко обозначенное за него, но каждый раз, представляя себе, что бы он сказал, увидев свою мать, Алекс понимал, что ему нечего ей сказать, а ей нечего ему дать. Очередная немая сцена. Вероятно, она бы даже не узнала его, а он - ее, потому что, несмотря на кровное родство, они были совершенно чужими людьми.
Дни рождения, определенно, должны проходить не так, особенно на восемнадцатилетие. Должно быть ощущение радости и предстоящей "взрослой жизни", дорого подарка или поздравления, хотя Алекс более чем ожидал подарка, о котором просил. Конечно, если здраво взглянуть на вещи, то можно понять, что если бы Дэвид держал на него злобу и не хотел бы прощать, то даже бы не заговорил с ним и проигнорировал его визит, но Алексу хотелось именно услышать, что он прощен.
Расстегнув на себе рубашку, Алекс приложил ладонь к груди, рассматривая множество отметин, оставшихся на ней. События прошлого вечера уже не казались чем-то необычным или неприятным и напоминали разве что о своеобразных увлечениях Дэвида.
Алекс сбился со счета, сколько раз начинал "новую жизнь", но сейчас вновь думал об этом, ведь чем его восемнадцатый день рождения не повод начать жить заново? Хотя он не чувствовал себя взрослым и не чувствовал значимости этого. Еще один день. День, который он провел так, как хотел: ощутил свободу от чужих рук и мнения, но не увидел в ней ничего хорошего.
Приняв душ, решив освежиться после долго и тяжелого дня, Алекс надел чистую рубашку Дэвида, найденную на постели вместе с костюмом, который аккуратно повесил на высокую спинку кресла; поправил чуть смятую простынь и спутавшиеся друг с другом одеяло и покрывало.
Ожидая Дэвида и его прощения, Алекс не заметил, как заснул, робко пристроившись на самом краю постели. Он беспокойно спал, иногда вздрагивая и глубоко вздыхая, видя давний сон о себе и своей семье. Все было так же, как и всегда: улыбчивый отец и любящая мать, веселая семейная прогулка в теплом парке и звонкий лай игривой собаки, однако он то и дело оборачивался или оглядывался по сторонам, словно в поиске кого-то, хотя и не знал, кого именно.
Дверь в комнату слегка приоткрылась, а Дэвид, едва не переступивший порог, остановился, ища в кармане звонящий телефон.
- Моника, - недовольно рыкнул он на было начавшуюся речь сестры, - разве я не сказал тебе, что занят?
- Да, но... я просто хотела узнать, нужно ли на завтра что-то отменять, ведь ты куда-то так резко уехал с тем мужиком.
- Странные у тебя интересы в три часа ночи, - Дэвид потер висок, поражаясь бестолковости своей сестры, которая умудрялась звонить по таким пустякам. - Ничего не отменяй, утром я буду на месте.
- Ты дома?
- Нет, у себя в номере.
- Понятно, - с улыбкой выдохнула Моника, - кстати, надеюсь, мой подарок понравился Алексу.
- Без понятия.
- Думаю, так ему будет гораздо лучше. Ладно, больше не отвлекаю, увидимся утром.
Выключив телефон, Дэвид все-таки зашел в номер и тихо прикрыл за собой дверь, словно в последний момент вспомнил, что Алекс отнюдь не у матери. С одной стороны, ему было странно услышать такой выбор, а с другой - он подумывал о том, что едва ли большое удовольствие заявиться к, по сути, незнакомой женщине и, назвавшись брошенным ею же сыном, остаться в ее доме. Дэвид не мог понять и представить, что именно толкнуло Алекса на такой выбор, но, зайдя в комнату и увидев его спящим, тихо усмехнулся. Вероятно, Дэвид впервые увидел в нем истинного ребенка, не брошенного у дороги котенка, а именно ребенка, которому пришлось пережить потерю близких еще тогда, когда он смотрел им в глаза и надеялся на лучшее.
Подходя к постели, Дэвид снял пиджак и, отбросив его в сторону, присел рядом с Алексом. Отведя от его лица челку, Дэвид погладил его по щеке, наблюдая за подрагивающими во сне ресницами. Алекс медленно выдохнул и повернулся, удобнее ложась. От неспокойного сна одеяло сбилось в ноги, несколько верхних пуговиц на рубашке расстегнулись и ее ворот, распахнувшись, съехал с плеча.
- Ты пережил столько боли... и всегда молча терпел ее, - поправляя одеяло, Дэвид придвинулся к Алексу, заглядывая в его спящее лицо. - Я тоже причиняю ее тебе, но она не такая сильная, как та, с которой ты смирился... поэтому ты и выбрал меня... верно? - улыбнулся он, наклоняясь ближе.
Он столько раз видел Алекса спящим, но никогда не замечал, насколько тот уязвимо и одиноко выглядит, неосознанно подаваясь навстречу любому прикосновению, даже холодному или неосторожному. Дэвид немного отстранился, когда Алекс вздрогнул во сне, думая, что разбудил его, но тот по-прежнему крепко спал, неровно дыша. Его сон был тревожным и одновременно безликим: он то видел знакомые места и события, то будто проваливался в душную бездну, где каждый вдох давался с трудом, а тело замирало в предвкушении судорог и боли.
- Алекс... - произнося его имя, Дэвид навис над ним, касаясь дыханием открытого плеча. Даже не помня того, звал ли когда-нибудь его по имени, Дэвид прикрыл глаза, про себя отмечая, что Алекс вообще редко слышал что-нибудь хорошее, тем более от него. Но если брошенного и продрогшего котенка невольно хочется пожалеть и согреть, то одинокого ребенка хочется разве что утешить, чтобы он не раздражал своим жалким видом холодное и безразличное сердце. - Хотя нет... - тихо усмехнулся Дэвид своим мыслям, - …мой котенок.
Ребенка нужно опекать и воспитывать, любить и оберегать, а котенка достаточно кормить, держать в тепле и изредка позволять себе приласкать, чтобы он привык к рукам, подобравшим его.
Видя в Алексе беззащитного ребенка, побоявшегося оказаться вновь отвергнутым собственной матерью, Дэвид едва не пожалел обо всем, что сделал. Все-таки люди - не игрушки, с которыми можно поступать как заблагорассудится, а после выбрасывать, когда надоест.
- Тебе уже восемнадцать… - шепнул Дэвид, коротко целуя в открытое плечо, - …а я по-прежнему чувствую себя педофилом.
Ощущая теплое прикосновение даже сквозь сон, Алекс чуть потянулся, отчего рубашка опустилась еще ниже, открывая плечо и руку почти до самого локтя, проведя ладонью по которой, Дэвид замер, заметив возле плеча старые шрамы от ран, появившихся по его вине, и несколько свежих отметин на груди, оставленных им же. Подумав о том, насколько его прикосновения осточертели Алексу и какое отвращение вызывают, Дэвид отстранился и, накрыв его одеялом, встал с постели. Присев в другой комнате на диван, он закурил, хотя и сам уже устал от запаха табака, въевшегося во все в этом номере.
Стряхивая пепел прямо на пол, Дэвид иногда смотрел на наручные часы, ожидая утра. Спать совершенно не хотелось, вероятно потому что накопленное за день напряжение так и не удалось снять.
Взглянув на некоторые вещи со стороны, он пришел к выводу, что некогда проявленная им жалость оказалась самой настоящей пыткой для Алекса, и куда гуманнее было бы не заигрываться с чужой доверчивостью и наивностью, ведь порой лучше пройти мимо брошенного котенка, чтобы не слушать его плачь, чем пригреть, а потом не знать, что делать с его привязанностью. А брошенный и одинокий душой ребенок, всем сердцем верящий в лучшее - всего лишь головная боль, ведь недостаточно просто пожалеть его, нужно еще и уметь понять.
За свою короткую жизнь Алекс многого натерпелся, и его душа уже должна была бы привыкнуть к боли, а тело - к насилию, но ему по-прежнему каждый раз было обидно и больно, а отсутствие выбора напоминало о том, что он никому не нужен. Даже Дэвиду в его нелегкой жизни повезло больше, потому что у него был Рафаэль, который не только спас его жизнь, но и с тех пор всегда был рядом, поддерживал и помогал, хотя чаще Дэвид этого и не замечал, или принимал за навязчивость, однако Дэвид никогда не чувствовал себя по-настоящему одиноким, несмотря на то что всегда думал, что один.
Когда стрелки на часах едва минули семь утра, Дэвид уже готовился к новому дню, обещавшему быть долгим и нудным. Умывшись холодной водой, он вышел из ванной и, сев на диван, уткнулся лицом в небольшое полотенце. Но спокойствие духа и мыслей было недолгим: вскоре за дверью послышались шаги, а после - возня возле замка. Откинув от лица влажные пряди, Дэвид нехотя встал и открыл дверь, за порогом которой оказалась Моника.
- О, ты не спишь, - пролепетала та после небольшой немой паузы, глядя в недовольное лицо брата.
- А ты что тут потеряла в такое время? - Дэвид взял из ее рук ключи, якобы забытые ею в прошлый раз.
- Решила зайти, поделиться новостями, - улыбнувшись, Моника сделала шаг вперед, - уверена, тебе это будет интересно.
- Да ну? - преградив ей путь рукой, Дэвид не оценил ее попытки заинтересовать его.
- Думаю, это не та тема, которую можно обсуждать у порога, - поумерила улыбку Моника и, все-таки войдя в номер, обернулась, глядя на брата многообещающим взглядом. - Или ты насколько сомневаешься в намерениях Уайта старшего?
- Я сомневаюсь в твоей логике и источниках, - фыркнул Дэвид, вернувшись к дивану и бросив на него полотенце. - Перескажешь мне слова Кристиана?
- Нет, - задумчиво протянула Моника. Ее ранний визит был далеко не настолько бесполезным, как могло показаться на первый взгляд, но она никуда не спешила и любила провоцировать брата.
- Тогда что? - не имея настроения для ее игр, Дэвид окинул ее долгим выжидающим взглядом, давая понять, что ему некогда растрачиваться по пустякам.
- Ну... Кристиан даже и близко не допер, что задумал его отец, - Моника улыбнулась и поправила на плече небольшую сумку, звякнув множеством различных побрякушек на ней. - И, пока не забыла, про тот подарок Алексу... надеюсь, ты не стал ему мешать и отвез по тому адресу?
- Он...
- Просто я так подсуетилась, - не дослушав, Моника прикрылась глаза, изображая на лице истинное милосердие и заботу, - та баба что-то говорила про то, как нехорошо поступила и прочее, и даже почти покаялась, хотя все ее сомнения развеялись, когда я выложила ей на стол несколько пачек денег. Наверное, сейчас она изображает из себя самую лучшую мать на свете и пичкает Алекса булками, которые печет с утра.
- Хах, - сдержав смех, Дэвид взял с подлокотника дивана сигареты и закурил, выдыхая терпкий дым в сторону сестры. Получив от Моники весьма сомнительную записку и еще более сомнительный подарок, он не сомневался, что все окажется не так радужно, как должно показаться, а временный эффект и ощущение подобного тепла на уплаченную сумму скорее всего причинили бы Алексу еще большую боль, нежели обычный отказ.
- Конечно, это вопрос времени, насколько ее хватит, но это уже не так важно, - Моника помахала рукой перед лицом, разгоняя табачный дым.
- Откуда такая щедрость?
- Как сказать.... я ничего не имею против него и думаю, что ему стоит держаться подальше отсюда.
- Долго же ты до этого додумывалась, - ухмыльнулся Дэвид, туша сигарету о до краев полную пепельницу на столике возле дивана.
- Да уж быстрее тебя, - неопределенно скривив губы, Моника без особого интереса взялась за свою сумочку, словно что-то в ней ища. - Кроме того, это я так, просто спросила, потому что пришла совсем по другому поводу.
- Ближе к делу, через час у меня встреча с одним человеком. Полагаю, ты о нем и пришла поговорить, раз упомянула о ближайших родственниках Кристиана, - стоя к сестре спиной, Дэвид взглянул на часы, а после - на диван, в поисках телефона.
- Вроде того, - Моника сделала шаг в его сторону, а каблук ее туфель чуть шаркнул о гладкий пол, - и, скорее всего, тебе не придется никуда идти.
- Хм? - Дэвид было обернулся, но ненадолго замер, ощутив, как ему в спину уперлось что-то холодное и твердое.
Все-таки обернувшись, он увидел в руках своей сестры револьвер, дуло которого теперь было направлено точно ему в грудь. Окинув Монику взглядом сверху вниз, Дэвид не сдержался и рассмеялся:
- Хорошая шутка, - положив руку на револьвер, сжимая его дуло в ладони, он хотел отвести его, но Моника, улыбнувшись, постаралась удержать его на месте.
- Да нет, я как раз не шучу, - сказала она, не переставая улыбаться, словно все это было не столько шуткой, сколько невинной шалостью.
- Значит, ты и есть тот человек, которому безоговорочно доверяет Уайт старший и который может устранить меня без лишних проблем?
- Верно, - Моника кивнула, наблюдая во взгляде брата насмешку, но именного этого она и ожидала, ведь он никогда ее не ценил и тем более не доверял ей. - Не думай, что я согласилась за так. У меня есть личные мотивы и цели.
- Вот как, - сильнее сжав дуло в ладони, бросил Дэвид. Он ожидал чего угодно, но никак не того, что его предаст собственная сестра, хотя почему-то его это даже не удивляло. Она была достаточно глупа, чтобы пойти на такое, и достаточно умна, чтобы понимать, что она действительно именно тот человек, который находится рядом, в курсе многих дел и может без труда застать "цель" врасплох, что у нее и получилось.
- Знаешь, я всегда любила тебя, возможно, даже больше, чем брата, и, возможно, именно поэтому спустя столько лет снова встретилась с тобой, только вот ты оказался совсем другим, не тем, в ком я видела своего брата. Ты столько раз оскорблял меня и унижал, никогда не ценил и обходился как с мебелью, и даже убил отца... - говорила Моника, ничуть не кривя душой. Столько времени она терпела своего брата скорее потому, что и сама не подарок, но сейчас ей выпал отличный шанс доказать ему, что она ничем не хуже его. - Хотя, что мне с того мужика. Еще когда мать ушла от него вместе со мной, то сказала, что этот козел не имеет ко мне никакого отношения, а мой настоящий отец как раз таки Уайт старший. Он тоже тот еще гад, но зато признал меня. Ты же не думаешь, что я терпела работу в этом офисе только из-за тебя, верно?
- Мне казалось, что ты портила работу в моем офисе, но теперь буду знать, что это называется "терпела", - усмехнулся Дэвид, не чувствуя угрозы с ее стороны, хотя и окинул комнату беглым взглядом в поиске пиджака, в кармане которого имелось оружие, и, вспомнив о том, что бросил его в спальне, снова едва не рассмеялся.
- Ты слишком самонадеян, - фыркнула в ответ Моника, убеждая себя, что сможет сделать то, за чем сюда и пришла. В какой-то степени все это и не имело смысла, но ее эгоистичная и недооцененная натура жаждала признания, а еще больше - места Дэвида, которое и было обещано за ее небольшую услугу.
- А ты слишком глупа, но тебе ведь это не мешает.
Вспылив, слыша тот самый спокойный голос с издевкой, каким Дэвид всегда говорил с ней, Моника сильнее сжала в руке оружие и почти неосознанно выстрелила.
- Черт... - рыкнул Дэвид, успев отвести дуло от свой груди, но вышло только хуже: пуля угодила чуть ниже ребер, в солнечное сплетение. Приложив ладонь к новоявленной ране, начинающей изливаться кровью, он сделал резкий, но нетвердый шаг вперед и схватил сестру за горло с такой силой, что та едва не закашлялась. Он свирепел от одной только мысли, что так глупо попался и недооценил эту дуру.
Моника судорожно выдохнула, она и сама не верила, что смогла выстрелить, и теперь уже было поздно отступать. Она сомневалась, способна ли на такое, но видя, как по светлой рубашке Дэвида растекается кровавое пятно, а его рука с силой сжимает ее горло, ей ничего не оставалось, кроме как снова поднять револьвер и выстрелить еще раз. Этот выстрел пришелся прямо в середину груди.
Тут же отпрянув, Дэвид прижал ладони к груди, ощущая такую боль, что тело отказывалось слушаться, а каждый удар сердца приносил еще большую боль, отчего было просто невозможно даже вздохнуть. Столько пережив и вынеся немало ран, он и подумать не мог, что окажется в такой ситуации, а сестра предаст его ни за что.
Дэвид попытался снова приблизиться к Монике, но, не сделав и шага, осел на колени, буквально ощущая, как пустеет в голове, а бешено бьющееся сердце постепенно теряет свой ритм и бьется с каждым разом все отрывистее и реже.
Глядя на него, Моника закрыла лицо руками. Она представляла себе все иначе и сейчас, видя, как от ее руки пал Дэвид, испытывала самую настоящую панику и ужас.
- Я... тебя... - через силу выдохнул Дэвид, сводя брови, заставляя себя подняться и перетерпеть, но боль и ранения были сильнее его.
Он чуть подался вперед, по-прежнему сопротивляясь, но Моника, не зная, что делать, и не желая больше смотреть на это, снова выстрелила и, выбросив револьвер, быстро направилась к двери.
- Прости меня... - сказала она, выбегая в коридор, зажимая рукой рот. Она не редко видела кровь, но впервые ее затошнило так, что казалось, будто все нутро желает вырваться наружу через рот.
Упав от ее последнего выстрела на спину, Дэвид в последнее мгновение успел понял, как противно, обидно и жалко умереть от рук никчемного человека. Вероятно, его отец испытал это же, когда в него выстрелил непутевый сын.
Пуля попала прямо в висок, лишая последней возможности выжить.
Дэвид прожил жизнь, никого и ничего не боясь, не сожалея, не сомневаясь, и не сдаваясь, но сейчас оказался бессилен, а смертельная рана медленно изливалась кровью, которая стекала по виску, путаясь в волосах и разливаясь по полу.

Алекс резко открыл глаза, слыша громкий неприятный звук. Немного приподнявшись, он осмотрелся, но в мраке комнаты увидел лишь приоткрытую дверь в соседнюю комнату, откуда лился неяркий свет. Прислушавшись, он отдалено слышал чей-то разговор, но после такого неожиданного пробуждения голоса казались не так знакомы.
Вскоре снова раздался тот же резкий звук, и Алекс вздрогнул. Осознавая, что именно это было, он тут же поднялся с постели и неуверенным шагом направился к двери, даже не поправив на себе спавшую с плеча рубашку. Осторожно протягивая руку к ручке двери, он почему-то не думал о том, что может увидеть. Он делал все это скорее машинально и бездумно.
Еще один, последний выстрел, и Алекс буквально отпрыгнул от двери, зажимая ладонью рот. Увидев в зазоре двери Дэвида, упавшего на спину, он сам оступился, запнувшись о валявшийся на полу пиджак, и едва не упал. Широко распахнув глаза, он смотрел перед собой ничего не видящим взглядом и отчаянно надеялся, что это сон и он вот-вот проснется, но все было по-прежнему, а воцарившаяся тишина врезалась иглами в сердце. Заставив себя снова сделать шаг в сторону двери, Алекс почему-то меньше всего хотел подходить к ней и продолжал верить, что это ему только снится. Когда он все-таки переборол себя и открыл дверь, то едва не взвыл от неописуемого чувства страха. Даже не осознавая своих действий и не слыша мыслей, Алекс подошел словно на ватных ногах к Дэвиду, лежавшему на полу, по которому начинала растекаться его кровь, и упал перед ним на колени. Он боялся что-либо произнести или хотя бы вздохнуть, а рука будто сама коснулась окровавленной рубашки на груди Дэвида. Еще теплая кровь осталась на ладони, а по щекам покатились слезы.
- Нет... пожалуйста... - едва слышно прошептал Алекс, наклоняясь к Дэвиду и прижимаясь лицом к его шее. Он бы все отдал за то, чтобы услышать или почувствовать как спокойно и размеренно, как всегда, бьется чужое сердце, но оно смолкло.
Не веря увиденному и даже своим ощущениям, Алекс думал лишь об одном, о том, что так и не услышал слова о прощении и не сказал, как о многом жалеет. Сжимая в руке мокрую от крови рубашку, он не переставал про себя повторять имя Дэвида, так и не решаясь произнести его вслух. Алекс не мог ни о чем думать, кроме того, что перед ним лежит единственный человек, который позволял ему жить и ради которого он жил. Непроизвольно осознавая то, что это жестокое сердце больше никогда не будет биться, ледяные глаза не посмотрят сверху вниз оценивающим взглядом, а холодные руки никогда не коснутся кожи, Алекс уже не хотел проснуться от кошмара, а хотел заснуть, чтобы, проснувшись, снова увидеть безразличный взгляд и почувствовать знакомые прикосновения.
Чем больше он сомневался, тем четче ощущал, как кожа и кровь под его ладонями остывают, а замершее сердце так и не бьется. Вместе с этим сердцем остановилась и его душа, всегда так привязанная к владельцу этого сердца, каким бы жестоким и холодным оно ни было.
Приподняв голову, Алекс дрожащей рукой коснулся волос Дэвида, отводя их ото лба. Больше всего он хотел снова почувствовать на себе спокойный взгляд голубых глаз, ведь это умиротворяло и заставляло жить дальше, а жизнь без этого казалась серой и пустой, как небо без редкой радуги, словно невероятного чуда после пасмурного ненастья.
Понимая это, Алекс снова наклонился к Дэвиду и, коснувшись его лба своим, крепко зажмурил глаза. Жизнь без спасителя пуста, как темная бездна без блеклого, но все-таки света в ее глубине, а отчаяние такое же сильное, как утрата единственного маяка в глубоком бушующем море. Последний раз всхлипнув, чувствуя, как слеза скатывается по коже, Алекс окончательно ощутил, что потерял именно этот свет и теперь обречен утонуть во тьме.
- Пожалуйста, простите меня... - напомнил он о желаемом подарке и медленно выдохнул.
Алекс принял решение, достойное самого преданного "найденыша" с улицы и по-наивному бесстрашного ребенка, способного на искренне-светлое чувство веры в лучшее, ведь за всю свою жизнь он не испытывал ничего хуже одиночества. Ему не нужен был ни револьвер, валяющийся в шаге от него, ни нож для колки льда, лежащий на столе возле дивана, потому что, утратив надежду, достаточно просто перестать дышать.


Конец