Время пришло

Акт 6,5: Цирк

Под высоким куполом цирка шумели овации, награждая ловкача на арене, в очередной раз исполнившего свой номер без единой ошибки.
Но со временем тускнеет все. Пестрый купол теряет яркость от дождей и солнца; овации меркнут, ведь каким бы ни было представление - рано или поздно зритель утрачивает интерес. Каждый номер угасает, смешиваясь с однотипными криками толпы и отточенностью каждого движения трюкача.
Раз за разом, все по кругу.
И опять все так же…
Поклонившись, молодой мужчина убрал мечи в ножны. Он не смотрел в зал, так как за годы успел запомнить каждое выражение на каждом лице, даже если зритель и менялся каждый день - все были едины. Когда-то еще таился интерес к зрителю, его сопереживанию, удивлению или восхищению, отчего каждый трюк казался уникальным, словно высокая опера, заставляющая внимать действу. Но со временем угасли рвение и трюки, равно как и зритель. Чтобы удивить, чаще достаточно показать лишь глупый фокус вместо ловкого клинка.
- Эвиль?! - недовольно прикрикнул высокий мужчина, выходя с арены за своим ассистентом. - Что это значит?
- Что именно? - остановившись, Эвиль обернулся через плечо. Сегодняшнее представление было одним из тысячи, ничем не выдающимся и не отличающимся. Он уклонялся от острых мечей, а зритель назойливо шумел, ожидая его ошибки. - Разве я сделал что-то не так?
- Да! Под конец я едва не задел тебя! - мужчина сбросил тяжелый сюртук на стул перед зеркалом. Скидывая вслед за ним и пару мечей, он тяжело вздохнул… его тоже многое не воодушевляло, но, в конце концов, это лишь работа - развлекать нетребовательных зрителей, которые будут недовольно качать головой, если трюкач ошибется, но громко и радостно рассмеются, если размалеванный шут упадет с ходулей.
- Если бы и задел, то, вероятно, это бы лишь добавило контраста, - усмехнувшись, Эвиль присел на небольшой шаткий стул.
- Контраста добавляют умение и стремление, а не кровь на мече, - остановившись напротив, мужчина властно посмотрел сверху вниз. - Так что либо стремись, либо я не буду тебя щадить.
- И не нужно, - достав из ножен меч, Эвиль провел пальцем по уже затупившемуся лезвию и брезгливо прочертил ногтем тонкую линию по гарде, собирая ржавчину.

Порой вечера скучны и однотонны настолько, что даже еще незажженные фонари на улицах напоминают одномастных постовых.
Следуя за своими родителями, увлеченными беседой с парой новоявленных друзей, мальчик с интересом осматривался вокруг. Он редко бывал в городе, но каждый раз, прогуливаясь по его улицам, находил для себя что-нибудь новое. Будь то магазин игрушек или афиши на стенах домов. Но в этот вечер его внимание привлек большой шатер, стоявший чуть поодаль от рыночной площади. Яркий купол цирка поднимался высоко над крышами одноэтажных домов, а музыка потертых инструментов разносилась по округе.
- Скажите, вам нравится цирк? - спросил мужчина, указывая взглядом на афишу, едва державшуюся на фонарном столбе.
- Как сказать, ничего особенного, но порой интересно взглянуть, - улыбнулся в ответ собеседник. Протянув руку и погладив по голове своего сына, он увидел в детских глазах интерес. - Думаю, вполне можно зайти.
- Вы правы, не каждый вечер в городе цирк, - согласился мужчина, хотя никогда и не любил подобных представлений. Но отчего же не взглянуть на чужие попытки заработать деньги так, как выходит?
- Верно, кроме того, мне так нравятся маленькие дрессированные собачки, - протянула его спутница, складывая перед собой руки в умиленном жесте.
Мальчик поднял голову и посмотрел вверх, на небольшой флажок на самой макушке шатра. Пока его родители и их друзья увлеченно слушали зазывающих их циркачей, он настороженно прислушался… Отведя тяжелую занавесь, скрывавшую небольшой вход, мальчик увидел, как двое сражаются на мечах.
Резкий выпад… и мужчина почти задел своего соперника, но тот ловко увернулся.
Эвиль уверенно держал в руках два меча, но почти не нападал, а лишь отражал атаки, ожидая свой черед. Его же выпады были легкими, но агрессивными, словно он хотел убить, но каждый раз клинок проходил менее чем в дюйме от чужого тела и лишь иногда вскользь задевал одежду. Отступив назад, передавая ход, Эвиль склонил голову… чего не было в обыгрываемом сценарии номера.
Взмах…
Острие меча задело его, оставляя порез от брови до нижнего века. Даже не вздрогнув, Эвиль замер, не поднимая головы. Кровь тонкой линией потекла по щеке, словно удлиняя собой порез.
Мальчик, наблюдавший за этим, невольно вздрогнул, когда Эвиль взглянул на него из-под упавшей на глаза челки.
- Рихард! - схватив сына за руку, крикнул подошедший мужчина. Отвлекшись на мгновение, он упустил мальчика из виду, но не думал застать его у самого шатра.
Двое, стоявшие поодаль, оглянулись на его громкий голос.
- Извините, что помешали, - мужчина потянул сына к выходу.
Зрителю не стоит видеть репетицию, ведь тогда смотреть будет не на что.
- Ничего, - выпрямившись, Эвиль приложил ладонь к порезу. Пожертвовав бдительностью, он увидел искреннюю реакцию своего юного зрителя, пусть и неожиданного.
Более ничего не ответив, мужчина поспешно увел сына за собой. Увиденное было неприятно, но мальчику казалось, что так и должно было быть, ведь трюкач даже не вздрогнул, словно его кожу рассекло не острие меча, а мазнула красной краской тонкая кисть.
После на арене цирка эта сцена повторилась: двое искусно владели мечами, словно танцуя, а порез на лице одного из них скрывал грим, и в схожий момент трюкач ловко отклонился, подставляя свой меч под чужой.
Эвиль играл свою роль, исполняя трюки, доставшиеся ему в цирке, но каждый из них, даже новый - безнадежно приедался. Настолько, что не хотелось смотреть в зал.
Шрам, оставшийся на лице, был едва заметен, но напоминал о том, что наскучившую реакцию зрителя всегда можно изменить.
Порой все примелькивается, словно одна и та же картина, десятками лет висящая на стене гостиной. Она есть, но со временем все перестают ее замечать.
Новый вечер, новое действо… Новый зритель, хотя - все тот же. Без особого интереса и ожидания чего-то выдающегося, словно все просто пришли взглянуть на чужое унижение.
Не большая гордость - раскрываться на сцене перед сотнями глаз, которые смотрят почти с осуждением, ожидая ошибки, над которой можно будет посмеяться.
- Дамы и господа! - конферансье широко улыбался публике, хотя ему она приелась едва ли не больше, чем он ей. Объявляя очередной номер, сам он ждал финала представления. - А сейчас вашему вниманию предстанет умелый мечник, которому не страшен ни один клинок!
Зал зааплодировал, предвкушая следующий номер, хотя мало что могло удивить зрителя, привыкшего наблюдать тщательно отрепетированную оперу в дорогом театре.
Среди множества взглядов, устремленных в центр арены, был один, весьма отличный от других… Белокурая девочка лет двенадцати с искренним интересом смотрела на трюкача, который раскладывал кинжалы на небольшом столике. Она переживала за него, почти боясь, что один из этих клинков может ранить его.
- Аах!.. - восхищенно и взволнованно выдохнула она, когда Эвиль, стоя под ярким светом на арене, приподнял тонкий клинок и, запрокинув голову, начал медленно опускать его себе в горло. Казалось, лезвие вот-вот пронзит его и на алый ковер прольется еще более алая кровь.
- Не бойся, - тихо произнес юноша, сопровождающий девочку. Будучи почти в два раза старше своей сестры, которая сейчас сидела у него на коленях, чтобы лучше видеть действо, он смотрел на все это почти без интереса. Цирк всегда казался ему грязным местом, где собрались те актеры, которых выгнали из театра, и теперь они за гроши распинаются перед ничего не ценящими зрителями.
Девочка с облегчением вздохнула, когда Эвиль резко достал кинжал изо рта и на лезвии не оказалось ни капли крови. Она с восхищением и искренностью сопереживала каждому трюку, боясь, что незнакомцу будет больно. И каждый раз, проделывая все это, Эвиль даже не обращал внимания на зал, прекрасно зная, что там увидит. Кроме того, он решил сделать свое представление последним.
- Что ж, а теперь мне нужны добровольцы из зала, - Эвиль улыбнулся краем губ и открыл небольшой стол, сбросив с него легкую шелковую ткань, демонстрируя множество кинжалов и ножей.
Этого не было на репетиции, но ведь номер тем и хорош, что проделывается впервые.
- Что? Так нельзя! Для этого есть ассистенты!.. - тут же шагнув к нему, громким шепотом произнес мужчина, исполнявший роль конферансье. Он не терпел в своем цирке самодеятельность, особенно столь безрассудную, ведь нельзя доверять нечто подобное неподготовленным людям.
- Ничего, в этом и суть номера, - ответив тем же тоном, Эвиль продолжил начатое. Он зазывал на арену всех, кто не боялся показать себя.
На его приглашение откликнулось немало зрителей, и все уже стояли подле стола с ножами, рассматривая их острые и тонкие лезвия.
- Каждый из вас может взять по клинку… и все, что от вас требуется - бросить его в меня, - остановившись у специально подготовленный стены, собранной из крепких досок и обтянутой темной тканью, Эвиль прикрыл глаза. Если бы это делали те, кто окружает его в цирке, кто весьма умел и точен, ему бы ничего не грозило, но свое последнее представление он решил сделать именно таким. Даже если его кровь и прольется, то ее никто не увидит на темной одежде или на темной стене.
Зал затаил дыхание. Не всякий раз дается возможность увидеть подобное действо, ведь по обыкновению каждый циркач если и выбирает кого-то из зала, то это лишь его подставной коллега, а сейчас же… для такого обмана выбранных людей было слишком много.
Девочка, приподнявшись, не отводила взгляда от Эвиля. До этого она никогда не бывала в цирке, но среди других приметила именно его.
Стоя подле стены Эвиль чуть повернул голову, глядя в зал… и среди множества одинаковых надменных взглядов увидел белокурую девочку, которая в своем пышном платьице походила на дорогую фарфоровую куклу. Ее большие карие глаза смотрели на него с таким вниманием и участием, что он едва сдержал судорожный вздох, словно ему в лицо ударил сильный порыв ветра. За сотни подобных вечеров ему редко доводилось видеть интерес в глазах зрителя, и, казалось, он уже забыл, каково это. Вероятно, впервые за долгое время, Эвиль вновь ощутил стремление к тому, что делает. Ему не хотелось разочаровать юную зрительницу, показав ей лишь то, на что она пришла взглянуть. Рядом с ней было множество других людей, но они не испытывали особого интереса, а смотрели словно с одолжением, что раз уж они здесь, то нужно им что-то показать… и порой можно было все просто бросить и уйти, даже не откланявшись. Сейчас же, видя эту девочку, захотелось исполнить задуманный трюк так, чтобы он получился действительно достойным и не разочаровал заинтересованного зрителя.
- Вы должны бросить ножи все вместе, как только я хлопну в ладоши, - Эвиль довольно улыбнулся, обращаясь к своим новоявленным ассистентам. В его взгляде мелькнуло нечто коварное, ведь он в последний момент решил изменить правила игры, которую сам же и придумал.
Приподняв руки, он помедлил, прежде чем дать сигнал к тому, чтобы быть прибитым к стене не одним десятком острых ножей.
Услышав, как он хлопнул в ладоши, девочка тут же зажмурилась и закрыла лицо руками. Каждый на арене бросил в Эвиля по ножу, со всей силы, дабы показать, что они умелы, а отнюдь не какой-то шут, вызвавший их непонятно для чего.
- Фрида… открой глаза, иначе ты не увидишь самого интересного, - юноша, сопровождающий сестру, усмехнулся, отводя ее тонкие ладони от лица.
Приоткрыв один глаз и взглянув на арену, она тут же восхищенно распахнула глаза… Тот, за кем она наблюдала весь этот вечер, стоял возле стены, в которую вонзилось большинство ножей. Эвиль увернулся от каждого неумелого, но агрессивного броска, а те ножи, что должны были непременно вонзиться в него - успел поймать. Они ранили его руки, рассекая пальцы, но это осталось его тайной. На черных перчатках не видна алая кровь.
- Браво! - радостно крикнула девочка, вставая и аплодируя ему. Ее поддержал и зал, не так искренне и открыто, без особого желания, но и без снисхождения. Ее довольный смех и взгляд выделялись среди всех, словно она была золотой, мерцающей и переливающейся яркими бликами рыбкой в стае безликой сельди.
Откланявшись, Эвиль скрылся за занавесом. Этим вечером он хотел разочаровать публику, показать им то, что они хотели, но чего явно бы не приняли… а вместо этого показал достойное арены цирка представление. Он знал, что его увидела лишь одна зрительница, но этого было более чем достаточно. Эвиль вспомнил, каково это - желать то, что делаешь; как это приятно, когда внутри пылает страсть; как тепло в груди бьется сердце, когда вкладываешь его в действо и получаешь взамен благодарный взгляд.
Когда забываешь себя и делаешь все без желания, вероятно, представление от этого не становится хуже, но выступающий теряет интерес, все ближе и ближе подходя к краю сцены, чтобы упасть с нее.

- Дарк, давай подождем его? - выходя из шатра и держа брата за руку, тихо сказала девочка.
- Не здесь, - ровно и отстраненно ответил юноша, прислушиваясь.
Девочка не стала спорить и пошла за ним. На почти пустой площади они остановились у небольшого магазинчика. По витрине сложно было сказать, что же именно в нем продают, обувь или все-таки незатейливые бусы, которыми все было украшено.
Покинув арену, Эвиль вскоре покинул и шатер, решив не менять своего решения в том, что это представление было для него последним. Неспешно идя по тротуару, он увидел девочку, стоявшую у витрины закрытого магазина. Хватило лишь одного взгляда, чтобы узнать в ней ту самую, что так искренне смотрела на него. Ее светлые волосы и пышное платьице, украшенное сзади легкими шелковыми оборками, чуть развевались на ветру, делая ее похожей на диковинную рыбку. Юноша, стоявший позади нее, выжидающе смотрел за спину Эвиля, на высокий шатер цирка.
Когда Эвиль поравнялся с ними, то девочка приветливо улыбнулась. Он уже почти сделал шаг, чтобы пройти мимо, но замер, услышав глухой треск, как от ломающихся деревьев. Обернувшись, он увидел падающий шатер. Опоры рушились одна за другой, не выдержав давления тяжелого навеса.
Крики людей, еще не успевших покинуть шатер, почти резали собой чуткий слух юноши. Прикрыв одно ухо ладонью, Дарк перевел взгляд на Эвиля. Наблюдая за представлением, он то и дело отвлекался на едва слышное потрескивание неустойчивых опор.
- Хочешь чаю? - спросила Фрида, отрываясь от созерцания упавшего шатра, от которого теперь виднелось лишь большое облако пыли. Она решила оставить вопрос об имени и прочем на потом, ибо никогда не отличалась скромностью и порой могла сказать такое, что взрослые теряли дар речи. Увидев этого человека, она восхитилась им, словно дорогой статуэткой в антикварном магазине.
- Чаю? - удивленно изогнув бровь, переспросил Эвиль. Меньше всего можно было ожидать подобного предложения от столь юной леди.
- Или же чего-нибудь другого? - поддержал сестру Дарк. Его тоже более чем заинтересовал этот человек, и он видел, что они заинтересовали Эвиля не меньше. - Хочешь вина? Бокал за достойное последнее представление.

. . .