Окна Воздушных Замков

Глава 7

Раннее осеннее утро порой походит на последнее забвение лета. Золотые ленты только встающего солнца расчерчивают собой яркие прожилки еще не опавших листьев. Едва ощутимый легкий ветер тревожит пожелтевшую траву, перекатывая в ней яркие переливы опавших и не успевших начать гнить листьев.
Один подрагивающий лист поднялся с земли, подгоняемый ветром, но летел словно без его помощи. Маленький и почти блеклый, но со своей буроватой окраской. Летя в никуда, он осел на ладонь темноволосого юноши, стоявшего подле большого дерева.
Стоило присмотреться, и лист оказался бабочкой, обманутой лживым теплом осеннего солнца. Взяв ее за крылья и приподняв с ладони, юноша осмотрел ее; хрупкое и прекрасное создание природы, обреченное жить под солнцем.
- Останется ли бабочка бабочкой… если оторвать ей крылья? - тихо спросил он, слыша позади присутствие мужчины, который, прислонившись плечом к дереву, наблюдал за ним. - Или это будет лишь обычное насекомое, лишенное своих красивых крыльев?
- Все зависит от того, для чего ей были нужны крылья, - ответил Эдвард, обводя взглядом трепещущую в руках Дэмиена бабочку. Она пыталась вырваться, но одно ее крыло было в плену тонких пальцев. - Чтобы летать… или же чтобы радовать глаз?
- В обоих случаях она лишится своей сути, если оторвать ей крылья, - фыркнул Дэмиен, аккуратно беря кончиками пальцев второе крыло бабочки. Расправив крылья, слегка потянув за них, он рассматривал незамысловатый рисунок, потертый из-за его прикосновений.
- Необязательно… она не сможет летать, но все-таки останется бабочкой, обреченной на смерть без возможности взлететь к теплому солнцу. А если же они нужны ей для того, чтобы радовать чей-то взор, то она перестанет быть собой, как только лишится таких хрупких и ярких крыльев, и умрет обычным насекомым. Порой даже мухам хочется быть бабочками, чтобы восхитить хотя бы на мгновение, ведь и у них есть крылья, но они не так прекрасны, - Эдвард протянул руку, ловя бабочку, лишенную крыльев. Дэмиен вырвал их одним легким движением, а ее тельце упало на раскрытую ладонь. Бабочка махала остатками своих крыльев, но больше не могла взлететь. - Но если не нужно это солнце или некуда более лететь, чтобы радовать чей-то взгляд, то эти крылья бесполезны, как бы красивы ни были.
- Посмотри на нее… она уродливое создание, лишившееся своей привлекательности вместе с крыльями, ведь только они были красивы, а не она, - придавив тело бабочки кончиком пальца к ладони, Дэмиен улыбнулся краем губ, поднимая взгляд на Эдварда. - Ты похож на эту бабочку. Ты лишился своей возможности обрести то, о чем порой молит душа.
- Отнюдь, - спокойно отозвался Эдвард, ловя лукавый взгляд. - Я никогда не был бабочкой… и никогда не хотел того, что мне могли бы дать подобные крылья. Скорее, я всегда мечтал обрести бабочку, чьими крыльями я был бы восхищен, - улыбнувшись слегка печальной и почти пустой улыбкой, он почувствовал, как бабочка на его ладони перестала трепыхаться и замерла, раздавленная изящным юношеским пальцем.
- Ты лжец, - отведя руку от убитой бабочки, гордо произнес Дэмиен, оставив рядом с ее тельцем оторванные крылья.
- Просто ты не бабочка, нашедшая меня для того, чтобы восхитить, - прикрыв мертвую бабочку второй ладонью, Эдвард опустил руки, чувствуя в них умершее создание.
- А кто я? - Дэмиен с интересом воззрился на него, ожидая ответа, который явно запаздывал в утренней тишине.
- Не знаю, - отойдя от дерева и пройдя мимо, ответил Эдвард, чуть оборачиваясь через плечо. - Но ты ведь можешь быть любым. Тем, кем захочешь.
Осеннее солнце непривычно ярко освещало парк, отражаясь в каждом листе, окрашенном краской приближающейся смерти. Эдвард неспешно удалился в морг, его ожидала работа, а Дэмиен недовольно прикрыл глаза. Вековое создание задумалось над словами простого смертного, который не видел в нем что-то настолько же прекрасное, как и бабочка, воспарившая из пламени ада, либо же не понимал этого.

Чувствуя на своем лице теплые оттенки солнца, Луитер приоткрыл глаза, просыпаясь. Впервые за многие года он спокойно проснулся, а не словно вынырнул из черной пучины. Но это легкое чувство быстро ушло, как только он ощутил, как крепко его ноги привязаны ремнями к постели, а руки прикованы тугими наручниками. Он беспомощно и разочарованно выдохнул, пытаясь вспомнить, каким был его сон или же его не было вообще.
Вскоре дверь с глухим скрипом приоткрылась, и в палату вошел тот, видеть кого хотелось меньше всего. Человек, называющий себя лечащим врачом, держал в руках небольшую папку.
- Доброе утро, Луи. Надеюсь, ты уже успокоился, - приторно улыбнувшись, мужчина остановился подле кровати, глядя на своего пациента едва ли не взглядом садиста. - Как спалось?
- Мне больно… - ответил Луитер, пытаясь слегка приподняться, но наручники лишь больнее впились в запястья, а затекшие ноги болели так, словно были сломаны.
- Ничего не могу с этим поделать, это меры для твоей же безопасности. Расскажи мне, что ты сегодня видел во сне? - с явным превосходством в голосе проговорил мужчина. Он даже не пытался скрыть того, как ему нравилась его работа, которая позволяла законно истязать людей и брать за это деньги.
- Ничего… - обреченно выдохнул Луитер, ощущая, как боль пронизывает тело.
- Не нужно лгать, это не поможет твоему лечению. Тебе нечего бояться, расскажи мне, что ты видел, - постучав ручкой о папку, мужчина прикрыл глаза.
- Я говорю правду!.. Я ничего не видел… - Луитер вздрогнул, ощутив на себе колкий взгляд.
- Отрицанием ты себе не поможешь. Ты должен верить мне, и только тогда я смогу помочь тебе, - слегка наклонившись, мужчина провел тыльной стороной ручки по его лицу, задевая бледные губы.
- Я ничего не видел… - повторил Луитер, с замиранием сердца наблюдая в чужих глазах омут непредсказуемых действий. В этих глазах было безумие обладания чужими судьбами.
- Очень жаль, похоже, твое состояние лишь ухудшается. Я вынужден принять меры, - притворно-разочарованно вздохнув, мужчина положил папку на небольшой столик, из которого достал автоматический шприц.
- Нет! Пожалуйста… - Луитер пытался хоть как-то увернуться, но невозможно оказать сопротивление, когда так крепко скован. Его шею обжег резкий укол, впрыскивающий в кровь очередной препарат, заставляющий заснуть тяжелым сном.
Так продолжалось из раза в раз, он больше не видел ничего во снах, они были пустыми, либо он их просто не помнил, но никто в это не верил, а вводимые препараты растворяли сознание, в котором невозможно было различить, сон это или нет. Луитер стал походить на бесцветного призрака, лишенного души и наделенного хрупким телом. О том, что он был привлекательным юношей, помнили разве что его родители, сохранившие в памяти моменты, когда последний раз видели его, отдавая на лечение.
Единственная мысль кружила в голове, вселяя надежду на спасение. Она позволяла сохранить остатки сознания, которое держалось за человека, некогда являвшегося во снах. Но его больше не было… ни во снах, ни в реальности. Будто никогда и не существовало.

Стоя посреди пустой палаты, освещенной зимним солнцем, виднеющимся сквозь расчерченное плотной решеткой окно, Луитер смотрел невидящим взглядом на множество снежинок, падающих с неба. У него уже не было сил для того, чтобы сопротивляться или говорить правду; он молчал, а врачи сочли это шагами к выздоровлению.
Услышав, как за спиной приоткрылась дверь и кто-то вошел, он даже не обернулся. Ему было все равно. Слабость, текущая по венам с седативными препаратами, кружила голову, затмевая тьмой свет из окна. Вздохнув, Луитер закрыл глаза и бесчувственно подался назад, падая. Его легкое и хрупкое тело ловко подхватил вошедший мужчина, осторожно удерживая его и обнимая поперек груди. Биение сердца Луитера напоминало трепыхающуюся бабочку, лишенную крыльев и лежащую на раскрытой ладони. Чуть склонившись и прижавшись щекой к его шее, Эдвард закрыл глаза, вслушиваясь осязанием в эти размеренные звуки.
- Ты спасен… - прошептал он, приоткрывая глаза и касаясь дыханием теплой шеи. Эдвард сомневался в том, стоит ли спасение этого юноши подобного, но решение пришло само собой, когда он вспомнил слова Луитера о сне, в котором тот видел город, охваченный мором и огнем, и ту часовню. Эдвард помнил этот момент весьма ярко, потому что проклял тогда всех и вся; он пришел в святое место и молил не о прощении и спасении, а о том, как ненавидит все, что окружает его. Но в один момент ощутил, словно кто-то стоит позади и вот-вот коснется плеча. Обернувшись, он никого не увидел, но сейчас понял, что это было предзнаменованием. Луитер не зря увидел это в своем сне, ведь именно он был за спиной Эдварда и хотел остановить, но не смог. Его некогда свободная душа, призванная защитить Эдварда от выбора, приведшего к гибели целый город, обрела владельца и тут же исчезла, оставив свое намерение, сдавшись неведомой силе, окружившей Эдварда. - Ты был моим ангелом… ты взял на себя мой грех, который до сих пор хранишь в своей душе. Но мне не нужны спасение и прощение, именно поэтому позже я принял другой грех, дар создания, показавшего мне то, что всегда привлекало меня.
Медленно опускаясь на пол, садясь на колени, Эдвард придерживал Луитера, укладывая его подле себя. Легко оглаживая его лицо, Эдвард испытал нечто, что вполне бы могло заставить его сожалеть обо всем, но он привык достойно принимать свой выбор. Ему не от чего было отказываться или в чем-либо каяться. Он прожил слишком долгую жизнь, обрек чужую душу на страдание, но все это выглядело не нарисованной картиной, на которой бы могло быть изображено нечто равно ужасное и прекрасное, сплетенное настолько тесно, что невозможно разделить.
- Что здесь происходит?! - провозгласил вошедший в палату мужчина, обводя взглядом своего пациента в руках мало известного ему человека. - Ты еще кто такой и что тут делаешь?
- Я здесь работаю, патологоанатом вашей клиники, а он - ваш пациент, которому стало плохо от вашего лечения, - ровно ответил Эдвард на недовольный взгляд человека, который, будучи владельцем этой клиники, крайне плохо знал в лицо ее работников. - Он находится в состоянии истощения и едва ли бы пережил удар об пол, если бы я не поймал его.
- Почему тогда не вызвал санитаров? Можешь идти дальше заниматься своими трупами, - фыркнул мужчина, что-то набирая в небольшом телефоне.
- Позвольте не согласиться с вашими методами лечения. Этот юноша говорил вам правду, а вы довели его до состояния, близкого к настоящему безумию, - встав, осторожно уложив голову Луитера со своих колен на холодный пол, Эдвард окинул так называемого врача пустым взглядом серых глаз. Вероятно, стоило раньше высказать свою точку зрения, но тогда она была бы бессмысленна.
- Хах, тот, кто роется в трупах, будет судить мою работу? Смешно. Это мой пациент, и он почти излечился. Благодаря моим методам он больше не страдает тем, с чем пришел сюда. Так что иди и не мешайся, - с презрением бросил мужчина, не без интереса наблюдая за тем, как Эдвард опустил руку в карман своего халата и, что-то достав из него, удерживал это в прикрытой ладони.
- Скажите, вы верите в существование души, бога, дьявола, высшей силы, награждающих даром или грехом? - тихо и размеренно произнес Эдвард, раскрывая ладонь. На ней лежала раздавленная бабочка с потертыми и некогда оторванными крыльями. Они держались на тонких прожилках, напоминающих листовые, и были настолько искусно вшиты в тельце, что любой ювелир удивился бы увиденному.
- Что за чушь? Я верю лишь в здравый смысл и то, что можно увидеть. Как человек, работающий в медицине, может верить в подобное? Здесь лечат от одержимости такими мыслями, - усмехнувшись, ответил мужчина, ощущая себя едва ли не местным богом, ведь именно он вершил чужие судьбы и приговаривал к мукам за несовершенные грехи.
- День и ночь порой не существуют, когда веришь лишь в небеса… которых нельзя достичь без крыльев, - мягкий и бархатный голос Эдварда рассыпался сотнями оттенков почти знакомых голосов, за которыми словно отдаленно слышалась завораживающая мелодия.
Мужчина чуть тряхнул головой, прогоняя наваждение, и широко раскрыл глаза, видя, как к нему летит бабочка, вспорхнувшая с ладони Эдварда, лежавшая до этого на ней раздавленным трупом. Она летела отрывисто, едва не падая, неестественно и угловато.
- Что за черт? - процедил мужчина, когда бабочка осела на его руку, и было отчетливо видно, что она мертва. Ее тельце было раздавлено, а крылья двигались словно по чужой воле. - Ты что, фокусник?
- Нет, это ваша роль, ведь вы так искусно показываете то, чего нет. Позвольте и мне показать вам то, во что вы не верили, - Эдвард щелкнул пальцами, и бабочка распалась на части, которые сухими частичками опали на пол. - Пройдемте со мной в морг.
- У меня много дел, хватит отвлекаться. Этого юношу нужно отнести в процедурный, чтобы сделать предписанную терапию, - переборов странное ощущение страха и интереса, мужчина указал взглядом на Луитера, бесчувственно лежавшего на полу.
- Что ж, как я и думал… - вздохнул Эдвард, заведомо зная каждый ответ и действие собеседника. - Вы слишком увлечены истязанием беззащитных.
- Считай, что уже уволен, - громко произнес мужчина, открывая дверь, чтобы позвать санитара, но тут же замер, покрываясь холодным потом. На пороге перед ним стояла женщина, которую он вчера сам лично отправил в морг, застав ее в общей палате, когда она вонзила себе в глаз ключ, украденный у медсестры. У нее был закрыт один глаз, из него стекала бурая жидкость и капала с подбородка, а второй смотрел мутно и неподвижно. Мужчина попятился назад, когда она сделала к нему шаг, протягивая руки.
- Что? Что это такое? - выкрикнул он, натолкнувшись на Эдварда.
- Она предпочла умереть раньше, чем вы окончательно сведете ее с ума. Вы боитесь? - спокойно отозвался Эдвард, подталкивая мужчину в спину, не позволяя ему отстраниться от холодных рук, тянущихся к нему. - Ведь вы не верили, когда ваш пациент говорил вам, что видел, как я заставляю трупы вставать. Так чего же вы боитесь?
Мужчина лишь вскрикнул, когда руки коснулись его, сжимая халат. Спустя пару секунд послышался еще один вскрик из коридора, еще и еще. Эдвард заставил всех гостей морга прийти в клинику, чтобы еще раз навестить своих мучителей. Он считал это лучшим доказательством правоты слов Луитера, ведь ему нечего скрывать и не для чего притворяться обычным человеком. И это было единственным, что могло хоть как-то искупить страдания и муки, на которые он обрек Луитера.
Порой во спасение одной души приходится страдать другой.

Менее чем за час в здании клиники не осталось никого, кроме юноши, лежавшего на полу серой и блеклой палаты. В нем кротко билось сердце, отличая его от десятка тел, разбросанных по коридорам. Решетка на окне палаты покрылась инеем, скрывая за обманчиво-белым покровом серость металла. А за окном на снегу проступало множество следов, которые постепенно скрывал легкий снег. Все работники клиники поспешно покинули ее, убежав в страхе. Они не знали, чего именно боятся: того, что увидели, чего не может быть по определению, или что пали до того, от чего лечили других. Прерогатива сумасшествия пугала их больше всего, вероятно, потому что они неподдельно боялись лечения, которым сами убивали своих пациентов. Они страшились сумасшествия, в которое сами вводили и истязали. Их не пугали трупы, идущие за ними, их пугало сумасшествие. Каждый истязатель боится участи своих жертв. Поэтому чем больше пациентов имел когда-то врач, тем быстрее он бежал от своего страха, ведь он помнил, как выглядел в глазах тех, кто молил остановиться. Это был настоящий страх, неприкрытый и отчетливый, таким страхом дети боятся оставаться одни в темноте, ведь в ней они видят все свои страхи вместе взятые.
Приоткрыв глаза, Луитер увидел пустую палату, покрытую вечерним полумраком. Тело ощутимо пронизывал озноб, который лишь усилился, когда он приподнялся с пола, пытаясь осмотреться. Мысли казались непривычно легкими и податливыми, ничто не сдавливало их и не держало в состоянии полусна. Встав, он подошел к кровати, стоявшей в углу. Ноги едва держали, а все внутри изнывало от усталости, разом окатившей тело, как только он сделал шаг. Опираясь плечом о стену, Луитер сжал на груди больничную рубашку, ощущая дикий ритм своего сердца. Оно неистово билось, словно радуясь тому, что живо, оповещая об этом каждую клеточку тела.
Стянув тонкое покрывало с постели, он накинул его на плечи. Тело было настолько слабо, что даже легкая ткань казалась тяжким камнем, лежащим на плечах. Луитеру так хотелось просто лечь и заснуть, но что-то словно претило этому, запрещая угасать. Он отрывочно помнил различные события, кажущиеся фрагментами разных картин… разных жизней. Но в каждой из этих жизней было нечто общее, что-то, что рушило предыдущую.

Возле огромных кованых ворот стоял мужчина и смотрел на опустевшее здание психиатрической клиники. Ни в одном из ее окон не было света. Она не заснула, она - умерла. И даже тайны, что помнят ее стены, не способны продлить ее жизни. Да и едва ли это было тайной, ведь каждый так или иначе знает, что подобные места полны боли и потерь. В боли терялось сознание, которое без остатка растворялось в навязываемом сумасшествии.
Эдвард откинул с волос снежинки, упавшие на них. Среди седых прядей осталось лишь несколько темных, а тонкие пальцы плавно отрясали вновь оседающий снег.
Почти развернувшись и уйдя, он остановился, слыша робкий скрип парадных дверей клиники. На пороге стоял Луитер, опираясь плечом о дверь. Он едва стоял на ногах и явно чудом держался в сознании, но, увидев Эдварда, сделал в его сторону несколько резких шагов из последних сил.
Подойдя к нему, Эдвард молча наблюдал за тем, как Луитер сделал еще шаг и, пошатнувшись, пал перед ним на колени.
- Прости меня… - одними губами проговорил Луитер, протягивая руку, словно пытаясь ухватиться за свое же сознание.
- За что? - поймав его ладонь и осторожно сжав ее, ощущая даже за легким прохладным ветром ее холодность, Эдвард прикрыл глаза, скрывая за темными ресницами их бесцветность.
- Прости меня… я не спас тебя… - отрывисто прошептал Луитер, приподнимая голову. Его яркие глаза казались нереальными самоцветами в серости и белизне пришедшей зимы.
- Нельзя спасти от бездны, в которую вступают по своей воле. А я же не в праве просить прощения, потому что обрек тебя на долгие муки из-за своей слепоты к истине, - плавно отпустив его руку, Эдвард проводил взглядом то, как она почти бесчувственно опустилась, касаясь легкого снега на земле. - За мой грех ты лишился крыльев, но я же и осквернил тебя, отдав свои… я запятнал все, к чему прикоснулся.
- Тебя ослепило то, что я был создан для тебя?.. - Луитер все так же смотрел в серые глаза, ожидая ответа. Он многое вспомнил, но это было почти бессмысленными и отрывочными образами.
- Нет. Меня слепила тайна, потаенная в твоей душе… она казалась мне печальной и прекрасной. Но тайна оказалась шрамом, оставленным мной же, - подступив на полшага ближе, Эдвард чуть склонил голову. - Какой грешник не мечтает о патере, который бы простил каждый грех?
- Разве есть что-то… в чем бы ты мог покаяться?.. - подняв руки, Луитер схватился за края белого халата, держась за них и слегка приподнимаясь.
- Увы, эти грехи нельзя простить, - покрывая своими ладонями дрожащие руки, сжимающие тонкую ткань, Эдвард ощутил яркую и оглушительную боль в чужой душе. - Но… покаяние ведь не подразумевает прощение? Я истязал тебя, наблюдал за тобой, за каждым робким жестом. Я убил тебя, вновь желая прикоснуться к столь трепетному и прекрасному созданию.
- Зачем?.. Ведь я уже был осквернен… - привстав, держась за Эдварда, произнес Луитер, глядя в серые пустые глаза.
- Порой порочность притягательнее невинности, - тихо ответил тот, замечая в чужих глазах исчезающее сознание.
- Браво! Какая сцена, какие декорации, какие речи, - монотонно и неспешно хлопая ладонями, говорил Дэмиен, стоявший подле массивной ограды у ворот. - Живая игра всегда привлекательнее театра марионеток. Только вот… к чему она?
- Чтобы занавесу было что закрыть, - усмехнувшись, Эдвард поднял Луитера на руки и повернулся в сторону ворот. За тонким покрывалом, накинутым на юношу, чувствовалось легкое и хрупкое тело, в котором едва ощутимо билось сердце, словно из последних сил противящееся смерти. Этот ритм напоминал витиеватую мелодию колыбельной, звучащую темными и неспокойными ночами.
- Куда ты собрался? - поинтересовался Дэмиен, когда Эдвард прошел мимо него.
- В отель, на улице становится холодно, - остановившись, он обернулся, глядя на явно недовольное лицо собеседника.
- Берешь его с собой? - приподняв одну бровь, Дэмиен зло усмехнулся.
- Да. Ты против?
- Нет, можешь таскать за собой все, что захочешь, - недовольно ответил он, отходя от ограды и следуя за Эдвардом.

Кто искуснее лжет… демоны или ангелы? Демоны опьяняют властью и силой, обещая любую мечту, но могут лишь уничтожить душу за сущую мелочь. Ангелы очаровывают невинностью и безвозмездным даром, но приводят лишь к неминуемому суду. За порогом чужой души всегда есть то, ради чего стоит раскрыть ложь.
Умелые художники и поэты всегда могут описать зимнее утро ажурно и тонко, замечая каждую ледяную деталь, но порой лучше их это делает иней на окнах, сквозь который видно встающее солнце; словно ангел, сквозь крылья которого виден огненный саван демона.
- Тогда, в часовне, это он был за моей спиной, пытаясь оградить от выбора. Он забрал часть моего греха… и ты не видел его? - стоя возле большой кровати, Эдвард обратился к Дэмиену, сидевшему на ее краю. Он увидел подвох, которого не замечал ранее. - Ведь ты говорил, что наблюдал за мной и в тот день.
- Его там и не было. Ты не думал, что он лжет? - зло улыбнувшись, Дэмиен покосился на собеседника испытывающим взглядом.
- Это не его слова, а мои воспоминания, - Эдвард оперся руками о спинку в изножье кровати.
Сложно решить, что же все-таки приятнее… сжимать в своих объятиях ангела или ощущать на себе объятия демона. Обладать или подчиняться. Обе перспективы заманчивы, но преобладает всегда та, которая таит меньшую ложь. Порой приятно обладать чем-то хрупким и невероятно ценным для себя, а иногда подчинение является куда большим проявлением ценности и заботы.
- Воспоминания? Тогда вспомни о том, как ты молил о чужих смертях, как молил, чтобы все умерли в долгих муках. Вспомни, почему к тебе относились иначе… ты всегда отличался от других. Порочные мысли и мечты… иное прекрасное. Вспомни, как ты прикоснулся к желанному, а он оттолкнул, назвав грязным отродьем… Всего лишь уличный попрошайка, импровизированный цирковой гимнаст, а ты считал это прекрасным, - в глазах Дэмиена переливалось множество оттенков зеленого, которые особо ярко расставляли акценты на произносимых словах. - Твой эгоизм отчего-то растворился в раз, когда каждый указал на тебя пальцем и назвал падшим грешником.
- Потому что едва ли тогда мои грехи были больше других, - Эдвард ловил каждый акцент, вспоминая прошлое. Он помнил юношу, который приковал к себе внимание с первого же взгляда. Юный и пылкий, выступающий в грязном передвижном цирке, из города в город обирающий зрителей; очаровывающий гибкостью и грацией, задорным и порочным взглядом, так умело играющим с чужим. Но лишь одно прикосновение - и резкий финал без титров… игра лишь ради денег, хранящихся на поясе брюк. Но, зайдя чуть дальше, порой и охотник смотрит иначе на жертву. Стоит лишь раз оступиться, и все рухнет. Чужое суждение жестоко и беспощадно… один шут увидел, как юноша уединился с мужчиной, встретившимся ему однажды в толпе и с тех пор каждый раз приходящим на импровизированные выступления. Неподобающая и порочная связь, на словах выглядящая неимоверно развратным и отвратительным грехом. Видел лишь один, но рассказал всем. Каждый увидел это по-своему, в самых неприятных для себя чертах. Казнят всегда тех, кто доступнее, посему юноша был беспощадно убит, а мужчина обвинен в его смерти.
- Нет, потому что у каждого был тайный грех… тот, у кого его нет, не ведет себя столь агрессивно и озлобленно. Ты был в отчаянии, но я показал тебе то, чего ты действительно захотел…- Дэмиен улыбался краем губ, отклоняясь к спящему на кровати Луитеру, касаясь его лица кончиками пальцев. - А ты вновь отвлекся на то, что посчитал прекрасным…
- За прошедшее время многое изменилось, - прикрыв глаза, Эдвард наблюдал за тем, как Дэмиен, отбросив с Луитера одеяло, проводил ладонью по его телу, от груди к животу, задевая приподнявшийся край больничной рубашки, касаясь кожи.
- Возможно… но ведь тебе хочется прикоснуться к нему? Это тело еще никем не осквернено и явственно невинно, лишь душа частично помнит прошлое. Ангел, бывший патером и умерший от твоей руки… какой, должно быть, он имеет сочный и терпкий вкус, приправленный былым томлением в руках обитателей тени, - расстегивая пуговицы, Дэмиен краем глаза наблюдал за реакцией Эдварда, но тот оставался так же спокоен.
Прежде чем Эдвард ответил, Луитер открыл глаза, чувствуя на своей коже прикосновения горячих рук.
- Порой следует сдерживать свои желания, - Эдвард выпрямился, убирая руки со спинки кровати.
- Тогда я попробую его вместо тебя, - обернувшись, Дэмиен лукаво улыбнулся и вновь вернулся взглядом к Луитеру, лежавшему перед ним.
- Прикоснись… ко мне… - тихо и едва уловимо прошептал Луитер, глядя на Эдварда. На его глазах, казалось, застыли слезы, в которых отражался тот, кого он звал, медленно обходящий постель и садящийся на ее край.
- Хм… смотри, как он стонет одним лишь взглядом, - усмехнувшись, Дэмиен провел пальцами по губам Луитера, слыша его слова и перехватывая взгляд. - Он так слаб и доступен…
Эдвард протянул руку и осторожно коснулся лица Луитера, отводя от виска волосы, наблюдая в его глазах едва ли не мольбу, но не веря в нее. Казалось, он все еще спит, а все это - иллюзия.
- Прикоснись ко мне… - повторил Луитер, закрывая глаза.
Склонившись над ним, Дэмиен едва не рассмеялся, слыша столь откровенную мольбу в голосе.
- Чем больше я на него смотрю, тем больше думается о том, что я, кажется, нашел себе новое тело… - наклоняясь ближе к лицу, он замер, ощущая на своих губах чужое сбивчивое дыхание, словно смакуя его. - И тогда ты сможешь касаться его, пока не надоест.
- Иногда вся привлекательность и кроется в недоступности, - отведя руку, Эдвард вспомнил, насколько завораживал его вид того, как Луитер метался в изменчивых чувствах, в горячих объятиях неизвестных ему существ.
- Какая тут недоступность? Бери! Все твое! - отстранившись, Дэмиен развел руками, указывая на распростертого перед ним Луитера. И, не услышав ответа, резко схватил его за руку и приподнял словно тряпичную куклу, заставляя податься в сторону Эдварда. - Он же сам об этом просит. Кроме того, когда получаешь то, чего хотел, оно уже кажется не таким прекрасным.
Поддавшись резкому жесту, Луитер неловко присел на колени подле Эдварда, ухватившись за его плечо.
- Это не то, чего я хотел, - безучастно ответил Эдвард, вставая, но Луитер не дал этого сделать, удерживая. В его теле ощущалась дрожь, но он пересиливал ее, приподнимая руки и обнимая Эдварда. Даже от подобного едва ли не невинного прикосновения все словно свербело внутри.
Подыграв столь неожиданному действию, Эдвард наблюдал за ним, прикрыв глаза. Он видел в лице Луитера неуверенность и безысходность, когда тот отстранился, делая отчаянный вдох, словно собирался нырнуть в воду.
- Обними меня… крепче… - прошептал Луитер, прижимаясь лицом к его плечу, заставляя приникнуть ближе. Холодные руки легли ему на спину, и он обнял Эдварда за шею, притягивая так близко, чтобы каждое произнесенное слово и вздох остались только между ними. - Ты дьявольское создание… а не он…
- Что? - удивленно выдохнул Эдвард, различая тихий шепот.
Дэмиен сидел на коленях в постели, более чем в метре от них и ухмылялся, наблюдая разворачивающуюся перед ним картину, не ощущая в ней лишним и себя. Он выжидал подходящего момента, чтобы обрести новое тело и скрыть то, что мог знать его обладатель.
- Он лгал тебе… ты стал таким до него… он показал тебе это, но не дал… это твой дар… в тот день, в часовне… ты получил его… - отрывистый шепот касался виска, перемещаясь к уху. Луитер произносил каждое слово не громче вздоха, притягивая Эдварда к себе, обнимая за шею, приникая ближе, лишь бы он слышал его.
- Невозможно… ведь он помогал мне просуществовать… знал обо мне все… и тот нож… - Эдвард был удивлен тем, что слышит, но продолжал так же тихо отвечать, подыгрывая каждому движению. Едва ли он мог сразу поверить в то, что Дэмиен не то создание, каким он его считал, ведь именно он поддерживал в его теле жизнь и наделил своим даром. Хотя в последнее время и складывалось впечатление, что что-то было не так.
- Это он существовал с тобой… я видел… во сне… - Луитер приник к тонким губам, успевая нашептывать в них тихие слова, пересиливая тяжкие ощущения от каждого прикосновения. - Он не должен… слышать… все было обманом…
- Но его кровь поддерживала мое тело…
- Любая бы кровь, смешанная с твоей… оказалась такой же… - лучшим аргументом Луитер посчитал прямое доказательство и, хоть и неуверенно, но все же прокусил губу Эдварда. Ощутив во рту терпкий вкус крови, он прокусил и свою, позволяя своей крови смешаться с чужой. Боль быстро проходила, рана ощутимо затягивалась, а в теле проходила слабость.
Чувствуя на своих губах чужую горячую кровь, Эдвард перехватил инициативу, стирая грань столь поверхностного поцелуя, впиваясь в рану на губе Луитера, ощущая то же, что так искусно подавал ему Дэмиен.
- Может… мне тоже присоединиться? - произнес Дэмиен, ложась на бок и наблюдая с более близкого и удобного ракурса за происходящим. Как только он увидел тонкую линию крови, стекающую от края губ Луитера, то с силой сжал в руке покрывало. - Хватит, он же не просил взять его! - громко произнес он, разрывая часть покрывала, которое смог ухватить.
Отстранившись, Эдвард стер с губ остатки крови и, взглянув на тяжело дышащего Луитера, но, тем не менее, ощутимо приобретшего менее изможденный вид, воззрился на Дэмиена.
- Слегка увлекся, - Эдварда улыбнулся краем губ, вставая. Ему было едва не смешно от того, что он действительно был слеп ко многому и поддался на такой обман. А якобы смелость, проявленная Луитером, была лишь ради восполнения сил. Хотелось рассмеяться, но он сдержался, пожелав не рушить созданный и уже почти обыгранный спектакль.
Протянув руку, Эдвард замер и отвел ее, едва не коснувшись лица лежавшего перед ним Луитера. Он увидел в его глазах все тот же прозрачный страх, не предвещающий для себя никакой выгоды… лишь уловка, дабы поделиться своими знаниями. Для чего? Именно этот вопрос и заставил задуматься.
- Ты закончил? - лукаво поинтересовался Дэмиен, придвигаясь чуть ближе.
- Да, - легко кивнув, Эдвард встал возле кровати, но не ожидая повторного лицезрения обретения нового тела.
- Тогда… до встречи, можешь начинать выбирать, что бы хотел сделать, - усмехнувшись, Дэмиен склонился к Луитеру, игнорируя его сопротивления, прижимая руки к матрацу.
- В таком случае, я хочу вернуть его домой.
- Что?! - Дэмиен резко отстранился и обернулся, слыша позади себя столь решительный и ровный тон.
- Я верну его домой, родителям… они будут рады узнать, что их сын излечился, - сложив руки перед собой, выдохнул Эдвард. Ему было вполне достаточно и этого прикосновения, этого вкуса крови, в которой так отчаянно билось почти детское сердечко, такое искреннее и пугливое.
- Нет, ведь ты… - начал Луитер, но осекся, встречаясь с ядовито-зеленым взглядом.
- Ха-ха, похоже, он не хочет этого… смотри, сколько эмоций в его глазах, голосе… - притворно мягко произнес Дэмиен, плавно обхватывая шею Луитера и сжимая ее в руке.
- Я предпочту уйти под занавес, нежели оставить игру неоконченной, - прикрывая глаза, Эдвард мимолетно взглянул на Луитера, который ожидал чего-то другого, другой реакции, но решил более не встревать. Безусловно, он хотел помочь, но едва ли мог что-либо изменить, особенно ощущая на своей шее горячую руку, постепенно сжимающуюся все сильнее. - Отпусти его.
- Как хочешь, - фыркнул Дэмиен, резко отстраняясь и вставая с кровати. - Отведем его сейчас?
- Да. Я вернусь в клинику, заберу необходимые бумаги, чтобы избежать недоразумений, - ровно и беспристрастно ответил Эдвард, подходя к двери. - И, когда вернусь, я надеюсь увидеть все на своих местах.
Выйдя, Эдвард беззвучно прикрыл за собой дверь. Он сомневался в том, стоит ли оставлять Дэмиена наедине с Луитером, но решил, что если же все-таки он не тот, за кого себя выдает, то ничего не произойдет. Он испытывал странную апатию, которая словно копилась в нем все это время... зря прожитое время, не принесшее ровным счетом ничего.
Переступив порог клиники, он никого в ней не обнаружил; никто из ее работников или сбежавших пациентов не вернулся и тем более не сообщил в полицию. Забрав нужные бумаги, Эдвард подошел к окну, глядя в мутное небо, в котором толпились снежные тучи. Пара солнечных лучей пробивалась сквозь них, но они быстро исчезали, теряясь в серости неба. Он не думал о том, что так легко поверил в ложь, он думал лишь о том, что, так или иначе, прожил свою жизнь, которая казалась чужой… а тот, кого он обрек на муки, попытался спасти его еще раз. Бескорыстная душа, юная и неопытная, несмотря на вторую жизнь. Вероятно, этого было более чем достаточно для того, чтобы отпустить ее и самому обрести покой, если он возможен. Едва ли за его дар предусмотрен покой… но ведь кто-то одарил его этим, значит все равно бы пришло время отдавать долг.

- Ты рассказал ему о том, что я всего лишь мелкий паразит, прижившийся рядом с созданием, обладающим силой? - присев на край кровати, Дэмиен опустил голову. Он был в чем-то счастлив, что Эдвард видел в нем дьявольское создание, смотрел на него с долей восхищения, словно видел нечто прекрасное. Дэмиен заметил его в первый же раз, как оказался в том городе. Наблюдал со стороны и, увидев подходящий момент, придумал небольшую ложь, которую не должен был заметить отчаявшийся человек. Он почувствовал, как Эдварда коснулся дьявольский дар, даруя силу, которую он посчитал прекрасной. Чудовищная сила отчаяния и ненависти в душе повергла город в мор и огонь одним лишь желанием, одним лишь порывом. Она же и притянула нечто, одарившее другой жизнью.
- Так ты… слышал… - попятившись, вжимаясь в спинку кровати, прошептал Луитер. Меньше всего хотелось, чтобы это создание знало о том, что его ложь раскрыл именно он.
- Нет, я догадался… ведь ты все увидел и более чем очевидно, что рассказал Эдварду об этом, ведь ты такой правильный и призванный защитить его душу. Только ему не нужно это! - выкрикнул Дэмиен, резко поднимая голову и глядя на Луитера разъяренным взглядом. - Ему был нужен его дар! И что-то… что бы всегда привлекало его чувство прекрасного!..
- Я видел… и чувствовал… он хотел….
- Заткнись! - Дэмиен прервал Луитера, не желая ничего слышать от него. - Тебе не понять, потому что ты не метался по чужим телам и не встречал силу, которую бы хотел подчинить себе. А я нашел его… несмотря на его дар, он был другим. Он видел прекрасное в таких, как я!
Луитер промолчал, отводя взгляд. Возможно, он зря вмешался, но он хотел лишь искупить свою же ошибку и попытаться спасти то, что осталось.
Вернувшись, Эдвард окинул взглядом Дэмиена, который едва сдерживался от того, чтобы не разорвать сидевшего перед ним Луитера на части.
- Пойдем, тебя ждут твои родители, - протянув руку, мягко произнес Эдвард.
Кивнув, Луитер осторожно взялся за нее и встал. Порой стоит предоставить выбор, потому что не каждый жаждет спасения. Тем более столь запоздалого.
Препроводив его до дома, Эдвард взял на себя роль нового лечащего врача и заверил родителей в том, что их сын абсолютно вменяем, и, пожелав хорошей жизни, ушел.
Луитер больше не видел тех странных снов или чего-то подобного - он получил шанс прожить еще одну человеческую жизнь.

- Скажи… я смертен? - спросил Эдвард, ступая по мостовой, обращаясь к идущему рядом Дэмиену.
- Да, ты же… человек, - чуть оговорившись, ответил он, останавливаясь. - К чему этот вопрос?
- Занавес… премьера окончена и можно уходить. Возможно, местами она была неясна и бессмысленна, но все же в ней было что-то, задевающее душу. Возможно, актеры фальшивили и порой играли неумело, но это говорит лишь о ее новизне и том, что они играли впервые, - усмехнувшись, Эдвард остановился, опираясь руками о перила мостовой.
Порой достаточно лишь желания для того, чтобы продолжать существование или же прекратить его.
Бездыханное и бесчувственное тело упало на мощенную мостовую. Биение сердца и душа покинули его. Но как только сердце замерло, Эдвард ощутил неимоверную боль, которой был лишен все эти годы. Она впивалась тысячами игл и истязала, а сотни рук, поднявшихся из ставшей черной воды, тянули за собой, в бездну. Они едва не разрывали на части, смеясь и припоминая прожитые грехи, утягивая в заслуженное забвение. Дэмиен решил присоединиться, обретя свой истинный бесформенный облик, утягивая туда же, вниз, за собой.
Адское пламя и пороги, боль и отчаяние всех веков.
Перестав смотреть вниз, на мерзких тварей, крепко держащих за ноги и обвивающихся вокруг тела, Эдвард посмотрел вверх. Над ним, совсем рядом, парил ангел, протягивающий ему руку… у него были странные крылья, лишенные белоснежного оперения. Вместо этого жилистые отростки крыльев покрывала словно плотная рваная паутина.
Облик этого создания был более чем знаком.
Как странно осознавать, что тот, кого обрек на муки и боль, готов протянуть руку и показать небеса мечты. Но воздушные замки строят так высоко для того, чтобы невозможно было коснуться их и утратить цель. За их окнами кроется необретенная мечта, которая получила возможность лицезреть всю пакостность и отвратность методов ее достижения.
- Спасибо… - Эдвард протянул руку и, на мгновение коснувшись кончиками пальцев светлой руки, пачкая ее кровавым отпечатком, отвел ее. У него была возможность обрести мечту каждого грешника. Ангел, взмывший в небо, протянул ему руку и позвал за собой, желая спасти, но он отказался. И, сгинув в темном омуте, не раскаялся.


Эпилог

- Луи, Луи… проснись! - проговорила женщина, поглаживая плечо юноши.
- Мм? Ах, прости, я, кажется, задремал… - приподняв голову, он потер глаза. Перед ним на небольшом выступе стояла догоревшая свеча, погасшая и заполнившая воском подставку.
Большое витражное окно освещал мягкий свет заката и матовыми бликами озарял небольшой зал часовни, где подле распятия на коленях стоял Луитер, упираясь локтями на выступ со свечами. Он иногда приходил сюда и, зажигая одну-единственную свечу, молча смотрел на нее, ни о чем не моля и не прося. Он вспоминал об одном человеке, чьей душе желал покоя.
Порой Луитер все же видел его во сне, но это не было навязчивыми видениями или кошмарами, это были редкие сны, навещающие каждый раз, когда Луитер посещал церковь. Он не был излишне верующим и не слушал речей священников, а просто оставлял свечу и, посидев немного в уединении и покое, уходил.
Почти в каждом сне этот человек мечтательно смотрел в небо, словно видя в нем воздушный сказочный замок. Он не стремился прикоснуться к нему или же обрести, а лишь наблюдал. Стоило присмотреться, и в его глазах можно было увидеть блеклые оттенки прошедших веков; розы, возложенные на белый снег, умиротворение крестов кладбищ и бабочку, обманутую солнцем, но все так же порхающую среди опавших листьев.

Конец