Глава – 53 – Самоосвобождение от страданий
Страдание – это выбор, который вы делаете сами.
Говоря это, я совсем не хочу показаться грубым и бесчувственным. Выслушайте меня.
Если бы я захотел, я мог бы сидеть сейчас, продрогший и одинокий, без (мобильной) связи с внешним миром, под низким потолком затянутого неба в подслеповатой мути сухого тумана, больше похожего на иней, из-за которого вокруг не видно ни зги, и страдать. Или, беря пример с шести необъезженных (но мудрых) кобылиц, мирно дремлющих у меня за окном, я могу примириться с тем, что есть, перестать бороться с реальностью, затопить печку и решить, что всё это мне даже нравится – ну, если не всё, так, по крайней мере, то, что я не бросил это дело на полпути, как заартачившаяся стиральная машинка, и не сбежал обратно в город, а ещё лучше – на какой-нибудь залитый солнцем пляж (ой, хочу-хочу-хочу!).
Любой из нас может фокусироваться как на боли, так и на удовольствии. В каждом отдельно взятом моменте есть зародыш трагедии и триумфа. Сосредоточьте свои помыслы на его трагедийном аспекте, и боль начнёт расти как на дрожжах, пока не заполонит собой весь настоящий момент и не заставит вас (снова) страдать. Мысленно сосредоточьтесь на триумфе, и он тоже начнёт расти как на дрожжах, пока не заполнит собой весь настоящий момент и не избавит вас от страданий. Это касается даже самых крайних обстоятельств – при условии, что вы не впадаете в панику, когда за деревьями становится не видно леса.
Страдание в его абстрактном виде передавалось (по большей части неосознанно) из поколения в поколение, пока не превратилось в привычную (и по большей части неосмысленную) реакцию (на жизнь). Пока оно не стало восприниматься (по большей части неосознанно) как некое обязательство, с помощью которого можно якобы облегчить страдания тех, кто жил до вас. Но, как бы ни страдали в своё время ваши предки (и особенно ваши родители), с этим уже ничего нельзя поделать, как бы вы ни старались уравновесить их страдания своими собственными. Напротив, страдание только увеличивает бремя страданий, в то время как триумф вдохновляет на новый триумф.
Однако сегодня (уж точно) пришло время сломать этот шаблон и исключить страдание из нашей повестки дня. А, глядя на то, как все мы, один за другим, вместе и по отдельности, все быстрее и быстрее избавляемся от страданий, за нами вдохновившись нашим примером, последуют остальные, и, может быть, - хотя это только предположение, - когда страдание окончательно исчезнет из нашего поля зрения, мы, как племя людей, наконец-то научимся не мешать друг другу жить в мире и покое.
Или не научимся. В любом случае вы должны немедленно начать освобождаться от страданий, чтобы все с кем вы общаетесь, и все, кого встречаете, как можно скорее становились на тот же путь и шли за вами, пока новая, не омрачённая страданиями парадигма не начнёт шаг за шагом завоёвывать всё большую популярность (в мире людей), и тогда, по крайней мере, я буду считать своё дело сделанным, а свою миссию выполненной и смогу растянуться на каком-нибудь симпатичном морском побережье, чтобы тут же задремать от жары и сделать вид, что ничего этого на самом деле не было, - ну а вы как хотите.
От боли, которая сопровождает любое страдание, вас бережёт Ци сердечного клапана. Общий принцип здесь таков – когда Ци сердечного клапана слабеет, вы начинаете страдать, даже если вы живёте без забот и хлопот в пентхаусе шестизвёздочного отеля, из окон которого просматриваются закаты и восходы. Зато когда Ци сердечного клапана в силе, вы не будете страдать, а будете чувствовать себя на коне, даже когда вы дрожите от холода и сырости, валитесь с ног от усталости, носите коричневые ботинки с темно-синими брюками, встаёте не с той ноги, мучаетесь от боли и не знаете, куда податься на ночлег, притом что денег у вас ни гроша, а дело к ночи, и только что стал накрапывать мелкий дождь… Вы просто рассмеётесь и махнёте на всё рукой. Но имейте в виду, что для этого она (ваша Ци) должна быть в отличной форме (в общем, вы понимаете, что я имею в виду).
После всех этих слов вам остаётся лишь взять себя за кисть и внимательно изучить её с внутренней стороны, где на расстоянии пяти-шести сантиметров от браслета, образованного несколькими тонкими линиями отделяющими руку от ладони, между двумя сухожилиями, которые тянутся строго по середине предплечья, находиться нужная вам точка. Если вы надавите на неё подушечкой большого пальца так, чтобы почувствовать сильную, но приятную боль, растекающуюся обратно к запястью и дальше по всей ладони, отчего ваша рука слегка онемеет, и будете давить на неё примерно семьдесят секунд на каждой кисти, то Ци сердечного клапана начнёт вырабатывать столько свободно струящейся Ци, что вы легко преодолеете даже самые страшные бури и штормы.
А теперь усильте желаемый эффект, заявив себе со сдержанной гордостью и вполне серьёзно:
Я заявляю, что в моей жизни нет больше места страданиям. Я больше не обязан/а страдать ни ради кого-то, ни ради себя. Конечно, если страдание доставляет мне удовольствие, ничто не мешает мне делать это и дальше, однако чем больше страдаю я, тем больше страдают со мной и все остальные. А чем активнее я избавляюсь от страданий как от привычной (и заведомо ложной) реакции на любые неурядицы, тем больше в моей жизни места для покоя (и удовольствия). Пусть в мире воцарятся покой и удовольствие (для меня и для всех, кто хочет того же).
Конец страданиям наступает… прямо сейчас.
И вот, не успев прийти в себя и понять, что к чему, я сижу в вагоне поезда, который мчит меня из Суонси на восток, к холмам и долинам Лондона, чтобы среди шума, гари, выхлопных газов, бетона, гранита, кирпича и стекла я мог поскорее влиться в безумный хоровод этого непоседливого и беспокойного мира. Я снова свободен – на сей раз от отрезвляющего одинчества старого каменного амбара, притулившегося на безлюдном и ветреном склоне горы, и как раз вовремя, иначе я мог бы пасть жертвой резкой смены погоды, которая ещё по дороге к станции принялась ощупывать меня своими промозглыми пальцами через щели в стареньком «лендровере», на котором Майк меня подвозил.
Если бы я захотел, я мог бы сидеть сейчас, продрогший и одинокий, без (мобильной) связи с внешним миром, под низким потолком затянутого неба в подслеповатой мути сухого тумана, больше похожего на иней, из-за которого вокруг не видно ни зги, и страдать. Или, беря пример с шести необъезженных (но мудрых) кобылиц, мирно дремлющих у меня за окном, я могу примириться с тем, что есть, перестать бороться с реальностью, затопить печку и решить, что всё это мне даже нравится – ну, если не всё, так, по крайней мере, то, что я не бросил это дело на полпути, как заартачившаяся стиральная машинка, и не сбежал обратно в город, а ещё лучше – на какой-нибудь залитый солнцем пляж (ой, хочу-хочу-хочу!).
По правде говоря, у меня сейчас нет времени об этом говорить, просто нет времени. Вот вам и весь секрет самоосвобождения из когтей времени. 
Мне было уже за двадцать, когда на психотерапевтическом сеансе с Р.Д. Лэнгом я не то чтобы понял, на вообще впервые помыслил о том, что между мыслями моих родителей и моими собственными мыслями может существовать какая-то разница. Нет, конечно, я всегда знал, что у них – свои мысли, а у меня – свои (которые я думаю самостоятельно), но я никогда себе в этом раньше открыто не признавался. Мне просто не приходило в голову исследовать разницу между тем, во что верил я, и тем, что осело у меня в голове за двадцать с лишним лет родительской пропаганды, главным постулатом которой было то, что родители всегда правы. Конечно, они были правы в отношении многих вещей, однако ни они, ни какие-то другие родители просто не могут быть правы всегда и во всём. Во всяком случае, я точно знаю, что иногда они были не правы.
Вот я сижу здесь, укрывшись от мира за старыми массивными (и промозглыми) стенами этого амбара, а где-то там, за подёрнутыми туманной дымкой уэльскими холмами, часть которых маячит в моём окне, у меня есть три сына: Джо, Джейк и Майкл Анджело – он же Спайк (в честь Майка Спайка). Сейчас, когда я пишу эти строки, им уже исполнилось соответственно двадцать три, двадцать и четырнадцать лет; это замечательные, красивые и классные ребята, которые благодаря активному (судя по всему) вмешательству свыше умудрились не только выжить, но и набрать отличную форму, умело используя всё, что я, как отец, не думая вложил в них с самого начала, и хотя, конечно, идеальными их назвать трудно, каждый из них смог найти то состояние внутреннего равновесия, которое позволяет мне быть спокойным за их будущее (тьфу-тьфу, чтоб не сглазить).
Короче скажу вам сразу, без всяких преамбул, что нетерпение, этот бич современного постмодернистского общества, возникает не потому, что когда вы куда-либо спешите, все остальные ползут как улитки или сбиваются в толпы, через которые вам приходится продираться, чертыхаясь и бранясь, и не потому, что водитель едущей перед вами «субары» останавливается на каждом светофоре, как только включается жёлтый свет, и даже не потому, что ваша заветная мечта никак не сбудется, хотя все эти (и другие) обстоятельства действительно могут спровоцировать в вас вспышку нетерпения, а потому, что Ци вашего желчного пузыря перегревается и, поднимаясь по меридиану желчного пузыря, который тянется вдоль спины, проходит через плечи и заканчивается в основании черепа, огибая его с двух сторон, ударяет в мозг, что ведёт к энергетическому перегреву и нарушает ваше внутреннее спокойствие (которое можно испытывать, лишь когда вы сохраняете хладнокровие в энергетическом и буквальном смысле слова). Если во время одного из таких приступов вы хорошенько прислушаетесь к себе, вы сможете почувствовать лёгкий дискомфорт в верхней части живота, справа под рёбрами.
Стресс – это чрезмерная нагрузка на тело и внутренние органы, возникающая оттого, что вы всё время (неосознанно) напрягаете свои мышцы, что препятствует свободному току крови, жидкости и энергии по телу, мешает вам мыслить ясно и оптимистично и снижает КПД всего, что вы делаете, а вовсе не болезнь – разве что в буквальном смысле слова – в том смысле, что это состояние причиняет вам боль. На самом деле это лишь привычка, но такая, которая может угробить вас во цвете лет, если вы немедленно не возьмёте себя в руки и не расслабитесь (как можно сильнее).
Вообразите себя космонавтом, который уже много недель парит в безвоздушном пространстве полного, целостного блаженства и ощущает себя таким же блаженным и целостным, не замечая, что он вообще где-то парит, пока, незаметно увеличиваясь чуть ли не с каждым мгновением, вы не достигаете определённого размера и определённой степени осознанности и не начинаете натыкаться на всякие странные поверхности, которых вы раньше здесь не замечали. Эти столкновения рождают ощущение, что помимо вас здесь есть кто-то (или что-то)ещё, откуда, в свою очередь, рождается осознание себя. Проходит ещё пара недель, и это нечто постепенно становится силой, с которой вы вынуждены всё больше считаться, настолько часто вы на него (хотя, возможно, это «она» или даже «оно») натыкаетесь, притом что вам приходится всё больше подстраиваться под это непонятно что. И вот в один прекрасный день он, она или оно начинают ни с того ни с сего вздуваться, сокращаться и давить на вас с такой силой, как если бы вся Вселенная обрушилась на вас со всех сторон всем своим весом, и вы чувствуете, что вас ритмично выдавливают и пропихивают по какому-то ужасно узкому проходу, и, пока вы продвигаетесь по нему, корчась от боли и дискомфорта, вам кажется, что сейчас из вас капля за каплей выдавят все ваши соки, однако пути назад, похоже, нет. И тут ни с того ни с сего (так, что вы не успеваете очухаться и понять, что же произошло) вы вдруг оказываетесь в новой, непривычной и грубой, с какой стороны ни взгляни, среде – в воздухе, где на вас наваливаются шум, свет, запахи, внезапная потребность дышать – и, наконец, когда струя холодного воздуха врывается в ваши новенькие, с иголочки, лёгкие, вы издаёте пронзительный крик.
Каждый житель нашей планеты – это живой организм, и как таковой он постоянно сталкивается со сбоями и (параллельными) улучшениями работы своих внутренних органов и систем. С этим ничего нельзя поделать, даже если наглухо закупориться в стерилизованной и абсолютно герметичной капсуле. Таков путь любой формы – возникать «из ничего» (из переполненной до краёв «пустоты» -Дао), достигать зрелости, а после отправляться восвояси (обратно в никуда).
«Мм-м… мм-м…» (цитируя любимое выражение Джорджа Буша-младшего). Что же я такое хотел сказать (н-н-да!)?.. Это потому, что от моего амбара до главного дома топать и топать, и ход мыслей обязательно где-нибудь да прервётся. Но идти надо, потому что из еды у меня остались только семечки, которых я слопал уже столько, что у меня в животе вполне могла бы вырасти целая лужайка подсолнечников, а это значит, что Ци моей селезёнки наверняка немного ослабла.
