Если лень читать – можно послушать подкаст в конце сообщения.

Это просто удивительно, как часто человек на самом глубоком, именно человеческом, уровне (не животном) считает, что все ему должны. Ну, например, то же мироздание. Он, почему-то, уверен, что мироздание должно его утешить. Он читает про смерть ребенка, его страшит собственная болезнь и смерть, он видит во сне насилие над ним самим, или близким человеком... В реальной истории текут реки крови и унижений людей до нас, во время нас и после нас. И у каждого из нас есть возможность однажды очнуться  куском мяса или слепоглухонемым, чувствуя только удары подошвами под зад... И все это – мучает человека. И только высокомерный дурак может думать, что людям не страшно жить, и что им не жалко других людей! Но почему человек искренне верит, что его должны утешать? Что мироздание – справедливо, что жизнь – не бессмысленна, что злу – воздастся, добро – вознаградится, а мы с тобой – встретимся? Пусть в другом обличие, в другой жизни, или в этом, но сияющем теле или еще как-то там... Так вот – НЕ ВСТРЕТИМСЯ! И когда ты умрешь (а я об этом не сразу узнаю), нигде (ни там, ни здесь) я не найду никакой лазейки, чтобы сказать тебе, что я помню тебя, что мне страшно и больно думать, что было тебе умирать – страшно.

Все это не напрасно – говорит человек сам себе. Для утешения есть карма и реинкарнация, для воздаяния есть Бог и Рай. И даже Ад, и обещенное бессмертие. Иначе – он не согласен. Человек так обычно и пишет, не видя как это глупо. Как будто его спрашивают – согласен он, или нет? Человека жалко! Потому что человек считает, что ему все должны, и знает, что его существование не может быть бессмысленным. И в этом знании он, как бы, топает ножкой. Потому что очень уж это обидно, если это не так. И конечно, он уверен, что впереди у  него много времени, что он исправит все в будущих жизнях, или успеет попросить прощения в этой, или выйдя за пределы ее. Но вот только он не успеет. Не исправит.
И мироздание ему ничего не должно. Потому что это – ложь и трусость. И если в голове у тебя, или у сложно организованной психики, есть доказательство иного, то это говорит всего лишь о том, что у тебя сложная психика и трусливая, умная голова, которая может придумать и не такое, чтобы только не смотреть в темноту и не слушать пустой ветер. Потому что пустой ветер – очень страшно слушать. И слишком много зла вокруг, а в тебе – больше всего.

И есть только один способ все удержать – это все время помнить, что все осыпается и времени, в сущности, нет. Что если ты любишь человека, чтобы ты не подразумевал под этим словом, то прощайся с ним прямо сейчас, или удерживай его сейчас! Потому что сейчас он сядет в поезд, и больше ты его уже никогда не увидишь. Реально – не увидишь. Ни в той жизни, и не в этой. Потму что природа (мироздание, если угодно) дала человеку только одну лесницу, одно спасение и тоже пустое, как ветер. Ни Бога, ни надежду, ни бессмертие (потому что бессмертия тоже нет). Природа дает тебе ощущение. Ощущение, что я – это не совсем я. Что есть что-то внутри у меня, что нельзя отнять или сломать. В отличии от души, которую трудно сломать, но возможно, или от психики, которая ломается как карандаш – на раз. И дело тут в том, что истинная косточка человека (эта внутрення область, которую хочется оплакать, когда он уходит от нас насовсем), она как раз и есть та сущность, которая не способна на зло. Потому что, когда ты реально ощущаешь, что времени нет, на зло просто не хватает места в тебе. В тебе просто напросто нет места. В прямом смысле там и на добро в нашем понимании, времени и места тоже нет, но это не важно. Я вообще думаю, что там есть место только на любовь. Точнее, это белое пятно внутри, эта кость, косточка, область неразменного владения – и есть любовь. Но это тоже не имеет отношение к том, что мы под этим словом подразумеваем. Потому что все это еще надо проверить. И я еще подозреваю, что именно из этого места может вырасти что-то, что мы называем "изменением в судьбе". Даже в самой страшной. А может и не вырасти. Но ценность человеческой жизни, единственной, поруганной, брошенной на произвол, не становится от этого меньше. Наоборот, она еще больше набухает этой самой ценностью. И тебе от нее не отмахнуться. Ни тем, что ей – уничтоженой – кем-то за пределами жизни воздастся, или что она еще раз прийдет сюда, чтобы все завершить или продолжить. Она не прийдет, и ей не воздастся! И по этой причине, никто не снимет с тебя ответственности. И тебе прийдется с этим жить, и об этом думть. И что-то социально или идеалогически менять. Потому что свободный выбор еще никто не отменял.

… но все же может быть,
что кто-нибудь из них,
еще неназванный, протиснувшись от двери,
мне скажет: «боже мой, да что ж ты так кричишь?
Ну я тебя люблю» — и я ему поверю…
(ДВ)

И мальчиком, и дядечкой — нельзя:
кусаю губы, потому что знаю,
что — вот она! — не первая весна
и не последняя… а так, очередная…

Кусочки выстпуления Дмитрия Воденникова в театре "Практика" 23 декабря.

Это фрагмент репетиции: 

А это заключительный номер:

Я снимал на Женину зеркальную фотокамеру, а она, зараза, тяжелая, поэтому-то все и трясется.
Но это все не важно. Важно то, что через это все струится свет и ветер.
Ветер и свет.

 <...>

Потому что нашей сути, нашему предназначению нет дела, что мы страдаем нимфоманией или неумением любить (а сами кричим, что любим безмерно – так, что этого адресату нашей любви просто не вынести)... Нашей сути, нашему кащееву яйцу (а в нем, как известно, иголка) есть дело только до того, смогли ли мы эту свою нимфоманию и неумение любить переплавить в тигле стихотворения (а для непишущих – в жизни) так, чтобы хоть что-то самим – пусть на короткий гаснущий день – понять о себе, настоящих (а настоящие – мы совсем другие, без этой эгостической и своевольной душевной помойки), перед тем как опять свалиться в очередной годовой приступ.

<...>

На губах у тебя – пыль. А в карманах у тебя – кулаки и крошки.
И все это чудо красоты и чистоты, вся эта чужая сегодняшняя любовная жизнь, которая прошла мимо тебя, поманила облаком, но не остановилась, не почла честью, не далась, не улыбнулась – вдруг обернется на тебя через сто лет и позовет по имени.
...из весеннего дождливого дня, из прибитого праха, из будущей апрельской дымки....
«Дайте мне то, что хочу, моих зверей, мои яблоки и мои веселые сковородки, и я покажу вам, как умею быть счастливой!»
Не дадут.
Потому что УЖЕ СЕЙЧАС дали. И именно здесь.
Сколько можно?
Не нашим иллюзиям. И не нашему своеволью.
А – нам.
(«А что ты, собственно, сделал, чтоб быть счастливым?»
– «Я? Ничего не заметил».)

Мы все ничего не заметили.

Потому что наша мечта о счастье была как силуэт керосиновой лампы, вырезанный из светящегося шара. То есть представьте: стоит в воздухе светящийся шар, сгусток смысла и энергии (ну пусть как шаровая молния, чтоб ограничить его объем, – не солнце же представлять).
И ты берешь черный лист бумаги, не пропускающий света, ставишь его перед шаром (как ширму) и потом вырезаешь в середине фигуру. Вообще-то это может быть что угодно: олень, собака, машина, мужчина, женщина, РАО «ЕЭС», но я, я предлагаю – лампу. Почему-то вижу ее керосиновой. Во-первых, фигура красивая, с окружьями и прямыми, во-вторых, тоже какой-никакой источник света. И это – правда.

Так как этот силуэт вырезанной из черной бумаги керосиновой лампы тоже светится.
Когда наводишь его на шар.
В рамке из черной бумаги – особенно ярко.
Только это не весь шар.
И керосиновая лампа – это не ты.
И не я.
Это просто какая-то ерунда.
Бессмертный апрель.

(Дмитрий Воденников из эссе о Цветаевой)

 Занавеска Дмитрия Воденникова.

Если лечь ногами строго на юг – то приснится тебе Санкт-Петербург.
Если лечь ногами спать на восток – то приснится тебе Владивосток.
Ну а ляжешь спать на север головой –
то придет к тебе пустынный прибой.
А придет к тебе пустая полоса –
значит дом твой улетел в небеса.

1.

Если где он и есть – этот странный летающий дом,
с занавеской и ветром в кровати, – лихой и горбатый,
то он был только там, где мы спали с тобою вдвоем,
как с отцом, как с сестрой, как с лисой, как с собакой и с братом,
через стенку с Васильевной Анной (соседкою) – в сердце моем.

– Я тебя не отдам, – говорил, – я тебя никому не отдам,
в белых брюках твоих: ни грохочущим грузовикам,
ни случайности глупой, ни смерти, ни сожравшим твой мозг лопухам,
а вот девочке – с нежною шеей и именем Аня –
отдам.

Только слишком уж явно
лиса усмехнулась – в усы,
только были у нашей лисы два хвоста невъебенной красы,
только слишком уж крупная рана – на шее у Ани цвела,
а сегодня Васильевна Анна – соседка – во сне умерла.

– Ты заметил, как слишком по-русски
всю жизнь тосковала лиса? –
Улетает сегодня
лисица твоя в небеса.

© ДВ

 

Но что–то, видно, есть во мне такое,
что я никак смириться не могу,
что больше нету — никого со мною,
ни соболя, ни соловья в снегу.

А то, что мне объятий не хватало,
так это, деточка, всё как бы да кабы. —
Зато хватило — голоса, металла,
таблеток, алкоголя, мужества, судьбы...

Зато хватило мне — метафор и деталей,
ума хватило — всё перебелить:
что ни строфа — желание ударить,
что ни абзац — то просьба пристрелить.

Несёшь себя — как вывих, как припадок
(два соболя + соловей — внутри),
несёшь себя — как соловья — в подарок! —
глядишь, —

уже обратно принесли.

Новый трек от Дмитрия Воденникова.

«...
Даже страшно подумать, что я,
тут живущий который год,
ничего не знал про любовь (и так много уже не узнаю) —
а цветок открывает утром свой большой темно-розовый рот,
ну а там темно-синий огонь — непогашенный — полыхает

и не гаснет… За этот измятый на солнечном ветре огонь
ты отдашь постепенно — и тело, и ум, и ладонь,
с нарисованной в детстве чудесной и скушной судьбой,
но кому интересно, чего там сгорело с тобой.
...»

Можно скачать.

Стихи о собаке. Стихи о елке. Стихи обо всем.
Прочитаны 22 декабря в теаре «Практика».

В одном из старых уже выпусков программы «Поэтический минимум» Дима Воденников прочел стихотворение Елены Ширман, повергшее меня в шок. Елене выпала тяжелая и героическая доля советского поэта предвоенного времени. Стихотворение, о котором идет речь, написано в самом начале войны, незадолго до гибели поэтессы в руках нацистов. Оно так и называется «Последние стихи». Стихотворение большое и без рифмы. Читать его – тяжело. Поэтому я не буду приводить его полностью.

Вот некоторые отрывки:

Эти стихи, наверное, последние,
Человек имеет право перед смертью высказаться,
Поэтому мне ничего больше не совестно.
Я всю жизнь пыталась быть мужественной,
Я хотела быть достойной твоей доброй улыбки
Или хотя бы твоей доброй памяти.
Но мне это всегда удавалось плохо,
С каждый днем удается все хуже,
А теперь, наверно, уже никогда не удастся.
Вся наша многолетняя переписка
И нечастные скудные встречи –
Напрасная и болезненная попытка
Перепрыгнуть законы пространства и времени.
<…>
… Весной у меня в стакане стояли цветы земляники,
Лепестки у них белые с бледно-лиловыми жилками,
Трогательно выгнутые, как твои веки.
И я их нечаянно назвала твоим именем.
Все красивое на земле мне хочется называть твоим именем:
Все цветы, все травы, все тонкие ветки на фоне неба,
Все зори и все облака с розовато-желтой каймою –
Они все на тебя похожи.
Я удивляюсь, как люди не замечают твоей красоты,
Как спокойно выдерживают твое рукопожатье,
Ведь руки твои – конденсаторы счастья,
Они излучают тепло на тысячи метров,
Они могут растопить арктический айсберг,
Но мне отказано даже в сотой калории
<…>
(Эти стихи последние и мне ничего больше не совестно.)
Я завещаю девушке, которая будет любить тебя:
Пусть целует каждую твою ресницу в отдельности,
Пусть не забудет ямочку за твоим ухом,
Пусть пальцы ее будут нежными, как мои мысли.
(Я то, что я есть, и это не то, что нужно.)
… Я могла бы пройти босиком до Белграда,
И снег бы дымился под моими подошвами,
И мне навстречу летели бы ласточки,
Но граница закрыта, как твое сердце,
Как твоя шинель, застегнутая на все пуговицы.
И меня не пропустят. Спокойно и вежливо
Меня попросят вернуться обратно.
А если буду, как прежде, идти напролом,
Белоголовый часовой поднимет винтовку,
И я не услышу выстрела –
Меня кто-то как бы негромко окликнет,
И я увижу твою голубую улыбку совсем близко,
И ты – впервые – меня поцелуешь в губы.
Но конца поцелуя я уже не почувствую.
1941

Прочесть стихотворение целиком...

Я несколько раз перечитывал это стихотворение и не верил. Нет, нет и нет – крутилось у меня в голове. Такого не должно быть. Какая страшная любовь. Губительная. Я – не хочу такую.
Я не хочу, чтобы в мире, в котором я живу были эти стихи. Я не хочу, чтобы вокруг меня, и уж тем более со мною, случались такие истории!

Моя знакомая телевизионщица, совсем взрослая уже женщина как-то сказала мне, когда мы курили у нее на балконе глубокой летней ночью: «Любовь хороша, когда она окрыляет и переполняет тебя счастьем, а не когда она прибивает к земле, сдавливая тяжким грузом горло и грудь».
Я вспомнил эти ее слова. Я еще тогда ей поверил, а сейчас – тем более. Потому что любовь не может причинять боль. Это не любовь. Как такие страдания можно назвать любовью?
Что ж за любовь такая, которая выкорчевывает тебя, как ненужный уже куст смородины, на месте которого желают посеять укроп или капусту. Окапывают вокруг, постепенно обрубая сначала мелкие, а потом и крупные, главные твои корни. Выдергивают тебя из теплой, питательной земли и бросают в овраг, этими корнями наружу. Оставляя тебя медленно гибнуть там, в пустоте, под ветром и дождем. Не предоставляя не единого шанса выжить или вернуться.
А эти стройные ряды капусты, посаженные вместо красных ягод – какая же это новая жизнь?

И еще мне захотелось узнать, как прожил тот мужчина, которому были адресованы эти строки. Встретил ли он другую такую, способную на подобные чувства.
И был ли он счастлив?

Мои впечатления о постановке читайте вот здесь.
Фотографии несравненного Жени Гранильщикова смотрите тут, тут и вот тут.

*а о выходных я умолчу. :)

Спасибо больше, Дима, за эту колонку.
Кажется я понемногу начинаю разбираться.

А Гандлевскому спасибо за стихотворение.

Вот когда человек средних лет, багровея, шнурки
Наконец-то завяжет и с корточек встанет, помедля,
И пойдет по делам по каким позабыл от тоски
Вообще и конкретной тоски, это – зрелище не для
Слабонервных. А я эту муку люблю, однолюб.
Во дворах воробьев хороня, мы ее предвкушали,
И – пожалуйста. «Стар я, – бормочет, – несчастлив и глуп.
Вы читали меня в периодике?» Нет, не читали
И читать не намерены. Каждый и сам умудрен
Километрами шизофрении на страшном диване.
Кто избавился, баловень, от роковых шестерен?

Дальше...

Пульс блогосферы за год по запросам воденников, цветаева и ахматова

Ничего, Дима, буквально полвека, и, думаю, вы сравняетесь)

Дима.
Случайностей нет. Откуда-то взялись эти ненужные деньги, посыпал этот неправдашный снег, поезда как обычно гудели… Так я приехал на Вас посмотреть.
Первый ряд, этот пронзительно синий свет, а между нами всего несколько метров воздуха, плотных как стена из самого прочного камня. Но вы ее разбили. Своей мякотью нежной и терпкой, как слива, этим голосом острым, как лед, этой искренностью, от которой слепило глаза…
Чудесная Рада, она не то чтобы дополняла, или украшала Вас, нет. Она была особым нервом. Своим небесным вокалом она вплеталась симбиозом в Ваши тексты, наполняя их своим, особым звучаньем.

Было действительно тяжело. Когда Вы подошли к самому краю, разбив все преграды, со своим «будьте счастливы, и ничего не бойтесь», я подумал: «Не выдержу. Убегу!»
Не знаю, откуда берутся силы в такие моменты, но я справился. Слезы, правда, предательски покатились по щекам, но что нам с Вами эти слезы… Пустяк же?..
Я вцепился руками в сиденье, а глазами в Вас. Как Вы выносите, Дима, такие взгляды? Откуда у Вас эти силы?..

Когда все закончилось, меня магнитом потянуло за кулисы, сквозь этот безжалостно черный занавес. Я дал огня для Вашей сигареты. Изнеможденный, может, на последнем вздохе Вы посмотрели куда-то сквозь (а может быть во внутрь) меня:
– Как Вам подписать?
– Напишите «Непростому»…
– Ах, это вы – Непростой?
– Я.
– Спасибо Вам огромное…

Вы протянули мне книжку, а я дрожал, как этот лист с Вашей обложки, прежде чем оторваться и улететь куда-то с порывом ветра. Я схватил Вас за руку, простите мне эту слабость, но видимо, так было нужно мне. Минуло мгновение…
И я действительно улетел в этот ворох Москвы, а Вы остались.
Спасибо Вам. Я люблю Вас своей, какой-то полудетской любовью!

И вроде холодно, а снега все меньше и меньше...
И вроде только что проснулся, а уже темнеет...
И вроде людей вокруг много, а поговорить и не с кем...

Еще я намерен прорекламировать две вещи:
1. Сообщество esquire_ru. Спасибо его создателям и идеологам.
2. Выступление Воденникова в Театральном центре на Страстном 17 декабря...

Дожить бы..

Мне сказали вчера, что я повзрослел. Значит старею, подумал я. Это грустная неизбежность старения настигает меня каждую осень. В эту осень как-то особо.

А еще есть новости, и хорошие, и не очень:
Начну с хороших.
1. Земфира будет в эфире «Эха Москвы» в воскресенье. Программа Аргентум. В два ночи по местному времени настраиваем 101,3 фм.
2. Еще к нам в город скоро приедет пафосный художник Никос Сафронов с сорока полотнами. Ждемс.
3. А еще у Воденникова новая книга выходит. Вот

Теперь не очень. Козлы добрались до Оренбурга.
В Оренбурге арестована активистка «Другой России». Что можно сказать по поводу? Я не поддерживаю НБП, однако считаю, что они имеют право на существование. Все имеют. Мне вот интересно, Путин вообще конституцию читал? Пусть перечитает…

В связи со всем нижесказанным (и вышесказанным видимо тоже) поступило предложение назвать мой дневник так – «Воденников поймет».
Или так – «Воденников тоже не поймет, но хотя бы сделает вид…»
Вопщим варианты, если они, конечно, будут, принимаются в комметнариях… (:

Ах да, и еще стихотворение слезомойное и пафосное, которое уже давно есть в моем жж.

Мне будет двадцать лет косую вечность,
Не важно, как я этого хочу.
Мои слова запишут, заколотят в бесконечность
Слепые мудрецы провинции Хан-Чу.

Мои стихи – бездарная баллада,
Как обо всем, так ни о чем вдвойне.
Отдам их все – мне ничего не надо
Ни от себя, ни от кого-то вне.

Вне времени, вне меры, вне пространства,
Где духа непростого есть конечный путь.
Я убегу туда – я ненавижу постоянство!
Меня с пути ни сбить, ни обмануть.

Оставлю все, покину всех – прощайте!
Колотит сердце и болит в груди.
Забудьте обо мне, и нет, не вспоминайте.
Мне двадцать лет – и бесконечность впереди.

                                                                    © neprostoi