Более двадцати лет назад ушел из жизни в двадцатисемилетнем возрасте выпускник одесского политеха, писатель Николай Шашков. Одноклассников, однокурсников, товарищей покинул настоящий друг. Мы все, потенциальные читатели, уже никогда не узнаем, что написал бы Николай Шашков после июля 1983. К счастью, можно читать то, что он успел написать “до”.
...Книга карманного формата в черной обложке и золотым по черному – “Что рассказал мне старый патефон”. Новеллы Николая Шашкова. Со стихотворными эпиграфами и стихами в тексте новелл, принадлежащими автору. Легкие – росчерком пера – рисунки-заставки перед каждой новеллой. Художник Л. Николаева точно и бережно отразила замыслы автора. Книга посвящена одесскому политехническому институту, который окончил Н. Шашков. В годы учебы он был студкором четырех газет, “летописцем студенческой жизни ОПИ”.
По воспоминаниям мамы Николая, Людмилы Борисовны Пятницкой, он уже в шесть лет завел свою первую творческую тетрадь, которую назвал “волшебной домашней тетрадью”. Там были стихи и первые прозаические опыты. В школе писал не просто сочинения – своего рода философские эссе на заданную тему. Рисовал. Любил музыку. Увлекался волейболом. Выучил грузинский язык. Любил Одессу и посвящал ей свои произведения. Обладал главным, быть может, талантом – жить, ценя каждое мгновение жизни.
На новеллах Николая Шашкова лежит отпечаток – отсвет – “его” Времени. Семидесятые – начало восьмидесятых, пик “застоя”. А молодые “политехники” и сам “летописец” живут ярко, весело, увлеченно. “Кто учится в политехническом – строит его” - “круглогодичный стройотряд – дело не шуточное”. И вот уже “не под гитарный звон, а под барабанную дробь кирок и молотков, под песню кранов и звон пил поднималось к небу девятиэтажное здание – корпус физиков, гордость студенческого стройотряда”.
Строят, играют в студенческом театре, занимаются наукой, спорят, дружат, влюбляются. Лирический герой Володя “сегодня на выставке открыл для себя один секрет: как в нелегкое дело влюбиться. Он ощутил здесь ускорение времени: вечер пришел как-то вдруг. Небо из голубого стало сиреневым, а белые облака налились розовым соком. Володя никогда не уставал смотреть на небо и восхищаться им искренне, по-детски”.
Искреннее, “по-детски” – восхищение автора миром ощущается в новеллах и стихах Николая Шашкова. Объясняется это не только тем, что они написаны молодым, тонко и остро чувствующим человеком. Некоторые принадлежат перу 14-, 15-, 16-летнего Николая, - по сути, мальчика. Но именно этому мальчику сказал профессор ОГУ им. И. И. Мечникова Г. А. Вязовский: “Вы, Коля, обязаны писать. У Вас талант литератора, но Вам, возможно, не сразу об этом скажут. Только не огорчайтесь. Верьте в свое призвание”. О том, насколько справедливы слова профессора, говорит следующее. Под помещенными в сборник новеллами не проставлен год их создания... И те, что написаны четырнадцатилетним автором, неотличимы по мастерству от более поздних.
Сборник “Что рассказал мне старый патефон” был отрецензирован известными филологами, профессорами ОНУ им. И. И. Мечникова И. М. Дузем и В. В. Фащенко, но издать его при жизни Николая не удалось. Он вышел в 1990 году благодаря усилиям матери – Людмилы Борисовны, помощи редактора Татьяны Братушенко, поддержке alma mater Н. Шашкова – Одесского политехнического. В нем представлена лишь малая часть творческого наследия автора. Проза и стихи Николая Шашкова могли бы составить, безусловно, интересный для читателей новый сборник, - если бы нашлись меценаты... Появление его было бы подобно пришедшему к нам сквозь годы свету далекой погасшей звезды.

…Аннотация к новому сборнику стихов Ильи Рейдермана «Одесские этюды» сама похожа на этюд – емкая прозаическая зарисовка о сущности поэтической книги, в которой «выражена не только традиционная для одесситов любовь к родному городу». «Этюдность», заявленная в названии, - всего только форма для непосредственного выражения того, что давно откристаллизовалось в глубинах сознания. Автор заявляет себя как поэт-философ. Природа – мир, который мы потеряли? Вот вопрос, который задает автор». Но и автору хочется задать вопросы.

- Илья Исаакович, Вашу книгу открывает стихотворение, в котором «звучит вопрос на языке одесском» - «Скажите, а у вас поэтов есть?». Давайте перефразируем его: что есть поэт?

- Анна Ахматова, с которой мне посчастливилось общаться, однажды заметила, что пишущих хорошие стихи - много, а поэтов - мало. То есть, писать хорошие стихи – не главное. Главное - быть  поэтом. Прожить жизнь как поэт, чтобы судьба и строка встретились. А это нельзя придумать, это должно с тобой случиться. То есть, как-то по-особому нужно жить… Возможно, не искать каких-то удач, житейских успехов и так далее. Иначе можно перекрыть дорогу и своей поэтической судьбе, и своим лучшим стихам.

- В этом же стихотворении Вы пишете – «Поэзия как солнечный удар»...

- Да, стихи неожиданны - так же неожиданны, как и любовь. Ведь нельзя сказать: «Дай-ка, я сейчас сяду и напишу стихотворение...». Стихи случаются… приходят… Я писал многие стихи в маршрутке. Или ночью - проснулся и записываешь. Это действительно как солнечный удар еще и в том смысле, что и неожиданно, и ярко. Еще раз скажу – жить надо иначе, чтобы этот солнечный удар случился.

- Иначе – то есть, не как все? Идти своим путем?

- Идти своим путем, и не так, как все, если понимать под «как все» подчинение какой-то житейской необходимости. Каким-то образом надо сохранить духовную свободу. И от государства, в котором живешь, и в котором нужно было писать вполне определенные стихи. Я посылал стихи в газеты, журналы и мне отвечали: «У вас прекрасные стихи, но они не о том, что волнует нашего молодого современника». Значит, надо тогда писать «в стол»...

- А другое Ваше стихотворение завершается вопросом «Скажи мне, скажи мне, собака, зачем мы, поэты, живем?». Зачем же?

- Знаете, ведь, стихотворение написано ради этого… Оно шутливое, но вдруг оказывается – это разговор о прошлом, которое обязательно должно жить в нас. Я себя представляю там, в старой Одессе. Но главное: зачем поэты живут? Когда-то это было понятно – поэт был уважаемым человеком, «поэт в России больше, чем поэт» и так далее. Но мне довелось жить во времена, когда уже было по-другому, когда поэт стал меньше, чем поэт. А бизнесмен стал – больше. Произошла переоценка ценностей.

- Вы серьезно задаете вопрос «зачем мы, поэты, живем» или знаете ответ?

- Я знаю, естественно, ответ: мы очень нужны. Но я отвечаю сейчас из своего времени: для меня страшна нынешняя невостребованность. Вот где боль... Но знаете, отрадной для меня стала презентация этого сборника во Всемирном клубе одесситов, где я вдруг почувствовал… То есть, читатели у меня были всегда… Так вот, я впервые почувствовал, что нужен: были и общественное внимание, и признание. Я вдруг понял, что, слава Богу, дожил. Еще не все кончено.

- «Стихи в уютной клетке не пишутся, увы…». Значит ли это, что счастье, покой, благополучие не могут рождать поэзию, даже, в каком-то смысле, убивают ее?

- Убивают - так говорить я не стану. Не стану говорить, что поэт обязательно должен быть несчастным. Это было бы нехорошо… Несчастья у него и так будут… Дай ему, Бог, хотя бы немного счастья. Но психологически – да, это верно… «Вот когда нам действительно плохо, мы хорошие пишем стихи» - сказал поэт. Когда тебе хорошо – стихи не пишутся. Стихи из этой книги, в цикле «Зимние сны», писались в очень тяжелую пору моей жизни.  Я попал в санаторий имени Лермонтова и там пытался преодолеть ту тяжесть, которая была у меня на душе. И вдруг оказалось, что это лучшие стихи из всех, которые я написал.

- Жить вообще нелегко… Исходя из того, что Вы пишете, выход из непростых ситуаций можно найти в… единении с природой. «Чтоб синичка-невеличка /села на ладонь твою. /Чтобы вспыхнул ты, как спичка, радуяся бытию. /Дождь идет, тебя кропя. /Хороша любая малость, /чтоб внезапно сердце сжалось, /восторгаясь и любя». Это прекрасно, но, боюсь, не для всех убедительно и даже, извините, банально...

- Знаете, как это ни банально… В конце концов, жизнь тоже банальна. Для меня драма сегодняшней цивилизации заключается в том, что человек, чем дальше, тем больше, становится каким-то искусственным существом, перестающим чувствовать себя вполне живым. А живым - значит, частью природы. Нельзя думать, что он только дитя цивилизации. Последние два года я веду клуб, которому дал название «Клуб живых». Меня спрашивают: «А что, есть мертвые?». Я отвечаю: «Сколько угодно!». И вот, оказывается, что когда трудно, в тебе выявляется самое главное – осознание того, что тебе дарована жизнь. Как бы ни было, тебе дарована жизнь. Это значит: подними глаза к небу, посмотри на облака, на птиц, на деревья и пойми, насколько это вообще все важно, насколько жизнь – опять звучит банально – прекрасна. А главное, понять: я - часть этого мира, часть неотъемлемая, я с ним един… То есть, нужно вернуться к этому изначальному единству.

- В книге есть стихи об Одессе – печальные. Я бы хотела остановиться на стихотворении «Золотое дитя». «Мы - вместе с городом нашим - замрем в промежутке /Между прошлым и будущим. А настоящее – мнимо. /Как нам припомнить улиц прежние лица? /Город уснул. И ему – его прошлое снится. /Ангел снится ему. Отрывают ангелу крылья. /Ангел - уже не взлетит. Он рыдает в бессилье. /…Город, как рыба большая, лежит на песке. /Он еще жив. Только жизнь его - на волоске». А может быть, нам не стоит замирать вместе с ним? Он надеется на нашу помощь - кто же еще ему поможет, если не мы?

- Конечно, это я с некоторой долей отчаяния говорю…

- Ну, это вполне объяснимое отчаяние.

- Да, потому что, когда видишь, как пропадают любимые черты, - черты того города, который был, появляются здания, - не будем говорить, хорошие они или плохие, – которые просто разрушают ансамбль… В нашем городе есть очарование, атмосфера - и это разрушается… Пусть бы строили где-нибудь на окраинах, но разрушать исторический центр – преступление.

- А что же можно сделать, чтобы противостоять этому?

- Мы не можем снести эти здания и восстановить прежние…  Но можем, по крайней мере, хранить историческую память. Что я, по мере сил, пытаюсь делать в этой книге. Для меня очень важна духовная память о том городе, который был. Здания – это здания, а духовная память – это и есть миф Одессы…

Мой хороший знакомый Анатолий Михайленко стал финалистом турнира поэтов "Пушкинская осень в Одессе". Но не это главное... У него просто хорошие стихи. Душевные, пронзительные, ироничные, ненавязчиво философские... Итак, Анатолий Михайленко, Одесса.

ТУРЦИЯ
Теплый тюркский октябрь у причала волной шелестит,
Над Босфором ночным золотой полумесяц висит.
Ночь загадочна, словно арабская песнь муэдзина,
И пьянит славянина как терпкие звездные вина.
Можно жизнь беззаботно в Одессе у моря прожить
И про берег турецкий, не зная, не видя, забыть.
Но страна, чье записано намертво в паспорте имя,
Поманила к себе и лежит пред глазами моими.
Анатолия, здравствуй! И снова навеки прощай!
Мне по вкусу твои благородные кофе и чай,
Дым кальяна и старые улочки в сердце Галаты,
Мягкий климат, язык непонятный, глаза, как агаты,
У Софии, смотрящей устало на Рог Золотой…
Но постой же! Куда ты? Плывут берега за кормой,
Как века, отдаляя суровую славу Царьграда.
Чайки плачут, штормит. Все прошло. И не надо возврата.
Теплоход рассекает форштевнем тугую волну,
Черноморский туман увлажняет мою седину,
Украинская грусть трепещит на ветру на флагштоке,
Начались… и закончились вдруг стихотворные строки.

***
Какую из шуб не надень-ка,
На каждой прорехи видны,
А свитер Юрка Коваленко
Давно не имеет цены!

Когда невзначай затоскую
На склоне рабочего дня,
Я молча зайду в мастерскую.
И мастер приветит меня.

Попросит присесть на пенечек
И выставит живопись в ряд.
Мне близок художника почерк,
Его изысканий надсад.

И выпив на пару поллитру,
Мы сходим еще в гастроном,
Чтоб молча смотреть на палитру,
Согретую крепким вином.

Встречаться возможно иначе,
Иначе сидеть за столом.
Но мы, помолчав, за удачу
Как выпьем, так снова нальем.

И только от фразы случайной
Пейзаж, как живой, задрожит,
Мол, тот, кто молчит гениально,
Почти гениально творит.

* * *
Меньше в небе стало птиц и
Больше всякой чепухи.
Чтоб не спиться,
Но забыться,
Изредка пишу стихи.
И в компании фартовой,
Чтоб развеять скуку-грусть,
На любовь ко всем готовый,
Их читаю наизусть.
Я известностью болею
В очень узеньких кругах:
Продавщица бакалеи,
Старый шофер на бобах,
Забулдыга из винарки,
Попросивший на вино,
Потаскушка в темном парке, -
Да не все ли мне равно!
Я не им – себе читаю
В узком-узеньком кругу,
Не читаю – причитаю
И закончить не могу.

На последние стихи я не могла не откликнуться.

Анатолию Михайленко

Ты известностью болеешь
В вино-водочных кругах
И ни капли не жалешь
О неизданных стихах.
Ты известностью страдаешь
От Привоза до моста.
Ты взахлеб стихи читаешь -
Наизусть или с листа.
Кто-то крикнет: "Браво, Толя!",
Уронив слезу в стакан.
Счастлив, кто среди застолья
Пьет с поэтом - и не пьян.