Моя бабушка была журналистом. Я не раз спрашивала ее, не мечтает ли она написать книгу, но неизменно получала ответ, что писать будет не о чем. В последнее время я все чаще вспоминаю небольшие истории, которые она рассказывала о своей жизни и понимаю, что, если это и не роман, то, по крайней мере, неплохой такой сборник. Вряд ли мне удастся сделать из этого литературу, но до боли хочется, чтобы память о ней сохранилась как можно дольше. 

После окончания института моя бабушка устроилась на работу в "кинокомитет", в наши дни это то самое заведение, в котором педагоги и психологи решают, можно ли разрешать фильм к показу и будут ли у него возрастные ограничения, в 70-е годы двадцатого века там происходило примерно то же самое, только с немного другим уклоном. Но речь не об этом. 

В одном отделе с Лерой работал замечательный дядя, звали его Константин Романовский. Он сидел у окна, а бабушка у двери. Изо дня в день, чувствуя сквозняк, она говорила одну и ту же фразу: "Костя, закрой форточку". И вот однажды утром выходного дня, почувствовав внезапный порыв ветра, она сквозь сон произнесла ту же реплику. Стоит ли говорить, что деда моего зовут иначе. 

Когда Лера умерла, я возненавидела городской телефон. Мне было страшно от того, что когда-нибудь, когда станет уже не так больно, кто-то вдруг позвонит и попросит ее позвать. Со временем этот страх стал проходить, все-таки, когда человеку к 70-ти у него остается не так много по-настоящему близких людей, которых может расстроить известие о его смерти. То, чего я боялась, случилось на Новый год. Мы готовились отмечать праздник в тесной компании, и вдруг около 9-ти вечера раздался звонок. Это был дядя Костя. Они с бабушкой не слишком часто общались в последнее время, она по полгода проводила на даче, он все чаще лежал в больнице с сердцем, а мобильники у стариков не в чести. Я похолодела. Вот как найти слова, чтобы в Новый год сказать человеку, что он опоздал примерно на полгода? Дядя Костя плакал, мне было не по себе из-за того, что ему может стать плохо прямо в новогоднюю ночь, но ведь о том, что человек умер, невозможно сказать иначе...