Россия и Китай в преддверии битвы за Казахстан? Разрушая миф о Глобальном Юге

 

               

 

Недавно я писал о современном мифотворчестве в сфере геополитики. Один из таких искусственных конструктов – миф о Глобальном Юге, якобы готовом бросить вызов «золотомиллиардному» Глобальному Северу.

 

Тоннами воды на мельницу подобных представлений стал состоявшийся под эгидой Китая третий по счету и юбилейный – десятилетие проекту – форум «Один пояс – один путь», в котором приняло участие 4 000 человек, включая глав государств. Последние изображены на разрушающей миф о Глобальном Юге фотографии.

 

Но о ней чуть позже.

 

Начнем с истории, точнее с вопроса: почему Китай ни в эпоху Древнего мира, ни в Средневековье, вплоть до его завоевания маньчжурами в XVII веке, так и не создал колониальной империи, подобно ряду западноевропейских держав?

 

Ресурсы-то были: и демографические, и экономические. Единственно – завоевания империи Тан. Но они обуславливались необходимостью обеспечения безопасности Великого шелкового пути – отсюда граница Тан, доходившая до предгорий Тянь-Шаня, – и стремлением не допустить возрождения разгромленного императорскими войсками Восточнотюркского каганата. Маркером той эпохи стала битва при Таласе 751 года между танскими войсками и армией Аббасидского халифата.

 

Все. Прочие походы китайцев в степь, в частности против хунну, преследовали, как правило, оборонительные цели.

 

И да, полулегендарное морское путешествие Чжэн Хэ в первой воловине XV века, вероятно, достигшего Аравии и Африканского рога, а возможно, и южной оконечности Черного континента.

 

Однако, согласно преданию, император, узнав о стоимости экспедиций – их состоялось несколько – приказал сжечь корабли. В представлении китайского монарха данные путешествия были, наверное, сродни нашим взглядам касательно экспедиции на Марс: и мечтали вроде давно, но прибыль от нее даже близко не покроет затрат и связанных с ними рисков.

 

Экспансия же европейцев осуществлялась в направлении теплых морей и континентов с более мягким климатом, богатыми сырьевыми ресурсами, дешевой рабочей/рабской силой, необходимой для эксплуатации в рамках формировавшегося капитализма, или удовлетворения возросших потребностей каких-нибудь идальго.

 

Причем складывание Оттоманской Порты на руинах Восточно-Римской империи и Аббасидского халифата, равно как и деятельность алжирских пиратов, снизили объемы средиземноморской торговли и привели к экономическому упадку ранее доминировавших в регионе Генуи и Венеции, но существенно не повлияли на Великие географические открытия. Имевшие выход в Атлантику государства рано или поздно ступили бы на них по вышеописанным причинам. Добавлю к ним перенаселенность и сословный характер обществ, открывавший возможности для недворян начать новую жизнь за океаном.

 

А где начинать новую жизнь китайскому крестьянину или ремесленнику? К северу от Великой стены почти безжизненные степи. Завоевывать кочевников? А зачем? Кого там эксплуатировать? Откочевавших подальше от скрупулезных мандаринов скотоводов?

В общем, неинтересные и исстари видевшиеся китайцам голодными земли.

 

К северо-западу от Срединной империи простирается еще более безжизненная Гоби и далее высится мрачный Тибет. На юго-западе лежат вьетнамские джунгли. Настолько непролазные, что даже монгольские тумены, причем в период своих максимальных военных успехов – XIII века, их толком не одолели.

 

Но и опять же – зачем? Империи выгоднее было выстроить отношения с гораздо более бедными, нежели они, соседями в формате сюзерен – вассал, и в таком статусе инкорпорировать варварские элиты в свою среду. Красота: были враги – стали подданные. Чем не «мягкая сила» в средневековом ее понимании?

 

Одним словом, трудно не согласиться с американским специалистом в области стратегии Э. Люттваком, писавшим об уникальной истории Китая,

 

являющегося центром вселенной и граничащего лишь с малонаселенными высокогорными плато, полупустынями, пустынями, холодными степями и тропическими джунглями.

 

По иронии пройдет несколько веков, и тропические джунгли станут объектом страстного вожделения французских колонизаторов, которых в минувшем столетии придется выкуривать оттуда огнем и железом, те же будут упираться, не брезгуя использовать эсесовских недобитков. А мало интересовавшие китайцев (речь о доманьчжурском периоде – то есть до провозглашения империи Цин – их истории) высокогорные плато Тибета привлекут пристальное внимание джентльменов в пробковых шлемах с туманного Альбиона.

 

Всех же, кто находился за пределами Поднебесной, ее элиты и воспринимали как вассалов «сына Неба». Подобного отношения удостоился и английский посланник при дворе императора Цяньлуна Дж. Маккартни в 1793 году, в подарках которого китайцы увидели дань бедного богдыхана с далекой варварской окраины и рассматривали их как ненужные безделушки. Император разве что похвалил британца за выражение его королем верноподданнических чувств, ибо именно с этих позиций он оценивал адресованное ему послание Георга III.

 

С тех пор в жизни Поднебесной произошло много и всякого, нередко трагического – крайне унизившие его Опиумные войны, чудовищные ужасы японской оккупации, эксцессы «Культурной революции» и террор хунвейбинов.

 

Все это в значительной степени и травмировало китайцев, и трансформировало их психологию, но сохранило почти неизменными базовые основы понимания своего места в мире, покоящиеся на приведенном выше принципе: сюзерен – вассал. Мне думается, в этой плоскости китайское руководство и рассматривает запечатленных на общем снимке коллег.

 

Разумеется, подобное не декларируется напрямую, китайцам вообще не свойственна американская топорность на международной арене (помните устроенный Э. Блинкеным скандал на встрече с Ван И в Анкоридже). Однако некоторые политические реалии находят отражение в языке символов, одним из которых и стала упомянутая выше фотография. Вернемся к ней.

 

Глубокий символизм одной фотографии

 

По правую сторону от Си Цзиньпина – Президент России, по левую – казахстанский. Символично, согласитесь, учитывая спасенность Москвой К-Ж. Токаева в январе 2022 года и видение Кремлем постсоветского пространства в качестве сферы своего геополитического влияния, за исключением Прибалтики. И то только по причине членства стран последней в НАТО, что стало существенным стратегическим проигрышем как М. С. Горбачева – признал независимость прибалтийских республик в указанных ими границах, так и Б. Н. Ельцина – вывел войска, вопреки требованиям безопасности России.

 

А уж как отвечает ее безопасности Казахстан – самая большая страна Центральной Азии с самым высоким в регионе ВВП и наконец – самой протяженной и почти неохраняемой двусторонней границей.

 

Собственно, Поднебесная не оспаривает ключевой роли Москвы в данном регионе:

 

В целом позиция КНР – пишет китайский исследователь Чжан Хунцзян – в отношении январских событий в Казахстане заключается в том, что происходящее является внутренним делом Казахстана, и Китай, в свою очередь, не намерен вмешиваться в этот вопрос. Пекин считает оправданным участие миротворческих сил ОДКБ в силу того, что доминирующий статус России в регионе не сможет заменить ни одна другая страна в краткосрочной перспективе… Очевидно, что руководство Китая не пользуется тем же уровнем доверия среди центральноазиатских элит, каким обладает Москва.

 

Обратите внимание на словосочетание «краткосрочной перспективе» в приведенной цитате, ибо не секрет долгосрочный характер китайского стратегического мышления и соответственно планирования.

 

Думаю, Пекин ждет укрепления у власти группирующихся вокруг К-Ж. Токаева элит, трансформация которых в сторону независимости от ориентированного на Лондон назарбаевского клана еще в полной мере вряд ли завершена, ждет, когда Россия поможет Казахстану перекрыть, хотя бы частично, наркотрафик из Афганистана.

 

О важности же стабилизации обстановки в Казахстане в феврале прошлого года говорил сам Си Цзиньпин:

 

Независимый, безопасный, стабильный и процветающий Казахстан служит общим интересам казахского и китайского народов», отметив: «В рамках инициативы «Пояс и путь» нацеленность двух сторон на открытие нового «золотого 30-летия» казахстанско-китайских отношений.

 

 

 

Значимость же интеграции Казахстана в геоэкономическую (термин, введенный в научный оборот Э. Люттваком) стратегию Китая свидетельствуется презентацией Си Цзиньпином инициативы «Пояс и путь» ни где-нибудь, а именно в Астане десятилетие назад. Тоже ведь символично.

 

Кроме того, Поднебесная рассматривает соседнюю республику как своего рода перевалочную базу между ней и Европой, со странами которой Пекин стремится наладить выгодные ему торговые отношения.

 

 

А теперь о пересечении геополитических интересов России и Китая в Казахстане. Познакомимся с китайским взглядом:

 

Так как Центральная Азия является ядром как российской концепции «Большой Евразии», так и китайской инициативы «Пояс и путь», китайско-казахстанские отношения необходимо рассматривать сквозь призму геополитики. Китай и Россия имеют общие интересы в отношении развития центральноазиатского региона. Спокойствие в регионе жизненно важно для обеспечения интересов обеих стран. Между РФ и КНР имеется традиционное разделение функций в регионе, которое можно описать в логике «военно-политическое сотрудничество и экономическая конкуренция.

 

 

 

Написано в доброжелательной манере, но между строк, мне думается, подчеркивается взятый Пекином курс на доминирование в регионе посредством в том числе и соответствующей работы с автохтонными элитами, безопасность которых и укрепление власти обеспечивает Россия. Да и про упомянутые «общие интересы в отношении развития центральноазиатского региона» – при ближайшем рассмотрении интересы не столь уж и общие.

 

Китай выжидает, а Россия таскает каштаны?

 

И пока в Казахстане внутриполитическая обстановка не носит в полной мере стабильный характер, можно говорить о разделении функций и сфер влияния. Тот же автор пишет:

 

Понимая, что Россия имеет большее влияние на ситуацию в области безопасности, Китай будет занимать выжидательную позицию и надеяться, что Москва продолжит играть стабилизирующую роль в регионе.

 

И если исходить из всего вышесказанного, К-Ж.Токаев должен был стоять справа от Президента России, что подчеркнуло бы признание Пекином приоритета Москвы в ее отношениях с Астаной.

 

Расположение же казахстанского лидера по левую руку от Си Цзиньпина и в некоторой отдаленности от В. В. Путина – прямое послание Поднебесной на грядущее переформатирование геополитических и геоэкномических реалий в Срединной Азии и отнюдь не в пользу России.

 

Уже это заставляет рассматривать словосочетание «консолидация Глобального Юга» как декларацию, но не как геополитическую стратегию, якобы общую, скажем, для стран, входящих в БРИКС (именно его почему-то часто отождествляют с Глобальным Югом). Одним из зримых свидетельств столкновений экономических интересов России и Китая может стать смена ими мест в торговом партнерстве с Казахстаном. На протяжении почти всего последнего десятилетия первое место – за нами.

 

И если ситуация здесь будет меняться в пользу Пекина, то она станет показателем трансформации не только реалий экономических, но и являющихся их производной –геополитических. Да, собственно, она уже меняется. Как отмечает исследователь Г. В. Козлов:

 

В области продвижения «успешной экономической модели» КНР побеждает с небольшим отрывом от России (49,8 и 46,7 баллов «мягкой силы» соответственно) в основном за счёт больших объёмов оказанной ОПР.

 

Я не склонен в полной мере соглашаться с неординарным российским мыслителем К. Н Леонтьевым, видевшим в весьма слабом современном ему Китае будущего «могильщика нашего Отечества» (цит по: Хатунцев С. Указ. соч.). Но все же отчасти опасения его разделяю.

 

Так думал не только русский мыслитель. Его французский современник, французский исследователь А. Ревиль писал:

 

Китаец чувствует, мыслит, рассуждает иначе, чем мы. Он имеет очень высокое понятие о себе и о своей цивилизации. В этом он похож на нас. Но хотя обыкновенно учтивый и вежливый, гораздо более нас смиренный пред силой, он глубоко нас презирает и в его глазах мы не более как грубые варвары.

 

(Цит по: Соловьев В. С. Указ. соч.).

 

Китай не сторонник грубых агрессивных решений, он исповедует на международной арене в отношении «варваров» принцип мягкой силы. Но от этого она не перестает быть силой, с которой России следует отнюдь не консолидироваться в рамках искусственных конструкций, а думать о том, как удержать тот же Казахстан в сфере своего влияния.

 

И под занавес о символизме внешних форм, отраженных в кино или фотодокументах.

 

Их не стоит недооценивать. Помните ельцинское: «Не так сидим», давшее старт карьере С. Степашина; или одиноко бродящего В. Зеленского в своей защитного цвета футболке по полям вильнюсского саммита НАТО, что стало выражением недвусмысленного к нему отношения сильных мира сего.