Николай Майоров

Мы

Есть в голосе моём звучание металла. 
Я в жизнь вошёл тяжёлым и прямым. 
Не всё умрёт. Не всё войдёт в каталог. 
Но только пусть под именем моим 
Потомок различит в архивном хламе 
Кусок горячей, верной нам земли, 
Где мы прошли с обугленными ртами 
И мужество, как знамя, пронесли. 
  
Мы жгли костры и вспять пускали реки. 
Нам не хватало неба и воды. 
Упрямой жизни в каждом человеке 
Железом обозначены следы – 
Так в нас запали прошлого приметы. 
А как любили мы – спросите жён! 
Пройдут века, и вам солгут портреты, 
Где нашей жизни ход изображён. 
  
Мы были высоки, русоволосы. 
Вы в книгах прочитаете, как миф, 
О людях, что ушли, не долюбив, 
Не докурив последней папиросы. 
Когда б не бой, не вечные исканья 
Крутых путей к последней высоте, 
Мы б сохранились в бронзовых ваяньях, 
В столбцах газет, в набросках на 
     холсте. 
  
Но время шло. Меняли реки русла. 
И жили мы, не тратя лишних слов, 
Чтоб к вам прийти лишь в пересказах 
     устных 
Да в серой прозе наших дневников. 
Мы брали пламя голыми руками. 
Грудь раскрывали ветру. Из ковша 
Тянули воду полными глотками 
И в женщину влюблялись не спеша. 
  
И шли вперёд, и падали, и, еле 
В обмотках грубых ноги волоча, 
Мы видели, как женщины глядели 
На нашего шального трубача. 
А тот трубил, мир ни во что не ставя 
(Ремень сползал с покатого плеча), 
Он тоже дома женщину оставил, 
Не оглянувшись даже сгоряча. 
Был камень твёрд, уступы каменисты, 
Почти со всех сторон окружены, 
Глядели вверх – и небо было чисто, 
Как светлый лоб оставленной жены. 
  
Так я пишу. Пусть неточны слова, 
И слог тяжёл, и выраженья грубы! 
О нас прошла всесветная молва. 
Нам жажда зноем выпрямила губы. 
  
Мир, как окно, для воздуха распахнут 
Он нами пройден, пройден до конца, 
И хорошо, что руки наши пахнут 
Угрюмой песней верного свинца. 
  
И как бы ни давили память годы, 
Нас не забудут потому вовек, 
Что, всей планете делая погоду, 
Мы в плоть одели слово «Человек»! 
  
          1940