После Февральской революции в России и свержения царя Николая II британское правительство сначала было готово предоставить ему и его семье убежище, а потом отказало. Какую роль в этом отказе сыграл близкий родственник Николая, британский король Георг V, и был ли у него другой выход?Эпиграфом к этому рассказу можно было бы взять слова Эмили Бронте из романа "Грозовой перевал": "Предательство и насилие - это копья, заостренные с обоих концов: того, кто пускает их в дело, они ранят больнее, чем его противника".

Британские монархи, за единственным исключением в лице Карла I, умудрившегося в результате ссоры с парламентом потерять голову, отличались удивительной способностью приспосабливаться к обстоятельствам.Каждый раз, когда над королевской семьей нависал дамоклов меч народного недовольства, они собирались с духом, перегруппировывались и выдавали своим подданным новую версию монархии, у которой была одна единственная цель: обеспечить собственное выживание.

Самую большую жертву на этом пути принес Георг V, который бросил на алтарь своей династии своих же кровных родственников и близких друзей: царскую семью Романовых.

Родственников не выбирают

Королева Виктория была дамой, во-первых, плодовитой, во-вторых, семейственной. Перед началом Первой мировой войны практически все королевские дома Европы были связаны с Британией родственными узами. Что вовсе не означало, что они друг друга любили.

Кайзер Вильгельм, например, терпеть не мог своего дядю, короля Эдуарда VII. Главным образом потому, что британский король, в отличие от него, был в Европе очень популярным.

Вильгельму же с самого начала казалось, что его ущемляют.

При этом другие ближайшие родственники - Георг V и Николай II, друг другу искренне симпатизировали.

Любопытно, что маленькие принцы подружились, несмотря на протесты бабушки - королевы Виктории, которая, так же как и ее подданные, считала русского медведя главным врагом британскому льву, еще со времен Крымской войны.

Чувства эти были полностью взаимными, и подотчетное население российского царя считало, что самых больших козней следует ожидать именно от британцев.

Перелом произошел благодаря дочерям короля Дании. Одна из них вышла замуж за будущего короля Эдуарда VII, а другая - за русского царя Александра III.

Сестры продолжали дружить, невзирая на политику, и будущие государи-императоры с младых ногтей встречались на летних каникулах в Дании.

Почти как близнецы

Кузены походили друг на друга не только внешне (иногда их даже путали), но обладали и схожими характерами. Оба были стеснительными молодыми людьми, предпочитавшими одиночество шумным приемам, любили развлечения на природе, и оба находились под каблуком у своих властных и жестких матерей.

"Я считаю тебя своим самым старым и самым верным другом", - писал Георг Николаю в 1894 году.

Эта дружба возникла по двум причинам.

Первая: мать Николая с самого раннего детства научила его отделять британскую королевскую семью - дорогого Джорджи (будущего Георга V), дядю Берти (будущего короля Эдуарда VII) и бабулю (королеву Викторию) от "гнусного" британского правительства, которое все время норовило прибрать к рукам азиатские территории, которые, как она считала, по праву должны были бы быть российскими.

Вторая же заключается в том, что второго кузена, Георга, коллекционирование марок и стрельба по фазанам всегда интересовали гораздо больше политики.

В конце концов и Виктория решила, что с русскими можно дружить. Тем более, что Николай женился на ее любимой внучке Алисе Гессен-Дармштадской.

Дружба дружбой, а табачок врозь

За год до этого русский принц приехал на свадьбу своего кузена и совершенно покорил королеву, которая сказала, что он просто душка. Увы, сам цесаревич назвал британскую королеву "большим шаром на трясущихся ножках". Королева действительно была невысока ростом, а в старости и сильно растолстела.

Виктория даже начала строить планы, в чем Николай может посодействовать британским интересам. Впрочем, ее подданные и политики по-прежнему относились к России без особого восторга.

Но и сам Николай тоже строил козни против ближайших родственников своей жены. Говорят, что во время Бурской войны он подумывал о том, можно ли воспользоваться неудачной для Британии ситуацией, чтобы оттяпать себе кусочек ее владений в Азии.

Однако этого не случилось - то ли потому, что он обещал "бабуле" не осложнять положение, то ли потому, что у России на эти эскапады просто не было денег. Может быть, ответа на этот вопрос не знал и он сам.

В конечном итоге перед войной политическая обстановка в Европе сложилась такая же, как и родственные отношения в семье. Вильгельм на всех дулся, считая, что его недостаточно уважают, и вообще Германию обошли колониями, а Георг и Николай изо всех сил старались оттянуть начало войны, которая им совершенно претила и мешала жить в свое удовольствие.

Но этой дружбе был положен трагический конец, когда британский король предпочел выживание собственной династии спасению жизни российского кузена.

Премьер или король?

С уверенностью можно сказать только одно: после того, как Николай отрекся от престола, британцы сначала согласились принять его и его семью, а потом отказались.

Главную ответственность за убийство царской семьи несут, разумеется, большевики, но и британский отказ тоже сыграл свою роль.

Всего за несколько лет до начала войны Георг писал своему двоюродному брату: "Помни, что ты всегда можешь рассчитывать на мою дружбу".

Однако, когда на одной чаше весов оказалась жизнь российской царской семьи, а на другой - возможное (хотя и маловероятное) свержение британской монархии, Георг предпочел не ставить под удар свои интересы.

Причем, если до недавнего времени все как-то считали, что в отказе виновен тогдашний премьер-министр Ллойд-Джордж, то теперь появляется все больше свидетельств, что отказ все-таки исходил от британского монарха.

Чужая душа (особенно королевская) - всегда потемки

Никто не знает, что думал по этому поводу король Георг V. Более того, мы не знаем, обдумывал ли он свое решение вообще. Всё, что нам известно о его мнении, было изложено в официальных сообщениях секретарей, дневниках близких друзей и в дипломатической переписке.

Из этих документов следует, что поначалу он вроде бы хотел, чтобы Британия активно вмешалась в спасение семьи его близкого друга и родственника, а потом категорически возражал против их появления (даже временного) в Соединенном Королевстве.

Где-то между этими крайностями затерялся вариант, когда то ли британское правительство, то ли сам монарх были готовы поспособствовать предоставлению убежища для семьи Николая II в Испании или Франции, согласовав все условия с кайзером Вильгельмом, с одной стороны, и председателем Временного правительства князем Львовым - с другой.

Все это, разумеется, происходило еще до Октябрьской революции и перехода власти в руки большевиков. И на этом этапе король, кажется, по крайней мере, не возражал против такого сценария.

Что делать с Романовыми?

Это отсутствие четкой позиции короля соответствовало и неразберихе, царившей в то время в британских коридорах власти.

Разные политические силы придерживались резко противоположных взглядов и использовали отчаянное положение, в котором оказалась царская семья в своих собственных целях.

Одни считали, что Романовых не надо спасать хотя бы для того, чтобы умаслить самые активные организованные группы рабочих. Другие - что появление царской семьи спровоцирует рост революционных настроений в самой Британии. Третьи полагали, что главное - это по-прежнему сделать так, чтобы Германия продолжала воевать на два фронта и Россия из войны не выходила. А были и такие, кто считал, что спасение царской семьи поможет возродить почтение к монархии, которое к третьему году войны было уже изрядно потрепанным.

Другими словами, в самой Британии царил огромный разброс мнений и настроений по поводу того, имеет ли смысл спасать царскую семью, и такая неопределенность продолжалась несколько месяцев.

Монархии в опасности!

Доминирующим было мнение, которое активно высказывали два известных писателя - Томас Манн и Герберт Уэллс: свержение царской семьи может оказаться первой костяшкой домино, после падения которой посыплются и все остальные монаршие дома Европы. Манн такой сценарий очень приветствовал, Уэллса же он приводил в ужас.

Есть целый ряд свидетельств, подтверждающих, что Георга V снедали те же самые тревоги.

Осенью 1917 года ситуация для царской семьи становилась все более отчаянной. Остальным королевским семьям Европы пришлось все-таки открыто и четко формулировать свою позицию.

И тут даже нерешительные монархи сообразили, что цареубийство может подать их собственным недовольным подданным плохой пример, и решили Романовых спасать.

Однако было уже слишком поздно.

К власти пришли большевики, правительство Ллойд-Джорджа подумывало о том, какую выгоду можно извлечь из нового политического расклада в России, и небольшое окно, когда царскую семью еще можно было спасти, плотно захлопнулось.

Трус, прагматик или жертва обстоятельств

Но справедливо ли утверждать, что Георг V попросту презрел узы дружбы и крови, элементарно струсив?

С одной стороны, скорее всего, да. Но с другой, был и еще один фактор: российская царская семья была крайне непопулярна в Британии, причем, как среди правящий элиты, так и среди, скажем так, широких слоев населения.

Предоставление убежища известному автократу с ведома и согласия конституционного монарха могло обернуться для последнего крайне неприятными последствиями.

Конечно, Георг мог бы и промолчать. Однако его частный секретарь, лорд Стэмфордем, неоднократно и со все с большим убеждением писал письма правительству, донося до него сомнения короля в целесообразности давать убежище царской семье, каждый раз, не уставая подчеркивать непопулярность сверженного царя, как в самой России, так и в Британии.

В апреле 1918 года лорд Стэмфордем отметил в дневнике, что король все чаще стал получать письма от людей самых разных сословий, из которых следовало, что вопрос предоставления убежища Романовым широко обсуждался не только в рабочих клубах, но и членами парламента от Лейбористской партии.

При этом, указывал Стэмфордем, все они крайне отрицательно относились к такой перспективе.

Никому не нужные мученики

Честно говоря, ни Ллойд-Джордж, ни его кабинет не нуждались в дополнительных аргументах, чтобы не предоставлять убежища царской семье.

Более того, довольно многие британские политики винили лично Николая II в печальном внутреннем положении России в 1917 году, и им очень не хотелось спасать государя, который так глупо провалил войну.

Примерно так же думали и французы. Где-то в это же время британский посол во Франции лорд Берти писал в Лондон, что французы считают русскую императрицу немчурой не только по рождению, но и по духу.

По обе стороны Ла-Манша существовало неафишируемое единство мнений, что было бы гораздо лучше, если бы Романовых приютила какая-то третья, и, желательно, не участвующая в войне страна. Вполне могли бы подойти Швеция или Дания, но вот беда, приглашения из этих стран почему-то не последовало.

Николай и его семья превратились во всеобщее политическое неудобство.

К тому же, объективно говоря, вызволить из-под ареста бывшего царя и его семью было бы довольно нетривиальной задачей, почти наверняка обреченной на провал.

Временное правительство, которому Романовы тоже страшно мешали, не хотело злить рабочий класс и отпускать царскую семью в спокойную ссылку.

Даже для пришедших к власти большевиков ситуация была не намного легче. Какое-то время они даже носились с идеей устроить показательный судебный процесс, но потом и от него пришлось отказаться.

Давайте говорить по-честному: живыми и Николай II и его семья представляли неразрешимую политическую проблему буквально для всех.

Приняв решение об убийстве царской семьи, большевики этот гордиев узел просто разрубили.

И только когда Романовых не стало, все вдруг заговорили об этой трагедии так, как будто бы их спасение в принципе было возможным, высказывать сожаления, что этого не произошло, и искать виноватых.

https://www.bbc.com/russian/features-42371193