Время от времени не мешает всем нам очиститься от грубых наростов нашей жизни. И прекрасно помогают в этом житейские истории, в которых затрагиваются те струны нашей души, которые особенно нуждаются в обновлении. Внимайте. И не тормозите свои эмоции..

Как меня научили делать добро

Жил в соседнем доме мальчик моих лет. Наши папы дружили. А мама у него умерла. Давно. При родах. Когда я его знала, папа его пил. 90-е. Один с ребенком. Зарабатывает мало. Живут бедно. Как не пить. Тогда, вообще, как мне кажется, пьяниц больше было. Мальчик зашуганный. С огромными грустными, но очень красивыми глазами и извечными синяками под ними. Не знаю, почему.

И вот, у мальчика день рождения. На празднике еще 2-е мальчишек и я с папой. Мальчик счастлив. Он купил приставку и много-много, очень много игр к ней. И книжку с кодами. И в этой приставке для него сейчас вся радость мира. И друзья его, у которых есть мамы и которым, вообще, как мальчику кажется, больше повезло по жизни, сейчас ему завидуют. У одного есть приставка, но всего 2 картриджа, а у второго приставки нет, так как родители считают ее вредной.

И папа мальчика, который чуть ли не плачет. С утра он не смог встать после вчерашнего, и когда к нему прибежал радостный сын, он отмахнулся от него и сказал: "деньги там, иди и купи себе приставку". Мальчик так и сделал. Взял деньги и побежал счастливый в магазин. Купил приставку! И игры! И книги! Все о чем, он даже и мечтать не смел. На всю папину зарплату.

"Там же были деньги на продукты, на праздничный стол! Я рассчитывал, что на оставшиеся после подарка и стола деньги до конца месяца жить будем" - рассказывал папа мальчика моему папе на кухне. "Даже торт купить не на что!"

Так вот, почему перед походом сюда мы заходили в магазин за тортиком. Самым скромным. Видимо, такой и попросили. Я слушала взрослых, пока ребята пытались выбить комбо в мортал комбат. И понять не могла, почему отец мальчика смотрит на своего сына виноватыми глазами. Еще я пыталась представить, что бы со мной, в моей любящей, полной семье, сделали за такой проступок.

А мальчик счастлив. И плевать ему на какой-то там праздничный стол. Он и на тортик-то потом отвлекся только, как на обязательную формальность - и обратно играть и получать удовольствие от того, что первый раз в жизни и он, наконец-то, может побыть щедрым другом для своих немногочисленных приятелей.

А на кухне папа мальчика. Который не может, просто не может, отругать своего сына за то, что тот наконец-то счастлив. И мой папа рядом стоит и молчит. А потом вдруг, как-то довольно убедительно говорит, что видать мы ошиблись с подарком-книжкой. Надо было игры дарить.

А давай, он за половину игр деньги отдаст и это, вроде бы, как мы подарили. Чужой папа делает вид, что поверил, что мой папа недоволен нашим подарком, и соглашается. Наливает рюмку дешевой водки, которую мы купили вместе с тортиком, и выпивает на кухне, пока сын не видит.

Я все еще, почему-то, стою рядом. Ничего не понимаю, но зачем-то запоминаю. И понять не могу, почему кроме такой красивой дорогой книжки, папа решил подарить что-то еще.
 

Адское терпение

Женщина стояла в очереди в супермаркете после дедушки с непослушным внуком. Руки мальчика были полны конфет и прочих сладостей. Но он продолжал кричать и вертеться. «Спокойно, Женя, осталось совсем немного... Хороший мальчик». Через какое–то время ребенок снова стал капризничать, а дедушка спокойно сказал: «Все хорошо, Женя. Еще пару минут, и мы поедем домой. Потерпи, парень».

На кассе маленькому демону взбрело в голову выбросить все товары из тележки. Дедушка снова сказал спокойным тоном: «Жень, Жень, расслабься, приятель, не расстраивайся. Еще пять минут, и мы будем дома. Успокойся, пожалуйста».

Женщину это очень впечатлило. Когда она вышла на улицу, сразу подошла к дедушке с внуком, которые садились в машину, и сказала:
- Это, конечно, не мое дело, но вы вели себя там просто удивительно! Вы оставались сдержанным и спокойно говорили с мальчиком даже после того, как он так ужасно себя вел! Женя, тебе очень повезло с дедушкой!
- Спасибо, - ответил дедушка. - Но Женя - это я. А этого маленького засранца зовут Максим.
 

Дядя Валик...

Забавный случай был у моего друга.
Жил он без отца и в возрасте примерно десяти лет, у него появился отчим - дядя Валик. Так как он уже привык без отца, то и дядю Валика, он никогда не называл папой: все дядя, да дядя…

Как рассказывал сам дядя Валик, он очень старался чтобы юный Ванюша хоть когда-то обратился к нему: папа. Не то чтоб ему было неприятно иметь статус дяди, но для полноценной семьи все-таки хотелось стать папой в глазах ребенка.

Стоит отметить, что отношения между пасынком и отчимом сразу завязались дружеские. Ваня не призирал, не наглел, не качал права и не кричал что тот ему не отец, поэтому и слушаться его он не будет. Они много времени проводили вместе: в гараже, за столярным станком, в огороде. Да и сам дядя Валик сильно привязался к Ванюше. Он не раз говорил, что если бы у него был сын, то он хотел бы, что бы сын его был похож на Ваню. А мать и сама нарадоваться не могла, что так удачно сложилось в их семье. Ссоры, конечно были, но и ссорами назвать это было нельзя. Так, мелкие конфликты, которые тут же на месте и решались.

И все у них было хорошо, если бы не одно но… Дядя Валик по-прежнему оставался дядя Валиком.

И за все прожитое вместе время, а это ни много ни мало, четыре года, он ни разу не удостоился от Вани слова: папа.
Сам дядя Валик уже и свыкся с этим, но там, где-то в глубине души, он все же хотел услышать заветно - папа. Напился как-то дядя Валик. Как говорится дал лишку. А его в этом состоянии всегда на увлекательные рассказы тянет. Причем выступает он не хуже чем какой-либо из артистов. Рассказывает так, словно ты сам там был и все это видел.

Так вот, стоит он перед нами. Не пошатывается, язык не заплетается, но видно что настроение-то приподнятое.
- Пошли мы значит, сарай разбирать, - начал дядя Валик. - Может кто видел наш сарай. Бревенчатый такой. Каждое бревно с меня размером. Но ветхий и старый зараза. Короче, долбанул я разок по несущему бревну он и развалился почти весь.

Но, не в этом суть. Стали мы с Ваней, бревна эти таскать и складывать рядом. Сложили почти все, а потом начали отделять друг от друга. Молотки, гвозди, кувалды, топоры, все в ход шло. Не успел я отойти, как слышу за спиной Ваня кричит. На помощь зовет. Ох, если бы вы слышали, как он звал. «Папа! Папочка! Помоги! Папа! Папа!»

У меня аж вздрогнуло все внутри. Бегу сломя голову к нему, а он стоит рядом с таким бревном и рыдает. Не знаю, каким образом, но руки его зажало в расщелине между бревен. Две ладони вместе, прямо в этой щели. Вижу руки обтёр до крови. Стоит, как богу молится. Плачет, кричит мне: «Папочка, помоги мне. Папа!»

Я, недолго думая, пытаюсь раскрыть эту щель, но засел он крепко.
- Щас Ваня. Подожди, я сейчас, сейчас.
Бегу в гараж, достаю здоровенный лом, прибегаю обратно, а он все стоит, молит и слезами обливается. Гляжу крови уже натекло достаточно. Ну, не то чтобы он сильно там оборвал, но кожу кое-где сорвал все-таки.
- Сейчас Ванюша, - говорю я.

Вставляю лом в щель, упираюсь ногой в бревно и со всей силы тащу. А как иначе-то? Пасынок впервые меня папой назвал. Это мне больше всего и сил придало и сообразительности и проворства. Тяну изо всех сил. Вижу расходится бревно чуть-чуть.
- Тащи! - кричу Ване.
А он руки вытащил, осмотрелся. Слезы мгновенно перестали течь. Посмотрел он на меня шальными глазами, потом изменился в лице, стал спокоен и серьезен. Обтрусил руки как будто от пыли и сказал:
- Видишь, дядя Валик, какая херня случается.

Хороший парень. Люблю его.
 

Раз, два, три…

Когда я был маленьким, мама на руках поднимала меня на третий этаж. Чтобы развлечься, я считал ступеньки. Вертелся, а мама меня успокаивала. Я сбивался и начинал снова: раз, два, три…

Родителям было по восемнадцать лет, когда я родился. До того, как мне исполнился один год, папа трудился на двух работах. Денег всё равно не хватало. Папе предложили работу на Севере. Там он сейчас и живёт. У него новая семья - жена и две дочери. Слежу за их жизнью через соцсети. Много раз собирался написать своим сёстрам.

Мама с трудом нашла работу. Пока меня устраивали в садик, жили на пособие и алименты. Потом мама металась с места на место. Из-за меня она постоянно опаздывала. Её увольняли. В конце концов, нашлась работа, где начальница с понимаем отнеслась к нашим проблемам. Тут тебе и больничные, и отпуск по уходу - всё, как полагается. Зарплата не слишком большая, но как-то сводим концы с концами.

Друзей у меня почти нет. Я редко выходил погулять. Мама придумывала какие-нибудь отмазки. В основном про погоду. Зимой она говорила, что на улице очень холодно, летом – что слишком жарко. Она ни разу не сказала: «Мне тяжело».

С одноклассниками я не сдружился. За десять лет они навестили меня пять или шесть раз. Учителя, конечно, чаще приходили. В основном общался с ними по интернету. Они говорили, я делаю успехи. Как-то отправил контрольную по математике с неверными ответами. Всё равно хвалили.

Раньше я расстраивался из-за того, что постоянно торчу дома. Теперь ненавижу дни, когда надо ехать куда-нибудь. Но минимум раз в три месяца меня должны осматривать в больнице.

Лестница в подъезде. Потом пандус на крыльце. Потом - в автобус. Пандус у входа в больницу. После осмотра - обратно.

Мама поднимает меня на третий этаж, а я считаю ступеньки. Она тяжело дышит, и я ничем не могу ей помочь. Только замираю и старюсь не думать, что маме всего тридцать четыре года, и вся жизнь у неё впереди. Раз, два, три…