Я сибирских дорог подорожник... 90 лет со дня рождения Евгения Евтушенко 

Строительство Байкало-Амурской магистрали в 70-80-х прошлого века воспевали в песнях и стихах. Одним из самых ярких «певцов» БАМа был Евгений Евтушенко – поэт, которого в СССР знали все, а не только поклонники изящной словесности. Знали не только по стихам, но и в лицо, и по голосу…

Его энергия передавалась многим, а голос добирался до сердец даже без микрофонов… Это Евгений Евтушенко. Между прочим, коренной сибиряк и сын геолога. То есть для БАМа – человек неслучайный.

В прологе поэмы «Просека» он говорит о себе:

 «Я не то чтобы просто художник -

я совсем не из признанных роз.

Я сибирских дорог подорожник,

распрямлявшийся после колёс...»

Евтушенко многократно бывал и на Байкале, и на Амуре. И путешествовал, и выступал, и работал в тех краях. И с бамовцами общался по-свойски, как знаток байкало-амурских просек.

Он впервые приехал на БАМ летом 1975 года, когда газеты уже вовсю шумели о великой стройке, но поезда по новой магистрали ещё не ходили, и многие проблемы казались почти неразрешимыми. Это было время трудовых подвигов – за ними и ехал на магистраль Евтушенко. Появление поэта на БАМе никого не удивило. 

Поэту было немного за сорок, но его уже считали классиком. К тому времени он на удивление многое успел – попал в учебники и хрестоматии, объездил все континенты, изведал несколько опал, а главное – стал одним из символов поколения. В многочисленных турне по обеим Америкам автор «Братской ГЭС» не потерял интереса к родным осинам и кедрам. И для строителей он не был чужаком.

«В конце лета нашу стройку посетил поэт Евгений Евтушенко, ходил по мосту, поражался работе монтажников (верхолазы – циркачи!), жил в общежитии с мостовиками – ребята его очень тепло принимали», – вспоминал мостостроитель Валерий Шмидт.

Так появилась «Просека» – бамовская поэма Евтушенко, завершённая вскоре после той поездки. Много лет и целую эпоху спустя в газетном интервью Евтушенко вспоминал: «Это была честная поэма. Никем не заказанная. Никаким правительством».

Бамовская просека у Евтушенко – это прорыв в будущее:

 «И с бамовских грозно скрежещущих просек,

с этих камней и пней

я вижу эпоху, которая даже не просит –

требует слова о ней».

Именно на БАМе Евтушенко сочинил строки, которые многие бранили за эпатаж:

 «В какой бы ни был я трясине,

я верой тайною храним;

моя фамилия – Россия,

а Евтушенко – псевдоним».

Это из «Просеки».

Евтушенко не занимали славословия. Он искал напряжение конфликта, искал повода, чтобы выговориться не только о БАМе, но и о многом наболевшем и злободневном. Не забывал намекнуть и о «наших недостатках» – например, об отсутствии колготок на магазинных прилавках. Рваные ритмы, подчас – нарочито неряшливый, разговорный стиль. Быть может, этими «соринками» и ценен Евтушенко, не выносивший дистиллированной напевности.

…Кондрашин в ботфортах резиновых

ливень с ладони пьёт,

неостановим, как Россия,

как прадед – великий Пётр.

Образ Петра Великого здесь неслучаен. Евтушенко не был бы поэтом-трибуном, если бы просто воспевал людей БАМа и их трудовые подвиги. Он искал обобщений вселенского масштаба! БАМ для него – это борьба против всего отжившего.

Непролазная грязь, мерзлота, камни, которые приходится выворачивать из земли, техника, которая не выдерживает строительного штурма, – всё это в поэме Евтушенко превращается в метафору борьбы с мракобесием, с человеческими пороками. Это борьба за счастливое и просвещённое будущее. На помощь приходят – да, да! – исторические переклички. С революцией, с Петровскими реформами:

И трос трещит от движения,

Россию таща напролом,

как будто бы жила двужильная,

одолженная Петром.

Бульдозер хрипит, ободранный,

проходит за яром яр,

в кустарник врубаясь, как в бороды

Лежачих камней – бояр…

Завершается поэма программным монологом бамовцев. Он обращён к потомкам – как и положено в традиции «агитатора, горлана, главаря».

В жизни всё было грубее, корявее.

К нашим потомкам по нашим путям

мы выйдем, проламывая фотографии,

ретушь газетную смазав к чертям.

Порой мы падали, полумёртвые,

даже забыв стянуть сапоги,

но лентой чапаевской пулемётною

дорога ложилась на грудь тайги.

Есть лжедороги, есть лжепророки.

Кто лжедорогой идёт – пропадёт.

Смысл дороги не просто в дороге,

а в том, куда она приведёт.

Потомки, запомнить бы вам не мешало:

должны вы довывернуть из земли

лежачие камни земного шара,

которые вывернуть мы не смогли.

Вы не узнаете трудностей наших,

и слава богу.

Вам из болот руками

не выволакивать «МАЗ».

Но не забудьте, потомки, что, строя дорогу,

мы сами стали дорогой для вас.

С нас многое спросится

эпохой и вечностью.

Мы – первая просека

всего человечества.

Когда-то «Просеку» называли неудачей Евтушенко. Казалось, что прыткий поэт со своей героикой труда «ломится в открытую дверь» – ведь и без него о БАМе ежедневно рапортовали по радио. Эстеты ждали от поэзии других мелодий.

А сейчас нам не хватает того мужества, тех зарисовок обыденной и в то же время яркой жизни, того пафоса, перемешанного с сарказмом, но всё-таки ещё не убитого безверием. Не хватает энергии Евтушенко. И не хватает того всеобщего (и государственного, и человеческого!) внимания к чрезвычайным стройкам, которое никого не удивляло в 1970-е годы.

Из статьи Арсения Замостьянова. Литературная газета

P.S.

 Поэт и не предполагал, наверное, что потомкам достанутся самые суровые испытания, которые страна уже проходила в те военные сороковые 20-го века. И вновь на защиту Родины встали плечом к плечу все народы России. 

И будто о сегодняшнем дне звучат стихи Евтушенко, основанные на его воспоминаниях о военном детстве, написанные в 1981-ом для фильма «Детский сад». 

Снег забывает, что он снег,

Когда на нём от крови пятна.

Снег забывает, что он снег,

Когда потери безвозвратны.

Ребенок может на войне

Забыть о том,

Что он ребенок.

Но не забудут и во сне

Отец и мать

Его глазенок.

Не забудь своих детей, страна,

Стала детским садом им война.

Посреди летающих смертей

Можно все забыть,

Но не детей!

Забудет подо льдом вода,

Когда она была в заливе.

Но не забудет никогда

Россия,

что она — Россия.

Пускай забудут города,

Как их бомбили,

Но лишь бы люди никогда,

Что они ЛЮДИ,

Не забыли!

Не забудь своих детей, страна,

Стала детским садом им война.

Посреди летающих смертей

Можно все забыть,

Но не детей!

Источник