Уже который день ей хотелось спрятаться, как в детстве – под столом, где у нее было укромное местечко. За длинной скатертью ничего не было видно, было так уютно и безопасно. А там, в большом мире были мама и бабушка, которые берегли ее покой, окружали заботой и любовью. А сейчас под стол не залезешь, в голове звенит - то ли от перемены погоды, то ли сквозняк свистит сквозь дырку в душе. И нечем заткнуть и не за что зацепиться. «Странное дело, - думала Маша, - мужчины и после расставания вампирят.


Мы, женщины, способны брать энергию из пространства, выкачивать ее из воздуха, а они – выкачивают из нас. Эта энергетическая связь остается еще долгие годы после разлуки, я чувствовала мужа долго, он был как будто третьим в наших отношениях с Петровичем, таким себе незримым наблюдателем. А тут еще не успели расстаться толком, а меня уже крутит, ведь знаю, что думает обо мне ежеминутно. Неужели нечего сказать на прощанье после стольких лет?» Маша лежала под пледом и не в силах была даже расстелить постель, чтобы нормально лечь спать. Вдруг накатила такая вселенская пустота и усталость, что хотелось свернуться клубочком и забыться, но мысли не давали покоя. Раздался звонок мобильного, так поздно мог позвонить Макс. Меньше всего ей хотелось сейчас договариваться с ним о встрече. Максим проявлял нетерпение, молодой, здоровый, как конь педальный, ему бы только трахаться. Да и она позволила себе по телефону расслабиться, завела мужика…А у самой настроение встречаться пропало не из-за чего, просто так, пропало и все. Маша посмотрела на номер, это был Петрович - "Напился, наверное, ну отвечу»:

-Алле..
-Маруся,это я..
-Слышу,что ты…
-Ну что…что скажешь…это все?? У нас с тобой все,да??
-Петрович, иди проспись..
-Я уже неделю в рот не брал
-А что случилось?
-Не идет, настоения нету, надо поговорить
-Говори
-Хотел по-людски попрощаться, раз такое дело. Столько лет были вместе, хочется, чтобы память от меня осталась..
-Неужели?? Ты что – головой стукнулся? А может Клава сковородкой навернула?
-Я серьезно. Давай в субботу встретимся. Пойдем тебе что-то выберем.
-Мне ничего не надо,у меня все есть.
-Ты ж хотела дубленку, да и сапоги надо.
-??? Ты точно здурел, Петрович! Не пьешь – значит белка, пойди выпей!
-Я серьезно, Маруся. Я без тебя пропадаю, сохну. Уже деньги снял, где какие были, хочу тебе дорогой подарок сделать.
-Ну хорошо, Петрович, выпей корвалол и ложись отдыхать, завтра созвонимся.
-Ты меня еще не забыла?? Тот другой тебя так не будет любить, как я. Поматросит и бросит…А я для тебя все сделаю..
-А что ж раньше все не делал?
--Прости меня,старого дурака..
-Ладно, Петрович, мне на работу рано, спать хочу, до завтра, созвонимся.

Маша отключилась, голова разболелась еще больше, на глаза навернулись слезы .Она накапала себе 25 капель корвалола, постелила постель и наконец-то улеглась спать.

Встретились они с Петровичем в субботу в полдень у центрального рынка. Маша заметила, что он очень осунулся, как-то постарел, был небрежно одет и сквозь расстегнутую рубаху была видна морщинистая шея. Что-то кольнуло в душе, она подошла, застегнула ему пуговицу, поправила шарф:

-Ну что ты хотел мне подарить? Если правда дубленку, то пойдем по рядам пройдемся, там я видела недорогие и хорошие. Но все равно гривен 700-750 надо, у тебя точно есть деньги?
-Есть, я ж сказал. Я не хочу тебе искусственную, если брать, то натуральную.
--Ты совсем опупел? Ты знаешь сколько стоит натуральная??
-Знаю, пошли!

И они пошли в магазин. Там Машенька выбрала себе дубленку классического покроя, чтобы носить эту добротную вещь лет десять. Дубленка была темно-коричневая, легкая, с овчиной на два тона светлее. Петрович настоял, чтобы она сразу надела ее, потому что на улице ветер, а у нее слабое пальтецо. Маша удивительно изменилась в дубленке. И пусть она стала сразу выглядеть на свои годы, но роскошная вещь удивительно оттенила ее карие глаза и каштановые волосы, придала уверенности выражению лица. Маша взяла Петровича под руку и они пошли в отдел обуви. Купили кожаные сапоги под цвет дубленки, теплые, на цигейке. Но Маша наотрез отказалась надевать новые сапоги, потому что на улице таял снег, было мокро и грязно. Поэтому продавщица их упаковала, положила в новогодний пакет и отдала в руки заботливому «мужу» с понимающей улыбкой.
А потом они под руку шли по городу, молчали, Петрович хотел купить еще что-нибудь, но деньги в его кошельке растаяли, осталось совсем немного и Маша сама предложила купить что-то покушать и пойти на квартиру, чтобы не выбрасывать зря деньги в кафе. Петрович так обрадовался, что напрочь растерялся. Он стоял посреди улицы и шапка съехала набок, а прохожие бесцеремонно толкали «деда» то с одной, то с другой стороны. Машенька подхватила его под руку и потащила в гастроном, где делали хороший гриль. Там они купили курицу, пару салатов, хлеб, фрукты, сыр и бутылку вина.
На их квартире ничего не изменилось. На столе лежал ее маникюрный набор и жидкость для снятия лака. В баре стоял любимый ликер и еще осталось немного халвы. И было такое ощущение, что здесь они были только вчера. Но Петрович не спешил в ванную,как всегда, он протирал пыль, накрывал на стол. Потом спохватился:

-Машуня, примерь сапоги еще раз, хочу посмотреть. Может нужно было не ботфорты брать, а обычные. Еще можно поменять.
-Не надо менять. Я всегда хотела длинные. Потом примерю, устала что-то, я полежу немного.

Она легла, вытянулась и было так необычно наблюдать за хлопочущим вокруг нее Петровичем. А он достал сапоги, по-хозяйски погладил, понюхал, сел рядом, взял Машину ногу и хотел надеть, но сапог не хотел налезать, а Маше было лень подниматься. Тогда он наклонился и поцеловал пальцы ноги, потом осторожно повернул ступню и прижался губами к горбику под большим пальцем. Было так привычно и в тоже время волнующе видеть, как солидный, седовласый мужчина нежно прикасается губами к ее ноге. Только он один, только Петрович мог так поцеловать…Хорошо, что были плотные колготки, но Маша все равно вздрогнула. Она помнила, как он умел начинать поцелуи с ног, только Петрович мог укусить ее за большой палец, как маленького ребенка, и долго держать его во рту, доводя Машу до состояния чуть ли не девичьей стыдливости. В этот момент она не знала, как себя вести. Ей казалось, что у нее недостаточно свежий педикюр, что может быть какой-то запах, и она старалась быстрее выдернуть палец. Но когда он выпускал палец, то начинал ласкать ее своим жестким языком под большим пальчиком, потом дальше, доходя до середины ступни, и Маша понимала, что останавливать его уже нет сил. А сейчас на ней были плотные колготки, толстый свитер и еще много чего, как на луковице. Петрович оглаживал Машу от колен вниз, приговаривая:

-Чтобы носила все время, не жалела, и на работу тоже носи…
-Буду беречь, когда еще такие куплю.
-Пока я жив, купим!
-Ну так живи, живи подольше…
-А ты меня любить будешь?
-А ты меня кормить будешь курицей или словами про любовь?
-Ты лежи, Машуня, я пододвину столик и поужинаем
-Спасибо…

Максим не звонил третий день. Первый день Маша была спокойна. На второй день она делала все медленно, очень медленно. Может быть для окружающих она делала все обычно, но для нее все вокруг было, как в замедленном кино. Наверное, ее заботливое подсознание хотело растянуть время, чтобы один день длился подольше, и чтобы дождаться звонка. Но наступил и третий день без звонка. Утром она, как всегда, встала раньше всех, поставила чайник, сделала всем по бутерброду с сыром и по бутерброду с колбасой. Это был их любимый завтрак, когда были деньги. Маша удивилась, что совсем не хочет есть, отхлебнула немного кофе и ушла на работу. Повседневные дела захватили ее, она бы и не заметила, что пора обедать, но Нина была тут как тут:


-Я сегодня свежины немного взяла, да шкалик. Пошли в кассу, Томка приглашала, сегодня начальство после обеда сваливает, так посидим нормально.
-Ну, хорошо, доделаю дела, пойдем…
-У тебя ничего не случилось? Что-то ты мне не нравишься, подруга.
-Все нормально, может немного промерзла на остановке, надо температуру измерить.
-А наш юный друг звонил?
-Нет, не звонит уже.
-А что случилось?
-Ничего. Не звонит и все.
-Маш, а что ты хочешь? Это ж Интернет, человек может уйти и до свиданья не сказать. Да и вообще, ты знаешь со сколькими он переписывается? Пару десятков у него точно есть, какая-то моложе и удобнее подвернулась и бай-бай. Не расстраивайся, еще найдем.
-А я и не расстраиваюсь…

Домой Маша пришла пьяненькая, расслабленная, но ступив на порог квартиры она поняла – он вернулся, вернулся противный, скользкий и холодный зверек. Он проник в ее грудь даже сквозь барьер алкоголя, сквозь тепло подруг, сквозь работу, сквозь все. Он проник и уселся там, похоже надолго. Настя вышла из кухни с большой чашкой чая:
-Мам, ты телефон на зарядке забыла, несколько раз звонили, незнакомый номер и смс-ки были.
Телефон был Макса. И несколько смс-ок:
«Почему ты не берешь трубку, сердишься?»
«Я не мог позвонить раньше, отзовись»
«Маша, ты хочешь меня помучить?»
«Хорошо, я терпеливый, позвоню позже»
Очень знобило, очень! Наверное, температура все-таки, надо бы измерить. Где градусник? Нет, лучше горячую ванну с пенкой и лежать, лежать, долго. Маша набрала в ванну воды, положила рядом телефон и с наслаждением погрузилась в воду. Макс позвонил через пол часа:
-Ну, слава Богу, я уже подумал, что ты обиделась. Маша, так больше не делай, бери трубку, ну мы же не школьники в такие игры играть.
-Максим, я забыла телефон дома, а мои незнакомым номерам не отвечают.
-Значит, забыла дома телефон…И то, что я не звонил два дня тебя мало волновало? Ты ни разу меня не набрала.
-Понимаешь, я привыкла, что ты мне всегда звонишь…Мне самой неудобно набиваться. А ты почему не звонил?
-Что значит набиваться? Что за слово такое, Маша.. Я был на районе по работе, пришлось задержаться с ночевкой, видно покрытие плохое, потому что лайф вообще не брал. Вот вернулся, перекусил и звоню сразу.
-Как хорошо, что ты звонишь, ты говори, говори…
-А ты что в постели?
-Нет, я ванну принимаю
-Машенька, а ты позволишь мне тебя покупать?
-Купай
-Нет, я серьезно. Когда мы встретимся, можно я тебя покупаю сам, всю, потом заверну в полотенце и положу в постель..
-……….
- А потом натру тебя кремом, всю…А потом…Маша, ты где?
-Я здесь…Скажи мне что-нибудь, скажи…Скорей! Пусть будут звезды до неба!
-Заполони, опустоши…
-Но все-таки, скажи мне что-нибудь!
-Святая и неосторожная, чего ты просишь? – правды? лжи?
-Но шепчет женщина – Скажи…скажи мне что-нибудь хорошее.
-Маша, я тебя прошу, если ты передумаешь встретиться со мной, как договорились, пожалуйста, не отключай телефон и не выкручивайся. Скажи прямо. Я готовлюсь к нашей встрече и мне нужно точно знать – приедешь ты или нет.
-Максим, а я тебя прошу, не исчезай больше на три дня, не предупредив меня.
-Маша, послушай меня и запомни. Я могу быть очень занят.Позвоню я или не позвоню, смогу дать смс или не смогу. Ты просто знай – я тебя люблю. Ты просто знай это. Ты поняла? Маша, ты меня слышишь?
- Да, я поняла, да…И я тебя люблю.

Маша часто видела сны. Ее сны почти всегда были с сюжетом, она даже разговаривала с людьми, иногда даже со своей покойной бабушкой. Но всегда во сне она знала, что это ей снится, и проснувшись, всегда с удовольствием вспоминала и пыталась понять, к чему бы это. Только вот то, что было сегодняшней ночью, совсем не походило на сон. Эффект присутствия в реальности был настолько полным, что Маша во сне вытирала капельки воды со лба, с груди, с живота…А они опять появлялись, она улыбалась и опять гладила руками тело. А снился Машеньке океан. Будто лежит она по пояс в воде, кожа чувствует прохладу накатывающих волн, а внутри тепло-тепло. Маша знала, что рядом Максим, но не видела его, а впереди была только бесконечная вода, легкий ветер в лицо и брызги соленой воды. И еще были руки Макса, они такие же мягкие, как вода, они проникают везде, в каждую клеточку, в каждую ее пору…Машенька понимала, что скоро эти руки обнимут ее всю и что уже не остановиться, что нельзя противостоять океану, что он входит в нее все глубже и глубже…И это вхождение было невообразимо прекрасно. А когда на пике вхождения она застонала и на мгновение проснулась, то даже не поняла, что находится в своей комнате и в своей постели.

Продолжение следует...

Маленький, гадкий зверек с острыми коготками опять забрался за грудину Маше. Он давно не залезал туда и гладь его, не гладь – так просто не избавиться. В последнее время он стал появляться реже и она с удивлением обнаруживала, что его нет на месте вечером. А раньше он приходил в одно и то же время, перед сном. Он как будто хотел напомнить ей, что в жизни есть Единочество и есть Одиночество, и что она, Маша, как бы не старалась быть «Е», а пока она «О» и все еще стоит под проливным дождем в красном плюшевом пальто.

Маша иногда вспоминала тот дождь, когда пришел зверек. Тогда ей было лет семь, родители ругались и собирались разводиться, и мама отвезла ее в село к бабушке. Машенька любила бабушку, но село не любила. Своим маленьким сердечком она поняла, что происходит, поняла, что папа уже не будет жить с ними. Ее привычная схема мироздания рушилась и она втихомолку плакала, залезая на печку, якобы пощелкать семечек. Однажды лил дождь, как из ведра. Она надела красное плюшевое пальто и вышла во двор, зашла за угол дома и стала под козырек дровяного сарайчика. Тогда она впервые узнала зверька, он свернулся за грудиной холодным мокрым комочком и долго лежал там. А Маша подумала – «Зачем я здесь?» Не в смысле у бабушки, а вообще Здесь… И сама испугалась своей мысли, немного помялась и побежала в хату, греться на печку.

А сегодня зверек вернулся. Все было хорошо и дома, и на работе, и Макс звонил. Все было хорошо, пока не позвонил Петрович. Он был пьян, нахален и груб. Он был таким всегда, просто Маше долгое время было не с кем его сравнить, она знала, что без его денег им будет намного тяжелее жить, поэтому ничего не хотела замечать. А сейчас их диалог привел ее в тихое бешенство. Петрович пыхтел в трубку:
-Маруся, ты меня совсем не любишь. Пучури свою бережешь, смотри не передержи. Или уже пристроила где-то?
-Петрович, иди проспись, потом поговорим.
-Что уже и деньги не нужны? Или новый ебарь дает? Да кому ты нужна, где ты тут кого найдешь? Еще сама будешь приплачивать.
-Петрович, может я и не нужна никому, но и мне ж никто не нужен. Оставь меня в покое.
-Ты еще приползешь, как жрать будет нечего.
Маша знала, что это было только начало разборок, такие звонки будут повторяться ежедневно. Он пьяный домой может припереться и на работу. Господи, какой стыд, и деться некуда. Она нигде не чувствовала себя в безопасности и никакие разговоры и успокоения подруг не помогали. Она приходила с работы, боялась услышать звонок, занималась домашними делами и только перед сном могла немного расслабиться. Потому что было одно лишь место, куда она могла деться – это хрупкий виртуальный мир, сотканный из фантазий, эмоций и нереализованных желаний, мир ее и Макса. Макс начал звонить еще с лета. Сначала Нине, потому что Маша запретила давать свой телефон. Нинка по-дружески болтала с Машиным «кавалером» пару раз в неделю и весь отдел следил за развитием сюжета с бабской жадностью. Однажды Нинка таки подсунула ей телефон во время очередного звонка Максима. Маша так застыдилась, как будто ее поймали за мастурбацией. Она покраснела, вспотела и отвернулась к окну. Хотела строго сказать – «Здравствуйте, Максим», но вместо этого перепуганно пропищала: «Хи-хи…привет». В трубке она услышала неожиданно низкий голос, спокойный, медленный и серьезный:
-Добрый день, Машенька. Я уже даже стал сомневаться, что вы реально существуете. Но ваше фото у меня на рабочем столе и я решил, что пока не узнаю, живая вы или плод моего воображения – не отступлю.
-……Я живая,пока…- она хотела пошутить, но получилось грустно и нервно.
-Вы не волнуйтесь. Я сам на грани кондрашки, думаю, может кого за валидолом послать?
-В вашем возрасте валидол рано.
-Давай на «ты»,мы уже так давно знакомы.
-Давай.
С тех пор он стал звонить ей почти каждый день. Он никогда не настаивал на встрече, не требовал быть в роли духовника или психотерапевта. Они болтали, как друзья-одноклассники, иногда как родственники, живущие в разных городах. Иногда Макс осторожно выяснял, что Маша будет делать на НГ, но она сразу же ссылалась на семью и Макс уходил от разговора. Потом он осторожно пытался выяснить, куда Маша собирается в отпуск. Маша становилась серьезной и говорила, что ей не до отпуска, что ее отпускных не хватит даже на дорогу. Макс говорил, мол, деньги не проблема и что только ее желание и можно было бы вместе куда-то съездить. Маша почему-то сердилась на такой поворот разговора, а Макс делал вид, что проехали, но потом опять ненавязчиво рассказывал, что они с друзьями путешествовали и каждый платил за себя и что с ними были девчонки, которые тоже платили за себя и что никто никому ничего не был должен. Вот так вот они мирно поотдыхали и вернулись все довольные. И что необязательно ехать за чей-то счет, а потом оказывать какие-то услуги. В конце концов он может просто одолжить ей немного денег и они поедут как друзья. И никто ни к чему не будет Машу принуждать, а если ему, Максу, понадобится женщина, то он снимет без проблем. Потому что ему, Максу, главное общение с ней. И что он, когда увидел ее на фотке, вспомнил «Завтрак у Тиффани», и хоть у Маши было белое платье, крупные зеленые бусы и «бабетка» на голове, это был завтрак в кафе, так похожий на завтрак у Тиффани.
Эти разговоры очень нравились Маше. Они будили в ней яркое воображение, подогревали чувственность. Маша еще не представляла себя в объятиях Макса, но она видела, как кони идут по набережной, взявшись за руки и о чем-то весело болтают. И это было ее маленьким убежищем.Когда она в него пряталась, зверок исчезал, как будто и не было, а в груди становилось легко и чисто.
А девчонки прям все извелись от нетерпения и любопытства, мол, что да как? "Когда уже наконец-то, и что он говорит, и что он предлагает, и есть ли у него бабки? И вообще, ты выяснила его сексуальные предпочтения, может тебе надо уже плетку с наручниками покупать? А может тебе самой к нему лучше съездить, чтобы тут не светиться, а то вдруг он какой больной. А ты побрила пучури? Это с Петровичем ты могла мохнаткой ходить, а молодежь этого не любит, срочно сделай прическу – оставь на два пальца полоску на лобке" Маша слушала, кивала, подигрывала подругам, обещала сделать ирокез на пучури, они фантазировали и потом вместе ухохатывались с себя же. Но свое убежище она бережно хранила, потому что это было единственное место, куда не мог проникнуть зверек. Это было их с Максимом место. Маша понимала, что он рисует ее в своем воображении, рисует и лепит, а потом сам же и влюбляется в свою мечту. Но ей это нравилось, потому что она страстно хотела быть вылепленной заново – оторваться от прошлого, стать другой, новой, а может и не другой, и не новой… А стать собой, той маленькой хрупкой девочкой в красном плюшевом пальто, но только на мгновение раньше, чем пришел зверек. Лишь на мгновение. И она тогда не выйдет под проливной дождь и никогда не задаст себе вопрос – «Зачем я ЗДЕСЬ?»

Продолжение следует…

Она не помнила, чтобы Новый год был когда-либо чертой под чем-то в ее жизни или итогом чего-то. Старый год всегда плавно перетекал в новый, перетекали и все ее заботы, все маленькие радости, все проблемы. Так и все ее мечты кочевали из одного года в другой и по большому счету ничего не менялось. А сейчас стало по-другому. Маше казалось, что она закрыла большую, пыльную книгу, которую долго читала, она уже надоела ей, но нужно было дочитать до конца. Хотя она заранее знала, какой будет конец, но в силу своей педантичности все же предпочла дочитать. Прочтение до конца не принесло ей удовлетворения, хотелось, чтобы Автор закончил как-то по-другому, более возвышенно что ли, ведь столько лет отдано этой книге, этому человеку. В случаях душевных волнений ей всегда приходила на выручку ее Марина, ее тайная подружка:

"Не любила, но плакала. Нет, не любила, но все же
Лишь тебе указала в тени обожаемый лик.
Было все в нашем сне на любовь не похоже:
Ни причин, ни улик… "


Не смотря ни на что, Маша верила в любовь, не смотря ни на что, Маша верила в мужчин. Она считала, что заслужила своего мужчину. Жизнь отняла у нее любимого человека, но она не сломалась. Она сделала все, чтобы вырастить и выучить свою Настю. Для этого она отказывала себе во всем. Маша ночами штопала носки и колготки, чтобы сэкономить, перешивала из своих и маминых платьев наряды для дочери. Она распускала старые свитера и кофты, чтобы связать ей модные вещи и в школе все думали, что это очень дорого стоит. Маша совсем не ела сладкого и деликатесов, чтобы купить Насте фрукты. Она забыла о косметике, смазывала сухую кожу или молоком, или растительным маслом. Но как бы Машенька не ущемляла себя, к 45 годам она выглядела очень хорошо, правда в последнее время немного таки набрала вес, но полные ножки и бедра ее ничуть не утяжеляли, а выглядели гармонично. И в конце концов она отдала почти десять лет мужчине, которого не любила. Из деда и импотента Петрович превратился в уверенного в себе мужчину. Они дали друг другу все, что могли. Она отдала ему точно, все что могла, а он мог больше, но не захотел.
Маша была уверена – она заслужила свое счастье! Ей казалось, что вот-вот Он покажется из-за угла ее дома, такой высокий, седой и красивый, с добрыми и чуть печальными глазами. И не сможет пройти мимо нее. Она стала ждать его еще с прошлого лета. Она ждала его и на улице, и на работе. Ей казалось, что откроется дверь и зайдет не начальник цеха и не главный энергетик с масляными глазками, а незнакомый мужчина. Он будет командировочный, но отчего-то не женат, а может вдовец. Он зайдет к ним по делу, увидит ее и уже не сможет уйти. Иногда она отрывалась от бумаг и улыбалась, прокручивая этот эпизод, смотрелась в зеркальце, поправляла прическу и подкаршивла губы. Она себе нравилась в последнее время, особенно глаза стали такие лукавые с искринкой.
А девчонки щебетали вокруг Нинкиного компа, целыми стайками налетали из других отделов, похихикают и опять разбегаются. После того, как в отделе подключили Интернет, жизнь у них стала бить ключом. В отделе было шесть женщин, трое замужем, а она, Нина и Света - нет. Нина еще весной поставила все три анкеты на майл.ру. И хоть Маша категорически протестовала, но против коллектива не попрешь и подруга загрузила пару ее прошлогодних фоток. Тогда они отделом ходили в кафе, гуляли по городу и фотографировались. Фотки получились хорошие, Маша вполне ничего вышла и было не стыдно выставлять. Правда все записали в месте жительства не свой город, потому что стеснялись, что вдруг знакомые увидят. За эти несколько месяцев повеселились они хорошо. Узнали что хотят мужчины, знакомясь с женщинами по инету. Узнали о таких разнообразиях сексуальной жизни, что такого ни в одной книге не прочитаешь! Нинка даже пару раз съездила на свидание и каждый раз долго плевалась после поездок. Маша смотрела на все эти забавы скептически, иногда подходила смотреть на фотки мужчин, но никогда не отвечала, предоставляя вести диалог Нине. Тем более, что все письма были фигвамские – ни здрасьте, ни до свиданья, а типа – «Познакомимся?Территория есть?»или «Ты правда хочешь или балуешся?» Или же, наоборот, с прямым предложением полизать киску или поиграть в золотой дождь. Да, были еще и скопированные в инете длинные-предлинные стихотворения про любовь и душещипательная проза «для души».
Этого парня Нина заметила не сразу, а Маша вообще не подозревала о его существовании. Однажды, еще в начале лета, Нина оторвала Машу от работы:

-Ну иди посмотри, иди! Хоть один написал нормальное письмо. Да и с виду нормальный парень. Может сама ему напишешь?
-Нин, ну отстань, напиши что-то сама или вообще удали, так лучше будет.
-Маш, ну не могу. Лицо у него интеллигентное больно, да и писем он тебе уже десяток написал, это ж невежливо не ответить человеку. Иди, посмотри какой хороший.

Маша вздохнула и подошла к Нине. С фотки на нее смотрел молодой мужчина лет 35, с курчавыми русыми волосами, серыми глазами. Он был в футболке с изображением серпа и молота, парень немного щурился на солнце и было видно, какие у него длинные ресницы. Маше он понравился, немного напомнил Игоря Костолевсого в молодости и вдруг стало грустно, что ей не 25, не 30, ну пусть хотя бы 35 лет, а 45 – это уже баба, хоть и ягодка. Она еще раз посмотрела в добрые, немножко лукавые, но все же со стальным блеском глаза и подумала, как когда-то подумала ее Марина:

Откуда такая нежность?
Не первые - эти кудри
Разглаживаю, и губы
Знавала - темней твоих.

Откуда такая нежность?
И что с нею делать, отрок
Лукавый, певец захожий,
С ресницами - нет длинней?


-Нинка, бери его себе. У тебя муж был моложе, ты психологию молодых мужчин знаешь. А мне еще не хватало нянчиться с малолеткой. А что он хочет, небось извращенец, раз на бабу старую запал?

Парня звали Максим. В первом письме он написал: «Здравствуйте,Машенька. Вы очаровательны.Меня зовут Максим,мне 31 год, рост 185, вес 85 кг. Жильем и материально обеспечен. Если вы не против, давайте познакомимся для дружбы и общения, и возможно для встреч.»

-Видишь, нормальное письмо. Потом еще несколько писем. Смотри.

Максим писал дальше – «Здравствуйте, Машенька. Вы молчите, хотя заходили на сайт. Если вас смущает разница в возрасте, то я выгляжу старше, а вы моложе. И разве в этом дело. Чтобы вы не думали, что мои намерения не серьезны, я вам пишу свой телефон. Если можете, дайте мне свой.»

-Во запал мужик, давай что-то ответим.

-Отвечай, что хочешь. Ну, напиши, что я усыновлять никого не собираюсь и что ищу мужчину от 45 до 55 лет.
-Не буду я так писать. Может он хороший мужик и выглядит он лет на 36-38, а тебе с виду не больше сорока! В конце концов тебя надо глубоко вспахать, Машка, Короче, я даю ему твой телефон!
-Только посмей!
-Тогда я дам ему свой, пусть звонит, я сама с ним поговорю.А там будет видно.

Девчонки хихикали, мол, давай-давай телефон. Хороший парень, домогается уже несколько месяцев. Телефон свой дал, в гости приглашает, говорит, что сам могу приехать на машине. Давай! И Нинка написала Максиму свой телефон.

Продолжение следует…

Этот новый год был особенным. Особенным уже потому, что выпало много снега и деревья были в снежных шапках, и в каждом дворе стоял снеговик! Давно такого не было, обычно к 31-му все таяло, а то и дождь шел. И еще особенный потому, что у Маши были деньги. Конечно, деньги у нее были всегда, но не столько. Осталось еще 300 долларов, что дал Петрович, и на работе получила зарплату, что бывало у них редко. И Машенька радовалась! Она бегала по магазинам, скупала продукты, присматривала недорогие подарочки маме, дочери и подружкам. Она шла по улице румяная и, несмотря на мороз, сбрасывала капюшон и все видели ее густые каштановые волосы с тонкими прядями гранатового цвета, а на губах сверкала перламутром новая помада любимого цвета спелой вишни. Но не только это добавляло ей уверенности. Машенька впервые в жизни купила стринги, которые забавно ушли в глубь складочек, и еще новый черный кружевной лифчик с застежкой спереди. Он был такой мелкий, что грудь едва не выпадала из него при быстрой ходьбе.


Все это веселило Машу и она чувствовала себя юной. "Вот почему молодежь сексуальная - думала она - поносишь такое белье, так и гормональный фон изменится. А гормоны для женщины – это все, это молодость. Значит, дизайнеры одежды сохраняют молодость, и почему я раньше это не носила?" Маша жила в ожидании перемен, она чувствовала это кожей, она хотела этого так страстно, как хотела когда-то давно, в прошлой жизни, когда еще не была «веселой вдовой».Веселой вдовой ее называли подружки, шутили так, потому что знали - за внешним весельем зияет рана, только лишь затянувшаяся тонкой и непрочной пленочкой. Впервые за несколько лет у Маши было такое чувство, будто жизнь налаживается. Семья ее радовала, работа тоже, хоть и нервная и годовой отчет еще не сдан. Но какие девчата рядом, годами вместе, как будто члены семьи. И Петрович рядом, внимательный стал, звонит каждый день, на квартиру зовет,денег дал прилично. Но Машенька отнекивалась, мол некогда сейчас, много работы.Хотя конечно, нужно сбегать к нему, скорей всего 31 утром, столько лет вместе, любит меня все-таки, да и я его, наверное. Куда ж деваться, карма нам такая быть вместе" - от этих мыслей становилось немного грустно, но и спокойно, что она при мужике, пусть даже при женатом. Человек заботится о ней, беспокоится…хотя больше о своем члене беспокоится, но ведь все они такие, что ж поделать.
И действительно, сейчас у нее не было времени бежать на квартиру. Маша приходила с работы выжатая, а вечером еще по магазинам надо и домашние дела ждут. Новый год на носу, нужно коржи печь на «Наполеон». И еще булочки с изюмом и мармеладом, холодное варить, ну вообщем, стол должен получиться изумительный. Решили собраться 31-го в обед - они втроем, Петрович и три близкие Машины подруги – Нина, Валя и Света.
Ну, вот он и наступает….31-го Машенька проснулась рано, раньше всех. Приняла душ с новым гелем, намазала тело новым кремом. Сделала прическу с помощью фена, легкий макияж…Потом проверила коробочку с подарочками для гостей и стала доставать праздничную посуду. Вдруг зазвонил телефон, Маша даже вздрогнула, кто это мог быть так рано? Звонил Петрович:

-Маша, выйди к подъезду на минутку.
-Петрович, ты зайди. Ты чего так рано?
-Времени нет, спешу. Выйди, тут тебе подарочек, забери.
-Что ты еще придумал? Ну, сейчас выйду…

Машино сердце застучало, что только не передумала. Господи, что он придумал? В ее воображении возникала большая коробка, упакованная в золотистую бумагу и перевязанная красной лентой. А что в той коробке, она и представить не могла. Или….? Она вдруг подумала – а что если это маленькая бархатная коробочка, а в ней золотое колечко и сережки с жемчугом, которые они когда-то смотрели в магазине. Или….может это стиральная машинка, ведь он же знает, как она нужна в доме. Маша накинула старое пальто поверх халатика, потом передумала и сбросила халатик, а надела черное платье с декольте и рубиновое колье, освежила губы помадой, глянула на себя – хороша Маша! Лифт был занят и она за минуту слетела с седьмого этажа. Машина Петровича стояла у подъезда, а рядом с ней стоял мешок.

- Зайчик, я тебе картошки привез. Думаю, пригодится, праздники впереди. Там еще немного свеклы и морковки. А моя заболела, грипп, наверное. Боюсь ее оставить одну, у нее сердце слабое. Сегодня не приду. Может завтра на квартире с утра встретимся?

Маша засмеялась…Потом подошла к Петровичу, поцеловала его в лоб и сказала

-С наступающим, Петрович. Спасибо за картошку,конечно пригодится. А я тебе одеколон купила. Ну, созвонимся, договоримся, когда встретиться. Помоги до лифта мешок донести.

Они взялись за мешок и потащили к лифту, Петрович предложил:
-Может до квартиры помочь?
-Не надо, ты спешишь, иди.
-Я еще позвоню.
-Ага.

Маша нажала на кнопку и попала в 5-й этаж. Руки дрожали от чего-то, замерзла, наверное. Она и сама не могла понять своих чувств, обида – не за что обижаться – жизнь есть жизнь, разочарование – она и не была очарована Петровичем, ущемленное самолюбие – но ведь подарки были всего лишь в ее воображении. А в голове крутилось такое щемящее, Цветаевское:

«Неподражаемо лжет жизнь:
Сверх ожидания, сверх лжи...
Но по дрожанию всех жил
Можешь узнать: жизнь!»

А лифт ехал дальше – с пятого на девятый, с девятого на первый, с первого на девятый, потом опять на первый и, наконец, Маша нажала на седьмой. Дверь открылась, молодая пара – соседи Маши поздоровались и помогли ей вытащить мешок. И странно было видеть красивую женщину с грустными глазами, с рубиновым колье на роскошной груди и в вечернем платье, стоящей около лифта с мешком картошки.

Продолжение следует...

Маша не стала класть 500 долларов в сумочку, все таки в маршрутке ехать, она положила их в самое надежное место – в бюстгалтер. И хоть ее «блядский» бюстик был прозрачный и мелкий, но он так плотно прижимался к полной груди, что деньги никак не могли выпасть. Она не пошла в этот раз в супермаркет, потому что дома продуктов хватало, а заспешила домой, чтобы найти надежное местечко для зелененьких."Своим пока говорить не буду, - думала она – а то еще ремонт затеют, а мне сейчас не хочется что-то". Маше очень хотелось почувствовать себя женщиной – купить хорошие духи себе и дочери, пару дезиков, кремов для рук, лица и тела, новое белье и много чего по мелочам. Она уже много лет пользовалась детским кремом для всех частей тела, одним мылом для всех частей тела и дешевой туалетной водой. Машенька выглядела всегда ухоженной, пахнущей и цветущей, но все это было ее генетическим типом, а ей хотелось непременно вложить в себя некую сумму, данную ей Петровичем, как будто бы вложить в себя частичку его любви. Ей было очень важно в жизни, чтобы больше любили ее, а она лишь позволяла себя любить, и от осознания этого она становилась счастливой.

Маша почему-то вспомнила своего отца. Она редко его вспоминала, с мамой они развелись, когда ей было семь лет. Вспоминать особо было нечего, только его равнодушие да окрики на маму, да еще один раз они втроем ездили в цирк. Вот и все воспоминания, она так и не поняла толком, почему они развелись, вроде он и не пьяница был и работал, правда, его отеческой заботы она никогда не чувствовала. «А Петрович заботливый, - думала Маша – всегда спросит про теплые колготки, про шарф не забудет узнать, поздно одну домой не отпустит» Она вспоминала, как Петрович задирает ей юбку зимой, чтобы посмотреть есть ли на ней теплые штаны, прежде чем выпроводить из квартиры. Ее всегда это раздражало, но он все равно каждый раз укутывал ее, как ребенка, а если не дай бог что-то болело, то бежал в аптеку за лекарствами и даже не пытался приставать к ней с сексом. Они просто обнимались и спали.

Дома все было тихо, все были довольны – творожок с чаем для мамы еще не закончился, новая помада, карандаши и шампунь для дочери куплены, а ее ждал любимый кофе и большой кусок халвы. Доча слушала диски с английским, мама беседовала с подружкой по телефону о новых методах лечения сахарного диабета, а ее кухонька была свободна. Маша поставила кофе, включила старенькую кассету с итальянцами и достала халву. Боже, сколько всего она себе позволит, как же она любит все эти баночки с гелями, кремами, шампунями, лаками… Да! И в парикмахерскую надо, освежить покраску, немного подстричь концы или может быть сделать стильную стрижку? Нет, Петровичу нравятся ее длинные рыже-каштановые волосы. Ох, Петрович, ох, сукин сын… хитрющий жуть, если ему надо, то и денег не пожалеет и девственности лишит так, что и не заметишь. Маша улыбнулась, у нее было именно такое чувство, что ее незаметно и красиво лишили девственности. Странно, но ей не хотелось сразу бежать в душ, как обычно после свидания с Петровичем. Что-то удерживало и смущало ее, хотелось разобраться не в чувственных сторонах происшедшего, а в глубинном смысле сегодняшних ощущений. Она до сих пор чувствовала его язык и губы внутри себя, ее сфинктер хранил память от мягкого вторжения, а у пупка свернулось клубочком чувство беззащитности и полного подчинения…"Неужели это и есть причина того, что они так любят анал?" – думала Маша и ее лицо запылало, – «Может быть, может быть…Но что же тогда меня так волнует? Неужели глубоко спрятанная, генетически обусловленная жажда полностью принадлежать мужчине?» Она вспомнила странное чувство, боязнь пошевелиться, когда поняла, что ее канал заполнился. В первую секунду страх двигаться казался из-за возможной боли, а потом поняла, что нет – это из-за страха неосторожным движением спугнуть что-то глубоко соединяющее ее с мужчиной, полную зависимось от него, полную отдачу в его власть. Соединение всего, всех соков, всех внутренних энергий. Это не было пошло, не было противно, это было дурманяще, томительно сладко и первобытно страшно.
«Но это же повторится! Это повторится опять. Отказаться совсем от Петровича? Нет, я не могу его потерять теперь, когда он стал ценить меня по-настоящему, стал щедрым. Да и привыкла я к нему, может не так люблю, как нужно любить мужчину, зато могу им крутить и он ведется». Она поймала себя на мысли, что на квартире нужно было привычно кончить, освободить энергию, скопившуюся внутри, а не быть бестолковой и пугливой 45-летней дурой! А теперь вот от мыслей разболелась голова, чувство распирания не только в висках, грудь поднялась, как тесто, пупок горит и в области промежности начинают бушевать волны. «Я эротоманка, эротоманка…красивое слово вообще…Мне сейчас нужно скрыться всего на пять минут» - Маша зашла в ванную, включила воду, но в душ не захотела – было слишком горячо внутри и снаружи, ей хотелось погасить огонь, справиться с волнением, а потом уже нормально и спокойно подумать об их отношениях с Петровичем. Она расстегнула блузку, освободила грудь и прижала ее к прохладному кафелю. Какое облегчение… внутри все горит, а соски чувствуют прохладную и гладкую поверхность. Она прикоснулась лбом к стене, потом щекой, потом другой и села на край ванны. Машенька протянула руку к крану и набрала в ладошку прохладной воды, сполоснула лицо, потом набрала еще и вылила на грудь. От этой смены температур тело вздрогнуло, сосочки напряглись…Маша мокрыми прохладными ладошками нежно прикоснулась к ним, сначала как ветер, потом как поцелуй, потом все настойчивее.. и когда появилась сладкая боль, она омыла свои пальчики в прохладной воде и прикоснулась к бутону. А он расцвел, был открыт и сочен, как переспевшая хурма, одно неосторожное движение и она отпустит свои соки. В глубине бутона ее пальчик нашел изюминку, дальше ложбинка и еще дальше то самое колечко, берущее женщину в плен, хоть на мгновение – в полное подчинение мужчины. Пальчик мягко вошел в колечко, было приятно, всего лишь приятно и ничего более. Потому что повторить то самое ощущение можно лишь с тем, с кем идет вечная борьба в войне, в которой нет победителя. Женщина вернулась к изюминке и легким массажем, нажимая на маленькую упругую ягодку, заставила трепетать и извиваться в вечном танце жизни свое тело.

Продолжение следует...

Маша уже две недели отказывалась от свиданий. Отказывалась и все тут! Она понимала, что деньги скоро закончатся, потом на работе будет аванс, которого хватит всего на неделю, а мамина пенсия вообще не бралась в расчет, потому что она уходила на лекарства. Маша не хотела сейчас думать об этом, они с Настей выполняли культурную программу - сходили в кино, потом в гости, погуляли по городу, заходили в кафе и не жалели денег на дорогой кофе, лишь бы посидеть в красивых креслах за красивыми столиками. А Петрович звонил и звонил, уже все привыкли к его звонкам, Маша ему объясняла-объясняла, что ничего ему не должна, что это он ей должен и вовеки не рассчитается. И в конце концов послала его нахуй, после чего вообще не брала трубку. Прошло еще несколько дней и Петрович действительно испугался. Можно ли было сравнить то, что давал он Маше, с тем, что давала ему она? Нельзя, и он это осознавал. За несколько лет их связи Петрович из деда превратился в мужчину и не только в смысле потенции. Он стал моложе выглядеть, модно одеваться, пользоваться хорошей туалетной водой, он даже машину сменил на более новую. Но дело было не во внешних атрибутах. Маша вернула ему молодость.

Под кат только взрослым и морально зрелым


Петрович никак не чувствовал себя на 65, да и внешне ему было не более 55 лет. Эти перемены заметили все, даже на работе к нему стали относиться по-другому и собственная секретарша строила ему глазки, несмотря на юный возраст. Это разные вещи - быть просто дедом-огородником-рыбаком и быть мужчиной-любовником. И поэтому Петрович испугался. Через две с половиной недели он позвонил Маше:

-Привет! Что-то ты вообще меня забыла, совсем не любишь…А я только о тебе и думаю, давно уже начал откладывать для тебя деньги, вот насобиралось 500 долларов, если хочешь – приедь, забери…

Маша как будто впервые увидела их гнездышко. А что - гостинка вполне уютная, огромная и удобная кровать, напротив висит панель телевизора. Слева барная стойка, символически отделяющая кухню, два высоких барных стула, кстати, очень удобных. Маша взобралась на стул, открыла мини-бар и улыбнулась – вместе с ее любимым ликером стоял дорогой хороший кофе и лежала халва, а под халвой пять стодолларовых купюр. Купюры под халвой особо умилили Машу и она почти с нежностью посмотрела на Петровича. А Петрович собирался в душ, он по-деловому складывал свои вещи в стопочку и доставал из шкафчика свои «блядские» халат и тапочки. У Машеньки тоже накопилось очень много «блядских» вещей, которые уже так привыкли к этой квартире, что и домой не хотели. Маша ласково посмотрела на Петровича и сказала:

-Я там поставила интимный гель – намой хорошо своего хробачка.

Петрович довольно улыбнулся и пошел намываться. Машенька знала, чего он ждал он нее сегодня, ужасно соскучился, будет весь трястись. Но сейчас это не вызывало в ней отвращения, ее душу грели 500 долларов, она знала, что теперь в любой момент сможет отказаться от встречи, если будет не в настроении, что сможет купить что-то вкусненькое для своих родных, и если вдруг что-то с мамой или дочке нужна будет какая-то двадцатка, чтобы погулять с девчонками по городу, то она всегда может открыть заветную шкатулочку и достать денюшку. И от этого ей было так тепло, так спокойно, что процедура с минетом совершенно ее не корежила. Она налила себе немножко коньячка в кофе – мммм…кофе с миндальным ликером это нечто, это вполне эротический напиток. Она отрезала кусочек халвы и только он стал таять во рту, вышел Петрович.
Несмотря на свои 65 лет он не был обрюзгшим, сказывалось то, что в молодости занимался спортом, да и гены не подкачали – широкие плечи, длинные стройные ноги, а небольшой животик вовсе не портил картину. Петрович сел, полы халата распахнулись и Маша увидела хробачка, мирно висевшего между ног. Она улыбнулась, подошла почти вплотную и чтобы не вставать на колени, хотела положить его на кровать. Однако Петрович оказался ловчее, он неожиданно схватил Машу за ноги, приподнял и повалил. Она не сопротивлялась, пусть уж, заслужил. Дрожащими руками он стянул с нее трусики и начал покрывать поцелуями низ живота, пробираясь туда с таким усердием, как жаждущий путник к роднику.»От блять, - подумала Маша – таки добрался» Но сегодня ей не хотелось с ним ругаться, она спокойно лежала, поглаживая его голову, пытаясь все таки получить приятные эмоции от этого действа, как нормальная женщина, ведь она знала, что всем ее подругам нравится куни. Вскоре стало тепло, почти так же, как если бы ее ласкали пчелки, однако язык Петровича был куда более проворный и настырный, он не оставлял ни одного миллиметра, ни одного закоулочка без внимания и Маша перестала думать о работе и даже о том, какие духи она купит. Ее внимание полностью сосредоточилось на бутончике, который выростал, лепесточки расширялись, а сердце стало стучать сильно и глухо. «Вот бы он не спешил, не нужно так сильно, я сейчас кончу…»- думала она, но стеснялась произнести вслух, поэтому немного повернулась, чтобы снять напряжение. Повернулась и с удивлением поняла – заняты две ее дырочки, когда он успел?? Она прислушалась, сжала колечко сфинктера, еще раз, еще… Какое странное ощущение, как будто внутри надувается воздушный шарик, у которого тонкая пленочка, разделяющая два ее самых тайных хода. Шарик постепенно заполнял ее всю и она вместе с ним по частям отрывалась от кровати. Маша с удивлением обнаружила, что свои ноги она не чувствует, что попа ее тоже в невесомости… Невесомость подбирается к солнечному сплетению, еще немного и она вся унесется вверх, как воздушный шарик в небо. И она испугалась. Она испугалась этого нового, манкого, но странного и потому страшного чувства. Маша резко привстала, сжала ноги и вскрикнула:

-Петрович!
-Что? Тебе больно?

Маша отвела взгляд, ей показалось, что он заметил, как из ее округлившихся глаз сыплются искры, как возбуждение дошло до пика и только усилием воли ей удалось погасить извержение.

-Немножко…я пойду покурю…

Маша надела халатик, села к столу, налила себе ликерчика, а Петровичу водки и сказала:

-Ты с ума сошел? Я ж тебе сто раз говорила, что это не для меня, да у меня геморрой, в конце концов.
-А это средство для лечения и профилактики. Ты же не думай, что будет как в порнофильмах – поставил женщину в позу и вперед. Чтобы был кайф нужно потихонечку, сначала ввести один пальчик в пОпоньку, чтобы она привыкла, через несколько дней второй, потихонечку-помаленечку, потом…

-Петрович, откуда ты все это знаешь, неуж-то со своей Клавой такое вытворяли??
-Дурочка ты, я ж тебя люблю. И только с тобой могу такое вытворять.

Продолжение следует...

Приятно было держать 50-долларовую хрустящую бумажку, она грела и руку, и душу. Маша передумала покупать сапоги, старые можно густо намазать кремом и еще сойдут на этот сезон. За то какой пир дома будет! И она зашла в супермаркет. Прежде всего нужно купить любимый кофе, до чертиков надоел этот кофейный суррогат. Доча и мама предпочитают чай, значит купить черный и зеленый. Потом сладости – халва для нее, черный шоколад для Насти и зефир с лукумом для мамы. И еще курицу, колбасы вареной и копченой, булку с маком, сыр обязательно. Список мог быть бесконечен, но нельзя же все сразу прожрать, этих денег хватит для шикарной жизни на целую неделю. Предстоит неделя праздника! Притащив два пакета деликатесов, Машенька решила тут же приготовить ужин, чтобы порадовать домашних, они были в курсе их отношений с Петровичем. Настя спросила:


-Мам, а что это Петрович так расщедрился?
-Ну, он же давно обещал деньги на сапоги.
-Так это с сапог? Может ты бы сначала купила их, а со сдачи бы уже гуляли?!
-Успею купить, не переживай.
-Так ты что ли деньги потратила? Ну все, достанется тебе от Петровича, занудит он тебя.
-Будет нудить - будет со своей Клавой сидеть на мешке с долларами. Зови бабушку!

После риса с курицей, кофе, шоколада и халвы стало так спокойно, хорошо, щеки разрумянились, захотелось просто лечь, обнять Настькиного плюшевого зайца и бездумно лежать… В квартире было прохладно, лицо пылало, а ноги и руки замерзли, и Маша решила принять горячий душ. Она переоделась в банный халатик и подколола волосы. В зеркало на нее смотрела зрелая красивая женщина с длинной шеей и маленькими, аккуратненькими плечиками. Машенька сбросила халатик и критически осмотрела грудь. «Вот грудь не очень» - подумала она. Грудь была, как два средних бидончика, на дне которых красовались почти идеально круглые ореолы и длинные коричневые соски. Она вспомнила про Петровича и скривилась. Иногда он спьяну говорил – «Ох, Маруся, как вспомню, во! – и он показывал кукиш так, что большой палец торчал из него сантиметров на пять, изображая тем самым ее большие соски. Обожал Петрович Марусины длинные соски, как присмокчется к ним, так отодрать невозможно.
«От мудак» – думала она – «завтра звонить будет, а может больной сказаться? Так он на работу позвонит да еще домой припрется. Нет, скажу как есть, что деньги проели, а на сапоги теперь еще надо, тогда он будет пару дней дуться, а мне передышка. Задолбал уже». Маша ступила на холодное дно ванны и сбоку в зеркале увидела свое отражение. «Пусть грудь подвисает, - думала она - зато талия какая, а попа! Не даром на нее покушаются мужики.» И правда, попа у Машеньки была круглая, упругая, совершенно без следов целлюлита, да и ножки хороши, в меру полненькие, с изящной ступней. Она включила душ и задернула клеенку. Горячая струя окатила голову, потом плечо, бедро, пятку. Маша подставляла по очереди все части тела, чтобы согреться равномерно. Она была похожа на мокрую стриптизершу с закрытыми глазами, только шестом был водопад. И еще не хватало музыки. Она прислушалась, музыка играла в комнате дочери, что-то знакомое, мягкое, обволакивающее и сексуальное. В ванной все стало, как в тумане, тяжело дышать, но воздуха было достаточно, просто что-то незнакомое, а может давно забытое, приятно сдавливало грудь. Маша вылила на руку немного геля и намазала сначала шею, потом хотела нанести на грудь… и вздрогнула. Она давно уже не ощущала свою грудь такой полной, такой упругой, как арбуз. Сосочки налились, стали багрово красными и к ним невозможно было прикоснуться, вернее, прикосновение вызывало такое волнительное чувстсво предсладострастия, что Маша качнулась и схватилась за полочку. Она ведь не любила, когда Петрович теребил ее грудь, когда впивался губами в сосок и покусывал. Ее оргазм с ним был скорее механическим, он возникал от стимуляции точек именно в месте совокупленя, а предварительные ласки были ей не нужны и очень часто доводили до бешенства. Но сейчас было другое, какое же это потрясающее чувство - ласкать руками разгоряченное тело, когда нет страха и некуда торопиться. Нет, она не представляла мужчину в этот момент, она вообще ни о ком не думала, она наслаждалась прикосновениями, отсутствием стыда, страха, комплексов. Множество струек, как множество ласковых пчелок, впивались ей в шею, в сосочки, в руки, в живот, в лобок. Машенька почувствовала, как ее потайной бутон стал увеличиваться, наполняться и вот ему уже мало места, ему нужно расцветать, выпускать из плена свои розовые, ароматные лепестки. Она села в ванную на корточки, раздвинула ноги, чтобы дать больше свободы бутону. Дыхание стало таким глубоким, что немного кружилась голова, она помедлила, думая, что освобождение будет слишком быстрым, а хотелось немного удержать Это - это мгновение, это ощущение, это предчувствие, это нечто, названия которому Машенька не знала. Еще немного удержать, еще… С Петровичем ей хотелось быстрой разрядки, отстреляться, освободиться и забыть. А сейчас ей хотелось удержать. Но удержать долго было невозможно, откуда-то из глубины, снизу поднималась вязкая, всепоглощающая магма, вот-вот она достигнет горла и вырвется стон. И Машенька направила тысячи горячих пчелок на свой распустившийся бутон…

Продолжение следует...

Тело горело и саднило, но Маша терпела. Ее замучил не то остеохондроз, не то радикулит и Петрович делал ей массаж. Он считал, что чем крепче делать, тем лучше, купил какую-то вонючую мазь и крепко натирал ее тело. Маша терпела изо всех сил и когда он закончил, облегченно выдохнула. Петрович обеспокоено спросил:

-Ну как ты, легче стало?
-Как после асфальтозакаточного станка, хорошо…

Петрович смотрел на круглую розовую попку Машеньки, как кот на масло, он погладил ее по ягодичкам, а потом его широкая ладонь ловко скользнула между половинкам. Маша огрызнулась:

-Ты здурел?!
-Кисуля, а давай в попочку?
-Чем ты собираешся в попочку?

Машенька села, накинула плед и повторила вопрос, глядя между ног Петровича:

-Чем?

Петрович задумчиво посмотрел вниз, взял в ладонь своего червячка и грустно сказал

-Вот именно, чем?

Они посмеялись, потом немножко выпили, закусили и Петрович предложил:

-А ты сначала минетик сделай, а потом будет чем.

Маша возмутилась, мол, только придешь к тебе и разговоров никаких нет, только чтобы изо рта не вынимала, а как попросила сапоги, так денег нет. Надо сказать, что Петрович не очень-то баловал Машу. Давал ей только на самое необходимое, но этих денег хватало только на продукты, а новые вещи приходилось выбивать из него то кнутом, то пряником. Маша работала на одном предприятии много лет и куда-то переходить не было смысла, да и некуда идти в такое скрутное время. Ее зарплаты хватало лишь для того, чтобы одеть Настю, а на себя денег уже не оставалось и надежда была лишь на Петровича. Сам же Петрович очень расстраивался, когда приходилось отдавать деньги. Расстраивался до такой степени, что Маша боялась, хотя бы у него инсульта не было. Он краснел, надувался, аж руки тряслись. И поэтому она всегда носила с собой кучу таблеток, это были и сердечные, и успокаивающие, и обезболивающие.
Вот и сегодня разговор предстоял за зимние сапоги. Старые Машенькины сапоги облупились, да и не кожаные они были и холодные, а новые стоили минимум долларов восемьдесят, а эта цифра для Петровича почти убийственна, хотя совсем недавно его жена Клава ездила на Кипр и он хвастался любимой женщине, что каждый год отправляет свою за границу. Маше было очень неприятно слышать такие вещи, она не раз прямо говорила Петровичу, чтобы он свои семейные дела оставлял дома, но он как будто не слышал ее. Стоило ему пропустить рюмочку-другую, как бахвальство перло из него и ему было наплевать, что хвастается он перед одинокой, беззащитной, финансово зависимой от него женщиной. В эти минуты Маша ненавидела Петровича и очень жалела себя. А ведь она знала совсем другие отношения между любовниками и это не давало ей покоя. В ее отделе работала женщина, они близко дружили и делились самым сокровенным. Подружка была серой мышкой, казалось ни чем не примечательной, но однажды на вечере, который устраивал завод, она познакомилась с командировочным. Ему было около 70, а ей 40. Разница в возрасте не испугала женщину, кавалер был галантным и она решилась… Оправившись от первого разочарования в сексе, она поступила мудро – оттрахала дедушку, как могла, хотя бы в благодарность за шикарный стол, роскошные цветы и дорогущий коньяк. Она уже собиралась распрощаться с ним, но дедушка стал проявлять настойчивое любопытство ее жизнью, расспросил как живет, на что живет, с кем живет. А женщина жила с ребенком, примерно в такой же квартире, как и Маша, с вечно неисправной сантехникой и облупившейся плиткой. Не прошло и года, как в квартире подружки был сделан евроремонт, завезена вся нужная домотехника, новая мебель, а дочь поступила на платное отделение пединститута. Вот это дед! Это не дед – это настоящий мужчина. И Машеньке было обидно – чем она хуже? Ведь она красивая, сексуальная, не наглая, много денег не требует. Почему ей приходится выбивать каждую копейку из своего любовника?
Петрович был на своей волне, пока свое не получит – за деньги нечего и говорить. Он хотел поцеловать Машу в губы, но она ловко увернулась, она вообще перестала любить целоваться. В такой ситуации лучше было запрыгнуть сверху и имитировать позу наездницы, потому что это не был секс, это была мастурбация, однако Петрович повернулся на живот и сказал:

-Засунь мне пальчик в попу
-Ты совсем ох*ел?
-Ну немножко
-Без перчаток не буду!

Маше стало смешно, она уселась на спину Петровичу и добавила

-И без сапог не буду!

Потом встала и пошла курить. Петрович от чего-то взбесился, стал одеваться, кричал, что ей от него только деньги и нужны, что она его никогда не любила. Потом вдруг сел, вытер пот со лба и побледнел. Маша привычно достала корвалтаб и валидол, налила в чашку водички и дала ему. Петрович запил таблетки, крякнул, достал из нагрудного кармана 50 долларов и протянул Маше.

Продолжение следует...

Маша жила в двухкомнатной квартире улучшенной планировки вместе с дочкой и мамой. Квартира была просторная, комнаты большие и светлые, но две, а их трое. Маму свою Машенька очень любила за спокойный характер и рассудительность, в бытовые мелочи мама не лезла, а занималась только своим здоровьем. Маша могла бы существовать в комнате мамы, но там всегда пахло разными мазями, растирками, маслами, мочой, которой мама натирала больные суставы. Каких только болезней нет на свете и все они, похоже, были у мамы. А у Настюши своя жизнь, дочь любит тишину, много читает, слушает свои диски, готовится к парам, серьезная девочка. Поэтому Маше оставалась кухня. Свою кухоньку она очень любила, вылизывала ее, подкрашивала и подбеливала, шпаклевала облупившуюся штукатурку и покупала милые дешевенькие безделушки. Она любила сварить кофе, положить ноги на табуретку и под обжигающую сладость напитка закурить…

Думалось Машеньке в кухне легко и мечталось легко. А мечтала она об одиночестве. Нет, не о вселенском одиночестве души, а об одиночестве тела. Она мечтала жить в уютной однокомнатной квартирке, чтобы было в ней все, как нравится ей. И чтобы никаких мужиков. Чтобы, придя с работы, можно было никуда не спешить и даже не готовить еду, достать давно заброшенную, ручную бабушкину машинку и перешить из старых блузок и платьев много новых и модных нарядов. Маша умела это, она всегда была рукодельницей. Она хотела приглашать своих девчонок с работы не на кухню, а ставить круглый стол в гостиной и угощать гостей пирогами. Маша умела вкусно печь, это тоже у нее было от бабушки. И еще много чего интересного было в мечтах у Машеньки, только бы ей отдельную малюсенькую квартирку. Она бы каждый день ходила и к маме, и к дочери, готовила бы им, стирала и мыла полы, но потом бы возвращалась в свою келью. Это было бы для нее большое счастье. В Машиных мечтах вообще не присутствовали особи мужского пола, никак и ни за какие деньги.
Вот и сейчас она сидела в кухоньке, покуривала и о чем-то думала. Зазвонил телефон, Маша вздохнула, она знала – это Петрович.

-Киса, мы сегодня встречаемся? Я уже взял ключи. Что купить покушать?
-Что хочешь, Петрович. Я буду там минут через сорок.

Маша всегда была женщиной педантичной и свои обязанности выполняла строго и качественно. Перед свиданием со своим нелюбимым мужчиной она намывалась, делала прическу, свежий макияж, намазывала тело кремом и орошалась легкими духами. Работа есть работа. А она ей очень нужна и пока Настя не встанет на ноги, эту работу потерять нельзя. Больше всего Маша любила состояние до встречи с Петровичем и после встречи. До встречи, потому что она прекрасно выглядела и когда шла по улице, люди всегда обращали на нее внимание. Ей еще в юности говорили, что она похожа на Элину Быстрицкую, а с годами ее тело приобрело более округлые формы и пройти мимо такой роскошной женщины было трудно. Много раз с ней пытались познакомиться на улице и в транспорте, но Маша всегда грубовато пресекала попытки мужчин.
А время после свидания с Петровичем ей было вообще в кайф. Во-первых, несмотря на нелюбовь, она все-таки получала физическую разрядку, после которой чувствовала себя легко-легко. Во-вторых, Маша была в сладостном предвкушении аж трех дней свободы! Она всегда просила Петровича не беспокоить ее пустыми разговорами и звонить только накануне встречи.
Еще один момент ужасно портил настроение Маши. Когда бы она не пришла на квартиру, Петрович всегда смотрел порнуху, почему-то это ее страшно раздражало. Насмотревшись всяких поз, где обдолбанные коксом или чем-то другим, актеры могли часами демонстрировать мужскую «силу», Петрович хотел непременно все это испробовать с Машей. Больше всего Маша ненавидела куни, она готова была сделать все что угодно, лишь бы ей этого не делали. Ее это совершенно не заводило, мало того, она вообще теряла над собой контроль и могла послать Петровича нах… Но вечно выпимший страдалец не обращал на такие выпады внимания, он накатывал еще водочки и начинал подход с другой стороны. Машенька не любила алкоголь, разве что рюмочку-другую миндального или какого-то другого вкусного ликерчика, и Петрович на это дело денег не жалел, он всегда покупал ей ликеры из дорогих. Машу это бесило, мол, лучше бы мне эти деньги отдал, козел, а то ведь мне копейки даешь, а на ликер не жалко. Но Петрович так не думал. Хороший ликер успокаивал Машеньку, она уже не так сопротивлялась и позволяла делать с ней очень многое, и в конце концов, как награда каждому мужчине, был красивый и бурный оргазм, смотреть на который было огромное, ни с чем не сравнимое наслаждение.

Продолжение следует...

Петрович, по-своему, хорошо относился к Марусе, но по-своему, но хорошо. Он так считал. Маша ненавидела имя Маруся, а он как назло обожал произносить его. На Петровича можно было положиться в трудную минуту, когда заболевали она или Настенька, Петрович был тут как тут на своем подержанном авто, приносил еду, фрукты, лекарства, деньги. Но как только Маша выходила на работу, денежные дотации строго регламентировались соответственно сексуальным удовольствиям.

Если Машенька была не в настроении делать минетик, Петрович зажимал денюшку, иногда ограничиваясь лишь обедом, а также сладостями и фруктами для Настеньки. Но все ж таки был заботливый, никогда не забывал о девочке. Вот и сейчас, придя на свидание, он принес два пакетика, один для них, а другой для дочери. Душевный, вобщем, человек. Дома у Петровича проходил ремонт, да не простой, а с золотыми унитазами и рогами, как любила шутить Маша. И поэтому Петрович снял квартиру не на три часа, как обычно, а на весь день. Это ужасно удручало Машеньку, она бы уже пошла домой, но совесть не позволяла – ведь он потратил уйму денег, заплатил аж за целый день, а оплата почасовая. Такие деньги Маша держала в руках только в день аванса или зарплаты, поэтому уйти ей казалось кощунственным. Петрович захрапел, тут же проснулся и глянул на Машу. Она устало поднялась:

-Пойду в душ.
-Киса, а потом минетик сделаешь?
-Петрович, я ж тебе сказала, что без презерватива больше минет делать не буду. Или ты хочешь, чтобы меня вырвало?
-А если бы я тебе покупал вместо натурального кофе заменитель, тебя бы не вырвало? Ты б вообще сюда не пришла.
-Конечно бы не пришла. Ты и так на мне экономишь, что я имею? Даже презики не купишь.
-Мне осточертели твои претензии, а что я имею? Такое я могу и со своей Клавой поиметь.
-Ну так и иди до своей Клавы, и пхай ей в рот. Ха-ха! Она тебе сковородкой быстро мозги вправит!

Такие разговоры были нормой в их отношениях. Дело в том, что только так до Петровича доходило, что если он немедленно не раскошелится, то придется довольствоваться скучным сексом или вообще втихомолку заниматься онанизмом. А Петровичу очень хотелось, ну очень! Ему даже в молодости так не хотелось, потому что много работал, потому что решал проблемы с детьми, с жильем. А теперь, когда всего в этой жизни добился, теперь как прорвало! Одно горе – денег жалко, ох и не любил Петрович денежки на ветер пускать. А это ж пустые траты, потому что секс должен быть за секс, удовольствие за удовольствие. Во как.
Маша, однако, думала по-другому. Ей, 45-летней вдове, секс был вообще не нужен. Пережив свою любовь, похоронив мужа, она поняла – чтобы ей снова этого захотелось, нужно было пережить сильные эмоции,всеобъемлющее чувство, смешанное со взрывным гормональным коктейлем. А иначе – ничего и не надо. Но если уж так пришлось, что Петрович прилип к ней, как банный лист, то пусть компенсирует деньгами свой возраст, вечный перегар, неумение, маленький и вялый член, наконец,пусть платит за минет, который Машенька никогда не делала даже своему любимому мужу. Потому что они не знали этого, никогда и не думали о таком. Лишь однажды в гостях у друзей им показали порнофильм и она хорошо запомнила слова мужа: «Не хотел бы я совать свой **й в рот любимой женщине». После фильма мужчины пошли выпивать, тщательно скрывая свое возбуждение, а у Маши было чувство распирания всего организма. Ей казалось, что ее голова лопнет, а низ живота треснет, и бюстик стал неимоверно давить. Придя домой, они не сговариваясь пошли в ванную и там неловко, но бурно отдались друг другу, неумело меняя позы. Маше часто казалось, что откуда-то из другого измерения муж видит, чем они занимаются с Петровичем и ему ужасно неприятно смотреть, как она берет своими розовыми пухленькими губами этого старого червяка. Странное чувство одолевало Машеньку, с одной стороны ей была противна даже мысль об этом процессе, но когда она начинала это делать, то возбуждалась и тогда уже ничего не стоило довести ее до оргазма. И Маше было стыдно за себя, стыдно перед мужем, стыдно перед Петровичем, которому она врала, что ничего не испытывает, и чувство стыда не покидало до тех пор, пока она не вычищала рот и не выдраивала себя в ванной.

Продолжение следует...

Маша сидела на пуфике у зеркала и разглядывала свое лицо. Халатик небрежно расстегнут, видна немного обвисшая грудь и небольшой курдючок живота. А лицо милое, свеженькое, румяное, как после прогулки по морозчику. Прогулки не было, был не такой уж желательный, вытребованный, долгий, вначале доведший ее до бешенства, но закончившийся все-таки бурным оргазмом секс. И глазки блестят, и губки розовые, и….. Тяжелая рука Георгия Петровича легла на Машину грудь, пальцы больно сдавили сосок, она не выдержала:


-Петрович, что тебе не лежится! Дай мне спокойно посидеть!

Маша резко встала и пошла делать кофе, Петрович потянулся и весело прохрипел:

-Маруся, я хочу твою марусю…

Он подошел к ней сзади, прижал к кухонной стенке и запустил лапищу между ног, нащупывая бутон. Маша резко повернулась и стукнула его чайной ложечкой по лбу:

-Козел старый! Ляж и лежи, я хочу кофе попить и покурить! Чего ты руки тянешь??

-А чего ты себе молодого козла не нашла? Или боишся, что молодой тебя *бать будет за так?? Кто тебе деньги будет выдавать? Ты меня за них только и любишь…

-Што?? Я тебя за деньги люблю?? Ха-ха-ха! Да ты даже не представляешь, КАК я могу любить за деньги! А за те копейки, что ты мне даешь, я тебя только ТАК могу любить!

Маша раздражалась постоянно. Она и сама не понимала, откуда берется в ней эта агрессия. Отношения с Петровичем длились уже несколько лет, сначала были бурные, строились планы на будущее, он даже хотел бросить свою старую жену и перейти к Маше, но так и не решился. Спирал все на возраст, да и в самом деле, 65 – это не время менять лошадей. Но дело было не в этом. Маше всегда казалось, что если человек любит другого человека, то ему хочется дарить, давать, делиться всем самым лучшим и в духовном, и в материальном.
Так было всегда, всегда в той, прошлой жизни, когда был жив ее любимый муж, когда они меняли гарнизоны и города, когда вместе с маленькой дочкой ездили по России, выполняя приказы. С тех пор прошло 10 лет, все изменилось, изменилась страна, вся жизнь, но внутренний мир Маши так и остался на том уровне, он упорно не хотел меняться, упорно не хотел понять, что могут быть другие отношения, другие эмоции, что мужчина может вызывать не только нежность и преданность. И это бесило ее, это отнимало у нее здоровье, но она ничего не могла поделать. На свою мизерную зарплату Маша не могла выучить дочь. А она хотела дать ей хорошее образование, хотела, чтобы Настя хорошо питалась, модно одевалась, имела хорошую косметику. И ради этого она готова была любить и она полюбила Георгия Петровича, полюбила искренне, почти так же, как своего мужа. Почти так же.
Маша курила, она всегда делала это с наслаждением под кофе или под рюмочку миндального ликера. Она курила и вспоминала, как семь лет назад впервые увидела Петровича. Это было в компании друзей и знакомая женщина попросила присмотреться к этому мужчине, мол, человек хороший, состоятельный, не против познакомиться с тобой, но одно «но» - жадноватый…»Может ты его раскрутишь?» - добавила в заключение приятельница. Маша понаблюдала за Петровичем и подумала – «Я столько не выпью, чтобы переспать с ним».Подумала, потом забыла про него, напилась. Тогда напились все и она уже не помнит, как оказалась в машине. Пришла в себя через пару часов на чьей-то даче, она лежала с кем-то спина к спине, а народ еще не угомонился – парились в баньке и выбегали голые на мороз. Этот кто-то и был Петрович, вот так начался их роман.

Продолжение следует...