Дюбеля забиты, ручки мебели прикручены, сантехника отремонтирована – можно и по пивку. Сидим мы с папой друг против друга на кухне, папа в трусах и в тёмных очках, и на ноге у него сидит Чикита, без очков, естесственно. Она улыбается во всю пасть и ждёт сырка. Папа ест мало, он всегда говорит: «Жрать – это свинячее дело» И я с ним вполне согласна. Я говорю:

-Папа, чё ты очки не снимешь?
-А они мне и не мешают.
-Скажи честно, ты может с кем-то подрался и у тебя там синяк?

Папа смеется, поднимает очки, а под ними два чистых глаза без синяков. Чикита начинает громко дышать и папа отправляет ей в ротик кусочек сыра. На столе молодая картошечка, помидорчики, огурчики, селедочка, колбаска копчёная и российский сыр. Но папа берёт лишь сыр, отрезая его тонкими-тонкими ломтиками и через один даёт Чиките.
После обсуждения сделанной работы и планов на дальнейший ремонт, мы переходим к излюбленной папиной песне. Он говорит:

-Доченька, когда я умру, ты мою квартиру не продавай. Мы с мамой столько в нее вложили, там вся наша жизнь.
-Папа, ну зачем мне такая большая квартира? Я ее продам и поменяю на меньшую.

Папа наливает пивка, залпом выпивает и покряхтывая, утирается полотенцем:

- Неееет! Тогда я и умирать не буду!

Мы хохочем, а Чикита заливисто лает. Папа дает ей отхлебнуть из бокала пивка. Чикита нюхает пиво и начинает носиться по квартире, подбрасывая задние лапы.

Папа говорит:
-Она с запаха пьянеет! Везет же ей!

Мы опять смеемся. Папа, папа…Ты никогда не умирай. Если ты умрёшь, то и меня не будет. Я, конечно, останусь все тем же физическим телом, но это буду уже не я. Это буду уже совсем не я - та девочка, которую ты целуешь и балуешь.