Главное условие – не стать служанкой двух господ

Имя на борту стратегического ракетоносца как гарантия высочайшего авторитета.
Фото с сайта www.enaviabaza.ru

Президент Российской Федерации Владимир Путин повелел, не без повода, восстановить на производствах военную приемку.

Почему она была еще совсем недавно разрушена – сказать не берусь. Но правда и то, что возложенных на нее надежд, из крайней мере по опыту Военно-воздушных сил СССР, она не оправдывала.

ТОСТ ЗА ВОЕНПРЕДА

В своем большинстве структуры военных представительств вплотную сращивались с руководством предприятий и в конфликтных ситуациях предпочитали за лучшее отбиваться от своих «хозяев» – заказчиков, чем подставлять под неприятности заводские интересы. Для этого были банальнейшие причины: офицеры, назначенные в военные представительства, с ходу подпадали под неотвязную зависимость от руководства предприятий. Унижаясь и заискивая, несчастные военпреды годами, как подачки, ожидали выделения им из директорского фонда квартир, зачисления малышей в заводские детские сады и проявления других знаков внимания к бытовым нуждам – столовые, какие-то распределители, талоны... А овладев вожделенными «благами», были преданы своим «благодетелям» бесконечно.

Помню, как однажды на одной из модификаций Ту-22 выявились серьезные изъяны в прочности главных стоек шасси – один случай, другой... Пришлось машины ставить на прикол.

С руководящим инженерным составом и директорами корпусных ремзаводов долго мороковали – что делать? На разговор был вызван и военпред с того завода, откуда родом были эти машины. Военпред хорошо знал предмет нашего беспокойства, но держался независимо и как-то отстраненно.

Я знал, что промышленники терпеть не могли возиться с возвращенной им продукцией, но другого решения тут быть не могло.

И вдруг вспорхнул доселе молчавший военпред:

– Мы эту работу делать не будем.

– Кто это «мы»? – спросил я его. – И в интересах кого вы работаете?

Пришлось лететь на завод.

Разговор – тяжелый, неуступчивый – изрядно затянулся. Обед был поздним. Появилась ритуальная водочка, а настроение мрачноватое. Для очередного тоста приподнялся директор:

– За нашего военпреда!

Тут и я встрепенулся:

– Ах, молодец! Точно сказал: это ваш военпред, перебежчик! Потому и стойки трещат!

Директор смутился, уверял, что его не так поняли... Но ремонт шасси все же пришлось ему брать на себя.

«РЕЗЕДА»: РАБОТА НА СКЛАД

А в начале 1969 года ко мне явилась группка молодых инженеров из службы вооружения ВВС и предложила подписать документы о принятии на вооружение Дальней авиации новой радиотехнической станции подавления прицельных средств истребителей противника. К немалому огорчению моих визитеров, я попросил несколько дней, чтобы разобраться в достоинствах новой станции, хотя свеженькие лауреатские медальки за ее создание, казалось, должны были снять все одолевавшие меня сомнения. Открытия следовали одно за другим.

Оказалось, станция была заказана 10 лет тому назад со сроком ее изготовления через четыре года. Но такие заказы на производстве принято называть «кормушками». К ним кто только не прилипал, даже те, кто вообще не знал, что это за штука и кому она нужна. Бесконечно выколачивались деньги, совершенно намеренно затягивались сроки. Там же барахтались и военпреды.

Когда же злосчастная станция была наконец изготовлена, а изначально заданные тактико-технические требования заказчика подтвердились – тут и приспели разного рода поощрения и те самые медальки.

Но за те 10 лет, пока строилась «Резеда» (так она в миру называлась), на истребителях НАТО были установлены такие мощные электронные средства обнаружения и прицеливания, что наша «новинка» не могла хотя бы слегка кому-нибудь глаза заплевать.

Обращаюсь в 30-е НИИ ВВС. Там выдают документ, из которого следует, что при демонтаже двухпушечной кормовой артиллерийской установки и замены ее станцией «Резеда» оборонительные возможности самолета Ту-16 понизятся в 1,5–2 раза. Вот те раз!

А станции по адресам уже потекли в гарнизоны. Замглавкома по вооружению наседает:

– Ставьте станции на самолеты!

Но, видя мое нежелание заниматься этим делом, подключает главкома. Тот возражений не терпел:

– ...И никаких разговоров!

Но, увидев документы 30-го института, обмяк:

– Решайте сами, – бросил он нам.

Теперь я и слушать никого не хотел. А дело скверное: 10 лет работы, колоссальные затраты труда и средств – и все на ветер.

– Что же делать? – вопрошал начальник вооружения. – Может, на склады возьмете?

– Нет у меня складов!

Но он их нашел в другом месте.

И только спустя 15 лет, уже при новом главкоме, несчастные станции были обнаружены. Теперь их можно было списывать как отслужившие свой эксплуатационный срок.

С ЗАБОТОЙ О РАБОЧЕМ КЛАССЕ

Так что дело не только в военпредах, заказывающие структуры тоже «с пониманием» относились к своеволию промышленников. На их стороне была и Комиссия Президиума Совета Министров СССР по военно-промышленным вопросам. Оберегали их и другие покровители. В ЦК партии был целый отдел военной промышленности, в зубах у заведующего которым я однажды побывал. Он требовал от меня принять с завода 12 бомбардировщиков Ту-22М первых двух модификаций (М-0 и М-1), совершенно негодных для ведения боевых действий.

– Рабочий класс, не жалея сил, работает на вас, а вы...

Тут он добавил кое-что из простонародного.

Я не сказал ему «да», но и без того через день их нам пригнали испытатели. Хорошо, что я успел по-братски поделить эту дюжину с морскими летчиками. Не вышла на заданные летные и боевые характеристики и третья модификация. И только четвертая, Ту-22М3, вошла в боевой состав Дальней авиации.

Что уж говорить о Дмитрии Устинове! Опытнейший промышленник, сталинский нарком, став министром обороны, не отошел от привычного дела. Даже на совещаниях высшего командного состава и на оперативных сборах рядом с ним всегда можно было видеть не его заместителей и начальника Генштаба, а корифеев оборонной промышленности.

Когда Главнокомандующий ВВС представил генерала Николая Шишкова к назначению на должность замглавкома по вооружению, Дмитрий Федорович потребовал согласовать эту кандидатуру с министром авиационной промышленности и, только получив его согласие, разрешил продвигать документы дальше.

Не думаю, что такая процедура преследовала и военпредов. Но, если «раб божий» не принял «правил игры», предложенных заводским руководством, директор мог убрать его мгновенно – достаточно было одного звонка.

Знал бы рабочий класс, как о нем заботятся в ЦК, он бы работал еще лучше!

Строго говоря, советская военная приемка была низведена до полной утраты своей роли усилиями военно-промышленного комплекса.

Возрожденная в новом облике российского полномочного представительства заказывающих ведомств военная приемка должна стать абсолютно независимой и надежно огражденной от влияния каких бы то ни было промышленных структур.