Она была третьим ребенком в семье греческого короля Георга I (1845-1913) и русской Великой княжны Ольги Константиновны (1851-1926), дочери Великого князя Константина Николаевича (брата императора Александра II). Венчание Георга и Ольги Константиновны состоялось в 1867 году в Петербурге.
Этот брак укрепил дипломатические отношения Греции и России, сблизил два царствующих дома. У греческой королевской четы было семеро детей. Старший их сын Константин, родившийся в 1868 году, стал королем Греции после того, как Георг I был застрелен 18 марта 1913 года в Салониках психопатом-анархистом Александросом Схинасом. Через год, в 1869 году, родился второй сын, Георгий, а на следующий год - старшая из дочерей - Александра. Впоследствии у короля Георга I родилось еще четверо детей - Николай, Мария, Андрей и Христофор.
По рождению греческий король не был греком. Георг I был датским принцем по имени Кристиан-Вильгельм-Фердинанд-Адольф-Георг Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург-Глюксбургский, сыном короля Дании Кристиана IX, и был избран на греческий престол в 17-летнем возрасте. Греческая королевская семья являлась частью датской и находилась в тесных родственных отношениях с британской и российской династиями.
Так, родными сёстрами Георга I были королева Англии Александра, жена Эдуарда VII и мать Георга V, а также российская императрица Мария Фёдоровна, жена Александра III и мать Николая II.
Немногословный и сдержанный отец мало рассказывал маленькой принцессе Александре о Дании. Ему было некогда, мешали государственные дела. В жилах греческого короля текла датская кровь, также как и у принцессы. Но девочка знала, что Дания немного похожа на сказку, сошедшую со страниц книг Ганса-Христиана Андерсена. Тенистые, с огромными полянами фиалок и гиацинтов, роз и фрезий, парки дворцов Фриденсборг, Бернсторф, Гвидор были ей знакомы с раннего детства, она приезжала туда гостить к бабушке Луизе.
И сдержанная, скупая на улыбку, но всегда энергичная королева датская, отложив в сторону все свои визиты, занятия и послеобеденную игру в домино с супругом, занималась тем, что помогала внучке составлять гербарий из засушенных листьев и трав. И при этом совершенно всерьез спорила с маленькой Алекс о том, какой же вид чайной розы или шиповника имеет округлые листья, а какой - узкие, продолговатые.
Королева Дании Луиза
Принцесса Александра в детстве
Говоря о цветах, бабушка совершенно серьёзно говорила изумленной Алекс: "Опять бедные эльфы рассыпали свое драгоценное пропитание. Лягут вечером спать голодными, милые малыши! Если только пчёлки сжалятся над ними и дадут им немного нектара из своих запасов."..
Королева Дании Луиза. Неизвестный фотограф, 1890-е годы. © Национальная портретная галерея, Лондон
Сбитая с толку Алекс не могла понять, как это её строгая бабушка Луиза, вечерами читающая старинные медицинские книги и научные трактаты по истории Дании, может говорить всерьёз о каких то эльфах и пчелах?! Но когда девочка пыталась ей хоть как-то возразить, бабушка только сурово поджимала красивые губы и строго приговаривала:
"Эльфам совершенно все равно, веришь ли ты в то, что они существуют или нет! Они живут на свете слишком давно и не зависят от наших с тобой желаний. Им повинуется природа, цветы и травы рассказывают им свои сны. Они знают все тайны земли и воздуха, человеческой души и сердца. Бесполезно что-то скрывать от них. Недавно я узнала от сказочника Андерсена, что именно эльфы, которым цветы рассказали об этом, помогли изобличить человека, убившего родного брата. В руках убийцы головки цветов никли, словно мертвые. И вместо аромата расточали вокруг себя лишь холод. Господин Андерсен записал историю, рассказанную ему шепотом эльфом, спящим в кусте роз. Спроси тётю Минни, когда приедешь к ней в гости, в Россию, она тоже знает этот случай, я писала ей. Наверное, она сохранила мое письмо. Или спроси ещё и у мамы".
Принцесса Александра
В ответ Алекс лишь коротко вздыхала. Её матушка и тётя Минни, с недавних пор - русская императрица Мария Фёдоровна, - так часто писали друг другу, что из их писем можно было бы составить пухлый том, с забавными рисунками и шаржами тёти Минни и её стихотворениями на стародатском языке. Одно из них, увиденное случайно в дневнике дяди, - огромного и добродушного императора Александра, его маленькая тёзка запомнила наизусть:
Принцесса Александра
Мне о главном цветы прошептали.
В своем сердце я это храню:
"Много радости, много печали.
Есть и боль". Но любовь - не виню.
Александр III, император России и Мария Федоровна, императрица России (принцесса Дагмара). Джеймсом Расселом & Sons, начале 1870-х. © Национальная портретная галерея, Лондон
Если уж цветы шептали тёте Минни о том, что любовь может принести и радость, и печаль, значит, милая бабушка ничего не выдумала в той горькой истории, записанной волшебником Андерсеном - об эльфах!
Мария Федоровна, императрица России (принцесса Дагмара), 1863.
© Национальная портретная галерея, Лондон
С милой тётей ей чудо, как легко и хорошо! Часто, забравшись к ней на колени, она рассматривает старый альбом с фотографиями. На бархатной его крышке ещё сохранились девические вензеля принцессы Дагмар и надписи вязью, на датском. На желтоватых страницах альбома Алекс часто попадаются парадные фотографии тёти Минни рядом с худощавым молодым человеком, хрупкого, болезненного сложения. Взгляд его больших глаз, мягок и полон какой то внутренней, глубокой печали, словно вырвавшейся из самых недр души. По рассказам Мама Ольги Алекс знает, что это первый жених тёти Минни, Цесаревич Николай Александрович, которого в семье все называют "дорогим Ники".
Бедный Цесаревич умер от туберкулезного менингита далеко-далеко, в Ницце, и в честь него тётя Минни назвала своего старшего сына. Теперь в их семье есть еще один " дорогой Ники", только - маленький.
Мария Фёдоровна и маленький Ники
С ним так интересно играть и кататься верхом на маленьком пони. Правда, Алекс ни за что в жизни никому не признается, что немного боится пони! Для десятилетней, взрослой почти девочки это - стыдно, тем более, что тётя Минни, как рассказывала Anmama Луиза, всегда была прекрасною наездницей! И ей очень шла амазонка темного сукна, и она, по желанию, меняла ее цвета: от темно-красного и фиолетового, до - черного. А вот Алекс всегда шло голубое, но дамскую амазонку, вообще то, можно шить только из темно-синего, увы! Или черного! Это ужасно! Впрочем, может быть, ей ещё удастся уговорить милую, добрую МамА опять хоть слегка нарушить скучную традицию.
Но, честно говоря, она предпочла бы кататься на ослике. Ей кажется, что они спокойнее и лучше лошадок умеют ходить по скалам. Её старший брат Константин, Тино, недавно научился правильно держать поводья, чтобы управлять крохотной тележкой, и обещал показать и ей, когда она будет свободна от своих уроков. Только когда это ещё будет! Они вернутся с МамА в Грецию очень не скоро.
Сначала поедут в Россию, навестить дедушку и его чудесную виллу в Стрельне, с огромными окнами на море, полную света, цветов в вазонах и картин на стенах - морских пейзажей, которые почему то причудливо называют "маринами", как-будто они - живые! Впрочем, волны на этих картинах и вправду - сильно движутся, особенно в неверном свете луны, и Алекс всегда немного зябко смотреть на них.
В.С.Садовников, Константиновский дворец. 1856
От дедушки они отправятся гостить в Ильинское, подмосковное имение родных, а только потом приедут на свое сияющее солнцем Корфу.
Маленькая принцесса Алекс, с северной жилкою в крови и с золотистыми кудряшками до пояса, любила солнце, как ящерица. Солнечный остров Корфу, где она родилась, с бликами солнца на морской глади залива, окруженного скалами, с белым зернистым песком, осколки ракушек и резкий запах йода, идущий от моря, надолго остались в памяти Алекс.
Angelos Giallinas, Ποντικονήσι, Κέρκυρα
Angelos Giallinas, Ποντικονήσι, Κέρκυρα
Бедный, молчаливый ПапА, как же он успеет по ним соскучиться! Но, может быть, и - нет, не успеет, ведь МамА каждый вечер пишет ему подробнейшие письма - отчеты, склоняя светловолосую, милую голову над лампой мейсенского фарфора, в виде пастушки, танцующей с кувшином в руках. МамА привезла эту лампу из Павловска и всегда очень ею дорожила, рассказывая Алекс, Тино и Вальдемару трогательную историю о том, что лампу эту их прапрабабушке, императрице Марии, жене Павла Первого, русского Государя и мальтийского рыцаря, подарила сама французская королева Мария-Антуанетта, когда русская императорская чета путешествовала по Европе под именем графов Северных.
Д. Фоссати сын. Триумфальные колесницы в Венеции в честь графов Северных. Италия 1872. Гравюра, раскрашенная акварелью
Концерт в честь Графов Северных, Франческо Гварди
МамА откуда то точно знала, что лампа эта стояла в малом салоне - будуаре королевы в Тюильри и часто освещала своим уютным, мягким светом королевскую игру Марии-Антуанетты со своими фрейлинами в жмурки. Они с Мама обе загадочно улыбались в этом месте, отлично зная, что у любой царственной особы может быть свой секрет. Кукла с фарфоровым личиком в переднике шоколадницы или пудреном парике маркизы, для которой можно расшивать золотыми нитями крохотную шляпку или фату, спрятанную в прохладном игрушечном деревянном домике в густоте аллей Павловского парка.
Павловск
Книга с замысловатыми рисунками, изображающая героев греческих мифов: Геракла, Зевса, Геру, Апполона, Персефону, Артемиду, с луком в руке, окруженную целым роем нимф и стаей гончих, с длинными, замысловато изогнутыми шеями. Алекс думалось иногда, что художник ошибся, изображая около Артемиды таких холеных псов. В далекие времена власти грозных Богов в лесах Олимпа бродили, разве что, волки или гиены. Но она не знала последнего наверняка, а расспрашивать взрослых не решалась.
Майков, Николай Аполлонович, «Боги на Олимпе»
Крейн. Диана и Эндимион
Учитель естествознания, молодой, вспыльчивый, и вовсе мог бы высмеять её, выскажи она только ему вслух свои сомнения. Он показывал ей Олимп - обыкновенная гора, в пелене облаков, покрытая редким лесом.
Эдвард Dodwell. Олимп
Эльбрус на Кавказе, где живет брат дедушки, Великий князь Михаил Николаевич, намного выше. И красивее. Даже Мтацминда в Тифлисе и та - выше. Что-то нежно курилось наверху Олимпа, но это был не алтарь для жертвоприношений, уж точно! Скорее всего, лесорубы забыли потушить свои костры, а вовсе не Гефест уронил факел, освещающий ему путь, как пытался ей объяснить смуглолицый наставник, с ослепительно белозубой улыбкой, нелепо размахивающий при ходьбе длинными, нескладными жердями-руками.
Николай Ярошенко. Гора Эльбрус
Лишь спустя некоторое время Алекс поняла, что он просто шутит и очень обрадовалась.... Она любила легенды о красивых богах и их смертных сыновьях, дочерях и возлюбленных: Латоне, Геракле, Леде. Но какая то горечь примешивалась в её солнечное сердце, когда она читала о том, как совершенны были и боги и их потомки в строках так любимых ею Гомера и Феокрита, Анакреонта и Еврипида. Люди такими, на самом деле, не бывают, увы!
Ахилл тянет за колесницей тело сражённого Гектора
Norbert Schroedl (1842 - 1912), "The Poet Anacreon with his Muses", 1890
Да, она могла читать Феокрита, ибо вместе с МамА упорно изучала греческий язык.... С народом страны, в которой живёшь, нужно говорить на его языке. Но у МамА изучить древнее наречие получалось лучше, чем у неё, она была способнее, изучила ещё и стародатский, на котором могла свободно писать письма тёте Минни и ПапА. Наверное, способностями МамА, должно быть, пошла в дедушку: тот свободно мог говорить и писать на пяти языках, и все они пригодились ему во время его дальних путешествий на фрегате "Паллада" по южным морям и странам.
Великий князь Константин Николаевич
Дедушка бывал и в Греции, ещё совсем юным, ведь он предпринимал дальние, морские прогулки с восьмилетнего возраста. Но больше всего удивляло Алекс в дедушке то, что несмотря на свой возраст, он готов был хоть сейчас повторить маршруты иного долгого путешествия - по Белому и Северному морям, так очаровали его бескрайние, царственно-белые, холодные просторы, полные загадочно-гулкой бархатной черноты звёздного неба. Иногда оно, небо, озаряется всполохами северного сияния.
Фредерик Эдвин Чёрч. Aurora_Borealis
Дедушка рассказывал, что это совершенно завораживающее, прекрасное зрелище, но некоторых оно немного пугает. В этом месте Константин Николаевич, лукаво посматривал на внучку, усмехался в пышные усы и осторожно прижимал её к себе, переводя разговор на другое: на то, к примеру, как ярка Полярная звезда в вечернем небе и как легко ее можно найти в легких, сияющих линиях Созвездия Большой Медведицы. Она похожа на бриллиант. Когда Алекс спросила, чем отличается Полярная звезда от Южного Креста, дедушка посмотрел на неё внимательно и сказал, что у Южного Креста более тёплый, не скользящий по небосводу иглами, свет. Он только дополняет яркую, пряную, густую красоту колдовских мест Южного Полушария, таких, например, как остров Тенерифе .
Потом дедушка осторожно прижался мягкими губами к её виску и прошептал, что очень уж она напоминает ему любимую Адини, умершую рано сестру-певицу, у которой музыка прямо так и стекала с пальцев .
Великая княжна Александра Николаевна (1825-1844)
У Алекс, какая то музыка живет там внутри, в душе, уж очень тонко она всё воспринимает, будто хорошо настроенный камертон. Знает ли Алекс, что если ударить по камертону палочкою, звук будет ещё долго-долго слышен вдали, как голос диковинной птицы-сирены? Может быть, прилетевшей издали, от самих Харбид? Мимо них дедушка тоже плыл... Ночь тихо опускалась на стрельнинский парк, ступенями террас спускавшихся к морю и заливу, а Алекс все сидела, как зачарованная, слушая и впитывая родной голос, резковатый, иногда приглушаемый кашлем и ароматом душистого табаку, который казался ей приятнее всяких легких, ещё совсем юных, неуловимых для нее пока капризов Коти ...
Принцесса Александра не боялась влюбиться. Да и потом ей казалось, что она влюблена уже очень давно, едва ли не с отроческих лет - в милого, очаровательного князя Павла Романова.
Он приходился ей дядей или кузеном, будучи сыном Александра II и деверем тёти Минни. Она путалась в степенях их родства и называла титулованного родственника просто Павлом, без отчества. Ему нравилось это, он не протестовал, ибо и по виду, и по возрасту и по нраву мало подходил на роль дяди.
Младший сын болезненной, хрупкой, впечатлительной императрицы Марии Александровны, умершей в июне 1880 года, он всегда был любимцем матери, она всегда беспокоилась о его здоровье, слабых лёгких, пеняла за меланхоличный вид, недопустимую для Великого князя задумчивость, домоседство, любовь к тишине.
Но пеняла - мягко, ибо понимала отлично, что тонкою артистическою душою, отзывчивостью натуры и нервов на любой эмоциональный всплеск чувств и впечатлений, сын Павел уродился весь в неё. Не будь на него от природы возложен высокий сан и тяжесть фамильного имени, он непременно стал бы великолепным драматическим актёром, чтецом, танцором...
Великий князь Павел Александрович
Трагик Сальвини, увидев его как-то в одной из камерных постановок Эрмитажного театра, сокрушался о том, "какой поистине великолепный талант погибает для сцены!"
Встретив князя Павла впервые, на одном из домашних, бальных вечеров в Константиновском дворце, Алекс тотчас поняла, что влюбилась безоглядно.
Великий князь Павел Александрович
Да и трудно было "не заметить сердцем" щеголеватого гусара в малиновых рейтузах, зелёном доломане с серебряными вензелями и высоких ботиках на меху. Он так ловко скользил по паркету бальной залы, что казалось, плывёт, дразня тяжелые массивные зеркала, сверкающие позолотой. Взгляд его мягких серых глаз однажды перекрестился с взором восемнадцатилетней Алекс, и он тихо улыбнулся в тонкую щеточку усов. Она вовсе не бросала ему "мяча кокетства", так как была слишком простодушна для этого. Ей нравилось в нём иное, а что, она и сама бы объяснить не смогла. (С тем и уехала домой, в Афины.)
Что чаровало в Павле? Мягкая печаль? Задумчивость? Постоянное желание вглядываться внутрь себя, над чем то размышляя? Отзывчивость на чужие страдания? Посещая больницу Святого Николая во время частых визитов в Афины и Корфу, где лечил свои слабые легкие, князь Павел с таким вниманием выслушивал рассказы МамА о том, как сия больница строилась, и с таким предупредительным тщанием входил во все нужды самого большого в Афинах лечебного дома, что Алекс иной раз становилось и удивительно: откуда он может знать такие мелочи тщания ухода за тяжело больными?
Но вовремя опоминалась, кусала в досаде на себя губы: как же, как же могла позабыть хоть на мгновение о том, что покойная матушка Павла, Государыня Императрица Мария страдала годами от изнуряющей её чахотки, живя и дыша практически одним лёгким? Впрочем, " не ощущение" страдания было вполне извинительно ей, ещё ребенку тогда, в те легкие, сияющие годы.
Императрица Мария Александровна
Государыня Императрица Мария, с обаятельною ласковостью сердечной встречавшая всех, кто стремился её навестить, о своей болезни всегда говорила мало, всё старалась показать Алекс альбомы с рисунками и гербариями, которые составила когда то сама, будучи ещё в Югенхейме, прелестною девушкою.
А они с Мама боялись утомить недужную хозяйку покоев в Зимнем, потому то часто рассказы о горе Юнгфрау и замке со стрельчатыми окнами у её подножия, оставались недослушанными, обрывались на полуслове....
Hubert Sattler (каста) Interlaken
МамА поспешно извиняясь, уводила Алекс из покоев, обитых светло-зелёным или малиновым лионским шёлком, затканным золотистыми лилиями и розами, с тёмной резной мебелью, с малахитовыми вставками и девочка не успевала до конца рассмотреть все те драгоценные чудеса, что скрывались в комнате Императрицы Марии: вазы-ароматницы, чудно расписанные синими и розовыми узорами, бронзовые и серебряные ажурные канделябры и шандалы, саксонские и севрские безделки, китайские веера с эмалевою росписью, разбросанные на камине, часы в стиле ампир, нежно позвякивающие каждые четверть часа.... Она покидала всё с тихим сожалением, теплая грусть охватывала её, и в этой грусти не было солнца. Лишь прохладный, мимолетный ветер. Вечерний, закатный, с багряными нотками..
Малиновый Кабинет императрицы Марии Александровны. Зимний дворец. Гау Э.П
Спальня императрицы Марии Александровны. Гатчинский дворец. 1879. Гау Э.П.
....Потом, уже после свадьбы, в июне 1899 года, пышной, в домовой церкви Зимнего, и парадным чаепитием в Николаевской зале, она с любопытством и какою - то детскою, теплой радостью наблюдала за тем, как Павел с тихой тщательностью разбирает свою собственную коллекцию живописи, минералов и изящных скульптур и статуэток, выбирая для каждой картины или фигуры определенное место.
Иногда он замирал неподвижно, беря в руки ту или иную вещь, хмурил темные брови, кусал губы, и она знала, что воспоминание о страдалице-матери опять властно посетило его, обвевая печалью нестерпимой. Некоторые вещи, книги, картины, принадлежавшие ей, Мария Александровна подарила сыну еще при жизни, зная его неистовую тягу к прекрасному.... Все свои драгоценности Государыня-мать разделила поровну, меж всеми шестью сыновьями, но самые красивые достались, конечно, ее любимцу.
По поводу бракосочетания великого князя Павла Александровича и принцессы Александры Георгиевны поэт Афанасий Фет написал оду :
Не воспевай, не славословь
Великокняжеской порфиры,
Поведай первую любовь
И возвести струнами лиры:
Кто сердце девы молодой
Впервые трепетать заставил?
Не ты ли, витязь удалой,
Красавец, царский конник, Павел?
Созданий сказочных мечту
Твоя избранница затмила,
Трёх поколений красоту
Дочь королевы совместила.
Суля чете блаженства дни,
Пред ней уста немеют наши, -
Цветов, влюблённых, как они,
Двух в мире не найдётся краше.
Молодые поселились во дворце на Английской набережной. Дворец был куплен у дочери барона Штиглица специально по случаю бракосочетания Павла Александровича и Александры Георгиевны и официально получил имя Ново-Павловский. Молодая чета не стала делать особых перемен в интерьере. Единственным серьёзным изменением стало устройство церкви во дворце.
Дворец Великого князя Павла Александровича
Особняк барона А. Л. Штиглица. Парадный кабинет. Луиджи Премацци
Особняк барона А. Л. Штиглица. Кабинет баронессы. Луиджи Премацци
Особняк барона А. Л. Штиглица. Золотая гостиная. Луиджи Премацци
Особняк барона А. Л. Штиглица. Столовая. Луиджи Премацци
Особняк барона А. Л. Штиглица. Обеденный зал. Луиджи Премацци
Особняк барона А. Л. Штиглица. Столовая для ужинов. Луиджи Премацци
Особняк барона А. Л. Штиглица. Белая гостиная. Луиджи Премацци
Особняк барона А. Л. Штиглица. Голубая гостиная. Луиджи Премацци
Особняк барона А. Л. Штиглица. Гостиная. Луиджи Премацци
Особняк барона А. Л. Штиглица. Концертный зал. Луиджи Премацци
Особняк барона А.Л. Штиглица. Танцевальный зал. Луиджи Премацци
Через год, 6 (18) апреля 1890 года у молодой четы родилась девочка - Мария. В честь рождения первенца супруг трепетно преподнес совсем ещё юной Алекс фамильный, памятный сувенир: великолепный аметистовый гарнитур - серьги, ожерелье ручной работы и перстень - камею в резной оправе.
После родов она заметно похорошела, фигура ее приобрела завершенные, плавные очертания. Вся она стала как-будто мягче.
Руки её то и дело тянулись погладить светло-каштановые кудри маленькой озорницы Машеньки, вечно находящейся в окружении бонн и нянек. В ответ на прикосновения матери, ребёнок поднимал голову, улыбался и тянул ручонки к почти всегда висящему на её шее аметистовому подарку.
Счастье, неслышными шагами вошедшее в их маленькую семью с рождением дочери, ещё больше приблизило Алекс к молчаливому Павлу, любящему тишину и домашние вечера в библиотеке с камином. Но вечера такие были редки.
Особняк барона А. Л. Штиглица. Библиотека. Луиджи Премацци
Служба в элитном гвардейском полку и строгие династические обязанности, которые он исполнял, даже не занимая ответственных постов в Империи, давали Павлу Александровичу мало времени для досуга.
Портрет Великого князя Павла Александровича. 1897. Серов В.А.
В Грецию показать внучку родителям Алекс с супругом поехали далеко не сразу, прошло более полугода, да и визит был какой-то спешный, скомканный: муж торопился вернуться в Россию к делам и коллекциям, в круг большой Романовской семьи.
Королева Греции Ольга Константиновна с дочерью Александрой и внучкой Марией
В подмосковном Ильинском ему нравилось. Там ещё хранились воспоминания о его матери, а потом, он с детства был очень дружен с братом Сергеем. А с недавних пор совершенно очаровался его женою, красавицей Эллой, Великой княгиней Елизаветой Феодоровной, да Алекс и сама была к ней неравнодушна.
Императрица Мария Александровна с Сергеем и Павлом.
Великая княгиня Елизавета Фёдоровна
Быстро сойдясь с обаятельной красавицей, напоминавшей лицом и фигурою античную статую, а характером - милое, но сдержанное дитя, Алекс воспринимала ставшие традицией поездки в Ильинское, как некий нескончаемый праздник для сердца и души. Ей было хорошо возле Эллы. Дружба с принцессой гессенской, почти ровесницей по возрасту, согревалась еще и тонким флером признательности за то, что хозяева Ильинского были шаферами на свадьбе Алекс и поручителями жениха при его сватовстве в Афинах.
Великий князь Сергей Александрович и Великая княгиня Елизавета Фёдоровна
Александра и Элла
Жизнь в их усадьбе была проста и приятна. Элла писала тёте-свояченице Минни, остающейся в Петербурге, и бабушке, королеве Виктории в далекий Лондон, об их солнечно-беззаботной, летней, пейзанской жизни: "Дорогая моя Минни! Мы часто видимся с соседями. Они настолько милые люди, что я быстро стала чувствовать себя с ними, как дома. Мы, наш милый квартет, часто ходим купаться - такое освежающее удовольствие, потому что погода жаркая, несмотря на страшные грозы с ливнями".
Вид дворца в селе Ильинском
На Ильин день в богатой усадьбе, всего в тридцати верстах от Москвы трепетно хранящей следы старого московского боярства России, заветных обычаев и обрядов, устраивалась пышная и шумная ярмарка - торжище с призами и лотереей. Крестьяне привозили на ярмарку бочки с мёдом и маслом, яйца, зелень, овощи, битую птицу: село было весьма зажиточным. Купцы заваливали свежевыструганные прилавки яркими тканями, платками, кухонной утварью, сапожным товаром, фарфоровою посудой, самоварами, одеялами, сластями.
Борис Кустодиев
Гремела музыка, шумел народ, в раешном балагане веселый кукольный Петрушка с румяными щеками, смешил веселую ребятню забавными рассказами о своих приключениях и дружбе с бравым солдатом Аникою. Посмотрев представление, дети гурьбою и в россыпь бежали состязаться друг с другом в неуклюжем веселом прыгании в рогожных мешках или в игре в городки и салки, чтобы после из рук Эллы или Алекс на спор получить расшитую васильками или маками рубашечку, алый поясок, расписную свистульку - окарину, пряники , орехи, конфекты, расписную, в картинках азбуку.
Вечерами же, если не затевалось в усадьбе большого летнего бала или спектакля на подмостках театральной беседки-ротонды с поэтическим названием "Кинь грусть", то часто чаевничали в павильонах, разбросанных по всему парку, который огибала живописная дуга реки. Террасы, утопающие в цветах и сиренево-боярышниковых, калиновых куртинах, каскадами спускались к самой воде, освежая тенью и затаившимся в листве ветерком.
Павильон в Ильинском парке
Елизавета Феодоровна, радушная хозяйка чайного стола, завела в усадьбе непритязательную игру: как только подавался новый сорт варенья, гости должны были угадать его.
"Кто отгадает из чего это варенье приготовлено, получит приз!" - весело объявляла Элла. Гости из вежливости долго угадывали, всячески нахваливая янтарный цвет и нежный вкус чайного деликатеса, шутили, вздыхали, а потом кто-нибудь со смехом ронял:"Райские яблоки!" Хозяйка радостно соглашалась и добавляла неизменную фразу: "Мы здесь, и правда, в раю!" И райская эта идиллия неизменно повторялась из года в год, из сезона в сезон, клубничный, сенокосный, васильковый, малиновый, яблочный, незакатный..
Так было и в августе 1891 года. Алекс приехала с мужем и маленькой Марией в Ильинское будучи на седьмом месяце своей второй беременности. Чувствовала она себя хорошо, роды ожидались еще не скоро. В родственной атмосфере, не скованной строгим протоколом и замысловатостями дворцового этикета, обаятельная, смешливая от природы Алекс, могла вполне позволить себе чуточку расслабиться, и искренне радоваться тому, что можно вести себя естественно, почти запросто. Она и изумлялась, восторженно, почти по детски, всему: щебету птиц по утрам, запаху скошенной травы с лугов, медовому вкусу яблок, что срывали по утрам садовники, наполняя ими вазы, блюда, чаши во всех комнатах большого усадебного дома. Ей часто в те утра приходили на ум строки Феокрита:
"Этот шиповник в росинках и этот пучок повилики,
Густо сплетенный, лежат здесь, геликонянкам в дар...."
....Шиповник странно и пышно цвел в конце того лета. Вопреки всему. Наверное, август был слишком тёплым. А повилику она часто находила в самых тёмных, заросших запутанных уголках сада, гуляя там с Эллою.
Та все умоляла её быть осторожнее, но Алекс в ответ только беззаботно смеялась: ребенок внутри был спокоен, тихо переворачиваясь время от времени, словно спал, вдыхая в себя тонкий аромат августовского сада. Осень еще только наполняла свой бокал, пригубливая из него пьяняще, лукаво.
Однажды утром затеяли пикник на островах, куда надо было перебраться на лодках. Мужчины уже готовились сесть на весла, поджидали только дам с корзинками и шляпами. Александра в предвкушении приятной прогулки, неосторожно прыгнула в лодку прямо с берега и тотчас потеряла сознание от резкой боли. Алекс, совершенно бесчувственную, отнесли в усадьбу. Пока вокруг нее хлопотали ошеломлённые всем случившемся женщины во главе с княгиней Эллой, мужчины метались по Ильинскому в поисках хотя бы грамотного фельдшера, который мог бы оказать помощь при преждевременных родах.
Такого человека, увы, не нашлось, хотя в усадьбе была своя большая благоустроенная лечебница. Случай юной княгини Алекс, имевшей чрезвычайно хрупкую фигуру, был, увы, слишком сложен. Да и 30 верст от Москвы сыграли роковую роль. По распоряжению Сергея Александровича в Москву срочно был отправлен специальный фельдъегерский курьер, с письмом к лейб-хирургам и врачам Странноприимной больницы. Но пока он доскакал, Великая княгиня Александра Георгиевна впала в кому, и привести ее в сознание так и не удалось.
Дорога к дворцу в селе Ильинском. 1867г. Цветная литография ГИМ, ИЗО ( Черно-белая пересъемка и компьютерная обработка ).
Прибывшие доктора с большим трудом извлекли из тела умирающей молодой женщины недоношенного младенца, не ручаясь окончательно и за его жизнь, хотя крохотное сердечко билось в нем, подобно голубиному. Княгиня Элла, казалось, одна не потерявшая головы среди всеобщей суматохи и смятения, что царили в усадьбе в те дни, по совету докторов, велела обложить колыбель младенца ватой и теплыми бутылками с водой, которые нужно было менять каждые двадцать минут. Вопреки всем мрачным прогнозам, княгиня упорно надеялась вдохнуть в нежданно дарованного Богом младенца, дитя любимой подруги, жизнь, словно по капле утекавшую из тела его несчастной матери.
Спустя сутки малыш показал, что хочет и будет жить, крепко вцепившись крохотными пальцами в рожок с молоком. И от его сестрёнки Марии ни на шаг не отходила княгиня Элла, упорно сдерживая потоки слёз и давая, время от времени, малютке целовать портрет матери. Девочка тянула руки к тёте, недоуменно вопрошая: "МамА? МамА"?
И упорно отправлялась искать мать в анфиладе бесконечных комнат, наполненных нестерпимой позолотой шандалов и беспрестанно плавящих ароматный, пахнущий ладаном воск, что стекал причудливыми белыми слезами на паркетный пол. ........
12 (24) сентября 1891 года Александра Георгиевна, Великая княгиня дома Романовых, милая, смешливая хохотушка Алекс, с ямочками на щеках и завитками золотистых волос, Алекс, свободно цитирующая по-гречески Феокрита и Анакреонта, легко переводившая на русский строфы Эврипидовой "Медеи", кружившаяся то и дело в полушутливом, почти детском, искристом танце, лежала мертвая в гробу, усыпанном первыми дарами сентября: розами и игольчатыми астрами, хризантемами и октябринами, всех мыслимых оттенков. В изголовье её скромно лежал букет из цветов шиповника, обвитый тёмной зеленью повилики. Через неделю, 18 сентября, 21-летняя принцесса и Великая княгиня была погребена в Петропавловском соборе в Санкт-Петербурге.
В конце сентября 1891 года Афанасий Фет, тот самый, который написал оду в честь венчания молодой принцессы и Великой княжны Александры Георгиевны, сочинил стихотворение на её смерть. Описывая смерть "юной, прекрасной, счастливой" Алекс и скорбь её матери, он писал:
Там, где на красные ступени
У гроба, где стоите Вы,
Склонялись царские колени
И венценосные главы,
Немеет скорбь, сгорают слезы,
Когда, как жертва убрана.
Нежней и чище вешней розы, -
Сама безмолвствует она.
Лишь миг цвела она меж нами
С улыбкой счастия в тиши,
Чтоб восприяли мы сердцами
Весь аромат ее души.
Нам не поведал ангел света
Зачем, когда переносил
К нам райский цвет он в час расцвета,
Его он в бездну уронил.
Иль, полным благодатной силы
Цветку расцвесть в руке творца,
Чтобы скорбящих у могилы
Родные врачевать сердца?..
История Александры Георгиевны имела своё продолжение много лет спустя. Дело в том, что её могила слева от входа в Петропавловский собор - пуста.
Существует легенда, что в 1939 году греческое правительство обратилось к правительству СССР с просьбой о передаче праха урожденной греческой принцессы на родину для перезахоронения в Афинском пантеоне. Легенда утверждает, что торг был недолог. Сталин отдал негласный приказ обменять саркофаг почившей княгини то ли на пару трамвайных вагонов для Ленинграда, то ли на один мощный бульдозер. Естественно, чего же более была достойна забытая историей представительница прогнившей династии Романовых? На родине, в Афинах, её прах хранится в фамильной усыпальнице греческих монархов.
Великая княгиня Александра ничего такого и не совершила, чтобы остаться в анналах истории. Родилась, выросла, вышла замуж в неполных восемнадцать лет. Из одного мира пышности протоколов и этикета перешла в другой. Не вела дневников "на публику". А если и вела, то они забыты, запылены, трудно читаемы в архивах (как письма и тетради её царственной тетушки Минни, Марии Федоровны, столь любившей юную Алекс). Родила двоих детей. И умерла в последних родах. Обычный путь, обычной женщины, пусть и царской, порфироносной крови. Почти ребёнка. Ей ведь едва исполнилось двадцать с небольшим лет! В этом возрасте душа только просыпается. Но любая душа имеет право на историю, пусть и короткую, неполную, неразгаданную до конца. И все же - Историю.
