Теперь перейду к основному герою своего повествования – Сергею.

 

 

Второй сын в семье Салтыковых родился в 1726 году и являл собой полную противоположность старшему брату своему. Читаем у той же Екатерины: « был прекрасен, как день,  и, конечно, никто не мог с ним ровнятся, даже при большом дворе, не говоря уже про наш.» Он был довольно умен и обладал  той прелестью общениия, теми мягкими манерами, какие приобретаются жизнью в большом свете, особенно при дворе.

В 1750  г. Сергей женится на красивой фрейлине императрицы Матрене Павловне Балк (ок. 1730-1813), дочери  П.Ф. Балка-Полева от брака с М.Ф. Полевой, сестре Марии Павловны Нарышкиной (1728—1793). Свадьба состоялась по любви. При  дворе говорили, что любовь эта была взаимной. Познакомившись на качелях молодые люди сразу же очень понравились друг другу. Но, к сожалению, так же быстро, как она появилась, так же быстро любовь между ними и угасла.

Жан де Самсуа. Портрет М.П.Салтыковой - Осень, 1756

Уже через два года после свадьбы Сергей занимает видное место при дворе, чему немало способствовала маменька, как уже было сказано, приближенная к императрице. С 1744 года состоит при малом дворе в качестве камергера Великого Князя и наследника престола Петра Фёдоровича.  Благодаря  веселому, общительному характеру Салтыков становится сразу душою малого двора и самым близким человеком,  как великому князю, так и великой княгине. Он частенько забавлял Великого Князя и казался ему верным и преданным другом.

Великокняжеская чета хоть и соседствовала с комнатами Императрицы в Летнем дворце на Фонтанке, но жизнь вела отдельную. Веселились, гуляли, ездили на лошадях.

Присматривать  за «детьми »  приставлена была Чоглокова Мария Симоновна.

 

О ней нужно сказать  отдельно несколько слов.

 

Дочь Симона Леонтьевича Гендрикова, была по матери своей Христине Самуиловне Скавронской родная племянница Екатерины І-ой и двоюродная сестра Императрицы Елизаветы Петровны. Родилась она в 1723 г. и вместе со своей младшей сестрой была взята фрейлиною во дворец. Мария Симоновна была любимицей и наперсницей цесаревны Елизаветы. В день коронации Елизаветы Петровны весь род Гендриковых, два брата и две сестры, были возведены в графское достоинство, а 19-летняя Мария Симоновна, сверх того, была вскоре пожалована в статс-дамы. В августе того же года (1742) графиня M. C. вышла замуж за камергера Николая Наумовича Чоглокова. Молодые были поселены во дворце; детей их пеленали андреевскими лентами с плеча Государыни. У Императрицы не было дамы более к ней близкой, более любимой, и ее-то Елизавета Петровна, в заботах своих о престолонаследии и вследствие других соображений, назначила, 26-го мая 1746 г., обер-гофмейстериной при Великой Княжне Екатерине, причем Чоглокова была снабжена известною инструкцией. – Эта инструкция интереснейший документ и кому интересно, если кому-то интересно - я ее опубликую позже Знатная дама, молодая, красивая, горячо любившая мужа, счастливая мать и верная супруга, следовавшая тогда еще строгим правилам, Чоглокова должна была служить образцом для Великой Княгини, подвергшейся тогда, как известно, совершенно несправедливым подозрениям. В то же время под видом "придания вящей знатности" положению Вел. Княгини, гофмейстерина должна была следовать повсюду за ней и строго следить, чтобы никто не смел обращаться непосредственно к Вел. Княгине: все должно было идти через руки ее гофмейстерины. Такая обязанность требовала большого такта и деликатности, но Чоглокова была лишена как того, так и другого, хотя в сущности была женщиною очень доброю. Следуя букве инструкции, она восстановила против себя не только Вел. Княгиню, но и всех окружающих придворных, так что Государыня должна была умерить пыл усердной исполнительницы ее инструкций. Но при всем своем старании Чоглокова не могла выполнить ни одного пункта инструкции. Как хранительница супружеского согласия, Чоглокова также обманула надежды Императрицы, и вскоре после смерти мужа навлекла на себя гнев Императрицы и была отрешена от должности гофмейстерины 7-го февраля 1756 г. М. С., совсем больная уже, возимая в колясочке, вступила во второй брак с Глебовым, которого из невидных чиновников пожаловали по этому поводу в обер-прокуроры Синода, венчание совершено, по словам Карабанова, в Зимнем Дворце, в присутствии самой императрицы. По свидетельству самого Глебова (в письме его к Екатерине II от 20 февраля 1764 г.), он был определен в Сенат обер-секретарем по желанию Шувалова, который потом, усматривая в нем "в делах способность", поручал ему "делать по своим мыслям разные сочинения", заботился о его движении по службе и, наконец, убедившись в его "совершенной преданности и повиновении", делал ему "многие поверенности". Самый брак Г. с Чоглоковой был делом рук Шувалова. Заметив охлаждение к себе императрицы Елизаветы Петровны, Шувалов, по словам Глебов, "принял намерение сведать все намерения и действия меньшого двора, а особливо поелику они касались до брата его Ивана Ивановича", через лицо близкое к великой княгине Екатерине Алексеевне; наиболее удобной для такой роли он признал ее обер-гофмейстерину, но так как был с ней в дурных отношениях, то орудием для сближения с нею выбрал Глебова, которого стал убеждать попытать счастия с "изрядной вдовушкой". При посредстве И. И. Юшкова Глебов познакомился с Чоглоковой 25 апреля 1755 г. и вскоре добился ее любви, победив соперника в лице барона Серг. Гр. Строганова. Карабанов рассказывает, что императрица, узнав о любви своей двоюродной сестры к Глебову, сказала: "сестра моя сошла с ума, влюбилась в Глебова, как отдать ее за подьячего?" и пожаловала его в обер-прокуроры, т. е. сделала ближайшим помощником генерал-прокурора.

19-го марта 1756 г. Чоглокова-Глебова скончалась от чахотки.

 

Но с семейной жизнью как-то у Екатерины не сложилось. Подробностей излагать не буду – наверняка все об этом знают. Но результат, а вернее его полное отсутствие – на лицо, так сказать – наследника нет. Елизавета чего уж не предпринимала – подсылала к Петру своих врачей, а к Екатерине – повитуху с приказом учинить осмотр и доложить – кто из супругов более повинен в отсутствии беременности Великой Княгини; однажды даже приставила к Петру  вдову живописца Грота, в задачу которой входило побудить Петра к любовным утехам, а в награду обещан был муж-генерал. Результата – ноль. 

Георг ГРООТ (в России 1743-1747). Портрет цесаревича Петра Фёдоровича и великой княгини Екатерины Алексеевны. 1740-е. Холст, масло.

За Великим князем тоже был свой надзиратель – князь Репнин. Вскоре он был освобожден от своих обязанностей и его место занял муж Чоглоковой.

Выбор четы Чоглоковых был не случаен – Мария Симоновна очень любила своего мужа  и у них были дети. Примерная пара – они, по мнению императрицы, должны были оказать на молодую чету благотворное влияние, и те – полюбят друг друга и заведут детей. Екатерине Чоглоков он с самого начала не понравился. « Он был толстым светловолосым фатом, так же туп умом, как и упитан телом, -  пишет Екатерина.- Его все не любили, как не любят жабу, и сам он был отнюдь не любезен; зависть, ревность и злобливость  его жены  тоже были опасны, особенно для меня, не имевший в мире иной опоры, как и своих добродетелей, если они были».

И вот как-то, этот надутый дурак, считающийся образцом семейной добродетели  в несколько дней соблазняет фрейлину императрицы Кошелеву, и та беременеет от него. Известие доходит до императрицы, та в гневе собирается выгнать обольстителя со двора. Обманутая супруга бросается к ногам Елизаветы  умаляет простить ее мужа во имя их детей и не изгонять их, обещая все простить нечестивцу. Результатом оказалась высылка фрейлины, а супружеская чета продолжает выполнять свои обязанности при малом дворе.

Оправившись от удара, Чоглоков начал увиваться за Великой Княгиней Екатериной, но та дала ему неожиданный (с его точки зрения) но сильный отпор. Видящая это Чоглокова была крайне благодарна Екатерине, что та не доводит дело до скандала и делает отпор с подобающей ей скромностью.

На дворе 1752 год. С весны Екатерина стала замечать, что камергер Сергей Салтыков что-то чаще обыкновенного приезжает ко двору, сверх того, он начал всячески подлащиваться к Чоглоковым, а « так как Чоглоковы вовсе не были ни любезны, ни умны, ни занимательны, то частные посещения их Салтыковым могли быть объяснены только какими-нибудь скрытыми целями ».

Чоглокова была в это время в положении, часто хворала и просила Екатерину навещать ее, а когда Великая Княжна приходила к своей гофмейстерине, она всегда заставал там Левушку Нарышкина, игравшего роль шута, свою фрейлину княжну Гагарину, нескольких придворных дам, кавалеров и непременно Салтыкова. По вечерам, на концертах у Великого Князя всегда присутствовал Чоглоков, стеснявший своих присутствием всех.   Именно Сергей Салтыков нашел выход и взялся обезвредить Чоглокова; он открыл в нем удивительный поэтический талант (вернее внушил ему, что тот у него есть) и Чоглоков охотно, по первой же просьбе садился в уголок « чаще всего к печке» рифмовать песни, тот же Салтыков подсказывал темы. Лев Нарышкин тут же подбирал мотив к этой чепухе  и все приходили конечно - же, в восторг, находя стихи бесподобными, а пока Чоглоков коптел над рифмами у « нас шел непринужденный разговор – всякий говорил, что хотел». Кончалась одна песенка, Чоглокова засаживали за другую.  Позже Екатерина вспомнит, что у нее набралась довольно толстая книга этих песен, значит требовалось значительно часто отвлекать цербера.

В один из таких вечером, пока Чоглоков писал очередной «шедевр», Сергей Салтыков объяснил Великой Княгине причину своих столь частых посещений. Екатерина молча выслушала его признание и ничего не ответила. Позже она будет вспоминать в своих мемуарах: « Когда же он в другой раз заговорил о том же, я спросила его, на что он рассчитывает? Тогда он обрисовал пленительную и страстную картину того счастья, на которое он рассчитывает

- А ваша жена, на которой вы женились по страстной любви, всего лишь два года назад, в которую, говорят, вы влюблены и она в вас – что она скажет на это?

 

Салтыков стал говорить, что не все то золото, что блестит, что он дорого заплатил за  минуту ослепления. Я употребляла всевозможные средства, чтобы отвлечь его от этого, но мне было жаль его».

Так, желая отделаться от его ухаживаний, Екатерина намекнула ему, что его выбор неудачен и прибавила « Почем вы знаете – может мое сердце уже занято?». Екатерина рассчитывала, что это образумит пылкого ухажера, но ошиблась, не таков был Салтыков, чтоб сразу отступать: « его преследования сделались еще более настойчивыми ».

Так прошла весна и часть лета. В августе  весь двор перебрался в подмосковное Раево и Чоглоков устроил у себя на острову   охоту на зайцев.  Перебиралась на шлюпках, а там уже были приготовлены лошади, переправленные загодя на пароме. Как только достигли суши, Екатерина вихрем вскочила на лошадь и понеслась вглубь леса. Салтыков преследовал ее неотлучно. Улучшив момент, когда все были заняты зайцами, он опять завел речь на свою излюбленную тему.

 « Он рисовал мне продуманный план, как держать в глубокой тайне то счастие, которым можно наслаждаться в подобном случае. Я не проронила ни слова, пользуясь моим молчанием, он стал говорить, что страстно любит меня  и просил у меня позволенья быть уверенным, что я, по крайней мере, не совсем равнодушна к нему. Я отвечала, что не могу мешать ему наслаждаться своими фантазиями сколько ему угодно. Он начал перебирать всех придворных и заставил меня согласится, что он лучше других, из этого он заключил, что мой выбор пал на него. Я смеялась, слушая его, но в сущности он нравился мне. Разговор длился часа полтора и я стала прогонять его, так как такой продолжительный разговор мог возбудить подозрения. Он отвечал, что не уйдет от меня пока не услышит, что я неравнодушна к нему. – Да, да, но только убирайтесь». – Хорошо, слово дано», сказал он и пришпорил лошадь. Я закричала ему вслед « Нет, нет!» он отвечал « Да, да!». На этом мы расстались.

В тот же вечер вся компания собралась в доме Чоглокова. Во время ужина поднялся сильный ветер и вода в Неве сильно поднялась, о возвращении на лодках не могло быть и речи. Гости сбились в кучу, слышится смех, вокруг толчея. Екатерина оказывается рядом с Салтыковым. « Сергей Салтыков говорит мне, что само небо благоприятствует в этот день, никогда он не видел меня так долго, и тому подобные вещи». Он становится все настойчивее и она пугается уже не сколько его, сколько себя, она  « ужас как недовольна собою». « Я думала, что сумею удержаться и пожурю и его и себя, но поняла,  что и то и другое очень трудно, чтобы не сказать – невозможно».

 

В 1752 году ему было 26 лет. « Вообще и по рождению, и по многим другим качествам, это была выдающаяся личность. У него были недостатки, но он умел их скрывать. Важнейшие его недостатки заключались в склонности к интриге и в отсутствии строгих правил, но все это было мне неизвестно тогда». 

 

Е. Лансере «Императрица Елизавета Петровна в Царском Селе

Однажды весь двор присутствовал на большом балу; императрица, проходя мимо беременной Нарышкиной, свояченицы Салтыкова, разговаривавшей с Салтыковым, сказала ей, что ей следовало бы передать немного своей добродетели великой княгине. Нарышкина ответила ей, что это, может быть, и не так трудно сделать, и что если государыня разрешит ей и Салтыкову позаботиться об этом, она осмелится утверждать, что это им удастся. Императрица попросила разъяснений. Нарышкина объяснила ей недостаток великого князя и сказала, что его можно устранить. Она добавила, что Салтыков пользуется его доверием и что ему удастся на это его склонить. Императрица не только согласилась на это, но дала понять, что этим он оказал бы большую услугу. Салтыков тотчас же стал придумывать способ убедить великого князя сделать все, что было нужно, чтобы иметь наследников. Он разъяснил ему политические причины, которые должны бы были его к тому побудить. Он также описал ему и совсем новое ощущение наслаждения и добился того, что тот стал колебаться. В тот же день Салтыков устроил ужин, пригласив на него всех лиц, которых великий князь охотно видал, много выпито было, как обычно и естественно, как это часто бывает среди мужчин, разговор заходит о любовных утехах. Ж. Кастера так описывает происходящее: « Великий Князь высказал сожаление, что не может познать эту радость. Тогда все гости бросились на колени и стали его умолять послушаться совета Салтыкова. Великий Князь выглядел колеблющимся. Что-то пробормотал и все восприняли его слова как согласие. Все было подготовлено.Позвали знаменитого врача Бургава (в других переводах Боэрхаве) и умелого хирурга. Отказываться стало невозможно, и операция прошла вполне успешно».

 Салтыков получил по этому случаю от императрицы великолепный брильянт. Это событие, которое, как думал Салтыков, "обеспечивало и его счастье и его фавор", навлекло на него бурю, чуть не погубившую его... Стали много говорить о его связи с великой княгиней. Этим воспользовались, чтобы повредить ему в глазах императрицы... Ей внушили, что операция была лишь уловкой, имевшей целью придать другую окраску одной случайности, которую хотели приписать великому князю. Эти злобные толки произвели большое впечатление на императрицу. Она как будто вспомнила, что Салтыков не заметил влечения, которое она к нему питала. Его враги сделали больше; они обратились к великому князю и возбудили и в нем такие же подозрения".

И в обществе, не только при дворе, глубокие тайны очень редко остаются тайной. «Интрижки могли стоить ему ссылки в Сибирь», - пишет в Париж господин де Шампо-сын.

Из записки Шампо,:

"Великая княгиня, увлекаемая тайным расположением, слушала его (Салтыкова) и убеждала его победить свою страсть. Однажды разговор был очень оживлен. Салтыков говорил ей со всей страстью, которая его одушевляла; она отвечала ему горячо, умилилась, была тронута и, расставаясь с ним, сказала стих Максима, обращенный к Ксифару:

"Et meritez les pleurs que vous m'allez couter".

Слухи как обычно не замедлили распространится и дошли до ушей Императрицы. Елизавета сделала строгий  выговор Чоглоковой, обозвала ее мужа « колпаком », который позволяет « соплякам » водить себя за нос. Сопляки почувствовав  опасность незамедлили разбежаться.

 

Сергей Салтыков и лев Нарышкин взяли месячный отпуск и отправились навещать своих родных внезапно и очень опасно захворавших. Салтыков у родни простудился и  заболел, что значительно продолжило его отсутствие.

 

Продолжение истории - в следующем посте.