- Дом готический. Конечно фальшивая готика-николаевская эпоха, Штакеншнейдер.

- Да, как «готика», оно фальшиво, но как установившийся фальшивый стиль, он очень «настоящ».
- Совершенно верно, и тем более дорог нам, что он последний у нас стиль; уж после этого ничего не было.
- А прибавьте воспоминания…

С.М. Волконский. Разговоры. М. 1994. с. 205

Романтизм Александровской эпохи с его парадной холодностью, официальностью, крупными планами и перспективами в царствование Николая Павловича претерпел существенное изменение. На смену героическому началу приходит повышенное внимание к личности, единичному, неповторимому человеку с его сильными и яркими чувствами. «Рыцарство» Николая I как нельзя лучше подходило к этим новым веяниям эпохи. В архитектуре наметился плавный поворот от ампира к готике, от больших дворцов к малым, камерным постройкам, в которых преобладала тема семьи, добрых отношений, уюта и комфорта. И тон этому невольно задал император, поручив в 1826 г. А. Менеласу построить в Петергофе загородный дом в стиле английских коттеджей. Это стало своеобразным сигналом для возведения прекраснейших готических усадебных комплексов – Воронцовского дворца в Алупке, «Марфино» под Москвой, готических сюжетов «Марьина» гр. Строгановых, «Гостилиц» кн. Нарышкиной и др. В этом ряду отметим и одну из первых усадеб в стиле неоготики – имение графа А.Х. Бенкендорфа «Фалль» под Ревелем, сооруженное в 1831-1833 г.г. архитектором А.И. Штакеншнейдером.

Имение не было родовым, а было приобретено Бенкендорфом в 1827 г. за 65000 рублей серебром.   Эта особенность «неродовитости» имения сказалась на всем его дальнейшем устройстве. Граф всеми силами старался создать «родовое гнездо», поручив архитектору возвести в имении некую «театрализованную усадебную среду», отражающую историю рода владельца, историю жизни его собственной семьи. Готика как нельзя более подходила для подобных романтических воспоминаний и ассоциаций. Следует отметить также, что А.Х. Бенкендорф был близким и преданным другом Николая I, во всем разделял его симпатии и пытался подражать. И, конечно, за образец своего усадебного дома он выбрал Петергофский Коттедж. Но в отличии от последнего, дом Бенкендорфа более напоминал средневековый замок, т. к. пейзажный фон усадьбы «Фалль» составляли скалистый балтийский берег, огромные сосны, россыпи гранитных валунов. Особую прелесть представляла река Кегель, протекающая посередине парка и образующая в одном месте отвесный пятиметровый во всю ширину реки водопад. Напротив него, на холме, специально укрепленным каменными блоками, и был возведен архитектором А.И. Штакеншнейдером дом-замок. Ассиметрия, отсутствие тяжелых внутренних опор, стрельчатое обрамление окон, открытые по всему периметру дома галереи, украшенные металлическими конструкциями – все эти художественные элементы готики были использованы в строительстве дома. Но главным его украшением являлась восьмиугольная, увенчанная зубцами башня, поднимающаяся вверх на двадцать метров и служившая опорой портику. Над башней развевался флаг с гербом Бенкендорфов – три красные розы на голубом с золотом поле и девизом «Perseverance». Фасадную сторону окаймляла большая терраса, закрытая от непогоды стеклом и чугунными решетками. На широком крыльце уютно расположились беломраморные львы и вазоны с цветами. Замок был выстроен из местного белого камня, выкрашен розовою краской с серыми полосами по краям, с боков главного фасада разместились щиты с гербами, над входом висел полутораметровый термометр. Вокруг дома разбивались клумбы с георгинами, розами, резедой. В центре главной большой клумбы была поставлена статуя Венеры работы А.Кановы. Многочисленные путешественники, приезжавшие в «Фалль» отмечали, что «…западный фасад замка похож своими готическими рамами, ступенями и расположением цветов на одну из сторон Александрийского Дворца в Петергофе».   

Небольшие, уютные и комфортные комнаты были отделаны дубовыми резными панелями и обставлены готической мебелью мастерской Гамбса. В доме находилось много памятных вещей, связанных с теми или иными событиями или людьми – «…по всему Фаллю прошлое к вам прикасается, ласково окликает».   
В небольшой передней или так называемой «вазной» комнате висели фамильные портреты, а на полу на красивом паркете стояла огромная весом 42 кг яшмовая ваза, которая некогда находилась в Зимнем дворце. Во время пожара 1837 г она была спасена графом Бенкендорфом и подарена ему императором Николаем I. В столовой среди массы старинной посуды севрского и саксонского фарфора и фамильного серебра хранилась еще одна историческая реликвия – маленькая чашечка с блюдцем «по темно-зеленому фону желтое плетение с цветами» - подарок королевы Марии-Антуанетты матери А.Х. Бенкендорфа. Последняя сопровождала великокняжескую чету (Павла Петровича и Марию Федоровну) во время их известного заграничного путешествия 1781-1782 г.г. Однажды, в Версале на приеме у Людовика XVI у нее сильно разболелась голова, королева прислала горячего шоколада и просила сохранить чашечку на память. Стены столовой были отделаны ценными гобеленовыми обоями, гобеленовые ширмы отгораживали дверь .
Маленькая восьмиугольная башенная комната посвящалась императрице Марии Федоровне. Здесь бережно сохранялось бюро с ее вензелем, подаренное императрицей чете Бенкендорф. В бюро хранился семейный архив. В этой же комнате висел портрет Марии Федоровны – пастель неизвестного художника, выполненный в Версале во время путешествия.

Большое количество картин висело на стенах гостиной. А.Х. Бенкендорф, являясь с 1827 г. членом Общества поощрения художников, активно помогал молодым дарованиям. В 1827 г. у братьев Чернецовых были приобретены ревельские пейзажи, чуть позднее «Вид Тифлиса» и «Караван-сарай в Тифлисе». На известной выставке 1836 г. в Академии Художеств Бенкендорф купил две картины А.В. Тыранова – «Девушка с тамбурином» и «Портрет наследника Александра Николаевича в кавалергардском мундире».   Разнообразно был представлен в коллекции М.Н. Воробьев – «Вид Московского Кремля. 1815 г.», «Вид Петербурга от Горного корпуса», «Вид города Смирны», «Вид Иерусалима». Некоторые из этих картин Бенкендорф покупал сам, некоторые получал в подарок от императора. Так, 4 апреля 1830 г. Николай Павлович подарил графу «Вид города Бабадага»,   а в январе 1844 г. «Линейных казаков Собственного Его Императорского Величества Конвоя» А.И. Ладюрнера.   Были в коллекции «картины из быта крестьян» А.Г. Венецианова и портрет дочерей Бенкендорфа работы О.А. Кипренского. Картина была выставлена в 1827 г. в залах Академии Художеств и привлекла внимание публики: «Эта семейная картина в малом размере, - писал современник, - приносит честь и дарованию и сердцу художника. Как он умел выразить детскую беспечность на милых лицах! Как хорош этот херувимчик, облокотившийся на подушку! Какою прелестью оживлены лица двух юных девиц! Простота наряда, детская прическа головы, ниспадающие на плечи локоны, все гармонирует между собой».   Значительное событие в жизни А.Х. Бенкендорфа, да и всей России было изображено на акварели К.И. Кольмана «Восстание на Сенатской площади в Петербурге». Акварель находилась в кабинете графа. Здесь же в папках хранилась серия рисунков Е.М. Корнеева, изображающая бытовые и пейзажные зарисовки во время известного путешествия по России генерала Е.М. Спренгпортена 1802-1803 г. г. , в котором принимал участие Бенкендорф.   По стенам кабинета располагались высокие шкафы с книгами, планами, чертежами, здесь же были разложены медали в память Отечественной войны 1812 г. работы Ф.П. Толстого. Храбрость генерала А.Х. Бенкендорфа многим была известна: своего боевого Георгия 4 ст. он получил еще в 1811, отличившись в сражении под Рущуком, Георгий 3 ст. был ему пожалован в 1813 г. за сражение при Темпельберге. Его отряд сражался при Гросс-Бееренге, Лаоне, Сен-Дизье, он освобождал Бельгию, брал Бреду, Амстердам, трижды получал золотое оружие и являлся почетным гражданином голландской столицы.   Правнук А.Х. Бенкендорфа – С.М. Волконский говорил «что в известной серии медалей Отечественной войны на медали, изображающей взятие Амстердама, победоносный воин, замахивающийся над сраженным врагом – портрет Бенкендорфа»   Очевидно, Волконский имел в виду чугунный барельеф, изображающий медаль Ф.П. Толстого на взятие Амстердама и вставленный в левую сторону Фалльского замка. Барельеф был подарен Бенкендорфу К.К. Сиверсом в 1833 г., т.е. в 20-летний юбилей сражения.   

Возвращаясь к описанию кабинета, следует упомянуть о реликвиях, связанных с императором Александром I. Частица от гроба императора, отделанная бронзой и увенчанная короной – Александру Христофоровичу это служило пресс-папье. В специальном футляре находилось увеличительное стекло Александра I в серебряной оправе.   На столе, на камине стояли бронзовые бюсты императоров Николая и Александра Павловичей, родителей Бенкендорфа, маленькие модели пушек, памятники М.И. Кутузова и М.Б. Барклая-де-Толли. На стенке бюро были развешаны 53 медальона из слоновой кости, изображающие великих князей, царей и императоров от Рюрика до Павла I.   После смерти Бенкендорфа кабинет был превращен в своеобразную мемориальную комнату – здесь хранились памятные вещи графа, его золотое оружие, переписка. «В Фалльском замке, таком светлом, приветливом, есть одна комната, в которую мы, дети, входили с некоторым страхом, - мрачная, молчаливая, в которой никогда никто не сидел, - вспоминал С.М. Волконский, - это был кабинет моего прадеда Бенкендорфа… В этой комнате все вещи как-то особенно молчали. Там пахло стариной, большей давностью, чем в остальном доме; там всегда хотелось спросить кого-то: «можно?» А между тем там никогда никого не было».   

Центром дома был музыкальный салон – «колонная» комната. Здесь висели портреты хозяев замка – графа и графини Бенкендорф, стояли их бюсты из белого мрамора.   Но основной достопримечательностью гостиной являлось фортепиано фирмы «Эрар». Впервые фортепиано «с двойной репетицией» было показано на выставке в Париже в 1823 г., и неудивительно, что подобная новинка стояла в замке Бенкендорфа. В замке часто звучала музыка, проводились концерты – здесь пела знаменитая Г.Зонтаг, одно лето гостившая у Бенкендорфов, часто заезжал композитор А.Ф. Львов. С.М. Волконский вспоминал: «Я сидел в колонной комнате и считал квадраты на паркете шашкою из дуба и черного дерева…А бабушка рассказывала, что вот у этой двери, когда она была девочкой, стоял и водил смычком по своему Маджини знаменитый Львов, автор «Боже, Царя храни» и его скрипка звучала как оркестр. Он был адъютантом моего прадеда Бенкендорфа…»   Уроки музыки дочерям Александра Христофоровича давал придворный пианист А.Л. Гензельт. Старшая дочь, Анна, являлась первой публичной исполнительницей Львовского гимна в зале Дворянского собрания.   
На втором этаже дома располагались жилые покои хозяев и модная китайская комната.

Широкая мраморная лестница, украшенная вазами и бюстами, вела к «Церковному Дому». Это был двухэтажный, отдельно стоящий флигель с колокольней и стеклянным куполом. На первом этаже была устроена православная церковь во имя Св. Захария и Елизаветы, на втором этаже -удобные, уютные и изящно обставленные гостевые комнаты.
Хозяйственные службы располагались неподалеку от дома. Печать романтизма лежала на этих постройках усадьбы – украшенная изящной башенкой кухня, мельница и пивоварня в духе крестьянских хижин, кузница в виде живописной руины. В маленьком готическом домике размещался трактир «Село Сосновка».   Его название было дано в память родового имения А.Х. Бенкендорфа в Тамбовской губернии. В нем часто обедали путешественники, приезжающие в Фалль. Парк был открыт для всякого любопытствующего, во время отсутствия хозяев можно было осмотреть и замок.

Огромный фалльский парк, раскинувшийся на 12 квадратных километров, таил в себе много неожиданностей. Многочисленные тропинки выводили то к живописной видовой картинке, то к причудливой беседке, шутливому мостику, руинам. Настроение «романтической грусти» создавали различные знаковые элементы: мемориальные памятники, урны, именные скамейки. Определенный тон задавала природа – нависшие скалы, бурливая река, виднеющееся вдали море. Несколько видовых точек открывали чудную панораму на всю усадьбу, на необыкновенную природу, доставляли наслаждение взору и праздник душе. Многочисленные гости, разнообразные праздники, концерты - все это делалось для удовольствия, веселья и радости. «Застывшей беззаботностью» назовет впоследствии «Фалль» правнук Бенкендорфа князь С.М. Волконский.  
Свойственное усадьбам периода романтизма «многостилье» хорошо прослеживалось и в павильонах Фалля. Планировка парка была рассчитана на длительные прогулки, во время которых можно было полюбоваться ландшафтом и осмотреть достопримечательности. Пройдя на противоположную от замка сторону реки, путешественник останавливался у двух деревенских изб, построенных в «русском стиле». Они были возведены в усадьбе в 1836 г. По сохранившимся описаниям и немногочисленным гравюрам с фалльскими видами можно предположить, что эти избы являлись копией известного Сельского Никольского домика, возведенного в 1835 г. в Петергофе А.И. Штакеншнейдером. Видимо, архитектор, проектируя для императора подобную постройку, учел и желание А.Х. Бенкендорфа, близкого друга царя и своего первого заказчика, иметь такую же в Фалле. Одна из изб называлась «Пономаревской», так как строилась она в подарок графу на средства известного купца-мецената П.И. Пономарева, друга А.Х. Бенкендорфа. На первом этаже располагалась одна большая комната – белые скамьи по стенам, в углу киот с образами, полка для посуды, высокая кровать с занавесками. На втором этаже была устроена «…уборная: там перед туалетом стоят креслы со спинкою из одного цельного оленьего рога».  Изба иногда сдавалась в наем как дача. Во второй избе находилась купальня. Ее стены были украшены зеркалами, печка выложена изразцами с видами Фалля, посередине комнаты стояла большая ванна со всеми удобствами. Еще одна аналогичная «крестьянская постройка» была возведена на берегу моря и называлась «Рыбацкий домик».

 

На склонах реки амфитеатром располагались две оранжереи. В одной росли цветы для украшения замка и церкви, в другой различные тропические фрукты. Перед оранжереями своеобразный атракцион – большие русские качели. Здесь же, неподалеку, был устроен мостик наподобие Стасовской Царскосельской «трясучки» - «…едва только вступит на него незнакомый с его устройством путник, как этот висячий механизм начинает колебаться…»  Были в парке и висячие мосты, и цепные, и узенькие, как жердочка, и монументальные мраморные, украшенные вазонами и мостики-руины. Но главным мостом, своеобразной достопримечательностью парка был Львовский мост, построенный адъютантом Бенкендорфа, композитором А.Ф. Львовым. Это было своего рода инженерное изобретение, впервые опробованное в усадьбе «Фалль».  С Львовского мостика хорошо просматривалась живописная «руина», один из обязательных компонентов романтического парка. Правда, этих руин никто специально не проектировал и не возводил – это были развалины замка усадьбы «Мерремойс», принадлежавшей барону Икскулю. А.Х. Бенкендорф приобрел это имение у барона, когда расширял парк Фалля, но замок достраивать не стал, предоставив самой природе позаботиться об этих постройках, превратив их в «поэтические руины древности».

Особенностью парка были и чугунные скамейки. Расположенные в самых красивых уголках сада, они напоминали графу о его друзьях и знакомых. Последние, когда приезжали, дарили на память скамейку со своим фамильным гербом и надписью. «Читать девизы этих гербов – какое развлечение! – вспоминал свое детство в Фалле С.М. Волконский. Тут цветы и земляника, а тут же латинская надпись. «Pro fide et patria» («За веру и Отечество») были мои первые латинские слова. Рано вливался романтизм в мое душевное настроение…»
В укромных местах стояли семейные памятники – в готической беседке бюсты родителей Бенкендорфа; на краю высокой скалы примостились за чугунной решеткой несколько поросших мхом камней. На них бронзовые меч, щит и шлем. На дощечке надпись: «Любезному брату моему Константину. Он был храбр, возвышен духом, исполненный любовью к Царю и Отечеству. Он кончил службу, кончив жизнь 5-го числа августа 1828 года в турецком городе Праводах».

На противоположной горе стоял еще один исторический памятник, сооруженный в честь посещения Фалля августейшей фамилией в 1833 г. В чугунном готическом павильоне на постаменте был установлен бюст Николая I. Фамилии сопровождавших его в путешествии лиц были написаны на позолоченных досках, укрепленных над арками павильона.  Это был первый визит императора в Фалль. Сад, дом, убранство замка очень понравились Николаю I. Вскоре Бенкендорф представил императору и архитектора. И когда, в 1834 г. было решено расширить Петергофский Коттедж, Николай Павлович поручил это А.И. Штакеншнейдеру. Тот представил варианты проектов «…превращавшие скромный жилой дом-коттедж в фантастический средневековый замок со сложным планом, башнями и богатым готическим декором. Предложения зодчего оказались стилистически близки решению усадьбы «Фалль». Правда, этот проект не был поддержан императором. Впоследствии идеи Фалльских башенок будут неоднократно просматриваться в проектах Штакеншнейдера.

Императорская фамилия неоднократно бывала в Фалле, несколько раз гостили великие княжна Мария, Александра и Ольга, заезжал наследник цесаревич Александр Николаевич, великая княгиня Мария Федоровна, герцог Лейхтенбергский. По традиции, каждый из высочайших особ сажал по одному дереву. Со временем с северной стороны замка выросла целая рощица – своеобразный «зеленый островок памяти», который был бесконечно дорог всем хозяевам Фалля.

Кроме августейших особ, Фалль посещали художники, писатели. В 1837 г. в имении работали известные впоследствии пейзажисты С.М. Воробьев и Л.Х. Фрикке. Они запечатлели огромный фалльский парк, суровую прибалтийскую природу.  В 1840 г. в гости к Бенкендорфу приехала известная английская художница Элизабет Ригби. Она провела неделю в усадьбе, сделала портреты четы Бенкендорф, их 19-летней дочери Марии с мужем Г.П. Волконским. В ее воспоминаниях «Письма с берегов Балтики» есть и воспоминание о пребывании в усадьбе Бенкендорфа с приложением офорта с видом Фалля.  Осенью 1843 г. здесь гостил Ф.И. Тютчев.

Все гостившие восхищались усадьбой, ее постройками, затейливыми павильончиками, прекрасной природой, а главное, гостеприимством хозяев. «Что это не Эстляндия – совершенно ясно, но это и не Россия, так как здесь нет беспорядка, это также и не Франция, хотя вокруг звучит везде французская речь. Здесь нет ничего общего и с Англией, хотя эти места ближе всего именно к ней. Здешняя обстановка производит впечатление как обставленный павильон, модный театр, салон новых обычаев», - писала Э. Ригби.

В сентябре 1844 г. умер А.Х. Бенкендорф. Он умер на корабле на о. Даго, неподалеку от Ревеля, возвращаясь с лечения из-за границы. «Граф Бенкендорф умер в полной памяти, - записал в своем дневнике М. А. Корф. – Перед кончиной он завещал сопровождавшему его племяннику своему флигель-адъютанту графу Бенкендорфу испросить прощение у жены своей во всех нанесенных ей огорчениях и просит ее, в знак примирения и прощения, снять с его руки кольцо и носить на себе, что и было впоследствии исполнено. Весь гардероб свой он завещал камердинеру, но когда граф умер, то бессовестный отпустил для прикрытия его тела одну только разорванную простыню, в которой покойный и пролежал не только на пароходе, но и целые почти сутки в Ревельской Домкирхе, пока прибыла из Фалля вдова. Первую ночь, до ее прибытия, оставались при теле, лежавшем в этом рубище, всего два жандармских солдата, и вся церковь освещена была двумя сальными свечами! Это мне рассказывали очевидцы. Последний обряд происходил в Оранжерее, потому что в Фалль есть русская церковь, но нет лютеранской. Пастору передана была воля Государя упомянуть в проповеди, каким роковым считает он для себя нынешний год, соединением в нем потери дочери и друга! Покойный погребен в Фалль на избранном и назначенным еще им самим при жизни месте.»   Это была первая могила на семейном кладбище.   В тени сосен и лиственниц, на высоком холме лежит мраморная плита, окруженная чугунной решеткой. Рядом маленькая часовня.

После смерти Александра Христофоровича имение унаследовала его средняя дочь Мария Александровна Волконская, бывшая замужем за сыном министра двора П.М. Волконским – Григорием Петровичем. До 1919 г. усадьба находилась в собственности князей Волконских. В доме все сохранялось на своих местах, свято береглось, даже мебель не переставлялась – все как бы застыло, превратившись в память. Вместе с тем, жить здесь было по-прежнему радостно, и, по воспоминаниям С.М. Волконского необыкновенно весело и легко. Не одно поколение Волконских родилось здесь, не одна история семьи взяла отсюда свое начало - это было уже настоящее родовое гнездо, создать которое для своих потомков так старался А.Х. Бенкендорф. Как справедливо заметила исследовательница русской архитектуры эпохи романтизма Е.А. Борисова «…с течением лет патина старины смягчала новизну «готических замков», построенных зодчими эпохи романтизма, придавая им подлинно поэтические черты. Не только готика жила реальной повседневной жизнью в течении XIX века, но и в ней жили несколько поколений, постоянно отзываясь на романтические воспоминания о недавних предках. Романтические ассоциации со средневековой готикой дополнялись здесь сравнительно недавними историческими воспоминаниями. Историческая память неразрывно переплеталась с историческими событиями».