Эпизод из жизни князя Потемкина.

Сообщено Г. П. Алексеевым.

 

ПОКОЙНЫЙ ДЕД мой, действительный статский советник Дмитрий Иларионович Алексеев, бывший девять трех-летий сряду Екатеринославским губернским предводителем дворянства, по окончании своего образования за границею, сперва в Германии, именно в Гетингенском университете, а потом в Кембриджском и Оксфордском в Англии, начал свою государственную службу чиновником в С.-Петербурге в канцелярии князя Потемкина-Таврическаго. Между другими воспоминаниями его о Потемкине, он передал мне следующий эпизод, могущий служить к характеристике знаменита любимца Екатерины II, который я полагаю будет не безъинтересен для читателей «Историческаго Вестника».

«Однажды», — разсказывал мой покойный дед, — «утром, когда я пришел к светлейшему князю, по обыкновению, для доклада с полным портфелем бумаг, в Таврический дворец, я увидел, что вся приемная князя была переполнена множеством высокопоставленных лиц, увешанных звездами и орденами и терпеливо ожидавших появления князя, чтобы представиться ему. В комнате царило глубокое молчание, ибо известно было, что светлейший еще опочивал, и, следовательно, каждый из присутствовавших там боялся произвести даже малейший шорох, чтобы не разбудить князя. Я, разумеется, как имеющий тогда самый малый чин, стоял, одиноко в отдалении и также неподвижно ожидал приема. Вдруг из опочивальни, находившейся рядом с праемною комнатою, дверь быстро и с шумом растворяется и в дверях показывается сам величественный Потемкин в шлафроке и в туфлях, надетых на босыя ноги и громким голосом зовет своего камердинера. Не успел раздаться этот голос, как вдруг, в одно мгновение, все, что было в зале,—генералы и все другия знатныя особы, опрометью бросились из залы наперерыв один перед другим, чтобы не медля отыскать княжескаго камердинера. Я же, видя, что все присутствовавшие ушли из комнаты, остался неподвижен на своем месте, с портфелем под мышкою, боясь не только шевельнуться, но даже моргнуть глазами. Тем не менее, однако, а успел заметить, что князь грозно посмотрел на меня и молча удалился. Когда был отыскан камердинер и светлейший. уже одевшийся в полную форму, окончил прием всех присутствовавших, то подозвал меня и сказал:

—  «Прежде нежели я займусь твоими бумагами, я имею спросить тебя: скажи мне, Алексеев, знаешь ли ты, сколько в моем Таврическом саду находится ореховых деревьев?».

На мой отрицательный ответ князь сказал:

—  «Пойди в сад, немедля сосчитай их и доложи потом о сем мне». «Я, разумеется, опрометью,  бросился   исполнять  приказание  грознаго

князя и, вошед в сад, тут же, самым тщательным и аккуратным образом стал осматривать все клумбы и посадки деревьев обширнаго Таврическаго сада, чтобы не пропустить ни одного ореховаго дерева. После нескольких часов, проведенных мною в этом занятии, уже к вечеру, с замиранием сердца и боясь, что может быть, какое-нибудь из этих злосчастных для меня деревьев, ускользнуло от моего взора, я вернулся в приемную князя и просил доложить ему, что я исполнил его приказание. Не успел доложить ему камердинер о моем прибытии, как тот же час, князь вышел ко мне и спросил:

—  «Ну, Алексеев, скажи, сколько ты насчитал ореховых деревьев?» «Я объявил ему сосчитанное мною число. Тогда его светлость громко

изволил мне сказать:

—  «Хорошо, ты скоро и точно исполнил мое приказание. А знаешь ли ты, зачем я дал тебе это поручение? Затем,  чтобы научить тебя быть проворнее, ибо я заметил, что  ты,  сегодня  утром,   когда  я  крикнул, чтобы позвать моего камердинера и когда все  присутствовавшие тогда в зале генералы и прочия знатныя особы бросились отыскивать его для меня, ты же, молокосос, даже не двинулся с места, чтобы исполнить свой долг. Ступай и будь вперед расторопнее. Все  это да послужит тебе уроком! С докладом же своим и бумагами зайди завтра утром,  ибо  сегодня я не расположен заниматься ими. Прощай!»