В пять лет я научился читать. Ничего более важного в моей жизни так и не произошло. (Хорхе Марио Педро Варгас Льоса)

Лучшая форма для длинного произведения — это путешествие. (Толкин)

Когда вы пишете сложную историю, вы должны сразу рисовать карту — потом уже будет поздно. (Толкин)

Не имея возможности пользоваться карандашом или ручкой, чувствуешь себя беспомощным, словно курица, оставшаяся без клюва. (Толкин)

Мой отец в юности был большим любителем книг. Но у его родителей было 13 детей, семья едва сводила концы с концами, и покупку книг мой отец позволить себе не мог. Тогда он стал читать в уличных киосках. Подходил, брал с прилавка книгу и начинал читать до тех пор, пока хозяин не гнал его прочь. Тогда он переходил к следующему киоску, открывал книгу на той странице, где остановился, и продолжал читать. Я очень дорожу этим воспоминанием — его упорной погоней за книгами. (Эко)

Каждый раз, когда я начинаю писать книгу, я чувствую себя приговоренным к двухлетнему сроку, потому что книга сродни ребенку. Сначала ты должен дать ей жизнь, потом заботиться о ней, и только затем она начинает ходить и, наконец, говорить. (Эко)

Хорошая книга всегда умнее своего автора. Зачастую она рассказывает о вещах, о которых автор даже не догадывался. (Эко)

Нет никаких правил и нет никакого правильного режима, если ты хочешь написать книгу. (Эко)

Написать книгу не всегда означает наносить слова на бумагу. Ты можешь написать в уме целую главу, пока завтракаешь или гуляешь. (Эко)

Я говорил своим студентам, что в самом начале книги герой должен что-то очень сильно захотеть, пусть даже стакан воды. И вот один студент написал историю про монахиню, которая целый день не могла избавиться от куска зубной нити, застрявшей в зубах. Это была прекрасная идея. (Воннегут)

Я потерял много друзей-писателей. Все они давали мне свои работы со словами «Прочти и скажи, что думаешь». Ну я и говорил. (Воннегут)

В мире нет нехватки в прекрасных писателях, но есть недостаток в надежных читателях. Поэтому я предлагаю, чтобы всем безработным выдавали очередной чек на получение пособия в обмен на список прочитанных книг. (Воннегут)

Я пишу, потому что несчастен. Писать — значить бороться за счастье. (Варгас Льоса)

В глубине души писатель никогда не знает, победил он или потерпел поражение. (Варгас Льоса)

Придумать героя невозможно. Вымышленных персонажей — сотворенных ex nihilo, из брови Зевса, — не существует. За основу всегда берется реальный человек. Надеюсь, однажды они соберутся вместе и вышибут из меня все дерьмо. (Дик)

Акт письма — это антидот и детоксикация. (Дик)

Когда у тебя за спиной уже несколько книг, ты волей-неволей успеваешь привыкнуть к одному печальному обстоятельству: на свете есть люди, которым просто не нравится твоя писанина. То, что ты пишешь, не отвечает их вкусам. У книг есть одна странная особенность: если вы читаете книгу и она вам не нравится, вы часто начинаете ее прямо-таки ненавидеть. Ведь вы вступаете с книгой в очень тесный контакт. Чтение — это очень интимное переживание, которое происходит у вас внутри. (Рушди)

Причина, по которой писатель пишет книгу, — это поскорее забыть ее; а причина, по которой книгу читает читатель, — это запомнить ее. (Вулф)

Романы будут оставаться достойным, но непопулярным чтением до тех пор, пока их авторы не выйдут за пределы собственного уютного быта, не покинут свои приятные кабинеты, загроможденные от пола до потолка книжными полками — нищенский вариант Прустовской комнаты, отделанной пробкой, — и не станут делать то, что делали великие писатели прошлого. (Вулф)

Чувства влекут меня к пишущей машинке каждый день, и они двигали мною с 12 лет. Так что мне никогда не приходилось заботиться о расписании. Во мне созревает некая новая идея, и это упорядочивает меня, а не наоборот. Она как бы говорит: немедленно садись за машинку и закончи дело.

 Я могу работать где угодно. Я писал в спальнях и гостинных, когда жил с моими родителями и братом в маленьком домике в Лос Анджелесе. Я печатал на машинке в гостиной под шум радио и болтовню родителей с братом. Позже, когда я работал над «451 градус по Фаренгейту», я пришел в Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе и нашел там печатную комнату в подвале. Если вставить в машинку 10 центов, можно купить полчаса печатного времени. (Бредбери)

Раньше у меня был ритуал – я зажигал свечу, писал при ее свете и задувал, когда заканчивал работу (я подсмотрел этот обряд в французском фильме о Георге Фридрихе Генделе). Лучшие условия для письма: стол рядом с кроватью, хорошее освещение, время от полуночи до рассвета, выпивка (если устал), предпочтительно дома, но если у вас его нет, сделайте домом номер отеля, мотеля или любое жилище: там должно быть спокойно. (Керуак)

В 1950 он набросал первый черновик от руки на упорядоченных каталожных карточках, которые хранил в длинных ящиках. Позже, по словам Набокова, он выстраивал рассказ полностью до того, как начинал его писать, этот метод позволял ему сочинять пассажи вне зависимости от их последовательности, в угодном ему порядке. Перемешивая карточки, он мог менять местами параграфы, главы и сюжетные линии книги (ящик с карточками служил ему и переносным столиком; он начал писать «Лолиту» во время путешествия по Америке, работая ночами на заднем сиденье своей припаркованной машины – единственном месте в стране, в котором, по его словам, не было ни шума, ни черновиков). Только спустя несколько месяцев работы он отдавал карточки жене Вере для печатного черновика, который потом претерпевал еще несколько корректур.

Эрнест Хемингуэй был не только алкоголиком и самоубийцей, о чем все знают. Еще у него была пейрафобия (боязнь публичных выступлений), кроме того, он никогда не верил похвалам даже самых искренних своих читателей и почитателей. Даже друзьям — не верил, и все тут!

Конец