Интересная тема, спасибо!

супер!

трогательный такой фанфик)спасибо автору

интересно)я как-то не могу представить себе милого Симуса), а вот милого Драко...
напишите пожалуйста продолжение!!!:clapping:

Спасибо за доставленное удовольствие от прочтения.

Как же я ненавижу Лили, терпеть эту стерву не могу(((

Наконец-то я нашел то место, где это можно прокомментировать, урр.
И вот. *величественный жест* Это одна из самых шаблонных и оос-ных вещей, что мне довелось читать. Для начала. Какого черта Северус учится с Люциусом и они одного возраста (молчу про Тома), если когда первый только поступил в первый класс, второй уже заканчивал школу? Педофилия, ня?
Еще автор, похоже, вдохновляется Энн Райс. Такой пафос и всё ни о чем. Убило заявление о Хагриде. А вы не думали, что кому-то он может казаться привлекательнее смазливщины и писклявых мальчиков? А, ну да, шаблоны же, перед кем я тут стараюсь.
У-ж-а-с-н-о.
Хотя перевод - адский труд же, уняняя.

ИларионаМарвийская, соглашусь))) ну, стоит только получить согласие автора..))

Вот написали бы из этого макси ну или хотя бы мини было бы супер, а так только недосказаность.

"После чего, он ложиться на меня и впивается в мой приоткрытый рот. А я готов зарычать от счастья.
В детстве у Дадли была головоломка..." ( именно так и написано , я сам сразу не врубился

Глава 4


Не успел Снейп и глазом моргнуть, как щенок с украденной тростью в зубах выскочил в распахнутые двери. Трость зацепилась за косяк и малыш потерял ее, но тут же вернулся, вновь сжал зубами и умчался. За ним, выкрикивая нехорошие слова, поскакал Люциус, яростно грозя песику кулаком. Всполошенная Нарцисса побежала следом.
- Он же его убьет! – испуганно закричала Беллатриса.
- Если поймает, - уточнил Снейп, тоже ощущающий беспокойство.
Едва он закрыл рот, как перепуганный щенок, уже без трости, влетел в столовую. За ним, размахивая отнятой вещью, бежал Малфой.
- Иди скорее ко мне, малыш! Фью-фью! – свистнула Белла и, хлопнув себя по коленкам, наклонилась и вытянула вперед руки. Щенок с разбегу заскочил ей на руки и, жалобно скуля, свернулся калачиком у нее на груди. Взбешенный Люциус подлетел к Пожирательнице и заорал, тряся тростью у нее перед носом.
- Я его пришибу! Он погрыз фамильную ценность!
- Что ты орешь, как ужаленный? – не уступая Малфою в силе голоса, рявкнула разозленная Белла, поглаживая дрожащего малыша. – Возьми палочку и поправь!
- Предупреждаю, держи от меня подальше эту суку! – продолжал голосить аристократ.
- Люциус! Это! Кобель! – прогрохотала Беллатриса прямо в лицо Малфою.
- Белла, ты что, спятила? – удивленно вытаращилась на сестру входящая в гостиную Нарцисса. – Что за заявления? Ты еще транспарант напиши. Тоже мне, открыла Америку… Между прочим, именно по этой причине я с ним и развелась.
- С кем? – захлопала глазами Белла, недоуменно глядя на Нарциссу.
- С Люциусом, - ответила женщина, возвращаясь за стол и продолжая прерванную трапезу. – Он изменял мне с Северусом, так что я и без тебя знаю, что он кобель.
- Вообще-то я о собаке, - ухмыльнулась Белла, заметив, как Люциус побагровел.
- Поверь, мой бывший муж больше кобель, чем вот эта невинная псина, - как ни в чем не бывало ответила Нарцисса и принялась за салат.
Люциус, малиновый от ярости, прошествовал к столу, сердито уселся и, покосившись на малыша, уложил трость рядом с тарелкой. Белла облегченно вздохнула и поглядела на щенка.
- Знаешь, милый, тут тебе оставаться опасно, - сказала она, почесывая песика за ухом, - вдруг я не догляжу и получишь палкой по хребтине… Пойдем-ка со мной, я тебя кое с кем познакомлю.
Она покинула столовую, унося щенка с собой. Поднявшись по широкой мраморной лестнице, женщина прошла по многочисленным коридорам, повернула за угол и, очутившись возле светлой дубовой двери, негромко постучала.
- Войдите! – донеслось из комнаты.
Белла толкнула дверь и вошла в большую, изысканно обставленную спальню. Лежащий на кровати светловолосый парень при виде женщины торопливо засунул что-то под подушку.
- Привет, тетя, - поздоровался он, - что-нибудь случилось?
- Нет, я к тебе с гостем, - улыбнулась Беллатриса, отпуская собачку, - погляди, кто у нас здесь.
Спущенный на пол, щенок в режиме электровеника промчался по комнате, нырнул под кровать, тут же вылез обратно с паутиной на носу, громко чихнул, запрыгнул на низкий журнальный столик, где стоял поднос с ланчем, и быстро обобрал с бутербродов всю колбасу. Затем соскочил на пол, с грозным рычанием налетел на один из стоящих у кровати меховых шлепанцев и принялся драть добычу. Драко засмеялся.
- Нельзя, малыш, - сказала Беллатриса, но ее воспитательные меры прошли впустую.
- Какой замечательный! – восхитился блондин, наблюдая за охотящимся щенком. – Откуда он взялся?
- Северус принес, - пояснила женщина, - можешь приглядеть за псинкой немного, пока он не отправится домой? В гостиной ему появляться опасно - Люциус может наподдать.
- Чем же ему досадил маленький щенок? – удивился мальчик, спуская руку с кровати и гладя песика по спинке.
- Украл его любимую трость и немного погрыз, а еще пописал ему на ботинки, - смущенно промямлила Беллатриса.
Драко заржал так, что едва не свалился с кровати. Белла тоже засмеялась, глядя на веселящегося племянника.
- Надо же, такая маленькая собачка, а так хорошо разбирается в людях, - немного отдышавшись, восхищенно заявил Малфой.
- Так ты присмотришь за ним? – спросила Беллатриса, подходя к двери.
- Конечно, не волнуйся, - кивнул парень и женщина покинула спальню.
- Да брось ты его, он уже умер, - сказал щенку Драко и, свесившись с кровати, ухватил малыша и втащил на постель. Шлепанец, уже порядком потрепанный, песик держал в зубах.
Посадив щенка на колени, слизеринец отобрал тапок и погладил малыша по голове. Тот немедленно перевернулся кверху лапами, подставляя ему живот. Драко улыбнулся и почесал щенку мохнатое пузо, песик тут же вскочил и принялся облизывать блондина.
- Ой! Ой! Не надо! – парень со смехом начал отбиваться от скачущего и слюнявящего его щенка.
Оставив Драко в покое, собачка побродила по кровати, сунула нос под подушку и вылезла обратно, сжимая в зубах большую фотографию в деревянной рамке, спрятанную Драко при появлении Беллатрисы.
- Эй, не коцай Поттера! – испугался блондин, выдирая фото из цепких зубов щенка. – Это моя единственная фотка.
Песик поглядел на фото, изображающее мальчика в очках и с метлой в руке, в алой гриффиндорской форме, и удивленно заскулил, приподняв ухо.
- Точно, я вот тоже сам себе удивляюсь, - Драко со вздохом поставил снимок на тумбочку и прижал щенка к груди. Малыш вывернулся из объятий, подошел к фото и поковырял его лапой, после чего повернулся к парню и тявкнул.
- Что тебе надо? – улыбнулся слизеринец, подтаскивая к себе зверька за передние лапы. – Хочешь знать, где я ее взял?
- Тяфф! – подтвердил малыш и лизнул Малфоя в нос.
- Панси по моей просьбе купила ее у одной когтевранки, а та приобрела ее у Криви, - пояснил Драко, почесывая щенку животик. – Зато чтобы убедить Панси оказать мне эту услугу, пришлось соврать, что я собрался проводить на ней черномагический ритуал и втыкать в нее иголки.
- У-у-у… - в ужасе заскулил песик.
- Не бойся, я же пошутил, - улыбнулся Малфой, – разве я могу причинить вред человеку, спасшему мне жизнь? Только лучше бы Поттер этого не делал – теперь я еще чаще начал думать, что был когда-то не прав.
- Тяфф! – попытался успокоить его щенок.
- Вот скажи, почему я раньше не попытался стать ему другом? – грустно спросил у него Драко. – Даже пусть и не вышло в первый раз, почему снова не попробовал? Вот зачем я его на празднике по случаю победы двухвосткой назвал? Только за то, что за ним везде Уизли и Грейнджер таскаются?
- У-у-у! – песик лизнул руку слизеринцу и положил голову ему на колени.
- Он теперь даже и разговаривать со мной не захочет, - с горечью сказал Малфой. – Я его думал в Хогсмид пригласить, а потом передумал. Не хочу, чтобы надо мной весь Гриффиндор смеялся. Хочешь, покажу тебе кое-что? Ты же никому не расскажешь?
- Тяфф! – мотнул головой щенок, тряхнув ушами.
- Ладно, верю, - улыбнулся Драко, потрепал пса по спине и, встав с кровати, подошел к шкафу. Порывшись на полках, парень вынул небольшую подарочную коробку и принес ее на кровать.
- Тяфф! – песик сунулся к коробке и с интересом понюхал.
- У Поттера летом был день Рождения, - пояснил Драко, - а он на все праздники получает свитера от Уизли, вот я и решил…
Открыв крышку, блондин вынул из нее красивый кашемировый джемпер и развернул. На светло бежевом фоне был изображен огромный лев, вставший на дыбы. Щенок одобрительно заворчал.
- Тебе нравится? – Драко снова вздохнул. – Я думал, что Гарри тоже понравится, вот только отослать подарок смелости так и не хватило. Но я его храню, может, когда-нибудь и хватит…
Щенок подобрался к Малфою и ткнулся носом в руку. Слизеринец помолчал, затем засунул джемпер обратно в коробку.
- Ладно, не будем о грустном, - встряхнулся он, - хочешь погулять?
- Тяфф!!! – песик прямо с кровати на бреющем полете стартовал к двери и радостно запрыгал, пытаясь достать зубами ручку. Драко засмеялся, встал с кровати и, выпустив малыша в коридор, пошел за ним.
- Что это за шум в саду? – удивленно спросила Нарцисса, цедя кофе из маленькой чашечки.
- Драко гуляет со щенком, - пояснила Белла, выглянув в окно. – Дай мальчику развеяться, он и так в последнее время из комнаты не выходит.
- Наверное, нашел себе невесту, - предположил Люциус.
- Почти, - хихикнула бывшая жена.
- Что значит – почти? – нахмурился Малфой. – Давай, говори, я тоже должен знать.
- Обойдешься, - буркнула Нарцисса, - а то голова станет квадратной от избытка информации и прическа будет смотреться плохо.
- Ну ты и язва! – восхитился Люциус.
- Зато хорошая мать, - парировала та, - и никогда не стану чинить сыну препятствий в личной жизни.
- Не хочешь ли ты сказать, что это не она, а он? – вытаращился на Нарциссу Малфой.
- А что, тебе можно, а ему нельзя? – скривилась миссис Малфой и, услышав донесшийся с улицы лай, сердито спросила. - Что они там делают?
- Наверное, удобряют твои клумбы, - усмехнулась Беллатриса.
- Что значит… Что?!! – Нарцисса подавилась кофе, вскочила, бросилась к окну и, распахнув его, высунулась в сад. – Драко! Не смейте сра… то есть, не смейте гулять в саду! Там раритетные цветы! Идите на квиддичное поле!
- Ну, ты молодец, мама! – с укоризной заметил сын, входя в столовую через минуту. – Значит, на клумбах нельзя, а на поле можно?
- Пойду, попрошу у эльфов немного каши для него, - Белла встала и вышла из комнаты.
Щенок, вбежавший вслед за Драко, обежал столовую, покрутился на месте, собрал лапы в кучу, сгорбился…
- Это что еще такое? – с отвращением вскричала Нарцисса, зажимая нос пальцами.
- Вот дерьмо! – со свойственной ей прямотой и абсолютно в тему заявила вернувшаяся с миской Беллатриса.
- Ага, угадала, - похвалил ее Северус, глядя на щенка, с недоумением нюхавшего кучу. Весь вид песика говорил: «Это еще откуда взялось?»
- Почему он это делает в доме? – надрывалась Нарцисса. – У нас тут что, свинарник?
- Нет, стервятник! – огрызнулся Люциус, вынимая палочку. – Эванеско!
- Кроме того, на улице ты запретила это делать, - напомнил матери Драко, - щенок справедливо рассудил, что здесь клумб нету.
Пока все препирались, песик выскользнул из столовой и оказался на крыльце. Пройдя пару шагов, малыш остановился, как вкопанный – на террасе в кресле-качалке сидел Том Риддл и разглядывал маленькую бархатную коробочку. Завидя щенка, бывший Лорд спрятал коробочку в карман и улыбнулся.
- Привет, кроха, погулять вышел? – Риддл поманил малыша пальцем, тот немедленно попятился. – Не бойся, иди ко мне.
Песик некоторое время недоверчиво смотрел на Волдеморта, но тот продолжал доброжелательно улыбаться. Щенок подошел к нему и тот, подняв псинку, посадил ее к себе на колени. Любопытный малыш тут же сунул нос Лорду в карман.
- Подожди, я сам достану, а то обслюнявишь, - засмеялся Риддл и, вынув коробочку, осторожно раскрыл ее – на алом бархате переливалась платина, украшенная изумрудом в обрамлении нескольких мелких бриллиантов.
- Вяв! – удивленно пискнул щенок, переведя взгляд на Лорда.
- Это для Беллатрисы, - ответил Том, защелкивая крышку и убирая коробочку в карман. – Я купил его год назад, когда убили Родольфуса, и хотел поднести ей после нашей победы над Поттером, но мне не повезло. Беллатриса спасла меня, а потом выхаживала целый месяц. И вот теперь я никто… Разве такой мужчина нужен чистокровной аристократке? Думаю, у этого кольца незавидная участь – пролежать в моем кармане многие годы…
- Р-р-р… - не одобрил планов Лорда песик.
- Том, ты где? – раздался голос и на террасе показалась Беллатриса.
- Тяфф!!! – щенок шустро сунул морду в карман Риддла, выхватил оттуда коробочку и, соскочив с его колен, метнулся к Пожирательнице.
- Стой! Куда? – ахнул Лорд и бросился за щенком.
Подбегая к Белле, Риддл споткнулся и рухнул к ее ногам, растянувшись во весь рост. Песик бросил коробочку ему под нос и с независимым видом уселся рядом. Испуганная женщина кинулась к упавшему.
- Том, ты в порядке? – взгляд ее упал на бархатную коробочку, удивленная Беллатриса взяла ее в руки. – Что это?
- Это… это мое… - замямлил Риддл, бросая сердитый взгляд на довольного малыша.
- Тяфф! Тяфф! Тяфф! – запрыгал щенок вокруг Беллатрисы.
- А что там? – женщина продолжала вертеть в руках красную коробочку.
- Это для тебя, - вздохнув, ответил Лорд, поднимаясь на ноги, - то есть, было для тебя, а теперь уже не знаю… Открой.
Несмело взглянув на Риддла, Белла осторожно открыла коробочку и ахнула. Мужчина заметно смутился.
- О, мой Лорд! – прошептала ошарашенная Беллатриса. – Вы… вы… вы это серьезно? Почему же теперь не знаете?
- Я ведь уже не Лорд и даже не волшебник, - пожал плечами Риддл, переминаясь с ноги на ногу.
- О, Том!!! – залившись слезами, Белла бросилась любимому на шею. – Ты такой глупый!
- Спасибо… - пробормотал слегка обалдевший Лорд, но тут же отстранил женщину и заглянул ей в глаза. – Так ты что – согласна?
- Конечно! – вскричала она, снова повиснув у Риддла на шее. – Я так этого ждала!
Не желая мешать, щенок развернулся и потрусил обратно в дом. Северус уже метался по столовой, разыскивая питомца.
- Вот ты где! – облегченно выдохнул он, завидя малыша. – Я тебя обыскался! Нам пора домой.
Со щенком обитатели Малфой-менора прощались дольше, чем с профессором. Едва зельевар с питомцем вышли из камина в подземельях, тут же перед ними возник домовой эльф с сообщением, что профессора Снейпа сэра просил зайти директор Дамблдор.
- Сейчас буду, - сказал Северус и домовик исчез. Быстро сменив парадную мантию на повседневную, зельевар прихватил щенка и отправился в кабинет директора.
- Северус, мальчик мой, ты уже вернулся? – обрадовался Дамблдор при виде Снейпа. – Как дела дома?
- Неплохо, спасибо, - сдержанно ответил профессор.
- А твоему питомцу там понравилось? – пронзительный взгляд старика остановился на сидящем на коленях зельевара щенке.
- Тяфф-тяфф-тяфф!!! – подтвердил песик. Директор удовлетворенно кивнул.
- Прекрасно, - кивнул старик, - Северус, ты не мог бы посадить собаку на соседнее кресло?
- Зачем? – напрягся Снейп, прижимая малыша к себе.
- Я ничего плохого ему не сделаю, просто выполни мою просьбу, - мягко, но настойчиво попросил Дамблдор.
Северус, не сводя со старика подозрительного взгляда, опустил песика на стоящий рядом стул. Дамблдор вынул палочку и направил на щенка.
- Анимагус Веритас! – выкрикнул директор прежде, чем Снейп успел сказать хоть слово.
Сверкнула ослепительная вспышка и щенок исчез, а на его месте появился страшно злой Гарри Поттер. Зельевар испуганно ахнул.
- Ну… блин… профессор Дамблдор, вы ваще!!! – злобно рявкнул гриффиндорец, едва к нему вернулся дар речи.
- Гарри, Гарри, извини, это вышло совершенно случайно! – зачастил директор, отодвигаясь подальше от мальчика. – Я понимаю, что тебе было слегка неудобно…
- Неудобно? – вскричал Гарри. – Вы понимаете, что я не мог даже контролировать себя?
- Ну, это понятно… - забормотал Дамблдор, - у тебя были инстинкты и восприятие двухмесячного щенка, а вот сознание и разум осталось человеческими.
- Инстинкты и восприятие? – разъярился мальчик. – Я чуть не умер от горя, когда профессор бросил меня в кафе!
- Поттер!!! – наконец к забытому всеми зельевару вернулся дар речи. – Это был Поттер! Все это время! Альбус, что еще за шуточки?
- Северус, прости меня, - вздохнул директор, - но ты ведь сам отказался сотрудничать.
- Лорд и Белла! – лицо профессора окаменело. – Вот к чему этот спектакль? Вы следили за мной!
- Северус, я лишь хочу, чтобы преступники получили по заслугам, ты никак не будешь фигурировать в этой операции, - ответил с довольным видом Дамблдор. – Я отправлю в Министерство письмо с сообщением, что сам обнаружил их местонахождение.
- Что, несомненно, добавит чести вашим заслугам, Альбус, - горько усмехнулся Снейп.
- Гарри, скажи, пожалуйста, - всем своим видом излучая доброжелательность, спросил директор, - вы с профессором были в тех местах, где бывать не следовало?
- Да, сэр, - взглянув на побледневшего зельевара, ответил гриффиндорец.
- И где же? – Дамблдор приоткрыл рот от любопытства.
- В Лютном переулке, - спокойно сказал парень. Снейп на соседнем кресле удивленно завозился.
- А… А потом? – ликование на лице старика слегка поугасло.
- Купил некоторые ингредиенты для зелий и отправился к себе домой, - пожав плечами, закончил Гарри.
- Нет, это не то, Гарри, - теряя терпение, поправил Дамблдор, - я ведь спросил о местах, где быть НЕ СЛЕДУЕТ.
- Ну, так в Лютном ведь запрещено, разве нет? – во всю ширь улыбнулся мальчик.
- И это все? – упавшим голосом спросил старик. – Больше нигде?
- Нет, сэр, - помотал головой Гарри, - к сожалению, нет. Теперь я могу идти?
- Иди, Гарри, - Дамблдор тяжко вздохнул и откинулся на спинку кресла.
Не подняв глаз на Снейпа, мальчик выскользнул за дверь. Директор заискивающе заулыбался, глядя на зельевара.
- Северус, извини, что я тебе не поверил, - начал было он, но профессор взмахнул палочкой и на стол Дамблдора лег пергамент с печатью и подписями. – Что это, мальчик мой?
- Заявление об увольнении, - отрезал профессор и, поднявшись, направился к двери.
- Северус! Северус! – засуетился Дамблдор и, подскочив, пустился вдогонку за зельеваром. – Пожалуйста, не уходи! Ну что я могу для тебя сделать?
- Понятия не имею, - фыркнул Снейп и снова нацелился на дверь.
- Понимаю, ты обижен, мне следовало верить тебе, - старик ухватил профессора за рукав. – но думаю, мы можем договориться?
- Я подумаю, - милостиво согласился Снейп и покинул кабинет.
Спустившись в подземелья, профессор подошел к своим покоям и увидел Поттера, мающегося перед дверью.
- Какого черта вы тут делаете, Поттер? – нахмурился Северус, открывая двери.
- Хотел извиниться, сэр, - пробормотал мальчик.
- Считаете, что должны? – приподнял бровь зельевар. – Ну что же, входите.
Гарри вошел в гостиную профессора и тот, закрыв дверь, повернулся к нему.
- Я вас слушаю, Поттер, - сообщил он, присаживаясь на диван.
- Сэр, поверьте, я действительно натворил все это не со зла, - забормотал Гарри.
- Вы загадили мне всю гостиную! – обвиняющим тоном начал Северус.
- Вы не водили меня гулять, а щенок в моем… в таком возрасте терпеть не может! – моментально отбрил гриффиндорец.
- Вы разодрали газету!
- Она так вкусно пахла краской! – смущенно сказал мальчик.
- Вы порвали справочник по ядам!
- А он пах невкусно!
- Вы разгрызли подставку!
- У меня чесались зубы!
- Вы украли курицу и подставили меня!
- Я есть хотел! А вы сами кинулись отнимать!
- Вы… ты… Ты обоссал Люциуса! А ведь он тебя даже погладил!
- Ага, погладил! – обиженно заявил Гарри. – А потом вытер руки о мантию!
- Ладно, Поттер! – рявкнул зельевар. – Так мы ни к чему не придем! Ответьте только на один вопрос – почему вы не выдали Дамблдору местонахождение Лорда и Беллатрисы?
- Он ведь искал преступников, а в Малфой-меноре я их не видел, - пожал плечами Гарри. – К тому же, вы обо мне заботились, и я не хотел отплатить вам злом за добро… Если бы их обнаружили в Малфой-меноре, Люциуса бы арестовали… И Драко тоже.
- Ясно, - тихо ответил Снейп, - свободны, Поттер…
Гарри кивнул, попрощался и покинул подземелья. Северус молча сидел на диване, испытывая странное чувство, словно из гостиной вдруг пропало что-то важное и весомое. А может, из его сердца…
Спустя неделю Гарри, Рон и Гермиона спешили на свой первый урок седьмого курса. Завернув за угол, Гарри нос к носу столкнулся с Драко. Слизеринец покраснел, разинул рот…
- Пошел к черту, Малфой! – рявкнул Рон, выступая вперед.
Драко дернулся, испуганно взглянул на Гарри и, даже не огрызнувшись, метнулся в сторону и понесся прочь по коридору. Гермиона пришла в ярость.
- Рон, кто тебя просил вмешиваться? – закричала она. – Между прочим, Малфой, кажется, пытался поговорить с Гарри!
- Им не о чем разговаривать! – отмахнулся от подруги Уизли. – И он не пытался говорить, только пасть раззявил, словно надумал его сожрать!
- А потом решил, что я поперек горла встану, да? – огрызнулся Гарри и поспешил на урок, дав себе слово, что непременно поговорит с Малфоем – в честь восстановления безопасности ученикам позволялось посещать Хогсмид гораздо чаще и первая вылазка была назначена уже на эти выходные.
Гарри брел из библиотеки перед самым отбоем, когда увидел в окно сидящего во дворе Малфоя. Недолго думая, парень поспешил на улицу.
- Привет, Малфой! – поздоровался Гарри, подходя к лавочке, на которой сидел слизеринец.
- Чего тебе надо, Поттер? – грустно вздохнул Драко, не поднимая на него глаз.
- Хотел просто поговорить, - пожал плечами Гарри и сел рядом.
- А с чего ты взял, что я хочу с тобой разговаривать? – все таким же бесцветным тоном поинтересовался Малфой.
- Ни с чего, - ответил Поттер, наблюдая за прячущимся за башнями Хогвартса солнцем, - если хочешь, я могу уйти.
- Сделай одолжение, - промычал Драко.
- Я только хотел спросить, Малфой, - заявил Гарри, поднимаясь со скамейки.
- О чем? – по-прежнему без особого интереса буркнул блондин.
- Где мой джемпер на день Рождения? – мирно продолжил гриффиндорец.
Драко подскочил на месте и вскинул на Гарри испуганный взгляд, щеки его медленно залились краской.
- Ты о чем, придурок? – еле шевеля губами, прошептал он.
- О моем подарке, который ты для меня приготовил, - спокойно объяснил Гарри.
- Поттер, ты больной? – румянец на щеках Малфоя сменился зеленоватой бледностью. – С какой стати я бы стал…
- Бежевый джемпер, очень красивый и явно дорогой, на груди вышит лев на задних лапах, - пожав плечами, перебил его брюнет.
- Откуда… узнал? – Драко затравленно поглядел на Поттера.
- Извини, но это тайна, - улыбнулся Гарри. – Просто я подумал, что могу надеть твой подарок на прогулку в Хогсмид. Или ты не согласен пойти со мной?
Не дожидаясь ответа от обалдевшего слизеринца, мальчик преспокойно повернулся и направился обратно в замок. Драко остался сидеть на лавочке, хлопая глазами вслед Поттеру и улыбаясь уголками губ.
На следующее утро, когда завтрак в Большом зале подходил к концу, рядом с Гарри на стол приземлилась крупная, школьная сова. К лапе ее была привязана нарядная коробка, сразу узнанная гриффиндорцем. Среди других, разносящих почту сов, была и та, что уселась в центре стола Слизерина и настойчиво принялась клевать в руку взволнованно глядящего на противоположный стол Малфоя.
- Драко, к тебе сова прилетела, - дернула его за рукав Панси.
Блондин очнулся и отвязал от совиной лапы плотный конверт. Заслонив от любопытной Паркинсон его содержимое, Драко заглянул внутрь и улыбнулся – в конверте была толстая стопка фотографий зеленоглазого гриффиндорца.
Спустя еще неделю прекрасным осенним днем Гарри и Драко отдыхали у озера. Вернее, отдыхал Гарри, лежа головой на коленях слизеринца, а Малфой читал учебник по трансфигурации.
- Странно очень, - пробормотал Гарри, глядя вслед промчавшемуся через двор Снейпу. Не обратив внимания на кучку орущих первокурсников, к тому же гриффиндорцев, и не сняв с них ни одного балла, профессор быстро пересек двор и скрылся в замке.
- Ничего странного, дубина, некоторые люди умеют читать, - не отрываясь от книги, буркнул Драко, но противореча обидным словам, тут же опустил руку на голову брюнета и погладил его по волосам.
- Да я о Снейпе, - пояснил Гарри, принимая сидячее положение. – Он какой-то сам не свой – баллы не снимает, Невилла не гоняет, не орет, не язвит, да и вообще, на Снейпа почти не похож…
- С отцом поругался, - вздохнул Драко, закрывая книгу. – Он потребовал у Дамблдора взять отца на должность преподавателя Защиты, старик согласился, а папенька выкобенивается. И еще, я думаю, он скучает…
- Люциус? – удивился Гарри.
- Нет, крестный, - покачал головой Малфой, - у него был щенок, а потом он куда-то делся. Куда именно, крестный не говорит, но видно, он успел к нему привязаться.
- Черт… - Гарри и подумать не мог, что зельевар мог привязаться к собачке. – Мы должны что-то сделать…
- Например?
- Пока не знаю, но это жалкое подобие Снейпа мне не нравится еще больше, чем сам Снейп, - твердо сказал Гарри.

- Минерва, тебе не кажется, что с Северусом что-то неладно? – тихонько спросил у МакГонагалл Дамблдор за обедом, ткнув вилкой в сторону Снейпа, вяло ковыряющегося в тарелке.
- Кажется, - кивнула Минерва, - он стал таким рассеянным… Сегодня за завтраком спросил, почему каша без мяса, а потом насыпал в чай соли. Может, нужно с ним поговорить?
- Не стоит, лучше дайте ему время, - сказал сидящий с краю стола Хагрид, накалывая на вилку три котлеты за раз.
- На что время? – удивился старик.
- С потерей свыкнуться, - серьезно заявил великан, - он по сбежавшей собачке тоскует, к ним быстро привыкаешь. Бедный профессор, жалко на него смотреть…
Альбус и Минерва одновременно поглядели на Северуса, переглянулись и вздохнули.

Северус возвращался в свои покои. Куча бездарных эссе была проверена, практическая работа седьмого курса тоже, но в отличии от прошлых дней профессора это совсем не радовало. Вопреки ожиданию, привыкнуть к возвращению в пустую гостиную не удалось, даже за две недели. Убеждение себя в том, что никакого щенка на самом деле не было результата не принесло. Северусу пришлось выбросить восстановленный справочник по ядам, но выбросить диван, кровать и стеллаж было невозможно.
Открыв дверь, профессор вошел в гостиную и замер на месте. Возле дивана блестела лужа, а по ковру валялись клочки, не поддающиеся идентификации.
- Что за черт? – прошептал Северус, сердце неприятно защемило.
- Тяфф! – раздалось сзади. Зельевар резко обернулся – из спальни со всех ног к нему мчался черный лохматый щенок с бантиком на шее. Но теперь профессора было не так-то легко сбить с толку.
- Анимагус Веритас! – направив палочку на зверька, произнес Снейп. Сверкнула вспышка, но когда она рассеялась, щенок по-прежнему оставался щенком и, подлетев к зельевару, принялся радостно скакать возле него.
- Тяфф! Тяфф! Тяфф! – бурно радовался малыш.
- Ты настоящий… - Северус плюхнулся на ковер и взял малыша на руки. Тот завизжал от счастья и облизал профессору все лицо. Тут зельевар заметил привязанную к банту на шее щенка открытку, аккуратно отвязал ее и раскрыл. « Северус, прошу у тебя прощения еще раз. Мы надеемся, этот малыш заменит тебе утраченного питомца и вернет душевное равновесие. С любовью, Альбус и Минерва». Профессор свернул записку и улыбнулся.
- Тяфф! – внезапно послышалось… сбоку. Снейп повернул голову и увидел черного лохматого щенка… вылезающего из-под дивана, с бантиком на шее. Подарок Дамблдора тем временем продолжал облизывать хозяину руки.
- Он что, издевается? – нахмурился Северус и сорвал записку с банта второго щенка. Пока малыши затеяли веселую возню на коленях профессора, борясь за лучшее место, Снейп с ужасом развернул послание.
«Дорогой профессор Снейп, прекращайте хандрить и возвращайтесь к нам, а это вот вам вроде… лекарство от скуки, во! Хагрид»
- Черт бы побрал этих заботливых! – буркнул Северус, поднимаясь на ноги с малышами в охапке. – Ладно, посидите тут, а я закажу вам поесть!
Он отнес щенков к дивану и уложил на плед. Внезапно плед зашевелился и из-под него выбрался, хлопая сонными глазенками… черный лохматый щенок с бантом на шее.
- Мама! – заорал профессор, бессовестно греша против истины. Если бы у Эйлин Принц была такая мохнатая рожа, она никогда не стала бы Снейп, да и Северус на свет вряд ли бы появился.
- Тяфф! – недовольно вякнул песик, поглядев на Северуса. Тот уже знакомым жестом сорвал с банта записку и развернул.
«Профессор, я тут подумал, раз уж я лишил вас щенка, то я должен и исправить это. Гарри Поттер».
- Да они меня в гроб загнать решили! – вскричал Северус и метнулся к камину. Бросил в огонь горсть порошка и засунул туда голову. – Люциус! Ты мне срочно нужен!
- Соскучился, Сев? – игриво замяукал Малфой, выходя из камина. Северус мгновенно схватил его за руку и поволок к дивану. – Ой, и правда соскучился… Это что за хрень?!!
- Тяфф! Тяфф! Тяфф! Тяфф! Тяфф! – на все лады заголосили щенки, недовольные тем, что их назвали хренью.
- Можно сказать, что это цена твоей свободы, - хмыкнул профессор, - только учти, что я с этой ценой один возиться не собираюсь. Ты согласился на место учителя?
- Пока нет.
- Считай, что согласился, - Снейп похлопал любимого по плечу. - Альбус тебе выделил комнаты по соседству с моими.
- Ты с ума сошел, Сев? – вид у аристократа был испуганный и жалкий. – Как я буду здесь жить?
- Счастливо! – рявкнул Северус и, поглядев на свалку, что устроили на диване наглые щенята, добавил, успокаивающе погладив Люциуса по волосам. – Ну, по крайней мере, я точно могу тебе обещать, что очень, о-о-очень весело!

Глава 3


Северус ворвался в свои покои вне себя от ярости, закинул щенка на диван и скрылся в ванной. Отмыв от рук и лица вонючий куриный жир, он переоделся в пижаму и вернулся в гостиную, но питомца на прежнем месте уже не было. Приказав себе ни в коем случае не поддаваться слабости и не бросаться на поиски лохматого негодяя, профессор направился в спальню.
Негодяй нашелся сам. Вертя хвостом, щенок сидел у кровати, рядом блестела свежая лужа.
- Эванеско! – буркнул зельевар и, не удостоив поскуливающего малыша даже взглядом, рухнул в постель, погасил свет, завернулся в одеяло и сладко…
- У-у-у-у-у!!! - раздался в темноте заунывный вой.
- Люмос! – Северус подскочил, словно ужаленный. – Какого черта ты воешь? Мало ты меня опозорил, теперь еще и покою не даешь? Спи немедленно! Нокс!
Снейп повернулся на другой бок, старательно заглушая отчаянные крики расшалившейся совести, и снова закрыл глаза.
- У-у-у-у-у!!! – тут же заголосил малыш.
- Люмос!!! – рявкнул профессор, взлетая над кроватью. – Замолчи, по-хорошему прошу! Иначе выкину за дверь! Нокс!
- У-у-у! – отчаянно зарыдал песик.
Зарычав от ярости, Северус засунул голову под одеяло и заткнул уши пальцами. Звуки приглушились, но заснуть в таком положении не представлялось возможным. Через пару минут обиженный щенок замолчал. Снейп осторожно вылез из-под одеяла, улегся поудобнее и закрыл глаза. И тут питомец жалобно заскулил. Каменное сердце профессора выдержало три минуты пытки и треснуло по всему периметру.
- Черт с тобой, иди сюда! – сердито буркнул Северус и, свесившись с кровати, взял малыша под животик и втащил на кровать. – Нальешь мне на постель – скормлю Пушку.
- Тяфф! – насмешливо отозвался песик, поддел носом одеяло, забрался под него и свернулся калачиком под теплым боком зельевара. Северус, вздохнув, погладил малыша по спине.
- Ну вот какой из меня хозяин? – пробормотал он, прижимая питомца к себе. – Я тебя даже наказать не могу.
Щенка, по всей видимости, подобная новость не расстроила, скорее, наоборот – он лизнул хозяину руку и с таким энтузиазмом замотал хвостом, что под одеялом возник сквозняк. Улыбнувшись помимо воли, Северус спокойно уснул.
С промежутком в полминуты…
- Тяфф! Тяфф! Тяфф!
- Захлопнись, пожалуйста, - простонал Снейп, приоткрыв один глаз, – дай хоть в последние дни выспаться…
С промежутком в десять секунд…
- Тяфф! Тяфф! Тяфф!
- Фу, я тебе сказал! А то сейчас на пол скину! – нахмурился профессор, пряча голову под подушку. Щенок тут же набросился на спрятавшую хозяина постельную принадлежность и принялся рвать ее зубами. Снейп оторвал вцепившегося насмерть песика от подушки и снова закрыл глаза.
Без промежутков…
- Тяфф-тяфф-тяфф!!!
- Да что ты за наказание такое? – взвыл лишенный сладкого утреннего сна Северус, с трудом принимая сидячее положение и разлепляя глаза. – Ладно, встаю…
Наказание, страшно гордое собой, что сумело разбудить хозяина, принялось метаться по кровати, наступая зельевару на ноги, вертя хвостом и радостно тявкая. Снейп сполз с постели, спустил на пол щенка, натянул халат и отправился в ванную. Когда десять минут спустя бодрый и свежий, как весенний ветерок, профессор вернулся в комнату, щенок, успевший надуть лужу у дивана, гонял по гостиной свою пустую миску. Убирая следы жизнедеятельности питомца, Северус с тоской подумал, что скоро Эванеско станет его любимым и наиболее часто используемым заклинанием.
- Есть хочешь? – спросил у неугомонного малыша зельевар.
- Тяфф! – ответил тот, схватил плошку зубами за край и помчался к Снейпу. Миска перевернулась и нахлобучилась щенку на морду, закрыв весь обзор, отчего песик на полном ходу с громким «Бум!» влетел в стеллаж. С верхней полки свалилась здоровенная «Энциклопедия грибов» и стукнула Северуса по плечу. Немногим позже, кормя щенка принесенной эльфами овсянкой с мясом, профессор на полном серьезе размышлял, не позаимствовать ли в коридоре рыцарские латы, пока неугомонный питомец не подрастет.
Когда Снейп закончил завтрак, в гостиной появился эльф, пришедший забрать грязную посуду. Исчезнув с чашками и тарелками, лопоухое создание вновь возникло в комнате и протянуло профессору свернутый пополам конверт.
- Вам письмо, профессор Снейп, сэр, - пропищал эльф, вручил пергамент зельевару и исчез с громким треском.
- Хоть одна хорошая новость, - пробормотал Северус через минуту, сворачивая прочитанное письмо, и поглядел на щенка, - нас приглашают в гости.
Еще через десять минут профессор вышел из камина в Малфой-меноре и спустил щенка на пол. Малыш удивленно завертел головой по сторонам.
- Северус, - раздался мягкий голос и из кресла навстречу гостю поднялся Люциус Малфой, - я соскучился.
Одарив любовника легким поцелуем, Люциус, не скрывая изумления уставился на щенка, сидящего у ног зельевара и исподлобья глядящего на хозяина дома.
- Это твоя собачка? – поинтересовался он и, наклонившись, быстро погладил малыша. Тот сердито заворчал. – Какой серьезный…
- Да, есть немного, - улыбнулся Северус, взглянув на питомца, и снова повернулся к Малфою. – Ты говорил, у тебя хорошие новости?
- Да, верно, Драко… - начал было тот, но продолжить не успел.
- Северус, доброе утро! – в гостиную зарулила улыбающаяся Беллатриса. Выглядела она счастливой и даже помолодевшей по сравнению с военными временами.
- Здравствуй, Белла, - поприветствовал ее Снейп, Пожирательница хотела сказать что-то еще, но тут взгляд ее упал на щенка.
- Ой, это твоя собачка, Северус? – ахнула она, подходя ближе. – Какое чудо!
Чудо испуганно вякнуло, опрометью бросилось к Снейпу и спряталось за его спину. Беллатриса рассвирепела.
- Сев! – сердито нахмурившись, рявкнула она. – Ты сам дикий, как единорог во время гона, так еще и ребенка зашугал! Что с ним такое? Иди сюда, солнышко!
Ласково причмокивая, Белла подошла к Снейпу, присела на корточки и вытянула из-за его спины напуганного щенка. Малыш завизжал, упираясь всеми четырьмя лапами и растопыриваясь, как противотанковый еж.
- Не бойся, маленький, иди к Белле, я тебе конфетку дам! – присюсюкивала Пожирательница, волоча песика к себе.
Наконец, ей удалось взять его на руки. Щенок немедленно перестал скулить и тяпнул женщину за палец. Та ойкнула и занесла руку, малыш в ужасе закрыл глаза, но Белла спокойно погладила его по голове и почесала за ухом. Отчаявшись вырваться, щенок решил воспользоваться последним оружием и пописал на Беллатрису. Отведя малыша от себя на вытянутых руках, Пожирательница с удивлением оглядела свое мокрое платье и перевела на Снейпа сердитый взгляд.
- Северус, ты испортил ребенку психику! – недовольно заявила она. – Посмотри, какой он напуганный! Ну-ну, не бойся, крошка, мы это поправим. Где моя палочка? А, вот она… Эванеско!
Снейп тихо усмехнулся. Белла сунула палочку обратно в карман, перехватила малыша поудобнее и отправилась к камину. Усевшись в кресло, она посадила щенка на колени и принялась его гладить, что-то ласково ему бормоча. Вскоре песик перестал вырываться и спокойно улегся.
- Пойдем в столовую, - предложил Люциус, - выпьем, а заодно услышишь новости.
Северус кивнул и они прошли в огромную, прилегающую к залу комнату, которая использовалась для званых обедов и ужинов. Люциус открыл бар и налил понемногу коньяка в два пузатых бокала.
- Так что за хорошие новости? – спросил профессор, сделав небольшой глоток.
- Многочисленная помощь магическому миру от лица Малфоев, которую, как ты знаешь, оказывал пострадавшим Драко все это время, - начал Люциус, усевшись на подлокотник кресла зельевара, - наконец, дала свои плоды. В обмен на существенный вклад в ремонт Гринготтса министр магии подписал указ, снимающий обвинение со всех Малфоев.
- То есть… - не веря своим ушам, прошептал Северус.
- В том числе и с меня, - улыбаясь, кивнул блондин. – Через два дня указ официально вступит в силу и мне больше не придется прятаться.
- Даже не верится, - пробормотал Снейп и, обняв Малфоя одной рукой за талию, облегченно вздохнул. – Когда съезжают Лорд и Беллатриса?
- Через три дня, - ответил Люциус, допивая коньяк, - только не называй его Лордом. Ты же знаешь, как он расстраивается.
- Если честно, я думал, ты не станешь терпеть его в своем доме теперь, когда он больше ни для кого не опасен, - задумчиво пробормотал Северус.
- Возможно, так и было бы, - кивнул Малфой, перебираясь к зельевару на колени. – Но, во-первых, мне его стало жаль, а во-вторых, он-то может и неопасен, а как насчет Беллатрисы? Она бы мигом пустила меня в расход, посмей я обидеть ее ненаглядного.
- А я и не знал, что ты боишься женщины, - поддел его профессор.
- Это не женщина, это Беллатриса, - напомнил ему Люциус и обиженно надул губы.
- Ладно, извини, - Северус примиряюще погладил любимого по коленке, - лучше пойдем поглядим, как себя ведет мой питомец.
Они выбрались из кресла и направились обратно в гостиную. Едва переступив порог, Северус замер с открытым ртом.
Щенок сидел на полу посреди комнаты, перед ним на карачках стояла Белла и, задрав зад к потолку, пыталась заглянуть щенку в глаза, одновременно тряся у него перед носом ярко-красным мячиком с погремушкой внутри.
- Ну что с тобой, маленький? – бормотала она, маня песика игрушкой. – Не хочешь играть? Посмотри, какой у меня мячик. На, лови!
Она с силой запустила мячик в сторону, тот, подпрыгивая и погромыхивая, поскакал через всю комнату. Щенок повернул голову и посмотрел мячику вслед.
- Ну, лови! – уговаривала собачку Белла. – Ты, наверное, и играть-то не умеешь… Сев не играет с тобой (стоящий в дверях Сев сердито хмыкнул)? Давай покажу, как нужно приносить мячик.
Беллатриса, как была на четвереньках, припустила за собственноручно брошенной игрушкой. Щенок, смешно свесив голову на бок, с интересом наблюдал за ней. Когда Пожирательница, держа для наглядности мячик в зубах, возвращалась обратно, песик свесил голову на другую сторону и поглядел на нее с другого ракурса.
- Теперь понятно? – вынув мячик изо рта, простонала запыхавшаяся Беллатриса.
- Тяфф! – подтвердил щенок и запрыгал вокруг нее, пытаясь отнять игрушку.
- Белла, дорогая, ты почему на полу? Тебе что, плохо? – раздался немного испуганный голос, и в гостиной возник Волдеморт, вошедший в противоположную от Северуса дверь.
Вот только он был совсем не похож на Волдеморта. Мужчина лет сорока, довольно приятной наружности, с глубокими серыми глазами и густой шапкой темных волос. Посреди богато обставленной комнаты стоял Том Риддл собственной персоной.
- Нет, я в порядке, - успокоила мужчину Беллатриса, - забавляюсь с питомцем Северуса. Правда, он просто чудо?
- Ну-ка, кто у нас тут? – заинтересованно протянул Волдеморт, склоняясь над щенком.
- Тяфф! – песик взлетел вверх, словно выпущенный из пращи, и клацнул зубами, если бы не хорошая реакция бывшего Лорда, отсутствие носа стало бы для Риддла доброй традицией.
- Ой! – Волдеморт, подскочив от неожиданности, шарахнулся прочь от агрессивного песика.
- Тяф-тяф-тяф-тяф-тяф-тяф!!! – завелась с пол-оборота собачка, нарезая круги вокруг Риддла, забежала ему за спину и вцепилась в мантию зубами. Раздался треск и у щенка в пасти оказался здоровенный шмат ткани, который малыш тут же начал с остервенением трясти, мотая головой.
- Ой, простите, милорд, - испуганно забормотала Белла, хватая щенка в охапку, словно в попытке защитить его от гнева Волдеморта, - он ведь еще крошка…
- Ну что ты, Белла, он и правда прелестен, - успокоил ее Том, горестно оглядывая испорченное одеяние, и уселся в кресло. Беллатриса, а вместе с ней и Северус облегченно вздохнули.
Ближе к обеду появилась немного недовольная Нарцисса, настроение которой не улучшилось при виде очередной лужи, оставленной на полу неугомонным щенком. Вскоре домовики сервировали стол и все уселись обедать. Белла посадила щенка рядом с собой и поставила на пол мисочку с мясом.
- Что с тобой сегодня, Цисси? – удивленно спросил Люциус, заметив, что бывшая жена не в духе.
- Жорж уехал во Францию на три дня, - пыхтя, сообщила Нарцисса, и Люциус благоразумно замолк. Чтобы не злить лишний раз сестру, Белла быстро завела посторонний разговор о политике.
Когда обед подходил к концу, Северус сообразил, что в столовой царит подозрительная тишина. Заглянув под стол, он обнаружил, что возле миски пусто и принялся оглядываться. Щенок нашелся сразу же – он и не думал прятаться. Задрав лапу, песик с самым ангельским выражением на морде преспокойно прудил на безукоризненно вычищенные ботинки Люциуса.
Пока Северус лихорадочно соображал, как бы незаметно достать палочку, Малфой-старший тоже заметил безобразие.
- А, сука! – совсем не аристократично выругался он, вскакивая на ноги и тряся по очереди оскверненными ботинками.
- Это кобель! – машинально поправила его Беллатриса и, заметив, что тот замахивается для пинка, гневно закричала, выскакивая из-за стола и хватая малыша на руки. – Люциус, ты офонарел? Не смей трогать ребенка!
- Белла, он меня обос…
- Ничего, не размокнешь! – рявкнула Пожирательница, гладя испуганного песика. – Как только в голову пришло обижать такую крошку!
- Так займи чем-нибудь свою крошку, пока я его в коврик для ног не трансфигурировал! – заорал аристократ, очистив ботинки заклинанием.
- Маленький мой, не бойся, Белла не даст тебя в обиду, - замурлыкала Пожирательница, отпуская псинку на пол. – Хочешь поиграть? Я могу дать тебе мячик или палочку.
Услышав о палочке, щенок огляделся и немедленно наметил себе новую цель.
- Тяфф!!!
- Стой, сука!
- Это кобель!
Северус даже не успел понять, что произошло, а несносный питомец уже удирал во все лопатки, волоча за собой в зубах знаменитую трость Люциуса со змеиной головой.

^^

Хорошо, Ваше право)) Текст заменен на ссылку "Сказок.."

Я не автор, а переводчик.
Простите, но я против того, чтобы здесь был выложен весь текст.
Пожалуйста, замените текст на ссылку - Сказки или ПФ, там фик доступен.

Aldhissla, О!, Вы автор?!?!?! Огромное спасибо, что написали мне! Простите, я всегда высылаю запросы, но вчера просто не удержалась от того, чтобы поскорее выложить сюда! Если Вы не разрешите оставить здесь Ваш текст, я немедленно его уберу, но мне все-таки очень этого хотелось бы! А ссылку я не выложила потому, что по стечению времени они почему-то выдают несуществующие страницы Т_Т Быть может, Вы позволите дать ссылку на сайт и на автора?? Мне бы очень хотелось оставить фик текстом, а не ссылью

Здравствуйте.
Поскольку я не припоминаю, чтобы Вы спрашивали у меня разрешения на размещение этого перевода, то прошу Вас убрать текст.
Если хотите поделиться - почему бы просто не дать ссылку? На Сказки, к примеру, или другие ресурсы, где данный фик выложен.
Заранее спасибо.

…Наконец-то я ощущаю его под собой. Я хотел и не позволял себе думать о подобном так долго и так упорно, что даже по ночам, лаская себя, не решался представлять то, что происходит сейчас. Это совсем не похоже на мастурбацию; это похоже скорее на то, как сбываются сокровенные желания. Сейчас, когда я по-кошачьи трусь об него, я больше не чувствую себя одиноким. Я не хочу думать о том, какой рассвет наступит вслед этой продлённой ставнями и каминным пламенем ночи - я хочу, чтобы она длилась вечно. Он угадывает всякую просьбу моего непривычного к такому бережному отношению тела; когда его рука спускается вниз, у меня не остается сил даже на то, чтобы удивиться, откуда он знает мой ритм. Я просто отдаюсь искусным пальцам, с силой и нежностью ласкающим меня, и кончаю с его именем на губах, излив своё семя в его ладонь. Он не торопит меня и даёт время прийти в себя и выровнять дыхание. Затем осторожно касается губами плеча. Я поворачиваю голову и встречаю его взгляд.

- Что? - спрашиваю я, с удивлением слыша новые интонации в своём голосе. У меня не было их раньше; меня *такого* не было. Я появился на свет только что, благодаря Северусу. Теперь я знаю, что такое разделённое удовольствие, о чём не раз шептались мои однокурсники, зажимающие девчонок в совятне и сарае для мётел. Но я знаю больше, чем они. Я знаю, что означает любовь.

Мне не хочется спрашивать, давно ли он относится ко мне так или мир изменился сегодня, когда он понял, что я всё равно буду бороться за его жизнь. Может быть, мы давным-давно должны были понять друг друга - но гнали от себя понимание, прятались за взаимными оскорблениями. Вот почему ты перестал цепляться ко мне на своих уроках, доходит до меня.

- Что? - вновь спрашиваю я Северуса и улыбаюсь ему в темноте.

-Ты не жалеешь? - спрашивает он очень серьёзно. Я радостно мотаю головой и утыкаюсь в изгиб его шеи, прикусывая мочку уха. Он шипит сквозь зубы; я на секунду пугаюсь, что причинил ему боль. Потом до меня доходит, и я ругаю себя за несообразительность. Я осторожно опускаю ладонь под одеяло, скользя пальцами по выступающим ребрам, по бедру, и сжимаю пальцы вокруг его горячего члена так же, как делал он пять минут назад. Северус задерживает мою руку:

-Ты уверен, что хочешь?

- Уверен, - шепчу я, привлекая его к себе. И он сдаётся.

Я с хрустом потягиваюсь, а затем одним движением перемещаюсь в изножье кровати - не могу не похвастаться талантами квиддичного ловца. Двигаюсь я ловко. Но позёрство тут же исчезает, когда я наклоняюсь и беру его в рот - так глубоко, как только могу. Он осторожно направляет меня, компенсируя отсутствие практики. Я вдыхаю ни с чем не сравнимый запах возбуждения и тонкий, почти неуловимый аромат лавандового мыла. Забираюсь пальцами в жёсткие черные волосы, скольжу ладонями по впалому животу, по внутренней стороне бёдер.

Неожиданно Северус прерывает меня. Я издаю протестующий возглас, но он уже укладывает меня рядом с собой. Его длинные пальцы начинают гладить мои ягодицы, и на секунду я чувствую замешательство.

- Слушай… - начинаю я, но он прерывает фразу взглядом. Я знаю, говорит этот взгляд. Но я всё-таки заканчиваю, опять жгуче покраснев, - я делаю это в первый раз.

- Я знаю, Гарри, - отвечает он тихо. И от того, что он назвал меня по имени, или от того, что впервые кто-то столь легко угадывает мои чувства, я проникаюсь ощущением, что всё будет хорошо. Я подкатываюсь ему под бок и расслабляю судорожно сведённые ноги.

Его пальцы пользуются приглашением и теперь кружат вокруг моего входа, не пытаясь пока проникнуть внутрь. Я прислушиваюсь - ощущения приятные, не более того, но я ведь всё равно намерен позволить ему сделать всё…

В этот момент Северус спускается чуть ниже - мне на грудь ложатся тяжелые пряди волос - и смыкает губы на моём соске, заставляя вскрикнуть от внезапного удовольствия. По движению губ у кожи я понимаю, что он улыбнулся. Жаль, что я лишён возможности это увидеть. Затем следует очередь второго соска, и Мерлин, мне никто не говорил, что в пупке расположена эрогенная зона - я чувствую, как вновь наполняется кровью мой член. Северус, видимо, тоже это замечает, потому что в ту же секунду вбирает его в рот. И когда я дугой выгибаюсь на кровати, один из пальцев оказывается у меня внутри. Но я слишком поглощён ощущениями, чтобы заметить это, поэтому реагирую только тогда, когда пальцев становится уже три, и Северус находит потрясающе чувствительную точку, гонящую вдоль позвоночника волны наслаждения.

Я почти хочу, чтобы он продолжил делать это и позволил мне снова кончить - но в голове раздаётся что-то, смутно напоминающее голос совести, и я, задыхаясь, широко раздвигаю ноги:

- Иди сюда.

Он слушается. В другое время сознание, что я могу заставить слушаться Северуса Снейпа, послужило бы поводом для гордости. Сейчас меня сжигает нетерпение. Он осторожно устраивается на мне, непроизвольно выдавая, что ему всё ещё больно - но он не меньше моего хочет происходящего, и я не стану обнаруживать, что замечаю скованность его движений. Вместо этого я обнимаю его, ободряя. Северус смотрит мне в глаза. Я киваю, и он начинает осторожно проникать внутрь- дюйм за дюймом.

До меня не доходит, что он, конечно, использовал заклинание смазки. Мне кажется, что он не может не поместиться во мне. Потому что для этого я создан - принимать его. Он заполняет не только моё тело, но и пустоту в душе. И когда наконец входит до конца и останавливается, содрогаясь всем телом и тяжело дыша, стремясь совладать с яростным желанием, я ощущаю мир целостным.

- Северус, - шепчу я, не слыша себя, - Северус... Северус… - Его имя, холодное и непримиримое, как он сам, сейчас звучит, словно звук знойного ветра, нежащего пустынные дюны. Оно не для Большого зала, не для окликов Дамблдора - оно для темноты, такой, как эта. Для меня.

Он начинает двигаться - медленно-медленно, сжав зубы, чтобы не повредить меня. Но я не чувствую дискомфорта - наоборот, понемногу ощущение неудобства уходит, оставляя меня один на один с всё возрастающим удовольствием. А потом отступает и забывается память о том, как меня зовут, и вселенная подчиняется усиливающимся глубоким толчкам, и когда его ладонь сжимается вокруг моего члена, я кончаю, кажется, даже сильнее, чем в первый раз. Несколькими мгновениями позже Северус присоединяется ко мне, и в горловом вскрике я слышу своё имя.

Потом мы долго молча лежим рядом. Тишина нарушается только однажды, когда Северус пытается выбраться из постели, чтобы, наверное, скрыться в своих подземельях. Но он ещё слишком слаб, а занятия любовью лишили его остатков сил. Я беззастенчиво пользуюсь этим, чтобы остановить его и уложить назад в кольцо моих рук. Несколько минут он как будто собирается с мыслями, чтобы возразить, но в конце концов вздыхает и расслабленно затихает. Не думаю, что даже после случившегося он позволил бы себе, бодрствуя, положить голову мне на плечо - но когда человек спит, тело решает само.

Я прислоняюсь щекой к его разгладившемуся во сне лбу и тоже засыпаю. Последняя моя мысль перед сном была о том, что я впервые проснусь в своей постели не один. И вряд ли об этом пожалею.

******************

Кажется, прошла вечность перед тем, как я снова открываю глаза. В первые несколько секунд я силюсь понять, почему лежу в постели - всё забылось, кроме предрассветного возвращения, и теперь должен быть ещё только вечер. Отчего же я сплю?

Я поворачиваю голову и натыкаюсь щекой на тёплое плечо человека, неслышно лежащего рядом. Память возвращается, оглушая меня пониманием, что случившееся не относилось к сновидениям.

В дверь негромко, но энергично стучат - должно быть, этот стук меня разбудил. Камин потух, и в комнате темно. Осторожно, чтобы не потревожить Северуса, я выбираюсь из постели и нашариваю футболку. Потом с зевком, от которого чуть не вывихнул челюсть, дохожу до двери и пытаюсь открыть. Ручка не поддаётся. Ах, да - охранные заклинания. Ещё несколько секунд и новый стук - я нахожу палочку и наконец распахиваю дверь. За ней обнаруживается Рон. Я щурюсь от падающего из коридора света, снова зеваю - неужели не выспался? - и осведомляюсь:

- Угм?

- Гарри, - трёт переносицу мой друг, - ты хорошо себя чувствуешь?

Верно, я же сказал, что заболел.

- Уже да, - отвечаю я, - а что?

- Ну, ты говорил, что спустишься к мадам Помфри, но тебя там не было, - говорит он сконфуженно.

- Ты меня проверяешь? - интересуюсь я с раздражением, и Рон выглядит раздосадованным:

- Это не я, а Дамблдор. Он ещё утром узнавал, где ты, а после ланча подошёл и сказал, что в госпитале ты не появлялся. Вот и велел выяснить, где ты, я приходил к тебе дважды, и ты не открыл. Он теперь, наверное, рвёт и мечет.

- Рон, ты приходил дважды? - ошеломлённо повторяю я, - а ты стучал? - Неужели я не слышал?

- Естественно, - фыркает тот, - какого чёрта, Гарри, ты накладываешь эти охранные заклинания? Я чуть не рехнулся, а вдруг с тобой случилось что-нибудь?

- Нет, Рон, - отвечаю я по мере возможности искренне, - я просто проспал весь день и не слышал твоего стука. Зато я уже гораздо лучше себя чувствую. И сейчас лягу спать снова.

Рон выглядит удивлённым и даже, кажется, обеспокоенным.

- Гарри, может, всё-таки спустишься к Помфри? Вдруг у тебя жар?

- Нет, - отказываюсь я решительно, - жара у меня нет, я просто хочу выспаться. Завтра пойду на занятия. Рон, ты извини, что не приглашаю, просто у меня сейчас нет настроения общаться, да и в комнате не прибрано…

- Да, Гарри, если тебя начал беспокоить порядок в комнате, ты и впрямь нездоров, - ёрническим тоном произносит Уизли. - Ладно, пойду, скажу Дамблдору, что видел твою дрыхнущую тень - а то как бы он через полчаса сам не пришёл убедиться, что ты здесь. - Он бросает на меня проницательный взгляд, но я только улыбаюсь в ответ. - Завтра, кстати, среда, - вспоминает он ни с того ни с сего. - А Зелий нет как нет. Может, больше и не будет?

Я боюсь выдать себя выражением лица, поэтому поспешно тру его руками и мычу сонным голосом что-то невразумительное. Наконец Рон желает мне "продолжения спокойной ночи" и уходит.

Я запираю дверь, уже привычно возвращая на место охранные заклинания. Конечно, какого чёрта я их накладываю, Рон? Чтобы ты не зашёл без стука и не грохнулся в обморок, - весело проносится в моей голове.

Я аккуратно забираюсь назад в нагретую теплом двух тел постель с намерением вновь уснуть - я нашёл способ начать высыпаться. Нужно спать рядом с Северусом.

Он, кажется, даже не шевельнулся с того момента, как заснул. Но сейчас в неподвижности уже нет прежнего бессилия - это крепкий сон выздоравливающего человека.

Я вглядываюсь в темноте в бледное лицо с закрытыми провалившимися глазами и бережно касаюсь сомкнутых губ. Он был так нежен со мной - каким он будет, когда проснётся? Не захочет ли сделать вид, что между нами ничего не изменилось?

Но я в любом случае не позволю ему этого сделать.

Я медлю, вслушиваясь в еле уловимое дыхание, потом перемещаюсь выше, устраиваюсь удобнее и перекладываю его тяжёлую голову обратно к себе на плечо. Когда-то, в другой жизни, мне казалось, что Снейп не моет волосы; это было противно.

До того, как я впервые вдохнул их запах.

Теперь мне безразлично, грязные они или нет. Я хочу лишь, чтобы никто, кроме меня, не смел прикасаться к ним губами. Чтобы никто не вздумал проверить наощупь, сальные они - или просто блестят жирным блеском, как перья птиц.

Птицы. Ворона.

Второй раз я просыпаюсь сам - должно быть, потому что выспался. Я лежу несколько секунд, не открывая глаз, и примеряюсь к положению вещей, которое Снейп не преминет обозначить, когда проснётся. В том, что он так и сделает, я не сомневаюсь - если даже *я* уже не смею назвать его по имени, то зельевару, конечно, и вовсе покажется, что накануне он бредил, а теперь вот очнулся.

Держись, Гарри, желаю я сам себе, затем с силой потягиваюсь и сажусь.

Тишина в комнате изменилась - я понимаю, что Снейп проснулся и, наверное, наблюдает за мной.

Я встаю, подхожу к окну и раскрываю его, впуская лучи раннего утра. Некоторое время промаргиваюсь, привыкая к свету, затем бросаю взгляд на часы - шесть - и лишь тогда поворачиваюсь к постели.

Он лежит, закинув руки за голову, и пристально смотрит на меня своими чёрными глазами. Взгляд не обещает лёгкой беседы, но у нас есть пара часов - до того, как придёт время выходить во внешний мир. Я откашливаюсь:

- Доброе утро.

Снейп молчит и только иронически вздёргивает правую бровь. Интересно: он что, вот так сходу полагает заставить меня отказаться от прошедших суток?

- Доброе утро… Северус, - повторяю я чуть громче, подхожу к постели и устраиваюсь на краю. - Как ты себя чувствуешь?

- Поттер, - наконец разжимает губы Снейп, - ты в самом деле считаешь, что после спасения жизни имеешь право обращаться ко мне по имени? Уверяю тебя, что это вряд ли возможно. Я сообщу директору о твоих заслугах и настою, чтобы тебя не исключили за них из школы - это будет главным проявлением той благодарности, которую я испытываю за спасение. А теперь не будешь ли ты так любезен дать мне мою одежду и одеться сам? Признаться, никак не предполагал, что гриффиндорцы настолько мало заинтересованы в том, чтобы прилично выглядеть, хотя бы и на территории своих спален. Твоё тело меня не интересует, поэтому спрячь его красоты до другого раза. - С этими словами Снейп пытается сесть.

Я немею от его лицемерия. Даже принадлежность к Слизерину не даёт права откровенно лгать в лицо! Кровь бросается мне в голову, и я язвительно справляюсь, не думая о последствиях:

- А ночью красоты моего тела интересовали тебя так же мало, Северус? - Я рассчитывал хотя бы смутить его. Но реакция превосходит мои ожидания: Снейп откидывается на подушку и потрясённо смотрит на меня:

- Ночью, Поттер? О чём ты говоришь?

- Ну, не ночью, вчера днём, какая разница, для меня все минувшие сутки были одной сплошной ночью… Как ты можешь отрицать очевидное, Северус, после того, как спал со мной? - Я чувствую, что почти кричу на него, но Снейп смотрит на меня в испуге и изумлении:

- Ты лжёшь, Поттер. Я не мог прикоснуться к тебе так, как ты намекаешь - помимо того, что ты мне неприятен, ты мой студент.

Вместо ответа я откидываю одеяло, не обращая внимания на негодующий возглас, и тыкаю пальцем в бледный след вчерашнего укуса, справа, под линией рёбер. Снейп смотрит на него, отказываясь верить глазам, и уже набирает в грудь воздуха для очередной отповеди. Тогда я советую:

- Если не веришь, понюхай простыни! Мы их не очищали - так неужели ты не чувствуешь запаха, Северус?

Снейп втягивает глубоко вырезанными ноздрями пряный аромат, который сохранился после наших разгорячённых тел, и вздрагивает. Я смотрю ему в лицо и даже забываю покраснеть - настолько важно для меня то, что он теперь скажет.

Пауза затягивается; наконец Снейп проводит рукой по лбу и шепчет, ни к кому не обращаясь:

- О, Мерлин…

Ты думал, что это был сон, осознаю я. Ты считал, что наяву ничего не было - и намеревался уйти?

Одним движением я оказываюсь в постели и натягиваю простыню на нас обоих. Северус отчаянно дёргается в попытках освободиться, но я наваливаюсь на него всем телом - и с безудержной радостью ощущаю реакцию на своё прикосновение. И Снейп тоже её ощущает.

- Чёрт побери, Поттер, слезь с меня немедленно! - рычит он яростно, - даже если то, о чём ты говоришь, было - это была горячка, ничего больше! Если хочешь убедиться в этом, убедишься - я сегодня же напишу заявление об уходе!

- Нет, - произношу я прямо ему в ухо, - не надо, Северус, не надо… Не заставляй меня верить твоим словам - верить, что ты этого не хотел. Это неправда, я знаю. Мне всё равно, почему ты ко мне так относишься - только не отказывайся, прошу тебя!

Моя отчаянная мольба заставляет его на секунду прекратить вырываться и взглянуть на меня с намёком на интерес:

- Почему?

- Потому что я люблю тебя, - вырывается у меня против воли, - я люблю тебя. Не надо, не говори ничего… Молчи… Молчи…

Он и вправду молчит и лежит неподвижно, то ли устав от нашей борьбы, то ли слишком поражённый, чтобы продолжать её. Я чувствую, как горит лицо, и не смею поднять глаза, когда слышу его вздох.

Голос Снейпа произносит:

- Ладно. Что мы станем делать? - Жёсткие пальцы, бывшие такими ласковыми ночью, безжалостно тянут меня за волосы. Я поднимаю голову и смотрю на него, чувствуя, как на лице постепенно проступает улыбка:

- Не знаю. А что?

******************

Когда в расписании на четверг появилось внеплановое Зельеделие, протестующие стенания студентов были слышны, наверное, даже профессору Трелони в её задымлённой курениями башне. Особенно страдал Хаффлпаф, Гриффиндор практически не уступал ему, но, разумеется, это ничему не помогло.

А мне впервые в жизни *хочется* оказаться в аудитории без окон, под пронизывающим взором мастера Зелий.

Я спускаюсь в подземелья вместе с толпой однокурсников и слизеринцев, когда меня обгоняет Малфой.

- Ну, Поттер, - произносит он с гаденькой ухмылочкой, - счастлив придти на любимые лекции? - Я вопросительно вскидываю бровь. "У кого я научился такой реакции?" Низ живота предательски теплеет; я отгоняю мысль, пока она не стала цветной картинкой.

- Если ты говоришь о Зельеделии, Драко, то мне непонятно, как ты учишься уже шестой год, боясь уроков у своего декана.

- Я говорю о том, Поттер, что Снейп по какой-то неведомой причине оставил тебя в покое. Так вот, дай только закончиться учебному году, я возмещу тебе его невнимание, - отзывается Малфой шёпотом.

Я брезгливо стираю с лица брызги слюны и отвечаю:

- А в школе весь год слабо было, Дракушко? Или папу вот-вот освободят из Азкабана, что ты так осмелел? - Он меняется в лице и тянется за палочкой, но я не дожидаюсь, пока он её вынет, и без затей заезжаю ему локтем в челюсть - благо на лестнице он стоит ступенькой ниже меня.

- Браво, Поттер, - раздаётся в наступившей тишине. Я поднимаю глаза и вижу Снейпа, стоящего у открытых дверей кабинета. Я поспешно отвожу взгляд, чтобы не покраснеть. - Я как всегда застаю вас перед дракой. Минус десять баллов Гриффиндору, - продолжает Снейп. - Драко, пройдите к мадам Помфри, пусть она осмотрит ваше лицо. Всех остальных прошу в класс - урок начался пять минут назад, вы задержитесь после звонка.

Мы гурьбой проходим внутрь и рассаживаемся. Снейп стоит на своём обычном месте у доски, и если не знать его лица так, как знаю теперь я, ни за что не скажешь, что он держится на ногах усилием воли. Но ни мне, ни Дамблдору не удалось отправить его долечиваться в госпиталь.

Вчера он направился к директору прямиком из моей комнаты, когда начались пары и гостиная опустела.

Час спустя туда вызвали меня, не дожидаясь окончания уроков.

Дамблдор, вообще-то, сначала чуть не оторвал мне голову. И ему было более чем любопытно, как я сумел незаметно покинуть замок. Я опасался, мне придётся признаться, что я стал анимагом, но Северус прекратил допрос в самом начале. От скупых слов его заступничества мне тепло и сейчас: "Оставьте Поттера, Альбус, прошу Вас. Вы не хуже меня понимаете, что если бы не он, оповещать Орден о планах Тёмного Лорда было бы уже некому." Снейп, видимо, принёс Дамблдору какую-то ценную информацию, а может, директора поразило это вмешательство - он согласно кивнул, отпуская меня. Я вышел в коридор и медленным шагом направился к Главному залу. Снейп догнал меня несколько минут спустя. Вокруг никого не было, и он слегка дотронулся до моего плеча, проходя мимо.

Я знал, что ждать было наивно, но всё равно прождал полночи. Он не пришёл. Решил, что ему это не нужно? Или просчитывал за и против?

Я не знаю, что думать. Не знаю, что делать.

- … долго отсутствовал. Но это не помешает мне проверить, насколько успешно вы справились с заданиями, оставленными вам перед отъездом. Начнём мы, пожалуй, с Поттера. - Я вздрагиваю и оглядываюсь, вырванный из воспоминания звуком своей фамилии, и вижу, что Снейп холодно смотрит на меня. Он давным-давно не вызывал меня, я надеялся, этого не произойдет и теперь. Я ошибся, но проблема даже не в отсутствии домашней работы - я не могу оторваться от взгляда этих глаз. Я тону. И молчу.

Северус отворачивается.

- Судя по вашему безмолвию, Поттер, вы не подготовились к уроку, - подытоживает он. - Ноль за домашнее задание и ноль за урок. Грейнджер?

Гермиона начинает бойко перечислять свойства какого-то растения, а я гляжу на Снейпа, прослеживаю каждую линию его фигуры. Ну да, я не готов к уроку. Зато я доставил на этот урок учителя. Ещё недавно меня возмутило бы, что Снейп этого не засчитывает: он мог хотя бы не спрашивать меня. Сегодня меня забавляет такой подход.

Я сижу на занятии тихо и только наблюдаю за Северусом тайком от окружающих. Когда он начинает обходить аудиторию, проверяя теоретические расчёты ингредиентов для Усыпляющего зелья, он не задерживается рядом ни на секунду - но мне на колени падает записка. Я торопливо прячу её в рукав - словно её перебросил кто-нибудь из однокурсников.

После урока я, не в силах терпеть до комнаты, торопливо разворачиваю клочок пергамента, спрятавшись за статуей в одной из галерей. Там всего несколько слов: "Плащ-невидимка. Мой кабинет. 23-00."

Мне хочется рассмеяться - громко, раскинув руки, хочется взлететь без метлы. Я поспешно оглядываюсь - каким-то чудом в коридоре пусто - и перекидываюсь, чувствуя, как вольно и широко распахиваются вместо рук птичьи крылья, а тело теряет вес.

А затем стремительно выношусь в окно галереи. Вверх, вверх, мимо шпилей башен - к солнцу!

Мне хочется кричать о счастье, и я даю себе волю, зная, что никто не услышит, а услышав, не разберёт птичьего языка. Кроме него - того, кто будет ждать меня в подземельях, когда Хогвартс уснёт.

И я приду к нему.

Эпилог.

На моём письменном столе сидит, оправляя клювом перья, большой чёрный ворон. Со шкафа на него мрачно поглядывает смирившаяся с вторжением Хедвиг.

Ворон горделиво разворачивает могучие крылья, нетерпеливо клекочет, привлекая моё внимание, и переступает когтистыми лапами.

Я усмехаюсь: кто бы мог подумать, что Северусу не чуждо кокетство? Подхожу ближе, поднимаю руку и ласково провожу ладонью по глянцевым перьям на шее.

Ворон замолкает и пристально смотрит на меня.

- Лети, - говорю я ему твёрдо, глотая застрявший в горле комок, - лети. Я буду ждать тебя. Я тебя встречу.

Ожидание обмануло меня - Новогодняя ночь в этот раз пасмурная и тихая. Из тяжелых туч медленными хлопьями падает снег, и пламя каминов в Большом зале кажется донельзя уютным и ярким. Я долго смотрю на него, ни о чём не думая, пока меня не выводит из оцепенения звук замкового колокола. Пять часов прошло после наступления Нового года.

Отзвенел и рассыпался звон хрустальных бокалов, присутствующие - Дамблдор, учителя, несколько когтевранцев, по два человека с Хаффлпаффа и Слизерина и трое гриффиндорцев, включая меня - поздравили друг друга и пожелали удач и успехов. После этого был общий оживленный разговор над сменяющимися кушаньями - домовые эльфы превзошли сами себя, даже традиционные блюда сегодня восхитительны, - и вот теперь присутствующие разбились на беседующие группки, а я устроился у камина с бокалом всё ещё холодного шампанского.

В этом году мне исполнилось шестнадцать. Возраст совершеннолетия; я не знаю, имеет ли это значение в магическом мире, но что-то подсказывает, что следующий, только что наставший год выдастся не из лёгких. С другой стороны, разве был по-настоящему лёгким любой год в моей жизни?

…Колокол бьёт вновь, напоминая, что прошло ещё полчаса. Я поднимаюсь. Тёплая мантия лежит на подлокотнике кресла, я даже не пытался её спрятать. Всё равно от Дамблдора нельзя ничего утаить, а объяснить, что и зачем собираюсь делать, я бессилен даже себе.

Я беру мантию и выхожу из Большого Зала, направляясь к башне Астрономии.

Здесь совсем темно и тихо, площадку основательно запорошило снегом, и он продолжает падать, задёргивая обзор танцующей белой вуалью. Я прислоняюсь спиной к крупным камням, из которых сложены колонны башни и опоясывающий её парапет. В звёздные ночи отсюда наилучший обзор неба, и, если не считать практически непрерывного ветра, можно сказать, даже уютно.

Но сейчас здесь тихо. Ничто не нарушает плавного вращения снежинок.

Я пригреваюсь и почти забываю о том, зачем пришёл сюда, когда до меня доносятся далекие удары. Значит, уже шесть; через час начнёт светать, и это означает, что…

Я не успеваю додумать, что, собственно говоря, это означает. Из кромешного мрака вырывается и садится на перила парапета большая чёрная птица.

Она смотрит на меня, и мне очень хочется по-быстрому исчезнуть, тем более что я выяснил то, за чем приходил. Я уже делаю движение, чтобы уйти, когда птица встряхивается - и в ту же секунду перекидывается Снейпом.

Он сурово смотрит на меня; брови сведены надо лбом в одну черту, губы поджаты. Сверкающие глаза могут поспорить холодом с камнями колонны, к которым я прижался спиной.

- Поттер, - говорит Снейп вибрирующим голосом, - какого чёрта вам здесь нужно?

Замечательное приветствие. "А на что ты рассчитывал?". Я изучаю пространство неба за его плечом, дожидаясь, пока Снейп остановится, чтобы вдохнуть. У него хорошие лёгкие - я успеваю услышать о себе довольно много, правда, нельзя сказать, чтобы нового. Я молчу.

- … шпионить за мной. Будьте уверены, что я не премину довести это до сведения директора. И если подобная ситуация повторится, вы получите взыскание по полной программе. Шестьдесят баллов с Гриффиндора, и вон с глаз моих! - в конце концов завершает Снейп свой монолог.

Мне очень хочется сказать ему что-нибудь - хотя бы поздравить с Новым годом. Но я не уверен, что он помнит о том, какая сегодня ночь, а спросить, успешной ли была "командировка", не позволяет инстинкт самосохранения. Поэтому я наклоняю голову в знак того, что всё услышал, и иду к лестнице. Он спускается вслед за мной, не отставая, но и не обгоняя, так что я весь путь чувствую себя под прицелом недоброго взгляда.

Сойдя с последней ступеньки, я оборачиваюсь. Снейп тут же вздёргивает подбородок и прищуривается, словно видит перед собой редкое и крайне неприятное насекомое.

- Спокойной ночи, сэр, - выговариваю я негромко, выделяя голосом первое слово, и ухожу быстрым шагом. Тяжёлый подол зимней мантии бьёт меня по ногам, и случись здесь оказаться кому-нибудь из оставшихся в замке, он решил бы, что я подражаю походке Снейпа.

До самого поворота коридора я чувствую на спине его взгляд.

******************

Больше на зимние каникулы не выпадает ничего примечательного. Дни тянутся, снежные, пасмурные, и воздух в замке напоён покоем и полудрёмой. Нет громких голосов, нет взрывов смеха, никуда не торопятся редко покидающие свои комнаты преподаватели. Я успеваю дочитать, наконец, "Тысяча и одну уловку квиддича" и переделать кипу щедро розданных перед праздниками домашних заданий. Компанию мне составляет Джастин Финч-Флетчли, а по вечерам заглядывает Добби, всегда возникающий с чашкой кофе - моя похвала не пропала даром.

Поэтому когда в последний день перед началом семестра в гостиную вваливается толпа шумных, разрумянившихся с мороза гриффиндорцев, я не выражаю по этому поводу особых восторгов. Они без труда замечают, что нрав у меня не улучшился. Это не смущает, кажется, одну только Джинни. И очень зря.

- Гарри! - подлетает ко мне рыжеволосый смерч, - я так по тебе соскучилась, - она виснет у меня на шее, вытягивая губы для поцелуя. От губ пахнет сливочным пивом. Я отодвигаю её и скептически вопрошаю Рона:

- Вы что, из Хогсмида?

- Угу, - ухмыляется он радостно. Я стряхиваю руки Джинни, надеясь, что делаю это не слишком заметно, но ошибаюсь. Она оскорбленно отодвигается и говорит, громче, чем следует:

- Знаешь, Гарри, Рон с Гермионой, конечно, говорили мне, что ты изменился, но ведь не настолько же! Что такое - ты боишься об меня испачкаться? Я только хотела показать, что рада тебя видеть! Извини, что дотронулась!

- Джинни, - пытается вмешаться Рон, но она не слушает.

- Может быть, ты теперь блюдёшь приличия так же, как Малфой? А Гермионе грубишь оттого, что она грязнокровка?

- Джинни! - кидается к приятельнице Гермиона, и на пару с Роном тащит её к лестнице в комнату для девочек. Джинни яростно сопротивляется; на какое-то мгновение она снова встаёт передо мной - щёки красные, в глазах блестят слёзы:

- Или, может, Гарри, ты голубой?

Становится очень тихо. Присутствующие прячут глаза. Я смотрю на троих, стоящих передо мной, и не нахожу слов для ответа. Тягостная пауза затягивается; потом раздаётся всхлип Джинни - она разворачивается и уносится вверх по лестнице.

- Извини, Гарри, - объясняется Рон, с трудом подбирая слова, - просто Джинни… Ну, она…

- Не надо, Рон, я понял, - останавливаю я. Мне совсем не хочется, чтобы брат извинялся за сестру. Которая, похоже, только что призналась мне в любви. Малышка Джинни - я думал, она давным-давно пережила своё детское увлечение. Её встречи с Дином Томасом не раз заканчивались глубокой ночью на его территории. Мне ли, с моим "совиным" графиком сна, не знать этого! Как-никак, у нас общий вход в комнату. И когда ночью щёлкает замок, я чаще всего ещё не сплю.

Джинни, думаю я, поднимаясь к себе и запирая дверь. Зачем, Джинни, зачем?

Я не знаю, права ли она. Наверное, то, что я не опроверг её в первые же секунды, что-то говорит окружающим - меня проводили весьма странными взглядами. Но я промолчал не потому, что постеснялся признания. Я промолчал, потому что сам не знаю.

Чу была, конечно, очень симпатичной девушкой, к тому же я был давно увлечён ею, поэтому наши редкие поцелуи вызывали у меня вполне закономерную реакцию. И эта реакция должна, с моей точки зрения, указывать на традиционное отношение к прекрасному полу.

Но я не могу не признавать, что есть нечто, смущающее меня. Потому что не только Чу вызывала у меня за время учёбы здесь похожую, и даже более сильную реакцию.

Я подолгу любовался (естественно, втайне от него) изящной фигурой и лёгкой походкой Ремуса Люпина. Его золотистые глаза не раз заставляли меня забыть о теме урока и очнуться в конце занятия. Только вечная сдержанность Люпина помогла мне не ляпнуть однажды какую-нибудь глупость вместо ответа на вопрос.

Я не мог не замечать небрежной грации Сириуса, его горделивой осанки, которую не сломил даже Азкабан, благородной посадки головы. Но Сириус был моим крёстным, поэтому мысли не уносились дальше абстрактного восхищения.

Есть и ещё один человек, подпадающий под мои критерии мужской привлекательности - поджарый, быстрый, молчаливый. С самой летящей походкой из всех, какие я видел. Только этот человек откровенно ненавидит меня, настолько, что его и без того недружелюбное лицо искажается омерзением при каждой встрече. Я не желаю иметь с ним ничего общего. Да и кто в здравом уме захотел бы оказаться рядом с тем, кто тебя не выносит?

Так что, Джинни, ты не права, делаю я окончательный вывод. Я не гей. Я просто не увлечён тобой - вот и всё.

******************

После такого весёленького завершения каникул я уже не жду от начавшегося семестра ничего хорошего, и внутренне настраиваюсь на окончательное выяснение отношений с Роном и Гермионой - в том случае, если они попытаются заговорить о случившемся. Но, к счастью, в кои-то веки раз я ошибаюсь: им, очевидно, неловко ещё больше, чем мне. Поэтому мы с облегчением сделали вид, что ничего не было. Только Джинни, встречаясь со мной в коридоре, всякий раз отводит глаза и пробегает мимо. Она бы, наверное, оскорбилась, если бы узнала, что я ей признателен - теперь взаимоотношения с друзьями перестали быть для меня насущной проблемой. Они больше не цепляются к моему настроению и выражению лица, а я в благодарность готов часами слушать Гермионины рассуждения о занятиях и Рона с его бесконечными историями из жизни близнецов.

В начале февраля меня вызывает Дамблдор. Поскольку это событие не из разряда часто происходящих, я иду к нему с нехорошим предчувствием, а выхожу задумчивый и притихший. Дамблдор был со мной откровенен. Настолько, что у меня закрадывается мысль о том, что неплохо было пребывать в положении несмышлёныша. По принципу меньше знаешь - крепче спишь. Но я всегда придерживался соображения, что страх, названный по имени - это уже половина страха. Лучше знать максимум: кто предупреждён, тот вооружён. Видимо, директор решил придерживаться того же изречения - в этот раз я получил ответы на все заданные вопросы. Это непохоже на главу школы, и я начинаю раздумывать, что риск, которому подвергают себя его доверенные лица, оправдывает себя. Наконец-то общаться с собеседником на равных воодушевляет.

Дамблдор сообщает мне, что ауроры сумели обнаружить личную резиденцию Вольдеморта и сделать там обыск (изъяли множество различных тайных, запретных и, естественно, смертоносных артефактов, явно приберегаемых для боёв ближнего радиуса действия). Кроме того, они произвели ряд арестов.

Сам Вольдеморт, разумеется, скрылся, однако теперь Тёмному Лорду понадобится не только вызволять из Азкабана большинство верных соратников, но и задуматься, какими силами это делать. Поэтому нам можно не опасаться нападений - по крайней мере, несколько месяцев.

- Но, сэр, - возражаю я, - если большинство Пожирателей смерти в тюрьме, на какие же явки регулярно исчезает из Хогвартса профессор Снейп?

Дамблдор умолкает и проницательно взглядывает на меня, словно взвешивая, стоит ли объяснять. Решив, что стоит, он негромко произносит:

- К сожалению, Гарри, в Азкабане сидят далеко не только Пожиратели смерти. Там сидят сподвижники Вольдеморта - что да, то да. Но это, как правило, рядовые колдуны и ведьмы, примкнувшие к нему в зените могущества и не успевшие замести свои следы потом, после его падения. От их нейтрализации мало пользы, поскольку и своему господину они приносили не бог весть сколько проку. А Пожиратели смерти - это личная гвардия Лорда. Его боевая дружина, если хочешь. И взять их в плен задача не столько сложная, сколько вообще невыполнимая.

Потому что у них есть связи и старые знакомства, на их стороне доверие общества, которое они долго и упорно завоевывали, ничем не выдавая своей принадлежности к тёмной стороне.

Поэтому то, что благодаря тебе, Гарри, в Азкабан попали Люциус Малфой, Нотт, Руквуд, Макнейр, никем не будет забыто. Ни Министерством, ни - к сожалению - теми, кто находится сейчас на свободе. Они скрывают свои имена, прикрываются масками, и далеко не всех их может опознать даже Северус, обладающий изумительной памятью на лица…

Но в его задачи не входит опознание. Их знаю *я*, Гарри - поверь, этого довольно. Северус слушает их, выведывает планы, чтобы мы могли наносить упреждающие удары. Ведь война уже идёт, Гарри, идёт с того самого дня в Отделе Тайн, когда ты не дал Вольдеморту узнать слова пророчества о нём - и о тебе.

Но даже обладая верными и достаточно сильными слугами, Вольдеморт не рискнёт напасть на Азкабан - потому что, слава Мерлину, я пока что оказался неправ, и дементоры по-прежнему хранят верность нам. Преодолеть их заслон Тому не по зубам - пока не по зубам, конечно, но мы не сидим сложа руки, покорно дожидаясь его нашествия, и кое-что предпринимаем. Об этом я не стану говорить тебе, Гарри - то, чего ты не знаешь, ты не прошепчешь даже во сне. Надеюсь, ты не считаешь, что я не доверяю тебе? - спохватывается он, с тревогой глядя на меня.

- Нет, сэр, - говорю я вполне искренне, - я бы хотел уточнить только одно. Можно?

- Да, конечно, - я вижу, как он неуловимо подбирается.

- Скажите, - одним дыханием выдаю я, - почему отлучки профессора Снейпа такие продолжительные?

Секунда ожидания - и Дамблдор начинает смеяться. Я ошарашенно наблюдаю за ним, не понимая, чем мог вызвать подобную реакцию. Наконец он умолкает и устремляет на меня взгляд поверх съехавших на кончик носа очков:

- Да, профессор Снейп говорил мне о твоём новогоднем визите на башню. Честно говоря, Гарри, он был крайне рассержен. Что, скажи мне, ты там потерял? - но в голосе нет обвинения, поэтому я только пожимаю плечами. Дамблдор кивает самому себе в ответ на мой жест и продолжает:

- Теперь тебе интересно, почему он отсутствует так подолгу, хотя, по идее, у тебя нет повода за него волноваться. Я как-то привык считать, что ваша неприязнь взаимна.

- Да я и не волнуюсь, - начинаю я, но директор перебивает:

- Не волнуешься, конечно, просто проявляешь интерес, любопытство, как тебе больше нравится. - Вот теперь это уже вроде бы насмешка. Но моё терпение вознаграждается:

- Дело в том, что Северус вынужден отсутствовать по две - три недели раз в два месяца, потому что у Вольдеморта появилась мания преследования. После того, как все, кто должен прибыть, оказываются в сборе, он предварительно подвергает каждого ряду специальных заклятий - чтобы исключить возможность каких-либо магических устройств, позволяющих засечь местонахождение или передать разговоры.

- Маггловских боевиков насмотрелся, что ли? - бормочу я, - "жучки", антирадар…

- Что, Гарри? - заинтересованно наклоняется ко мне Дамблдор.

- Нет, ничего, сэр, это я сам с собой.

- Ну так вот. После того, как эта процедура завершается - а она небыстрая, Гарри, скажу тебе, занимает в среднем суток двое-трое, - Вольдеморт начинает устанавливать защиту вокруг той территории, где проходит очередная встреча. Ты позволишь мне опустить описание заклятий, которыми он пользуется? Это будет слишком долго. Прибавь к трём суткам ещё одни - и только тогда начинается непосредственно обсуждение, ради которого затевается встреча.

- А чего ради такие предосторожности?

- Гарри, - поясняет директор слегка раздражённо, - ты забыл, как именно Тёмный Лорд сзывает слуг?

-Через Метку…

- Именно. И они знают место, куда спешить. А в рядах Вольдеморта пустуют как минимум два места. Маги, занимавшие их, живы и на свободе, но уже не откликнутся на зов. Это бывший директор Дурмштанга Каркаров и-

- Северус Снейп, - заканчиваю я. Дамблдор бросает на меня непонятный взгляд.

- Да, Гарри. Собственно, их возможного появления - с несколькими десятками ауроров за спиной - Вольдеморт и опасается. Он вернул себе тело, но ещё не обрёл бессмертия, и не рискнёт ввязаться в открытый бой. Отсюда все его предосторожности и наше вынужденное обучение Северуса анимагии - если бы не это, он и близко не сумел бы подобраться к месту сбора.

Когда всё заканчивается - не забудь про небольшую пирушку в конце, - Дамблдора передёргивает, и я понимаю, что слово подобрано слишком мягко, - сутки уходят на то, чтобы снять заклятья и перебить большую часть живых существ, оказавшихся при этом в округе. Том панически боится шпионов, и, вероятно, опасается анимагов. Поэтому, Гарри, я всегда жду профессора Снейпа с тревогой и большим нетерпением - и ни разу он не задержался сверх высчитываемого заранее срока без веской на то причины.

Я сижу, низко опустив голову и разглядывая собственные руки. В голове, отдаваясь эхом, звучит фраза, пророненная Вольдемортом полтора года назад на залитой лунным светом поляне. Он обращался к кругу людей, закутанных в чёрные плащи с надвинутыми капюшонами: "…Один, я думаю, покинул меня навсегда… Он, конечно, будет убит".

Рядом со мной лежал мёртвый Седрик, я ждал пыток - и совсем забыл об услышанном после спасения. Только сейчас я вдруг понял, о ком это было сказано. И чувствую, как спину стягивает нервным ознобом. Не успев взвесить свои слова, я поднимаю глаза и спрашиваю:

- Профессор Дамблдор, а Снейп… профессор Снейп… знает о том, что Вольдеморт поклялся убить его?

- Конечно, Гарри, - печально ответствует директор. - Так же, как о том, что Вольдеморт поклялся убить тебя.

Мы молчим несколько минут, пока меня не посещает новая неприятная мысль:

- А если те из слизеринцев, родители которых служат Вольдеморту и не посажены в Азкабан, сопоставят отлучки профессора Снейпа с собраниями Пожирателей смерти?

Директор долго стоит, ссутулившись и глядя на каминное пламя, и наконец роняет почти шёпотом:

- Мы стараемся страховаться… Он всегда исчезает гораздо раньше, а возвращается позже. Это оправданный риск. Северус знает о нём.

Свой последний вопрос я задаю голосом, которого не узнаю сам:

- А когда… Когда будет следующая встреча?

- В начале марта. Только, Гарри, прошу тебя: не обнаруживай этого знания перед профессором Снейпом. Мне не хотелось бы вновь быть судьёй в разборе вашего конфликта. Тем более что я как всегда не усмотрю повода для ссоры.

Я молча киваю и выхожу из кабинета, пару раз наткнувшись на углы и столкнувшись с клеткой Фоукса. Тот возмущённо кричит, а Дамблдор долго смотрит на закрывшуюся за мной дверь.

******************

За дверью кабинета, совсем как в старые добрые времена, ждут Рон и Гермиона. Они больше не задают мне лишних вопросов - вернее сказать, они их больше вообще не задают, просто идут рядом по обе руки и изредка роняют несколько слов. Я испытываю давно забытое ощущение уюта от того, что они рядом со мной. Я очень хотел бы только, чтобы прошло затаившееся внутри и исподволь грызущее чувство непонятной тревоги.

На следующем занятии по Зельеделию я ловлю себя на том, что разглядываю Снейпа. Его тонкие длинные пальцы, перетирающие листья черёмухи, казались бы почти женственными, если бы не были такими сильными. Надменно, как и всегда, вздёрнутый подбородок и линия высоких скул невольно возвращают меня к воспоминаниям о птице, которую я спас однажды от смерти - а потом долго ждал зимней ночью, чтобы, если понадобится, спасти ещё раз. Вероятно, Снейпа привело бы в ярость сознание того, что я помню о его бессилии - но когда я смотрю на голубоватые виски и скульптурный лоб, я не могу не помнить, как натирал их мятной настойкой, выводя его из беспамятства.

…Мне, безусловно, стоило бы держать в голове знание о том, где нахожусь, и не отвлекаться на посторонние мысли. Зельевар замечает, что я уставился на него. Я уже жду, что сейчас на меня обрушится шквал насмешек, которые у него отличаются совершенной изощрённостью, но, к моему удивлению, ничего не происходит. Снейп лишь дёргает углом тонкого рта и несколько секунд неприязненно сверлит меня глазами. Я торопливо мельчу сушёный корень златоцвета, и в результате ссыпаю его в котел, перепутав последовательность с ивовой корой.

Получившееся зелье гадко пахнет и напоминает по консистенции манную кашу, хотя не должно было утратить текучести. Я в ужасе думаю, что произойдёт, если Снейп заставит меня попробовать собственное произведение.

Он приближается ко мне с тяжким вздохом. От запаха из моего котла сидящий рядом Симус делается зеленоватого цвета, но в лице Снейпа ничего не меняется. Он бросает взгляд на содержимое и задаёт риторический вопрос:

- Скажите, Поттер, сколько лет вы изучаете Зелья?

- Пять с половиной, сэр, - отвечаю я мрачно.

- Тогда отчего вы никогда не утруждаетесь взглянуть на доску, где я неизменно указываю очерёдность действий? Вы способны сделать правильно и довести до конца хоть одно из своих начинаний, Поттер, или все они заканчиваются так, - он направляет палочку на котёл, очищая его заклинанием, - плачевно?

- Нет, сэр, - внезапно обретаю голос я, - не все. Кое-что мне удаётся. - Я поднимаю голову и смело гляжу ему в глаза.

Уши наполняет странный шум, окружающее отдаляется, и остаются только эти глаза, в которых удивление сменяется пониманием, а вслед за тем - гневом.

- Ноль за урок, Поттер, - безразлично говорит Снейп, легко разворачивается на каблуках и уходит к своему столу. Я смотрю по сторонам, словно разбуженный ото сна, и моргаю. Никто не понял нашего короткого диалога, гриффиндорцы довольны, что он не отнял у нас баллы. Только Рон нагибается ко мне и утешающе шепчет:

- Не переживай, Гарри.

Но я не переживаю. Я пытаюсь осмыслить, что минуту назад дал Снейпу понять, что знаю его тайну, и легко отделался. Конечно, он не мог допустить, чтобы то, что я осмелился возразить, сошло мне с рук. Но я поплатился оценкой за урок, а не снятием баллов или недельным взысканием.

Мне очень хотелось бы узнать, почему.

Пару недель спустя на практическом занятии по Трансфигурации профессор МакГонагалл внимательно следит за моими попытками превращения. Она говорила, что для того, чтобы определиться, в какое создание будешь трансформироваться, необходимо решить хотя бы, к какому классу оно будет принадлежать.

До сих пор я знал только, что не хочу быть змеёй - или кем угодно из пресмыкающихся. Поэтому несмотря на успешное продвижение в теории и превращение животных в предметы и обратно, до сегодняшнего дня я топтался на одном месте в выборе собственного образа.

Конечно, никто не приневоливал меня учиться на анимага - это опасное занятие, и далеко не у всех оно увенчивается успехом. Но мой отец был им. И Сириус тоже. И не имеет значения, что я увлёкся этой мыслью ближе к середине, а не в начале учебного года. В ноябре, если быть точным; какая разница?

Моё сегодняшнее усердие нельзя не заметить: МакГонагалл неторопливо подходит ближе.

- Мистер Поттер, вы наконец определились, кем именно вы желаете быть, превращаясь?

- Да, профессор, - сосредоточенно отвечаю я, изучая свою руку с разведёнными пальцами.

- И кем же?

- Ястребом. - Я смотрю ей в лицо.

Она внимательно изучает меня. Потом говорит, так тихо, что даже сидящие рядом не могут слышать нас:

- Тому есть причина, Гарри? Я хочу сказать - то, что это именно птица, имеет значение?

Если бы я не знал, о чём она, я бы не понял. И МакГонагалл знает, что не понял бы.

Я киваю.

Она тоже кивает и отходит, велев подойти после урока, чтобы она могла дать мне персональные рекомендации - потому что к каждому существу нужно подходить с особой, только ему свойственной меркой. А я остаюсь, впервые задумавшись, почему выбрал летающее по небу, а не бегающее по земле.

Февраль проходит для меня в тщетных попытках научиться перекидываться. В конце концов, это умение должно передаваться по наследству, однако, к моему огорчению, никаких положительных результатов я не усматриваю. МакГонагалл периодически делает мне замечания о том, что нужно быть терпеливее, но я чувствую, что не в силах ждать ни одного лишнего дня.

Закончив школу, я стану аурором. Это решено, отлично; но кто помешает мне приносить пользу уже сейчас, если я освою анимагию? О том, в чём именно будет заключаться принесение этой пользы, я предпочитаю не задумываться.

Потому что едва ли Дамблдор одобрит мои планы.

******************

В марте вместо Зельеделия в расписании появляются дополнительные пары по факультативным занятиям - Нумерологии, Предсказаниям и Трансфигурации. Я подготовлен к этому разговором с директором, поэтому не выказываю удивления и не задаю вопросов преподавателям. Хотя похоже, что на меня в этом плане рассчитывают. И не дождавшись *моей* реплики, вопрос о местонахождении Снейпа задаётся *мне*. На исходе второй недели марта, когда я уже начинаю думать о том, что мастер Зелий скоро появится, ко мне неуверенно приближается Дин Томас. И осведомляется:

- Гарри, ты, случайно, не в курсе, куда снова подевался Снейп и когда он объявится?

Я широко раскрываю глаза:

- Дин, я как-то не испытывал желания его спрашивать. Задай ему этот вопрос, когда он вернётся, я тоже не против выяснить. - Дин скучнеет и отходит. Я остаюсь гадать, почему эта тема всплыла в беседе именно со мной.

Я очень люблю весну. Пробуждение природы, благоухание земли, освобождающейся от снега, пение птиц, которого не было зимой. И мои друзья об этом знают. А прижившаяся за последний учебный год тяга к уединению позволяет уходить по вечерам, уже не рискуя вызвать шквал вопросов и предостережений.

К тому же ночи светлеют и всё чаще бывают ясными, воздух серебрится в лунном свете. Я слышал, как Гермиона уговаривала Рона не вмешиваться в мои прогулки:

"- Рон, позволь ему разговаривать с Сириусом. Гарри верит, что действительно с ним общается, было бы жестоко с нашей стороны напоминать ему о том, что Сириус погиб.

- Но это же всё равно что разговаривать с самим собой, - возражал Рон.

- Ну и что? Гарри гордый, ты разве ещё не понял, что он не будет жаловаться нам. Пусть у него будет хоть такая возможность выговориться.

- А мы-то на что?

- Рон, - заявила Гермиона с очень характерными нотками "Ты тупица", - не лезь к нему."

Тем разговор и завершился. Если бы я услышал такие слова в начале года, в сентябре, например, я был бы искренне признателен Гермионе за чуткость.

Проблема в том, что сейчас я покидаю замок не ради того, чтобы смотреть на Сириус. Я и сам не смог бы объяснить, зачем по вечерам запахиваюсь в тёплую мантию - я всегда ухожу надолго, так что в весеннем плаще пару раз основательно промёрз, - и покидаю уютную общую гостиную.

Я снова начал проводить тут время. Теперь, когда я знаю, что вечерняя болтовня завершится прогулкой, мне стало легко здесь бывать.

Сокурсники, с которыми у меня общий вход в комнату, пришли к выводу, что свежий воздух благотворно влияет на мой характер, и ничего не говорят о том, как поздно иногда щёлкает, заявляя о моём возвращении, дверной замок.

...Я брожу по опушке Запретного леса, обходя редкие деревья, и слушаю шорохи умолкающей природы. Наблюдаю, как сгущаются сумерки, и в синеве одно за другим начинают вспыхивать окна. Гостиные факультетов, спальни, Общий зал.

В такие минуты я думаю, что нет ничего лучше, чем сделаться невидимым дозорным этого древнего замка, ставшего мне родным домом. Я не хочу покидать его, окончив курс обучения. Если я не стану преподавателем - позволят мне остаться здесь жить?

Проводить дни на службе, чтобы вечером аппарировать к воротам Хогвартса, а ночью неслышной птицей следить из ветвей, не грозит ли ему опасность. На сон может хватать и пары-тройки часов. В подобных в общем несвойственных мне мечтательных раздумьях я провожу вечера, не делая исключений для прогулок ни в пасмурную, ни в дождливую погоду.

Время от времени я устремляю взгляд вверх; но не для того, чтобы разыскать на нём созвездие Гончих Псов - прости меня, Сириус, - а чтобы окинуть глазами строгий силуэт башни Астрономии.

Я никого не жду, и потребовал бы объяснений у любого, кто посмел заикнуться о подобном. Кого мне ждать здесь, вне замка? Ну и что с того, что я выхожу не для разговоров с крёстным. Зачем? - не знаю, меня это не особо занимает. Выхожу, и всё.

Может быть, потому, что сегодня уже семнадцатый вечер, в течение которого *ничего* не происходит, мне слегка не по себе. Если быть до конца честным, не уверен, что это от холода.

Я в энный раз поднимаю голову к небу с разгорающимися звёздами. Они кажутся больше и теплее, чем зимой, словно тоже оттаяли. Я вспоминаю о том, как мы сдавали экзамен по Астрономии - в ту ночь мой декан угодила в госпиталь Святого Мунго, поражённая сразу несколькими проклятиями, а Хагрид рассвирепел, смял обидчиков и скрылся в Запретном лесу. Может быть, деревья ещё помнят, как он ломился сквозь чащу, крича: "Трусы! Трусы!"…

Я вздрагиваю, когда звёздную россыпь, на которую бездумно устремлён мой взгляд, перечёркивает быстрая тень. Подчиняясь скорее рефлексу, чем рассудку, я прослеживаю её путь - он обрывается в одной из башен Хогвартса. Мигом позже почти неразличимый с такого расстояния крылатый силуэт сменяет маленькая человеческая фигурка. Конечно, невозможно разглядеть отсюда ни лица, ни одежды - но эту походку нельзя не узнать. Чувствуя, как гулко забилось сердце, я поспешно отступаю глубже в тень и наблюдаю, как человек в два шага пересекает обсерваторскую площадку и исчезает в ведущем на башню лестничном пролёте.

Я выжидаю несколько минут, а затем возвращаюсь в замок, едва не столкнувшись с худшим патрулём из всех возможных - с Филчем и его миссис Норрис.

И засыпаю, едва добравшись до подушки.

Орден Феникса может быть спокоен - потому что Северус Снейп возвратился с очередного задания. Теперь он предоставит сведения, которые пригодятся для … как там у Дамблдора, "упреждающих манёвров"?

А у студентов в расписании появится Зельеделие.

Это ужасно. И неприятно. И я на самом деле так считаю.

******************

Если бы я сказал, что нахожу этот подходящий к концу учебный год мирным и в общем удачным, Гермиона посмотрела бы на меня задумчивыми глазами и вымолвила нечто вроде:

- Извини, Гарри, что ты подразумеваешь под словом "удачно"?

Но она тоже должна понимать, что нам неслыханно, неправдоподобно повезло: Вольдеморт вернул себе тело, а никого из нас, по большому счёту, это до сих пор не затронуло. Не было битв, трагедий и внезапных смертей, никто не пострадал в "случайной" стычке с Пожирателями смерти, не начались широкомасштабные военные действия.

Иногда мне кажется, это связано с тем, что я всё ещё хогвартский студент. Конечно, Вольдеморту легче было бы расправиться со мной, пока я не набрал полной магической силы и не приобрел навыков, как ею пользоваться. Но что-то заставляет меня предполагать, что он выжидает момент, когда я сделаюсь дипломированным волшебником. Сразиться со мной на равных - ведь оба мы закончили именно Хогвартс - вот чего не хватает Тому Риддлу, чтобы потешить своё извращённое самолюбие. И я знаю, что готов опровергнуть его ожидания. Скитания по самым тёмным местам земного шара не сделали его ни всесильным, ни до конца бессмертным. Если мне суждено пасть - я уйду в небытие не один.

Я никогда не заикался даже Рону о проблесках своей интуиции. Может быть, потому, что осознаю: лишь шагнув навстречу своей судьбе, видишь посылаемый ею знак. Только за шаг до смерти открывается альтернативный путь. Я выжил однажды - и надеюсь выжить ещё раз, наперекор пророчествам и опасениям.

В двадцатых числах апреля у меня появляется новый повод радоваться жизни, не задумываясь о подводных течениях судеб: приближается очередной матч по квиддичу, и я снова выйду на поле ловцом Гриффиндорской сборной. Жаль, мы играем не со Слизерином, но Слизерину в этом году и так не повезло: когда в конце февраля его наголову разгромил Когтевран, я думал, команда сгрызёт собственные мётлы.

А Гриффиндор обыграл Хаффлпаф в начале октября, с минимальным отрывом по очкам. У них появился новый ловец, который наконец сумел стать достойной заменой Седрику, но это не спасло сборную от поражения.

Тогда ловцом была ещё Джинни, поскольку Дамблдор куда-то уезжал, а без его слова самовольно изменить состав никто не решился. Даже болевшая за судьбу команды МакГонагалл, хрустя пальцами, ожидала его приезда. Директору впору раздвоиться, а то и растроиться - в стольких местах он нужен одновременно. Немудрено, что он выпустил из виду моё отсутствие в сборной, из которой меня и исключили-то в его отсутствие. После возвращения и ознакомления с ситуацией он вернул меня в команду одним словом.

И хотя матч был сыгран, трудно выразить, как я был рад. Честно признаться, я уже не находил в себе сил присутствовать на матчах - к чему травить душу, если насильно отстранили от участия? Я не надеялся, что снова выйду на поле. А я выйду - на финальный матч года, с Когтевраном. И рад буду обойти ловца. Если у меня нет причин плохо думать о Чу Чанг, относиться к ней с неприязнью никто запретить не может. Это даже пойдёт на пользу команде.

Стены замка прогрелись под ярким, совсем по-летнему тёплым солнцем, стёкла окон переливаются, словно жёлтый хрусталь, в полуденных лучах. Но на высоте воздух ещё остаётся холодноватым, и когда мы по-настоящему разгоняемся на мётлах, он бьёт в лицо, выжимая слёзы. Я подрастерял было форму, и сейчас чувствую, что именно изматывающих тренировок по квиддичу мне отчаянно недоставало весь год. Я выкладываюсь с таким энтузиазмом, что капитан - Кэти Белл - визжит от восторга, как девчонка, наблюдая мёртвые петли и крутые виражи. Старина "Всполох" ещё дюжит, убедился я радостно при первом же взлёте.

И Малфой, приперевшийся на поле во время нашей тренировки, как видно, тоже это осмыслил: лицо его вытянулось от разочарования.

Я, признаться, не понял, какого чёрта ему понадобилось наблюдать за нашей разминкой - не с ними же игра предстоит, в конце концов! - но Алисия Спиннет объяснила.

Оказывается, Малфой втихаря поставил на Когтевран сколько-то там галеонов, рассчитывая, что при отсутствии сильного ловца Гриффиндору не светит победа. Никто не предупредил Драко, что я опять играю. А Джинни перешла в охотники - как и собиралась. И наша сборная вновь стала конкурентоспособной; жаль, этого не застала окончившая школу Анжелина.

Однако обеднел потомок старого рода, думаю я злорадно, глядя на Малфоя с высоты голевых колец, обеднел изрядно, коль скоро начал заводить в Хогвартсе азартные игры. Интересно, кто из Слизерина не сумел удержать язык за зубами и проболтался? Но я не буду тем, кто сообщит об этом учителям. И без меня найдутся доброжелатели. Я только приложу все силы к тому, чтобы лишить Драко возможности выиграть.

Я поймаю снитч.

Уроки тянутся до преступного долго; и словно в наказание за что-то, на горизонте замаячили экзамены. Поскольку основной курс предметов мы сдали во время СОВ, каждый, естественно, стремится отличиться на занятиях по тем дисциплинам, которые необходимы для избранной профессии. Вроде бы ежегодные испытания не должны становиться неожиданностью, но почему-то из года в год они придвигаются вплотную совершенно внезапно.

В довершение, будто нам мало подготовки к экзаменам - столы факультетских гостиных загромоздили кучи свитков и колонны учебников, скрывающие сидящих за столами студентов.

Во время всего учебного года нам не задавали такого количества домашних заданий! Особенно по профильным дисциплинам. Я уже устал скрипеть зубами, вопрошая себя - где были мои мозги, когда я радовался возвращению Снейпа? Кажется, он счёл своим долгом переплюнуть остальных учителей. Под предлогом того, что занятий по Зельеделию в этом году было мало - по чьей, спрашивается, вине? - он задал нам *столько*, что все посещающие его лекции полукровки, включая меня, припомнили слова, которых чистокровные маги не знают и вряд ли поймут.

А возражать смельчаков не нашлось. Каждый, наверное, лелеет в голове надежду отдать жизнь за что-нибудь более возвышенное, или хотя бы подороже продать свою шкуру в борьбе, которая ждёт нас за порогом школы.

Остался только год. Сумеем ли мы окончить Хогвартс, не разорвав обучение вмешательством войны?

Я не знаю. Я стремлюсь думать только о предстоящем матче Гриффиндор-Когтевран и гоню прочь остальные мысли.

******************

Утро квиддича выдаётся ясным, как по заказу. Середина мая, больше похожего на июнь, подарила нам замечательное небо без единого облачка и полное отсутствие ветра. Мы стоим посреди поля, сжимая в руках рукоятки мётел, и слушаем голос Падмы Патил, нового комментатора матчей, как обычно представляющей зрителям противников.

Я чувствую, как сердце неровными толчками разгоняет по телу трепет ожидания. Напротив стоит Чу; она едва кивает на традиционное приветствие, и в другое время меня бы это, наверное, покоробило - однако сейчас я полон предвкушения, и мне всё равно, как она смотрит на меня. Вернее, не смотрит. Она уже скоро год, как на меня не смотрит, но это не огорчает так, как отсутствующая гримаска Джинни.

Джинни была для меня младшей сестрёнкой - а теперь она мой тихий недруг.

Раздаётся свисток судьи - это приветствие мадам Хуч - и земля остаётся далеко внизу, а я ощущаю, как на губах расцветает радостная, неудержимая улыбка.

Я большими глотками пью чистый, обжигающе-холодный утренний воздух и чувствую, как растёт и ширится в груди восторг.

Вот отчего у меня испортился характер, думаю я, забывая в эту секунду все беды и тяготы, перенесённые на пятом курсе. Даже гибель Сириуса отдаляется - я понимаю, что должен наконец отпустить воспоминания и шагнуть вперёд. Не зацикливаться на прошлом - отныне у меня получится это сделать.

По руке чиркает крошечный крылатый мячик, сверкающий в лучах солнца. Я поворачиваю голову, чтобы проследить за ним, но в то же мгновение едва не слетаю с метлы - раньше Чу была повежливее и, по крайней мере, до подобных выпадов не опускалась. Пролетев мимо меня и чувствительно заехав локтем в бок, она бросает зло:

- Ещё улыбаешься!

Злость никогда не была твоим хорошим советчиком, Чу. Я отворачиваюсь и начинаю высматривать снитч. Внизу беснуются трибуны, кажется, счёт пока равный - двадцать-двадцать, нет, уже двадцать-тридцать… В нашу пользу! Да! Рон делает явные успехи в роли вратаря - после победы на пятом курсе он, должно быть, поверил в себя.

Чу по проверенному способу пристроилась в спину и следует за мной, как привязанная. Но её метле далеко до моего Всполоха, который, кажется, тоже радуется обретённой после долгого заточения свободе. Поэтому я разрешаю себе поводить когтевранского ловца за нос - то дёрнусь влево, то резко уйду вниз. Она никогда не жаловалась на зрение, почему же не пытается сама найти снитч?

И где он, на самом деле?

Вот он. Подрагивает около трибуны комментатора - я устремляюсь туда, развив такую скорость, что наши болельщики ревут от восторга, а когтевранцы протяжно стонут - и тянусь рукой, не рассчитывая взять золотой шарик с первого раза.

Верно, он круто взмывает вверх. Я рвусь за ним, вытянув руку так, что она белеет от напряжения, не слыша ни воплей трибун, ни свиста ветра. Как давно я мечтал вновь испытать это ощущение - адреналин Усладэлем расходится в крови. И в тот момент, когда мои пальцы судорожно стискивают тельце мяча, сминая крылышки, до меня доходит, чего я не учитывал на уроках МакГонагалл.

Жажда высоты. Полёт, захватывающий дух. Свист встречного ветра. Я забыл, как это чувствуется.

Падма срывающимся голосом кричит: "Поттер поймал снитч!", а я глупо улыбаюсь, представляя, как именно буду перекидываться. Потому что теперь знаю, *как* это делать.

Мой взгляд скользит по лицам однокурсников, по волнующемуся внизу, подо мной, людскому морю. Дамблдор слегка подмигивает и приветственно поднимает руки. Справа рядом с ним - покрывшаяся пятнами нервного румянца МакГонагалл, позади Хагрид, занимающий полскамьи.

Перед директором сидит профессор Стебль, которая рассматривает меня внимательно, словно подросшую мандрагору, и аплодирует с вежливой улыбкой. Но я уже не вижу её - потому что место слева на скамье от Дамблдора пустует. Я скольжу по скамье взглядом, а затем поднимаю на него глаза.

"Он не мог проигнорировать квиддич. Он никогда не пропускает школьных мероприятий. Значит, его нет, потому что…"

Не представляю, что смог прочесть в моём взгляде Дамблдор, но на его лице проступает растерянность.

Я приземляюсь на поле вовсе не так радостно, как взлетал с него же три четверти часа назад. Матч был на диво короткий, мы выиграли - а я чувствую себя обманутым.

День теряет краски прямо на глазах. Пока он вновь не сделался чёрно-белым, я тороплюсь к раздевалке, сдираю через голову квиддичную форму и сломя голову тороплюсь к школе. Но даже на бегу, задыхаясь, не могу отделаться от мысли: как мог я не заметить отсутствия в расписании своего самого нелюбимого предмета?

Да, последние несколько недель мы тренировались, как одержимые, в конце концов, мы только что вновь победили - я толком не понял…

Сколько прошло времени? Сколько прошло времени с тех пор, как его нет?

Я не могу объяснить, зачем мне нужен ответ. У меня нет слова, чтобы выразить эту необходимость. Я просто чувствую её в себе - как яркий свет, как боль. И боль побуждает меня задать вопрос напрямую, минуя дамблдоровские околичности.

- Профессор Дамблдор! - хриплю я на остатке сбитого дыхания, увидев на очередном повороте его спину. Меня вело наитие, не иначе - но я нашёл его.

Директор оборачивается. Непохоже, чтобы он был удивлён. Он даже ни о чём меня не спрашивает. Тогда спрашиваю я. Если можно назвать вопросом отчаянную фразу:

- Давно его нет? - В последовавшем недоумённом молчании звенит удивление. Я собираюсь с силами и заканчиваю:

- Умоляю вас, сэр… скажите.

Дамблдор задумчиво жуёт губами, рассматривая стену за моей спиной, и избегает взгляда в глаза. Я жду - взмокший от пота, красный и какой-то совершенно несчастный. Что со мной происходит?

Наконец Дамблдор отвечает:

- Профессор Снейп должен был вернуться два дня назад. - Я чувствую, как слова отзываются во мне эхом - где-то когда-то я их уже слышал. Кажется, это называется дежа вю.

И тут же понимаю, где и когда - от самого директора и слышал, в середине ноября прошлого года. В его кабинете. А в моей комнате лежал раненый ворон, только я не знал, кто это… Но тогда он задержался лишь на день - ведь ещё двое суток, в течение которых Дамблдор ждал его, Снейп провёл у меня. Если теперь прошло столько времени, то уже…

"Нет!" Меня самого удивляет горячность отрицания очевидности.

- Сэр, - говорю я хрипло, - а хотя бы примерно известно, где именно должно было состояться… вы знаете, что, - доканчиваю я шёпотом.

Дамблдор смотрит на меня в удивлении, потом тяжело вздыхает и качает головой:

- Гарри, я ценю твою храбрость, но не могу допустить, чтобы ты рисковал жизнью. Я опасаюсь, что потерял Северуса, но не позволю, чтобы его смерть повлекла за собой и твою гибель тоже.

- Вы говорите так, словно уже нет надежды! - возмущённо кричу я, и пробегающая мимо стайка хаффлпафцев в недоумении оборачивается на нас. Дамблдор делает знак говорить тише, потом в раздумье хмурится.

- Гарри, я действительно не знаю, где именно должна была состояться… та встреча, на которую… уехал профессор Снейп. Он сказал лишь, что вернётся с запада. Но ты не отправишься искать его, Гарри - какова бы ни была причина твоего беспокойства, ты ни на шаг не покинешь периметр замковых стен - ты понял меня? Ни открыто, ни в плаще-невидимке, - голос Дамблдора звучит сурово, и я покорно опускаю голову.

Я практически никогда не вызывал его неудовольствия.

Но ведь Дамблдор гриффиндорец, думаю я. Как он может допускать, что его верный шпион погиб - и лишь сожалеть по этому поводу? Цель оправдывает средства, так, что ли? Это борьба с Вольдемортом наделила его подобной безжалостностью?

Остаётся надеяться, что МакГонагалл не успела поделиться моими успехами по Трансфигурации.

Я тяжело вздыхаю с видимым огорчением и бреду прочь.

Мне нужно подготовиться к ночи.

В гостиной ко мне приближается Джинни, до корней волос розовая от смущения. Я недоумённо смотрю на неё - Джинни ни разу не заговаривала со мной с того дня в январе. Что ей нужно?

- Гарри, - начинает она несмело, теребя рыжую прядь, - я хотела попросить у тебя прощения. Я понимаю, что сама виновата в нашей ссоре, - она искательно заглядывает мне в лицо. Произойди это утром - я был бы безмерно рад. Теперь я не без усилия улыбаюсь и машу рукой:

- Ладно, Джинни… Проехали.

- И, - не унимается она, - я тогда со зла сказала… то, что сказала.

Я не понимаю:

- О чём ты?

- О твоей ориентации. Я… я не нахожу, что ты голубой.

Ух ты; а я и забыл. М-да; хорошо, по крайней мере, что теперь она так не думает. Кем считаю себя я сам, мне до сих пор не удалось определить достоверно.

Я снова улыбаюсь, осторожно похлопав девушку по плечу в знак того, что извинения приняты, и поднимаюсь к себе.

Я гриффиндорец, напоминает внутренний голос. Я упрям и безрассуден. Это опасно: не говоря уж о гневе Дамблдора, ясно, что вне Хогвартса я представляю заманчивую мишень. Но разве есть другой путь? Если и есть, я его не вижу.

Вечер проходит в тщательной подготовке, но не к экзаменам, которые начнутся через две недели, а к планируемому выходу из Хогвартса. Искать Снейпа на замковой территории бессмысленно - уж конечно, Дамблдор позаботился о системе обнаружения птицы или человека на подобный случай. Поэтому здесь его точно нет.

Я тоже не смог бы выскользнуть незамеченным, поскольку директор, конечно, не спускает с меня глаз, мне не выйти и из факультетской гостиной. Но даже МакГонагалл ещё не знает, в какой степени я наделён вошедшим в поговорку гриффиндорским упрямством.

Может быть, это связано с тем, что оно состоит в кровном родстве со слизеринской хитростью. Я предпочитаю казаться слегка недопонимающим на уроках - и пожить незарегистрированным анимагом. Знай мой декан, что я научился перекидываться, у меня не было бы шансов выбраться, поскольку Дамблдор наблюдал бы не только за землёй, но и за небом.

Наконец опускается ночь - ясная, тёплая, с тонким серпом молодого месяца в вышине звёздного неба. Я открываю окно, и вдруг вспоминаю, что та ночь, когда я нашёл Снейпа, тоже была лунной. Это было полгода назад. Может быть, то, что мне везёт с освещённостью - добрый знак?

Я вылетаю из окна Гриффиндорской башни, стараясь держаться около стены, чтобы не было видно птичьего силуэта. Потому что ясно, что на сову я похож так же, как грифон на горгулью. А затем легко переношусь через западную стену Хогвартса.

******************

Конечно, ко многому в ястребином облике мне предстоит адаптироваться и научиться правильно использовать. Ястреб, например, замечательно видит, однако при моём врождённом астигматизме острота зрения режет глаза и не приносит никакой пользы. Поэтому, покружив над редким лесочком в радиусе примерно мили от замка - разве это лес в сравнении с нашим Запретным! - я спускаюсь и перекидываюсь обратно. Ну и что с того, что это опасно?

Я иду, напряжённо всматриваясь в путаницу теней и бликов лунного света, танцующих на земле и стволах деревьев. Найти здесь птицу - Снейп ведь не смог перекинуться в тот раз, будучи раненным, значит, я ищу ворона - идея практически безнадёжная.

Спустя час или где-то около того глаза начинают слезиться. Я не решаюсь звать вслух - да и как бы он откликнулся?

Скорее всего, он уже мёртв.

Но у меня нет уверенности, а я привык доверять предчувствиям. Я продолжаю поиски, хотя ночь сгущается и становится мрачнее. Я не боюсь. Мне не сразу удалось научиться перекидываться так, чтобы при возвращении в тело не оказываться нагим и безоружным, но в конце концов я добился. Палочка при мне.

… Сколько времени прошло? Лес поредел и наконец кончился вовсе, я, наверное, ушел от замка на несколько миль. Искать дальше не имеет смысла: Снейп должен был понимать, что лес укроет его, и стремиться сюда. Если он не долетел, то теперь можно прочёсывать хоть всю Англию. Результат будет предсказуемо нулевым.

Я устало опускаюсь возле массивного древесного ствола. Опушка леса кажется непроницаемо тёмной, не верится, что я различал, куда иду, и даже хотел найти чёрную птицу. Поиски оказались безуспешны, мои инстинкты меня подвели. Нужно перекидываться и возвращаться в замок.

С долгим вздохом я поднимаюсь на ноги.

Мне будет недоставать этого мрачного человека: я привык к нему. Привык за эти полгода думать о нём без всякого особого повода, просто потому, что мы были связаны общей тайной - спасением жизни. Подземелья будут пусты без Снейпа. И никто не узнает, за что он погиб, поскольку всё окутано секретностью. Неизвестно даже, узнают ли слизеринцы, что их декана нет в живых.

Я перекидываюсь и взмываю в воздух, прощальным взглядом окидывая с высоты расстилающуюся равнину. Странно - кажется, здесь неоткуда взяться людям, однако в паре десятков шагов от места, где отдыхал, я различаю чёрное пятно, напоминающее кострище. Кто мог здесь гулять?

Мне очень хочется подрегулировать птичье зрение, как окуляры маггловского бинокля, всё кажется слишком непривычным - и я снижаюсь широким полукругом, чтобы вглядеться.

А потом камнем падаю вниз и, перекинувшись, кидаюсь к этому пятну. Оно оказывается птичьим телом.

Он действительно стремился к лесу, не дотянув самую малость - но если бы дотянул, я, конечно, не нашёл бы его. Он жив - тело тёплое, я слышу чуть ощутимые удары сердца. Сколько он пролежал здесь? Как не стал добычей волков? Хотя да, звери ведь чувствуют магию… Но если прошло двое суток - а дни стояли тёплые, почти жаркие… Обезвоживание… Возвращаться придётся пешком, он успеет умереть у меня на руках. Нет, этого я не допущу.

Решительно провожу палочкой поперек запястья, открывая вену, и дожидаюсь, чтобы тёмная в лунном свете кровь смочила голову ворона. Не слишком эстетично, что поделаешь. Надеюсь, я не совершил ничего магически противозаконного, кроме колдовства вне школы? Но я ведь уже совершеннолетний…

Птица приоткрывает клюв и жадно глотает стекающую солоноватую влагу. Слава Мерлину. Я сращиваю вены и кожу, засовываю палочку в джинсы и осторожно беру ворона на руки.

И направляюсь в Хогвартс.

Я успел вернуться до того, как позеленевшее на востоке небо занялось первыми проблесками восхода. Я шёл полных два часа, практически не таясь, даже когда пересекал школьный двор - какая к чёрту разница, что скажет Дамблдор или патрульные? Гораздо важнее успеть, ведь сейчас у меня нет под рукой Добби, а времени прошло слишком много. Но замок объят предрассветной тишиной; всё спит.

Наконец-то: Гриффиндорская башня, пароль, ещё пароль - и я в своей комнате, словно и не покидал её накануне.

Я спешно прохожу к разостланной постели, опуская на неё тёплую тяжесть бесчувственного ворона, запираю дверь - и меня передёргивает от только сейчас замеченного холода. Джинсы до лодыжек вымочены росой, спина и руки покрылись мурашками… Не заболеть бы. А впрочем, на пары я сегодня так и так не пойду.

За окном начинается рассвет, в комнате светлеет на глазах. Я не хочу этого и закрываю ставни. Потом разжигаю камин.

Я возвращаю ночь - потому что в прошлый раз приводил его в сознание именно ночью. Разница ситуаций лишь в том, что теперь я знаю, откуда эта птица и что она собой представляет.

И ещё я не вижу ран.

Я отхожу на пару шагов, зажмуриваюсь на чуть большее время, чем нужно для моргания, и негромко говорю:

- Animagum restituo.

Мне страшно открыть глаза - но я, естественно, немедленно их открываю. Снейп лежит на постели в позе, в которой секунду назад лежал ворон. Он мертвенно-белый, но глаза открыты и глядят вполне осмысленно. В упор. На меня.

- Поттер, - хрипит Снейп, с невероятным усилием поднимая голову, - снова ты?.. - Голова падает, и я одним шагом оказываюсь рядом. Он открывает глаза: в них мука и что-то похожее на удивление.

- Я полагал, ты не станешь возиться… зная, кто я, - выдыхает Снейп сквозь зубы. - Зачем?

Он меня поражает.

- Чтоб не помер, - бросаю я, впервые в жизни вглядываясь в лицо Снейпа, когда он знает об этом. - Что мне сделать?

Несколько секунд он молчит, то ли собираясь с силами, то ли решая, стоит ли говорить. Это не человек, а моё персональное наказание. Наконец губы размыкаются:

- В подземельях… шкаф… в лаборатории…- голос падает до еле слышного шёпота, и я наклоняюсь над самым ртом, чувствуя, как от его дыхания по коже разбегаются мурашки. Я вздрагиваю, прогоняя их.

Потом заворачиваюсь в плащ-невидимку и спешу в подземелья, повторяя про себя названия необходимых зелий.

…На нём в самом деле не оказалось ран - в ход пошли самые новые проклятия, обладающие не меньшей разрушительной силой. Они давно растерзали бы его изнутри, если бы Снейп трансфигурировался в человека, не добравшись до замка. Даже когда он придёт в себя, боль, должно быть, останется почти той же.

Я не справился бы в одиночку - но Снейп успел дать мне главные указания до того, как вновь потерять сознание. Последнее, что он вымолвил перед тем, как провалиться в беспамятство, была просьба:

- И воды…

Я принёс кувшин и полотенце, поставил их около постели и начал осторожно обтирать искажённое страданием лицо, смачивая губы и виски и отмечая, как даже в забытьи тянется к влаге его тело.

У Снейпа оказалась стальная выдержка. Когда-то давно, помнится, я подозревал его в двойной игре и не мог взять в толк, почему Дамблдор так уверен в своём лазутчике. Теперь понимаю. Двое суток без всякой надежды, под солнцем днём и на холодной земле ночью, в бессознательном состоянии - и он не умер.

Я откидываю в сторону покрывало, расстёгиваю знакомую, по-прежнему шелковистую мантию, осторожно освобождаю его от рубашки и брюк и начинаю обтирать, стараясь не думать о том, что видят мои глаза и осязают руки.

Я не имею никакого права, даже если только что спас ему жизнь. Я отказываюсь думать об этом и усилием воли загоняю мысли в самый дальний угол. Когда он оправится и покинет мою комнату, я смогу выпустить их в душе. Потому что при Снейпе это просто опасно. Сдаётся мне, он не поймёт. И потом - я же не..?

Подавив совершенно бессовестные размышления - и их физическое проявление по мере возможности тоже - я заканчиваю своё занятие, укрываю Снейпа и отхожу, засунув руки глубоко в карманы подальше от искушения.

Сидя у камина, я неотрывно смотрю на мужчину, лежащего в моей постели. Ещё вчера я считал, что он ненавидит меня - а теперь выяснил, что он не желал, выздоровев, перекидываться при мне в собственный облик, опасаясь, что я пожалею о том, что спас ему жизнь.

"Неужели не хотел разочароваться", - фыркает мой внутренний голос.

Я трансфигурировал его принудительно - какой же реакции стоило ждать, кроме гневного возмущения?

Снейп чуть слышно стонет и шевелится; тонкая левая рука бессильно свешивается с кровати. Я подхожу, возвращаю её на одеяло - и словно впервые замечаю Знак Мрака, проступающий на полупрозрачной коже. Метка кажется впечатанной в плоть, в мышцы и связки, и выглядит слегка выцветшей, но чёткой.

Время останавливается. Кровь гулко шумит у меня в ушах, когда я вглядываюсь в рисунок черепа со змеёй вместо языка. Я уже видел его, всплывшим над лесом в ночь Чемпионата по квиддичу - летом перед четвёртым курсом. Впервые я рассматриваю его так близко - и провожу пальцами по чёрным уродливым линиям. Словно из-под воды, из глубин памяти поднимаются картинки воспоминаний - тоже из четвертого курса. Ночь, когда я едва не попался с золотым яйцом, загадкой на Турнире, Филч, ложный Грюм с моей картой в руках, и Снейп, прикрывающий ладонью запястье, словно его неожиданно прострелило болью. Грюм выплёвывает ему в лицо, что не все прегрешения можно изгладить - и Снейп впадает в ярость, которая смешивается… тогда я думал, что со страхом. Теперь мне кажется, с отвращением. Отвращением к самому себе - сколько он дал бы, чтобы стереть с внутренней стороны руки это позорное клеймо?

Я осторожно отрываю свои пальцы, словно пристывшие к Метке. Под пальцами бьётся трудноразличимый пульс. Он выплатил свои долги не один раз, приходит мне в голову. Теперь это уже не искупление ошибок. Это - его жизнь и, может быть, её единственный смысл. Я ёжусь. Война, которую он ведёт против меня шестой год, ничто в сравнении с истязаниями, к которым он приговорил *себя*.

Меня обрекает судьба - я знаю, что выйду однажды и буду требовать жизнь в уплату многих загубленных жизней и разрушенных судеб. Но как бы часто ни возвращалась ко мне эта мысль - в тягостных предчувствиях, в кошмарных снах, в приступах меланхолии - я гоню её прочь, как только узнаю. Я хочу жить, я рассчитываю на жизнь, несмотря ни на что.

Снейп ищет смерти.

А я вытаскиваю его уже второй раз; я не задумываюсь, зачем или почему делаю это. Просто потому, что делаю.

Я не хочу ещё одной победы Вольдеморта. Я хочу, чтоб он жил.

С вздохом я отираю лоб Снейпа влажным полотенцем и начинаю неторопливыми шагами мерить комнату, дожидаясь, когда он придёт в сознание. В конце концов, прошло уже пять часов с приема медикаментов. Он должен вот-вот очнуться.

На сей раз я вполне уверен, что всё сделал правильно, поскольку что он указывал мне, что делать. Но когда он проснётся, главным его ощущением будет боль, рвущая пополам. Боль от принятия лошадиной дозы лекарств и боль сживлённых внутренностей, потому что никакое обезболивающее не прогонит её до конца.

Я хочу быть рядом, когда он очнётся. Поэтому около восьми часов тихо выхожу из комнаты, произношу новый пароль Рона, который он сообщил мне после нашего примирения, и сообщаю, что не пойду сегодня на уроки, поскольку у меня температура. Я обещаю ему спуститься к мадам Помфри и возвращаюсь. И не желаю задумываться, почему я это сделал.

Минут сорок спустя с постели доносится тихий, сразу задавленный стон. Я резко оборачиваюсь, но глаза Снейпа закрыты.

Я не хочу выказать, что слышал это проявление слабости. Поэтому прислоняюсь спиной к притолоке двери и отсюда обегаю Снейпа изучающим взглядом.

Он по-прежнему бледен. Тонкие губы прикушены в усилии не выдать страдания - и я ощущаю, как что-то ломается во мне. Я… не ненавижу его. Нет, не ненавижу. Я вообще затрудняюсь подобрать слово к охватывающему меня чувству.

Это не вполне сострадание.

Я просто не в силах видеть, как он тщится превозмочь разрывающую боль. Хотя ему, по идее, не должно быть настолько плохо - в конце концов, он напичкан транквилизаторами. От принятой им дозы впору бредить - но, похоже, боль такова, что лучше бы он оставался в обмороке. Я рывком отстраняюсь от косяка и подхожу, склоняюсь ниже.

Он чувствует мой взгляд и тотчас открывает замутненные болью глаза. Взгляд тяжел и мрачен, в нём уже читается знакомая угроза. И я отвечаю на этот взгляд абсолютно неразумно:

- Не бойтесь… Я никому не скажу.

Снейп вздрагивает, аристократичная ладонь, взметнувшись, смыкается на моём запястье. Он удерживает меня с силой, которой я не мог вообразить в его измученном теле. Чёрные глаза, в которых не разглядеть, где заканчивается зрачок и начинается радужка, не отпускают меня. Глаза, похожие на птичьи. Что он пытается высмотреть? *Почему* он так на меня глядит?

Под этим пристальным взглядом я теряюсь. Ничто не нарушает царящей тишины, и я чувствую каждый удар своего сердца, вновь и вновь разгоняющего по венам кровь. Мне страшно представить, что произойдёт, если Снейп опустит глаза. На мне нет мантии, только футболка и джинсы, и он заметит, не сможет не заметить, насколько тесны сделались эти джинсы.

Я, должно быть, спятил. Я ещё смогу пережить то, что, похоже, я всё-таки гей - в конце концов, предположения меня неоднократно посещали, только проверить до сих пор не представлялось случая. Но чтобы судьбе было угодно раскрыть мне глаза на мою ориентацию таким способом… При Снейпе… Снейпе, тяжко раненном и вызывающем желание спасти и уберечь… укрыть собой и предложить себя в качестве защитника…

Мне не пережить оставшиеся полтора года. Он изведёт меня презрением.

Я заливаюсь жаркой краской, которой мог бы позавидовать Рон, и осторожно тащу к себе руку. Снейп не отпускает её. Наоборот, тянет ближе, я слышу его шумное дыхание, с трудом вылетающее из приоткрытого рта. Он чуть ли не при смерти, напоминаю я себе с усилием. Не могу же я хотеть… Хотеть…

Я делаю ошибку, взглянув ему в лицо. Написанное там знание лишает меня способности рассуждать. Это знание может означать только… Только… Что настала пора открытий. Его тонкие пальцы трепещут в усилии подтащить меня, а во взгляде я, к своему изумлению, различаю насмешку. Но она не злая - и больше под влиянием потрясения, чем чего-либо ещё, я медленно опускаюсь на колени около постели и накрываю его холодные губы своими.

Его ладонь перебирается вверх по моей руке, словно живое существо, зарывается в волосы, пригибает ниже. Я отвечаю на поцелуй, глубокий и долгий, и к концу его чувствую, что весь дрожу. Не знаю, смогу ли встретиться с ним взглядом. Я не уверен, что понимаю, что делается. Скорее я допускаю, что сошёл с ума.

Последняя мысль заставляет меня сделать усилие, оторваться от требовательного рта и подняться. Я должен бежать отсюда - из этой комнаты, из этого замка. Потому что боюсь происходящего. Я боюсь себя. И боюсь его.

Я поднимаюсь на ноги. Он не удерживает; только смотрит, и этот взгляд истребляет секундную готовность исчезнуть. Он приклеивает меня к месту.

Наконец Снейп заговаривает. Голос хриплый, это из-за того, что он ранен и провёл в молчании последние несколько часов. Но голос обращается ко мне, и все рациональные доводы вылетают из головы.

- Ты действительно хочешь уйти? - спрашивает Снейп, уставившись на меня исподлобья. Я не знаю, что ответить. Да и умел ли я говорить? Потом я понимаю, что качаю головой, и на узких губах появляется знакомая усмешка:

- Ты так молчишь, словно я спрашиваю домашнее задание по окклюменции.

Я вздыхаю и краснею ещё сильнее, хотя, кажется, больше уже некуда. Словно способность краснеть осталась единственной способностью выражения эмоций. Хорошо, что в комнате нет яркого света - я осмеливаюсь надеяться, что он не различит моего горячечного румянца.

-Тогда вернись на прежнее место, - говорит Снейп, продолжая наш оригинальный диалог. Я не задумываясь опускаюсь возле кровати, однако он останавливает меня:

- Сядь на край.

Я вновь демонстрирую послушание, на секунду подумав, исполнял ли я когда-нибудь приказы с таким воодушевлением. Он, вероятно, тоже об этом думает, потому что еще раз усмехается.

- А теперь наклонись. Ближе.

И меня затягивает в новый поцелуй, ещё более дурманящий, чем первый, потому что к ладони на затылке теперь добавляется ладонь, скользящая под футболку. И вновь я отрываюсь от резко очерченных губ, задыхаясь и бормоча:

- Мы… мы не можем… ты ранен… - неужели это я осмелился обратиться к нему так?

- Чувствуется медицинская забота, Поттер, - отзывается Снейп всё так же хрипло, но теперь мне уже не кажется, что это из-за долгого молчания. - Ты ведь скормил и выпоил мне все необходимые лекарства часов шесть назад. Обезболивающее действует гораздо дольше. Так что я замечательно себя чувствую.

- Ага, - замечаю я, - только пошевелиться без посторонней помощи не можешь.

- Очень любезно с твоей стороны указать мне на это.

- Но ведь в самом деле, ты не сможешь даже встать с постели, - оправдываюсь я, нерешительно его оглядывая.

- А я должен непременно встать и пройтись? Может быть, полюбоваться видом из окна?

- Нет, - фыркаю я.

- Тогда заткнись и вернись туда, где был.

Я возвращаюсь.

О, Мерлин; сердце скачками прыгает в груди, когда я осторожно сдвигаю простыню и открываю его плечи, провожу пальцами по ним, по ключицам, по тёмным соскам. Он худой, но мускулы оплетают гибкую фигуру, перекатываются под кожей. Я, наверное, и сам такой же. Я редко себя рассматриваю.

Снейп реагирует на прикосновения, неожиданно сильно прикусывая мою нижнюю губу. На мгновение я пугаюсь - но на месте зубов сразу оказывается ласковый язык, нежными, извиняющимися движениями зализывающий укус. Я кладу ладони ему на рёбра, растопыриваю пальцы, пытаясь захватить возможно большее пространство этого тела. Сколько раз я прикасался так, когда проверял, жив ли ворон, вытянутый с того света? Хотел я этого уже тогда?

Хорошо, что я не знал до последних, нынешних минут, что он… тоже… Я бы не удержался.

Его руки находят мои локти, подцепляют под вытянутые рукава футболку и одним движением стаскивают её через голову. Мне не удаётся промолчать, когда прохладные пальцы начинают выводить невидимую вязь на моей спине. Я глухо мычу, и Снейп разрывает поцелуй, чтобы взглянуть на меня.

Я впервые вижу его таким - сосредоточенным, собранным - и в то же время спокойным. Я пытаюсь улыбнуться; он принимает улыбку. Глубокие глаза теплеют. И от этого тепла я ощущаю, как вспыхивает и без того уже жаждущее прикосновений тело. Я вдруг вспоминаю о том, что он полностью обнажён под одеялом, и меня охватывает безумное желание всей кожей ощутить эту наготу, прижаться так, чтобы между нами не оставалось ни дюйма, ни места для сомнений.

- Не смотри, - прошу я нерешительно и тянусь к молнии на джинсах. Северус хмыкает, но закрывает глаза.

Я не замечаю, что назвал его про себя по имени; я слишком занят тем, чтобы справиться с неподатливым замком. Наконец молния расходится, я с облегчением стаскиваю джинсы вместе с боксёрами и осторожно ложусь рядом с ним. Снейп набрасывает на нас обоих одеяло - и сжимает ладонями мои плечи. Меня трясёт от этого прикосновения. Я твержу себе, что он ослаблен раной и я должен быть осторожнее. Северус словно слышит мои мысли.

- Перестань думать об этом, - рычит он, притягивая меня на себя для очередного поцелуя. Кажется, что мой рот возвращает ему растраченную энергию; прохладные руки сильнее прижимают меня к себе.

про зонтик и пальто очень мило, по-моему).
теплый фик, да. спасибо, что выставила.

замечательный фик^^
начало показалось немного шаблонным и специально подстроенным под НЦ-у, но продолжение... класс, больше нечего сказать)).

черт-черт-черт! какой же офигенный фик!))) сначала сомневалась - читать или нет, но теперь... не пожалела, чесслово)))).
спасибо).

Холл был пуст, а все внутренние двери магически запечатаны. Я никогда не спрашивал Северуса, сколько сотрудников работает в его лаборатории, но сейчас стало очевидно, что в здании нет никого из персонала – по крайней мере, на данный момент.

Что за черт? Неужели они закончили сегодня намного раньше и уже разошлись? Я старательно посоображал, нет ли сегодня какого праздника – вроде не было – и подошел к неразожженному камину. Совершенно холодный – не горел, как минимум, несколько часов.

Занятый своими непоследовательными размышлениями, я отреагировал на скрип двери, раздавшийся в глубине коридора, слишком поздно.

– Кто вы?

Не собираясь отвечать, я замер, понимая, что если кто-то хочет причинить мне вред, то я уже все равно ничего не успею сделать: руки заняты, моя палочка глубоко в кармане джинсов, а вот палочка неизвестного уже наверняка направлена мне в спину.

– Отвечайте немедленно! Кто вы, и что вам здесь нужно?

Вот теперь я однозначно различил страх в голосе говорившего. А это значит, что он не нападает, а защищается. Сторож? Он ведь не видит моих рук, прижимающих к груди свертки, и наверняка считает, что я вооружен.

– Я поворачиваюсь. Не бойтесь: у меня нет в руке палочки – это продукты. Я не вор.

В нескольких футах от меня стоял старик – всклокоченные, примятые с одной стороны седые волосы и здоровое красное пятно на левой щеке говорили о том, что я разбудил беднягу и, кажется, напугал до смерти.

– Ч-ч-чего у вас нет в руках?

Старик нахмурился, глядя на меня, как на умалишенного. Я вновь оглядел его, и только тут до меня дошло, что дед в джинсах. Ни один волшебник его возраста никогда не оделся бы столь легкомысленно, а значит, он маггл. Вот никогда бы не подумал, что Северус, с его знаменитой паранойей, может нанять маггла для охраны своей лаборатории – он же ничего не сможет сделать, если нагрянут воры волшебного происхождения.

– Вы сторож?

– Сторож, – старик с гордостью вздернул подбородок. – И мне придется доказать вам, чего стоит старый Джо, если вы мне не ответите, наконец, что здесь забыли!

В руках Джо появился старый и, похоже, давно не чищеный револьвер – впрочем, это не значило, что из него нельзя стрелять. Я стал потихоньку перемещать вес пакетов на левую руку, чтобы в случае чего иметь возможность быстро выхватить правой палочку из кармана. Значит, на здании нет чар, ограничивающих применение маггловского оружия… хотя, может быть, и есть, просто старика забыли об этом предупредить. Но я все равно занервничал – от пистолета мне еще защищаться не приходилось.

– Успокойтесь. Я друг мистера Снейпа – это начальник лаборатории. Вы же его знаете?

– Само собой, я знаю, кто такой мистер Снейп. Но мисс Коннери позвонила мне сегодня в два и сказала, что нужно придти раньше, что все уходят, и шеф тоже.

– Ну, я не знал, – а что я еще мог сказать?

– Вот и выметайтесь.

Джо определенно был очень доволен собой, даже расстраивать его не хотелось, поэтому я не стал вступать в словесную перепалку и просто покинул такой негостеприимный сегодня холл лаборатории. Впрочем, думаю, он мне все равно ничем не мог бы помочь.

***

Дверь в снейповский дом охотно отворилась, стоило мне только к ней прикоснуться – похоже, впускающие меня чары наложены не только на камин. Но радоваться такому приятному, по сути, доверию было некогда – беглый осмотр показал, что Северуса здесь нет, а камин еще не успел остыть. Я неожиданно разозлился. Что это за дурацкая игра в прятки?

В груди зашевелилось что-то очень нехорошее, до полнейшей гадливости и чувства ненависти к себе напоминающее ревность. Столько всякой пакости связано с этим камином, что он мне скоро в страшных снах начнет мерещиться – одной восторженной Алисии на десяток кошмаров хватит. Недобрая память тут же подкинула нужную картинку: девушка в языках зеленого пламени произносит незнакомый адрес.

Я точно знал, что не должен этого делать, понимал, насколько малодушно это с моей стороны, но руки уже сами опустили на пол надоевшие до зубовного скрежета свертки с продуктами, а правая ладонь крепко сжалась вокруг теплого дерева волшебной палочки.

Огонь в камине разгорелся так быстро, как будто все это время ждал, прячась в щелях между поленьями, что я произнесу заклинание и выпущу его на свободу. Ни секунды больше не колеблясь, я ступил внутрь:

– Бридж Лейн, двенадцать!

***

Тяжелый парфюмерный запах ударил мне в ноздри раньше, чем прояснилось затуманенное сумасшедшей гонкой по каминной сети зрение. В менее концентрированном варианте шлейф этого неприятного мне аромата всегда сопровождал Алисию Коннери, и нетрудно было догадаться, что я у нее дома. Камин, в котором я очутился, располагался на пустой сейчас кухне, и первым моим порывом было рвануть обратно, пока меня не обнаружили, но я этого сделать не успел: из глубины дома раздался громкий стон, и, судя по его томности, никоим образом нельзя было предположить, что девушку пытают.

Словно зачарованный, на ватных ногах и без единой здравой мысли в голове, я пошел на голос. Мне кажется, именно так приговоренные к повешению когда-то поднимались на эшафот. Хотя я не слышал голоса ее партнера, я уже знал, что увижу в спальне.

Несколько бесконечных секунд я стоял в дверях, обмирая, смотрел на два обнаженных тела, кажется, слившихся воедино в страстном объятии, и только потом опомнился и пулей выскочил из комнаты, сшибая все на своем пути, добежал до кухни, практически не притормаживая, запрыгнул на ходу в камин, выкрикнув почему-то «Дом Северуса Снейпа», споткнулся об оставленные в его гостиной пакеты с продуктами и еще долго лежал на толстом ковре, сквозь слезы рассматривая рассыпавшиеся по полу апельсины и в попытках защититься от суровой правды размышляя о том, что мне не нравится, как выглядит обнаженная женская грудь.

c. ***

Не знаю, насколько к магическому быту подходит слово «забаррикадировался», но что-то подобное я сделал со своим жилищем. В тот же день, вернувшись домой, я прошел по квартире и самыми мощными из известных мне заклинаний запечатал каждое отверстие, ведущее внутрь. Не то чтобы я ожидал, что кто-то захочет увидеть меня настолько сильно, что попытается залезть в кухонную вентиляцию или слуховое окошко на чердаке – это скорее был способ хоть как-то успокоиться, если это вообще возможно в данной ситуации.

Ситуация – вот же дурацкое слово, но именно так, отстраненно, словно бы все было не со мной, я старался даже в мыслях называть произошедшее в квартире Алисии. Произнесенное так, оно звучит почти скучно, безлично и куда менее болезненно, чем если бы я был готов правдиво назвать поступок Северуса низким предательством. От таких размышлений становилось даже смешно – давненько профессор не удостаивался обвинений в предательстве.

Уснуть ночью не удалось, и в какой-то момент я даже пожалел, что перед тем как устроить себе заточение по собственному желанию, не зашел в лавку и не приобрел пару галлонов огневиски, и даже собрался было заказать бутылку хотя бы почтой, но вовремя одумался – алкоголь действует на мой язык не лучшим образом, и с меня вполне бы сталось напиться в стельку и отправиться к Снейпу выяснять отношения, а уж это подавно не входило в мои планы.

Я вспомнил оставленные у Северуса пакеты с продуктами для романтического ужина и рассыпанные по ковру апельсины. Интересно, а сам он вообще пытался выяснить, почему не смог пройти через мой камин вчера вечером, или и вовсе не пытался проходить, оставшись у этой потаскухи?

Я невесело улыбнулся утопающему в предрассветных сумерках потолку: еще одно громкое слово. И опять лживое насквозь. Как ни странно, на девушку я не злился абсолютно – она ни в чем не виновата. Ее, по-хорошему, еще и пожалеть нужно – когда-нибудь и с ней могут поступить точно так же.

Где-то между грудью и животом беспрерывно шевелилось что-то тяжелое и склизкое, до ужаса напоминающее клубок каких-нибудь жутко разозленных болотных гадюк, хотя, кажется, у змей кожа на самом деле сухая, лишенная желез. Впрочем, даже если это и так, то я готов считать этих скользких ползучих гадов моим личным наказанием. Уснуть наказание так и не позволило, и рассвет я встречал на чердаке, среди пыли и своих старых метел – это маленькое и никогда не подвергавшееся ремонту помещение всегда действовало на меня как успокоительное.

***

Ни на какую тренировку утром я, конечно, не пошел – просто слегка приоткрыл шторы, подтащил диван к окну так, чтобы в просвет между складками тяжелой ткани был виден подход к дому, но с улицы не было видно меня, затем забрался на диван с ногами, закутался в плед, обнял кружку с горячим чаем и принялся ждать, когда Флетчер кого-нибудь за мной пошлет. Не знаю, зачем мне все это вообще было нужно – может быть, просто хотелось убедиться, что я все еще существую.

Минут через двадцать на узкой улице появился Мартин, свернул к дому и исчез из поля зрения. Из-за наложенных на дверь заклинаний звуки до меня не долетали, но по времени его отсутствия в пределах видимости было понятно, что товарищ долго и со вкусом стучит в дверь. Я едва успел пригнуться и спрятаться за спинкой дивана, когда Март неожиданно появился перед окном, стал вглядываться в просвет между неплотно задернутыми шторами, еще несколько минут стучал костяшками пальцев по стеклу и только затем ушел. И чего я ему дался, в самом деле?

***

В течение следующих двух дней Мартин приходил еще, как минимум, раз пять, с каждым разом оставаясь рядом с домой все дольше и выглядя все беспокойнее – похоже, тренер выбрал его, как самого приближенного ко мне, и заставил пасти мой дом едва ли не круглосуточно. Я невесело усмехнулся: как бы он еще охочему до сенсаций Пророку не сообщил о пропаже его бесценного ловца. Мне-то, в общем, все равно, но Рон с Гермионой запаникуют и тоже примчатся. Видеть друзей пока не хотелось. Беспокоить тоже.

Поколебавшись немного, я со вздохом поднялся и перенастроил чары на камине, открыв его исключительно для Рона – вести себя как ни в чем не бывало я смогу вряд ли, а грамотных, с точки зрения маггловской психологии, рассуждений Гермионы я просто не вынесу.

***

Мне по-прежнему было неизвестно, пытался ли меня найти Снейп, и с каждым днем сомнения в разумности моего добровольного отшельничества крепли, впрочем, страх, что возможный разговор с профессором пойдет не по моим правилам, никуда не делся. Я действительно очень сильно боялся, что если он захочет, то сумеет меня убедить даже в том, что все это мне приснилось, или я вообще домом ошибся, или это был просто не он, а какой-нибудь похожий на него человек, или в чем-нибудь еще более нелепом и невозможном.

А еще меня очень пугало то, что после этих трех дней маринования в собственном доме я уже практически хотел быть обманутым, как и в прошлый раз с Дитером, хотел сунуть свою чертову голову в чертов песок и еще немного пожить в мечте. Насколько же я, оказывается, беспомощен, когда дело касается отношений между людьми.

В голове, словно записанный на пленку, зазвучал звучный профессорский баритон: «Я не верю, что слышу это от вас, Поттер!»

Я разозлился в ответ на собственные воспоминания: не верит он, черт его подери. Не верит! Вот только сейчас это касается моей слабости в ответ на его ложь, его предательство, его малодушие! И он совершенно ничего не попытался сделать – ни спасти наши чувства, ни достойно завершить отношения, если уж на то пошло. Я постарался бы принять и то, и другое, но не это гребаное молчание!

А что он мне ответит, если когда-нибудь, спустя годы, когда смогу без боли смотреть ему в глаза, я спрошу, почему он не пришел? Скажет, что был закрыт камин? Ха! - я схватил с полки кстати подвернувшийся под руку тяжелый трехрожковый подсвечник, выдрал из него чуть оплавленную свечу и запустил ею в сторону предательски молчавшего камина, - да я ни в жизнь не поверю, что этот чертов гений не смог бы найти способа, если б захотел, обойти мои заклинания. Трус он, вот кто! Всего лишь жалкий трус, отсиживающийся дома вместо того, чтобы хоть как-то загладить передо мной свою вину! – вторая свеча отправилась вслед за первой.

И это еще ничего, если дома сидит. Скорее кувыркается с Алисией в ее большой кровати и думать обо мне не думает! Я со всей силы швырнул третью свечу ровно в то мгновение, когда камин зашипел, извергая из сети путешественника, и я в ужасе зажмурился, понимая, что столкновение неизбежно, и ни секунды не сомневаясь в том, что это Снейп.

***

- Ну, я же уже извинился, Рон, - я со стыдом смотрел на набухающую на лбу у поджавшего губы друга шишку. – Давай я попробую залечить?

- Не стоит, Гарри. Я еще не забыл, как ты мне год назад ссадину на колене лечил, - я против воли улыбнулся, вспомнив, как после моего неудавшегося заклинания кожа на роновом колене вместо того, чтобы стать гладкой, покрылась отвратительными чешуями. – Вернусь домой – Гермиона залечит. А вот если у тебя есть лед, то я бы не отказался.

- Кажется, лед – это единственное, что есть у меня в холодильнике.

Рон улыбнулся и подмигнул:

- Что, питаешься исключительно духовной пищей?

- Ты о чем? - я уже поднялся, чтобы идти на кухню, но замер в дверях, как вкопанный.

- Да ладно, - протянул Рон, - лучшему другу мог бы и сам сказать, а то как-то странно, что мне приходится узнавать о тебе из газет, не находишь?

- Рон, я действительно не понимаю, - неужели мои опасения подтвердились, и пресса уже пишет о моем исчезновении? Так быстро?

- Гарри, ты меня удивляешь. Ты что, до сих пор не выписываешь газеты? – он ухмыльнулся. - Так и знал, что не зря захватил с собой.

Пошарив рукой под свитером, там, где, по моему представлению, должен находиться нагрудный карман рубашки, он извлек сложенный в несколько раз разворот из Пророка. Я принял лист из его рук, развернул и в ужасе опустился на диван: здоровенная колдография изображала наш квиддичный стадион, на нижнем ярусе трибун которого страстно целовались два парня. Одним из парней определенно был Мартин. Вторым – совершенно точно я…
Как я спровадил Рона, ничего не объясняя, практически не помню. Впрочем, мне кажется, он и сам был не против улизнуть, увидев мое перекошенное от захлестнувшей ярости лицо. Дитер! Я метался по дому, снося все на своем пути, с дикой злостью расшвыривая подвернувшиеся под горячую руку вещи, и ругался. Сволочь! Паршивая ублюдочная тварь! Да как он только посмел? Думаю, что если бы бывший дружок подвернулся мне в этот момент под руку, я бы свернул ему шею голыми руками и, не колеблясь, готов был отправиться за это в Азкабан, вот только я не представлял, где искать эту мразь. Я понял все в то самое мгновение, когда сжал в руках протянутый Роном лист из Пророка: вот почему Дитер отирался около Мартина – напел ему, небось, о моей неземной любви. Не удивлюсь даже, если он прикинулся несчастной брошенной овечкой, я так и видел его скромно опущенный на носки ботинок взгляд, слышал в ушах его льстивый голос, твердящий что-то вроде: «Он любит тебя, а не меня, и я понял, что должен уйти с дороги, ведь насильно мил не будешь. Я должен был рассказать тебе об этом, Мартин, понимаешь? Я так хочу, чтобы Гарри был счастлив, пусть и не со мной».

Дьявол, а ведь, кажется, тогда, на тренировке, я, действительно, присутствовал на этом спектакле – хоть ничего и не слышал, зато прекрасно рассмотрел, как Дитер трется о Мартина, шепчет что-то на ухо, аккуратно касаясь рукой его плеча. Картинка, словно колдография, встала перед глазами, выуживая из памяти то, что в тот момент значительным не казалось: узкая ладонь Дитера чуть сжимает плечо загонщика, быстро отпускает, и пальцы чуть сжимаются, тут же совершая круговые движения, словно наматывая что-то или скатывая. Волос с одежды? Накрывшее озарение заставило меня с размаху обессилено рухнуть на колени, не заботясь об их целостности, на голый пол – а Мартин ли приходил ко мне в прошлую субботу? Я ведь еще тогда подумал, что он ведет себя предельно странно, но в тот момент я был слишком счастлив, чтобы задуматься, придать этому значение. А теперь, теперь мне кажется, что это был не он.

Я сжал голову руками. А ведь до чего ловко все задумано, черт возьми! Грязь на щеке, ванная, в которой совершенно не сложно снять несколько волосков с моей расчески, и – вуаля! – можно уходить за кулисы для детальной разработки следующего этапа операции по отмщению. В уме ему не откажешь, но все это настолько подло, что хочется взвыть от бессилия, а главное, от понимания того, что мне его вокруг пальца не обвести. И, должен сказать, я никогда не считал это своим недостатком – редко люди, обладающие надежно скроенными моральными ценностями, способны к плетению интриг.

Что ж, у него все получилось – бесшумно пролетело мимо чьих-либо взглядов, не вызвав ничьих подозрений, и вошло, как нож в подтаявшее масло. Мои аплодисменты! Я схватил валяющуюся на полу и чудом не разбившуюся, когда я все сметал со стола, чашку и со злостью запустил ее в стену, чтобы на этот раз наверняка преуспеть в своих деструктивных желаниях. Встретившись с кафельной плиткой, чашка с жалобным звоном разлетелась на несколько крупных осколков, мне вдруг показалось этого мало, и я выхватил палочку из кармана, призвал их к себе, починил и еще более яростно швырнул в стену, а затем выронил палочку и закрыл лицо руками. Ненавижу!

И тут я отчетливо представил Северуса в тот момент, когда он раскрыл эту гребаную газету, увидел нас с Мартином, то есть не нас, конечно, ну да откуда ему-то это знать? Тем более что подлец Дитер в образе Мартина очень вовремя завел разговор о «дружеской» встрече за кружкой пива. На Снейпа я тоже злился. Ну как, как он мог поверить в то, что я способен вот так поступить с ним, как мог тут же побежать утешаться к влюбленной секретарше? Неужели он так плохо знает меня, неужели не понимает, что я не способен на такое предательство? Хотя… А что бы я подумал на месте профессора, если быть честным? Пожалуй, тоже бы не усомнился в правдивости снимка, разозлился бы, конечно, порядочно, но никогда не стал бы так мстить, как он. Хотя почему «бы»? Я и не стал, а ведь повод-то у меня был куда более веский – я видел их не на какой-то колдографии, а на самом деле, своими глазами.

Я почувствовал, что по щекам струятся слезы – этого еще не хватало. Что ж я за слабак такой? Нужно успокоиться, остыть и что-то придумать. Оставить все так, как есть, я не мог, просто не имел права.

С трудом поднявшись на ноги – колени болели – я отправился в ванную и плеснул себе в лицо, а затем и на волосы, ледяной водой, взял расческу и уставился на нее. Внутри все похолодело и что-то запульсировало в основании черепа – я вспомнил, что тем утром Северус использовал именно эту расческу, так может, на ней могли остаться и его волосы, и тогда... О, Мерлин. Я застонал в голос. Не мог же Дитер? Но я прекрасно знал – мог.

***

Я барабанил в дверь вот уже несколько минут, но изнутри не доносилось ни звука. Дома ли Северус, я знать, конечно, не мог, вот только отчего-то был твердо уверен: он там. Как я просидел столько дней, отгородившись о всего мира, так, наверняка, провел эти дни и он, в том случае, само собой, если я прав в своих подозрениях.

– Открой, черт возьми! – утихшая было безудержная ярость вновь подняла во мне свою уродливую голову. Я себя уже почти не контролировал. – Открой и выслушай, а потом мы оба можем катиться ко всем чертям!

Тишина отчего-то стала еще более звенящей, все сильнее действуя на нервы, и я затравленно огляделся. Жилище Северуса располагалось на обычной улице, среди обычных домов, населенных простыми людьми, а поскольку сейчас был самый разгар дня, то многие жители еще недавно до отвращения жизнерадостно сновавшие мимо меня по своим делам, теперь остановились, замолчали и таращились на меня, разинув рты. Я фыркнул: их любопытствующие взгляды до омерзения напоминали мне о моей жизни на Тисовой улице, на которую я так больше ни разу и не возвращался. А как, помнится, хотелось тогда их всех послать куда подальше, но я так никогда и не разозлился в достаточной мере, чтобы совершить это преступление против жизненных принципов тети Петуньи.

Я набрал полную грудь воздуха и развернулся – идея казалась сейчас просто великолепной.

– Катитесь отсюда все! Сейчас же! Хватит глазеть, идиоты! У вас, что, дел своих нет?

Дела их, наверняка, были куда менее интересны, чем устроенное мной представление, но люди нехотя возвращались к ним, не то испугавшись, что я полезу в драку, не то все-таки осознав, что проявляют излишнюю бестактность. Неважно, главное, что исчезла давящая на уши тишина, загудели голоса, мотор газонокосилки, и самое главное, щелкнул замок на двери за моим плечом. Сильная рука рывком втянула меня в дом спиной вперед, тут же отпустила, и я, не удержавшись на ногах, рухнул, нелепо раскинув руки и пребольно ударившись затылком о деревянный пол.

– Э, привет, – в висках стучало, но я попытался улыбнуться, глядя на Снейпа снизу вверх. – А я уже собирался взрывать твою дверь.

– Говори и выметайся, – на лице Северуса было написано так давно забытое презрение. Стало неуютно – похоже, я здорово от этого отвык.

– Встать позволишь? – и, не дожидаясь ответа, я встал на четвереньки, а затем и в полный рост. – Все это ложь.

Северус прищурился, но ответом меня не удостоил, и тогда, повинуясь очередному порыву, я рванул мимо него, влетел в гостиную-библиотеку, и стал судорожно озираться вокруг. Мгновения утекали сквозь пальцы – где же он, черт побери? Я слышал, как Северус ворвался в помещение вслед за мной, и остановился в дверях, увидев, как я снимаю с полки думосброс.

– Поттер, что ты собираешься делать? – голос его звучал холодно, угрожающе, но меня это не остановило. Если я прав, то только так я могу заставить его выслушать меня.

Я никогда не извлекал своих воспоминаний прежде, и знал, как это делается, скорее, чисто теоретически, но был твердо уверен, что сейчас все получится. И действительно, повинуясь моему движению и концентрации на необходимом воспоминании, тоненькая ниточка, отделившись от виска, повисла на кончике волшебной палочки. Я опустил ее в каменную чашу, и она тут же превратилась в мутную, постепенно становившуюся все более и более прозрачной жидкость.

Я повернулся к Северусу, так и застывшему истуканом в дверях.

– Смотри.

Он смерил меня еще одним ледяным взглядом, но к столу все-таки подошел.

– Что там, Поттер? Если это какое-нибудь липовое доказательство твоей невиновности, то я…

– Возможно, это доказательство твоей виновности, Северус. Вот только я пришел сюда, именно потому, что хочу доверять тебе, – я опустился в одно из кресел, стоявших около столика, и устало потер виски, запустив пальцы под дужки очков. Почему-то я казался себе сейчас таким взрослым и мудрым. – Просто посмотри, хорошо?

Он сжал губы, так плотно, что вокруг них и вниз, к подбородку, побежали некрасивые морщины, сел в соседнее кресло, подтянул к себе думосброс и, еще раз неопределенно взглянув на меня, резко опустил в него лицо. Я наблюдал. Сначала он был неподвижен, но затем плечи его ощутимо напряглись – по моим подсчетам, именно в этот момент он увидел себя и Алисию в постели. Что может это значить? Признание вины? Изумление? Гнев? Насколько я знал его, скорее, последнее.

Через пару минут Северус вырвался из плена моих воспоминаний и оттолкнул от себя чашу так сильно, что ее содержимое чуть не выплеснулось наружу. Я даже пожалел, что этого не случилось – не нужны они мне больше. Я и так все видел на его лице – думаю, оно было зеркальным отражением того, что выражало пару часов назад мое собственное. Я видел отчетливо, так ясно, как никогда раньше со мной не случалось в ситуациях, когда дело касается Снейпа, что он невиновен. Так же невиновен, как и я сам – такое не скрыть даже ему, да и зачем, спрашивается?

– Мистер Ульрих, так я полагаю? – в каком-то изнеможении Северус откинулся на спинку кресла, дыша тяжело и неровно, так, словно бы только что пробежал стометровку.

Я кивнул.

– Но он просто не мог сварить оборотное зелье с моей сущностью, – Северус был по-прежнему какой-то каменный, пришибленный. Казалось, его ужасно задевает то, что какой-то юнец смог обвести его вокруг пальца настолько ловко. Я поглядел на залегшую глубокую морщинку между его бровей. А может, здесь что-то иное.

– Это был не Мартин. В субботу утром к нам – я нарочно произнес это «к нам» – заходил Дитер. Я уверен, что именно тогда, в ванной, он снял мои волосы с расчески. Я думаю, и твои волосы могли…

– Не могли, Поттер, – он вздохнул, и морщинка стала еще глубже, – я всегда снимаю их. Всегда.

Это было неожиданно. Я как-то даже не сомневался, что все вышло именно так, как я придумал. Откуда же тогда, в самом деле? Не мог же Дитер придумать все настолько заранее, еще когда общался с Северусом один на один, – я поморщился, – когда целовал его в лаборатории? Лаборатория! А что если?.. Да, наверняка!

– Северус! Я понял! Помнишь, когда у тебя голова болела, я ходил сюда за зельем, и сказал, что здесь была Алисия? Так вот, я думаю, что это тоже была не Алисия. Я же говорил, как по-хамски она себя вела?

– Исключено.

– Но почему?

– Потому что чары на моем камине оборотным зельем не обмануть, – он резко поднялся и рывком схватил со спинки кресла висевшую там мантию. – Он был открыт только для двух людей – Алисии и тебя, и, как я понял, предатель здесь не ты?

Я отрицательно покачал головой, наблюдая, как Северус застегивает мантию. Теперь я понимал причину этой боли, отразившейся на его лице. Северус – не я, доверяющий каждому встречному, и если уж он открыл для кого-то свой дом, то значит, верит ему на все сто. Девушка мне никогда не нравилась, но я все же растеряно прошептал:

– Может, это все-таки не она?

Профессор в ответ лишь хмыкнул – горькая ирония над самим собой.

– Жди меня здесь, – он вдруг рванулся вперед, на мгновение крепко сжал мою ладонь и аппарировал прочь.


Эпилог


– Это все страшно нелепо и несправедливо, – пробормотал я, довольно опасно поставив на ручку дивана опустевший бокал и поджимая колени к груди. – Почему в жизни всегда так? Почему зло оказывается побежденным только в сказках?

Северус только что рассказал мне о том, что Дитер и Алисия исчезли в неизвестном направлении, причем, по информации какого-то страшно тайного, но достоверного источника, вместе. Я не то чтобы сильно злился, меня терзало ощущение невыполненного важного дела – последние две недели я лелеял страшные планы мести и должен был претворить в жизнь хотя один из них, а лучше парочку.

Северус усмехнулся:

– А знаешь, Поттер, мне кажется, они и без нашей помощи друг другу покоя не дадут.

Я скривился:

– Наверное, но мне все равно хотелось бы знать, что они хотя бы в курсе, что у них ничего не вышло. Что вся их затея оказалась бессмысленной.

– Почему же бессмысленной? Кое-чего они все-таки добились.

Северус сделал глоток вина, а я замер, скованный ужасом. Чего добились? Что он сейчас скажет? Я уже почти успокоился, только-только привык к тому, что он рядом, что он никуда больше не денется. Неужели, я все это лишь вообразил?

– Чего же? – я попытался добиться того, чтобы мой голос звучал ровно, а лицо не выдало охватившей меня паники, но, кажется, ни черта не получилось, потому что Северус искоса глянул на меня и ухмыльнулся.

– Ну, например, им удалось научить нас доверять друг другу.

Все еще улыбаясь, он снова пригубил вино, а мне стало ужасно стыдно и очень тепло.

КОНЕЦ

***

На этот раз профессор открыл дверь почти сразу, не оставив мне времени передумать. Впрочем, стоит быть откровенным: в тот момент я бы точно не ушел, скорее, начал бы лупить в дверь ногами – зашкаливающий процент алкоголя в крови организовал обычно несвойственную мне решимость.

- Поттер, - готов поклясться, что в его голосе слышались не только усталость и привычное ехидство, но и что-то еще, куда более приятное для моего слуха, – только не говори, что ты так быстро соскучился.

Снейп отступил вглубь прихожей, пропуская меня внутрь.

- Скажу, - я постарался улыбнуться как можно загадочнее. - И это, и кое-что еще.

- Избавь меня, Мерлин, от таких откровений, - он прищурился, внимательно глядя мне в глаза. – Особенно в том состоянии, в котором ты сейчас находишься. Сколько ты выпил?

Ну вот, и минуты не прошло, а он уже просек. Ну-ну, хваленый нос зельевара - даже не сомневался.

- Ты всегда так гостей встречаешь, Северус?

Я сделал широкий шаг вперед, намереваясь коснуться его… не знаю, хотя бы руки, но реакция профессора оказалась куда быстрее моей, и он отступил вбок так, что расстояние между нами стало значительно больше.

- Гости обычно не приходят в мой дом пьяные и без приглашения, Поттер, поэтому я настоятельно рекомендую тебе как можно быстрее убраться с моих глаз туда, откуда ты явился.

Я ухмыльнулся:

- Туда, откуда пришел, точно не пойду. Тут ты прав, больше мне не выпить. Но и домой тоже не хочется, - я встряхнул головой, стараясь согнать хмель, но это движение привело только к усилению головокружения. Пришлось прислониться к стене. – Не злись. Я поговорить пришел, вообще-то.

- Разве нам есть о чем говорить? – сейчас в глубоком голосе Снейпа не было ни раздражения, ни сарказма - лишь усталость, и это по какой-то неведомой мне причине придавало сил.

- А разве нет? То, что было между нами сегодня, разве это не требует… - тут я чуть было не ляпнул «продолжения», но вовремя осекся, - э… обсуждения? Может, мы все-таки покинем коридор? А то как-то неловко разговаривать о таких важных вещах у входной двери, - я захихикал, - слишком велик шанс быть вышвырнутым вон после первого же неудачного слова.

Снейп скривил губы в неприятной пародии на улыбку и еще раз пристально посмотрел на меня.

- Учти, Поттер, расстояние между дверью и гостиной не так велико, как тебе кажется.

Я расцвел, поняв, что это разрешение войти, и отправился за Снейпом вглубь дома, собирая по пути все углы.

- Так меня еще не приглашали.

- Напоминаю: тебя вообще не приглашали.

***

Сидеть на мягком диване оказалось невероятно приятно – только сейчас стало понятно, насколько плохо меня держат ноги. Снейп уселся в кресло – то самое, в котором я когда-то, кажется, неимоверно давно, застал его спящим. И стояло оно там же, где и в прошлый раз – слишком далеко от меня, а мне хотелось оказаться как можно ближе к Снейпу.

Я огляделся в поисках второго кресла, но его не обнаружилось в пределах видимости. Пришлось смириться. Можно было, конечно, что-нибудь трансфигурировать, но я боялся, что не справлюсь сейчас с заклинанием, а позориться перед и так не шибко довольным профессором отчаянно не хотелось.

- Говори, Поттер, и выметайся.

Хорошенькое начало предполагаемой задушевной беседы. Хотя удивляться тут особо нечему.

Собрав остатки сознания в кулак, я попытался говорить максимально трезво:

- Знаю, что это… не очень правильно с моей стороны. Придти к тебе ночью, - я помолчал пару секунд, изучая слегка приподнятую бровь Снейпа. Никогда не понимал, черт возьми, что это значит в каждом конкретном случае: раздражение, удивление, одобрение? – Не очень трезвым…

- Мягко сказано.

- Ну и что, что мягко, - проклятье, если он станет меня перебивать, вообще ни хрена не смогу сказать. – Иначе я, скорее всего, вообще не решился бы на этот разговор.

- А ты так уверен в том, что он непременно должен состояться?

- Сколько можно задавать мне вопросы? Причем, вопросы ни о чем? Я бы не пришел, если бы не считал нужным. В отличие от тебя, я не привык целоваться с людьми просто так!

- Так значит, ты считаешь, что я привык? – мгновенно зажегшийся огонь в темных глазах и ледяной металл в голосе заставили меня слегка успокоиться и заговорить очень тихо.

- Не знаю, что мне и думать. Не знаю, понимаешь? Это все просто бред какой-то. Ты ниоткуда врываешься в мою жизнь, и все катится кувырком. Я не говорю, что это твоя вина, нет. Это только моя ошибка – познакомить тебя с Дитером, и только случайность – то, что я застал вас в том ресторане. Но это факт, и с этим уже ничего не поделать, - Снейп откинулся на спинку кресла и скрестил руки на груди, всем своим видом показывая, что перебивать меня не собирается. Что ж, видит Мерлин, мне надо выговориться, и плевать, к чему это приведет. - Сначала я вижу, как ты целуешься с Дитом. Потом ты говоришь мне, что это ничего не значит, и тут замешано зелье. Потом ты отвечаешь на мой поцелуй. Да, видишь, я опять не спорю: только моя вина – позволить себе этот порыв! Но теперь сообщаешь, что нам не о чем разговаривать! Как мне это понимать? Как, объясни!

Снейп сидел, словно окаменевший, сверля меня взглядом. Казалось, передо мной не живой человек, а кукла: когда он заговорил, даже на его лице не дрогнул ни один лишний мускул – открывался лишь рот.

- Я этого не говорил.

Я опешил.

- Как, не говорил?

- Я спрашивал тебя, действительно ли ты считаешь, что разговор должен состояться?

Я прокрутил в памяти все брошенные им фразы – так оно и было.

- Ну, да.

- Безмерно радует, что память тебя пока не подводит. Из того, что ты наговорил сейчас, не особо сложно сделать вывод, что ты пришел не извиниться за свой неуместный порыв, как ты изволил выразиться, а значит, не жалеешь о произошедшем, – Снейп наконец расцепил руки и с силой сжал подлокотники кресла. - Я прав, Поттер?

- Прав, - мне стало нехорошо от этой каменной серьезности, но отступать я не собирался.

- Так стоит ли говорить что-то сейчас, когда ты пьян и практически не контролируешь себя? – профессор поднялся с кресла и пересел на диван, близко, слишком близко, до одури близко.– Стоит ли вообще ввязываться в игру с огнем, а, Поттер? – Он приблизил свое лицо к моему так, что черты расплывались, но я все равно мог разглядеть глубокую вертикальную морщинку, залегшую между нахмуренных бровей. – Уверен, что не сгоришь?

Кажется, я не дышал, и почему-то представлял себе, как расширены сейчас мои зрачки. Если бы я не знал, как чувствует себя подвергающийся легилименции человек, то подумал бы, что он читает мои мысли, а если бы Снейп был магглом, то я решил бы, что он применяет гипноз – настолько трудно мне было разлепить вмиг пересохшие губы. Мне не страшно. Я. Не. Боюсь.

- Не назвал бы это игрой.

Его лицо находилось на расстоянии всего в пару дюймов от моего, и казалось ошибкой не поцеловать эти тонкие губы. Я потянулся за этим поцелуем, который представлялся мне сейчас моим законным правом, но Снейп резко отстранился, оставив за собой легкое дуновение прохладного воздуха и всепоглощающее разочарование.

- Тебе пора, Поттер.

Если честно, я начинал чувствовать себя все более паршиво, и, наверное, мне и впрямь стоит уйти, пока я в состоянии аппарировать.

- А теперь можно получить официальное приглашение на завтра? – я попытался встать с дивана, но рухнул обратно, потому как ноги тут же подкосились. Так. Аппарировать я уже не в состоянии. – И, э… ты не мог бы перевести камин в рабочий режим? – я виновато опустил глаза. – Кажется, иначе домой я уже не смогу добраться.

Я не стал смотреть на выражение лица Снейпа – слишком уж хорошо себе его представлял. Даже не стал вслушиваться в его недовольное ворчание, когда он доставал палочку, чтобы разжечь огонь. Мне было стыдно… и очень уютно на мягком диване.

***

Во сне я видел себя со стороны. Наверное, так чувствует себя душа, оторвавшаяся от тела. За моей спиной тихо потрескивало пламя в камине, а я – кем бы я ни был сейчас – стоял и наблюдал за юношей, спящим на диване: задравшаяся почти к самой шее футболка открывала покрытый мурашками живот; спутанные темные волосы скрывают от меня лицо так, что невозможно понять, есть ли на нем очки; пересохшие, потрескавшиеся и побледневшие губы; пальцы судорожно стискивают пояс джинсов. Ему должно быть хреново, когда он проснется, хотя так ему, пожалуй, и надо – алкоголь никогда не решал ничьих проблем. Несмотря на эти мысли, я пошел на кухню и, проклиная себя за доброту, принес и поставил на пол рядом с диваном дозу антипохмельного зелья. Оно ему точно пригодится.

***

Первое, что я увидел, когда открыл глаза, был разожженный камин. Не мой. И комната вокруг тоже была не моей, а снейповой. Вот черт, я, кажется, уснул здесь, а он меня не выставил и, если мне не изменяет память, даже не пытался разбудить. Я попытался подняться, но крыша ехала просто катастрофически, и я со стоном рухнул обратно, намереваясь полежать еще минут пять и подумать о своем странном сне.

Ночные грезы у меня всегда были причудливые, но такие сны мне еще никогда не снились – реальные, яркие и, главное, полностью соответствующие действительному положению вещей. Я провел пальцем по губам – сухие, сморщенные и должно быть выглядят именно так, как мне приснилось, футболка, когда я проснулся, тоже была сбита практически к подмышкам, да и камин все еще горит. Странно. Я вспомнил про зелье, которое мое ночное «я» ставило возле дивана, и сердце от предвкушения чуда забилось где-то в горле. А вдруг оно там?

Я протянул руку и медленно провел по полу. Через пару секунд пальцы ощутили гладкость прохладного стекла – стакан там был! Я схватил его и, не обращая внимания на головокружение и пульсирующую боль в затылке, резко сел, поднеся почти к самым глазам в попытке понять, таким ли он был во сне. Кажется, нет – следовательно, ответ прост: это Снейп приготовил для меня зелье

Зажмурившись, я залпом проглотил мерзкую жидкость и стал ждать, когда лекарство подействует. Ужасно хотелось пить, но, насколько я помнил, ни есть, ни пить после этой штуки нельзя еще в течение сорока минут – ну что ж, значит есть время собраться с мыслями.

На самом деле стоило быстренько встать и ретироваться, пока Снейп меня не убил за вчерашнюю выходку, но вставать отчаянно не хотелось. К тому же, я, как ни странно, ни о чем не жалел. То есть, да, лучше мне было бы сказать все это без запаха виски изо рта, но тогда, боюсь, я бы этого никогда не сделал – я до сих пор ужасно перед ним робею. Не знаю, может ли у нас с ним что-нибудь получиться, но, если может, то оно не должно начинаться со лжи, а вчера я был правдив как никогда, и за это себя почти даже уважал. Поэтому я должен объяснить Снейпу, прежде чем уйду зализывать раны, что все сказанное вчера – не пьяный бред.

***

Снейп стоял на кухне у окна, спиной к входу. Я почему-то думал, что увижу его сегодня при полном параде, ведь накануне он не знал о том, что я ввалюсь к нему в дом на ночь глядя и, само собой, не мог подготовиться к моему визиту. Мне казалось, что он посчитает унижением факт появления передо мной в домашней одежде, но на нем был все тот же байковый халат, что и вчера.

- Доброе утро, Поттер, или, вернее сказать, день.

Я очень старался войти в кухню абсолютно бесшумно и мог бы поклясться, что у меня это получилось. Так как же?..

- Твое замешательство ощутимо почти физически, Поттер. Сказать, что от тебя разит перегаром – значит, ничего не сказать.

Я не видел его лица, но точно знал: Снейп улыбается. Невероятно. Он должен злиться на меня, наорать или выставить безо всяких объяснений, но не улыбаться!

- Но я же выпил зелье, которое ты мне оставил, и выждал положенные сорок минут, - на меня вдруг накатило сомнение – а вдруг это не он? Вдруг я действительно, как сомнамбула, ночью прокрался на профессорскую кухню, спер зелье и только что глупо в этом сознался? – Это ведь ты, да?

- А ты ожидал, что по дому шатается бригада желающих облегчить твои страдания, не так ли? Очень в твоем духе. Но тогда ты очень сильно заблуждаешься, Поттер, что, впрочем, тоже в твоем духе, так что я совершенно не удивлен.

- Нет, не ожидаю. Но мне… очень приятно, - хорошо, что он так и не повернулся ко мне – я чувствовал, что покраснел, как школьник. Никогда не умел говорить хорошие вещи без стеснения.

- Рад за тебя. Чтоб ты знал: зелье устраняет неприятные ощущения в твоем желудке и вестибулярном аппарате, ослабляет головную боль, но ни в коей мере не уменьшает содержание этилового спирта в крови, и именно пары его продуктов превращения ты столь активно выделяешь сейчас не только при дыхании, но даже через поры на коже. И если ты не хочешь, чтобы голова разболелась у меня, то сейчас же позавтракаешь и только потом будешь страстно ораторствовать о том, что ни капельки не жалеешь о сказанном прошлой ночью. Завтрак в холодильнике, надеюсь, разогреть сам ты в состоянии, если, конечно, еще не допился до того, что забыл, как махать палочкой.

Он покинул кухню раньше, чем я успел открыть рот. Впрочем, хорошо, что не успел – я так и не решил, собираюсь я отрицать правильность его предположений или соглашаться. Но Снейп, готовящий мне завтрак – это, мягко сказать, поражает. Хорошо, что язвить он не перестал, иначе я решил бы, что умер и ухитрился-таки попасть в рай за свои заслуги перед отечеством.

***

Он ждал меня в гостиной, сидя в кресле, сжимая в руках явно бесполезный сейчас «Ежедневный Пророк» и откинув голову на спинку так глубоко, что кадык выдавался вперед даже сильнее подбородка. Глаза были закрыты, и под ними сейчас были видны небольшие синяки, которых я не заметил вчера вечером. Либо я был слишком пьян, чтобы заметить, либо он не спал этой ночью.

- Спасибо, было очень вкусно.

Он кивнул, не открывая глаз - кажется, сегодня он так ни разу на меня и не взглянул, и мне определенно не хотелось прямо сейчас узнать почему.

- Ты начнешь уже говорить, Поттер?

Смешно. Ну что я могу сказать после такого вступления? Раздражение нарастало с каждой минутой – с одной стороны он вроде как торопит меня, вынуждает высказать наболевшее, с другой – создается стойкое ощущение, что он хочет как можно быстрее выслушать и избавиться от всего этого, словно проглотить горькое зелье или сдать тяжелый выматывающий экзамен.

- А зачем? Ведь ты уже сам все за меня сказал. И это в ТВОЕМ духе. Если не хочешь, чтобы я был здесь, зачем тогда поил зельем и готовил завтрак? А если хочешь, то как можно объяснить твою враждебность? Мне казалось, что самое плохое для нас позади.

- Нас? С каких пор ты стал объединять нас в единое целое, Поттер?

Снейп наконец открыл глаза и устало посмотрел на меня. Он точно не спал сегодня, и мне вдруг стало стыдно за ту нетерпимость, которой я в который раз отвечаю на его, пусть и такую специфическую, но заботу. Ведь я же знаю, что иначе он не умеет. Хорошо. Может, и не знаю, не могу знать, еще не знаю, но догадываюсь.

- Как бы я не ответил на этот вопрос, мой ответ все равно тебе не понравится, потому что происходящее со мной не имеет причинно-следственной связи, ни капли не логично и не рационально – это просто что-то, что я чувствую. Моя молодость – вот то, что позволяет мне прислушиваться к своим порывам и эмоциям, и это именно то, что тебя во мне так раздражает. Я скажу то, что ты так не хочешь услышать, - я вздохнул так глубоко, как мог, и сделал несколько шагов вперед, приблизившись к креслу на максимально безопасное, по моему мнению, расстояние, - я не жалею ни о чем из того, что сказал вчера, и… уж точно не жалею о поцелуе. И ты все это знал. Откуда?

- Не будь это так, то ты бы сбежал еще ранним утром – я дал тебе этот шанс.

- Как бы не так! – как я ни старался оставаться спокойным, эмоции все равно били ключом, и, выкрикнув это, я резко рванулся вперед, остановившись лишь в полушаге от кресла, занимаемого Северусом. – Знаешь, кое-что изменилось со времен Хогвартса – я перестал делить все на черное и белое, в жизни гораздо больше серого самых разнообразных оттенков.

- Как пафосно, Поттер.

- Но справедливо, не так ли?

- Так, - он замолчал и посмотрел мне прямо в глаза, серьезно и спокойно, - я уже говорил тебе, что ты повзрослел.

- Да. А также о том, что я все еще неисправимый идиот, - я усмехнулся. От сердца отлегло – теперь я точно знал, что он действительно хотел услышать то, что я все-таки, слава Мерлину, сказал. – Я, между прочим, не спорю – наоборот, сам удивляюсь тому, как все это во мне ухитряется уживаться.

- Способность к самокритике, определенно, иллюстрирует первое утверждение.

Я молчал, давая ему возможность продолжить эту игру или начать новую, но он, не говоря ни слова, все еще не отводил от меня потрясающе завораживающего взгляда. Я, черт возьми, помню, чем это закончилось в прошлый раз. Но теперь… теперь, если чему-то суждено случиться, оно должно произойти не по моей инициативе.

Заговорить меня заставила все та же бесшабашная и непонятно откуда взявшаяся смелость, которая в прошлый раз просто-таки принудила впиться в его губы:

- Теперь ТЫ должен поцеловать меня, Северус.

- И почему же, Поттер? Хотя бы этому ты способен дать объяснение?

- Способен. Правда, не знаю, удовлетворит ли оно тебя, - я улыбался, спокойно глядя ему в глаза. Не страшно, совсем не страшно – моя новая мантра.

- Я весь внимание.

- Я уже делал это, и ты мне не поверил. Так почему я должен думать, что поверишь теперь? Стало быть, мне остается только ждать и надеяться.

- Надеяться на что, черт возьми?

Перемена его настроения буквально сбила меня с ног, заставив отступить и прислониться к стене. Снейп вскочил на ноги и с силой отбросил в сторону «Пророк».

Все слова испарились, да что там слова – не было ни одной разумной мысли из тех, что стоило бы озвучить. Впрочем, на это времени мне все равно никто давать не собирался.

- Что за игру ты затеял на этот раз, Поттер? Сначала твой безмозглый дружок, теперь ты. Ты считаешь, что я настолько глуп, что должен верить во всю эту ахинею…

- Да, - клянусь, это вырвалось из моего рта само собой и абсолютно необдуманно, но действие возымело сногсшибательное: Снейп замер на полуслове и полушаге и в немом изумлении уставился на меня.

- На первую часть - нет, на вторую – да, - ну вот, и опять мне приходится спасать свое извечно незавидное положение – я точно идиот.

- Что? – не помню, когда в последний раз слышал от Снейпа столь короткое высказывание – он точно в шоке и абсолютно не понимает, что я имею в виду. Мне бы еще самому до конца это понимать…

- Ты не глуп, но я хочу, чтобы ты верил мне, - не знаю, покраснело ли по обыкновению мое лицо, но вот уши горели точно. – Пожалуйста.

Снейп вздохнул, подошел ко мне и заговорил очень тихо.

- Я вообще никому не склонен верить, а уж тем более тебе - слишком много и часто ты мне лгал.

- Это было давно, и я больше не лгу тебе и не собираюсь.

- Допустим. Давай теперь поиграем в откровенный разговор, Поттер. Вот скажи мне, что будет после того, как я поцелую тебя? Интрижка на одну ночь? Неделю? Месяц? Тебе это, может быть, и интересно, только вот я уже давно вырос из этих игр.

Я молчал слишком долго – он понял из моего молчания именно то, что хотел понять, и было поздно и, наверное, совершенно бессмысленно кидаться теперь ему в объятья.

- Я обещал не лгать, и я не стану. Да, все получается слишком сумбурно и – как там по-твоему – не по-взрослому. Я не готов давать тебе обещаний, зато готов спорить, что они тебе и не нужны. Ты говоришь это все, чтобы напугать меня, заставить бежать в страхе – не выйдет. Из этих игр я тоже уже вырос. Все, что я сказал – я сказал всерьез и именно затем, чтобы ты меня услышал, и передумывать не собираюсь, что бы ты там ни говорил. Хочешь рассудительных поступков – хорошо. Я уйду сейчас, но оставлю свой камин открытым для тебя и буду рад, если ты придешь вечером – теперь моя очередь кормить тебя ужином.

***

Я был рад, что из-за прихода Рона мне так и не удалось вчера закончить уборку, потому что необходимость делать эту работу сегодня избавляла от почти неудержимого желания смотреть на часы каждые две минуты и считать время, оставшееся до встречи, которая, на самом деле, скорее всего не состоится.

Поскольку я не имел ни малейшего понятия, во сколько Северус предпочитает ужинать, и, конечно же, не догадался, поспешно уходя от него сегодня, уточнить время, то все, что мне оставалось - это ориентироваться на семь часов – время вечерней трапезы в Хогвартсе. Я сам, кстати, так и не привык ужинать в другое время.

Продукты я купил еще днем - конечно, намного проще было взять готовые блюда, находящиеся под чарами вечной свежести, в «Ведьминой тайне» на Косой аллее, но мне невероятно хотелось сполна ответить заботой на заботу профессора, самолично приготовившего мне завтрак, да и, что скрывать, было желание хотя бы попытаться поразить Северуса своими кулинарными навыками, приобретенными когда-то на кухне дома номер четыре по Тисовой улице.

Я закончил с уборкой последнего помещения и прошелся по комнатам, удовлетворенно оглядывая дело рук своих: из-за недостатка времени сегодня я приводил свое жилище в порядок с помощью магии, и едва ли не впервые дом выглядел настолько чистым и ухоженным – пожалуй, именно таким я принимал его у предыдущего владельца. Это было безусловно приятно, и я улыбнулся: надо будет повторять эти нехитрые манипуляции почаще – хотя, боюсь, что для этого придется зазывать Снейпа в гости как минимум раз в неделю, а то и чаще. Посмаковав мысль о том, что был бы совсем не прочь видеть профессора хоть каждый день, я, наконец, отправился на кухню превращать пакеты и свертки с продуктами в потрясающую закуску и сногсшибательное горячее.

На самом деле, меню у меня было достаточно простое – картофельный салат, свежие овощи, запеченная свинина и одна бутылочка сухого красного вина – пытаться приготовить что-то более сложное я не рискнул, а то точно в половине седьмого пришлось бы в экстренном порядке аппарировать в «Ведьмину тайну» и сметать с полок первые попавшиеся блюда.

Готовка отвлекала от тяжелых раздумий даже лучше, чем уборка – как-никак творческий процесс – и, нарезая овощи, я почти не думал о том, что буду делать со всей этой красотой и, предположительно, вкуснотищей, когда Северус не придет… если не придет.

***

Без пяти семь стол на кухне был накрыт, а я стоял у камина в гостиной, прилично одетый и даже расчесанный, и ждал, в душе посмеиваясь над своими надеждами – сейчас уверенность в том, что Снейпа можно не ждать, стремилась к максимуму. Пришлось отвлекать себя сторонними размышлениями, чтобы не сгрызть ногти до крови.

Уже полчаса я думал, стоит ли поставить на стол свечи или оставить электрическое освещение, и никак не мог договориться с собой: с одной стороны, у Северуса дом освещается свечами, с другой, я слишком боялся выглядеть катастрофически глупо, устраивая эдакое идеальное свидание.

Через десять минут я решил, что свечи ставить не стоит, а через двадцать, когда стало понятно, что профессор скорее всего не придет, я пришел к выводу, что будет по крайней мере забавно поужинать одному при неверном свете пламени, и отправился зажигать свечи и, судя по всему, так увлекся процессом, что не услышал ни треска заработавшего камина в гостиной, ни звука шагов в коридоре. Впрочем, Северус всегда умел появляться бесшумно.

- Добрый вечер, Поттер.

Сам не понимаю, какого лешего я так испугался, но факт остается фактом: бутылка вина, которую я в этот момент переставлял из центра стола на край, словно намыленная, легко выскользнула из моих рук и с оглушительным звоном разбилась о плитку на полу.

- Северус, - язык словно прирос к небу, и я едва мог выговорить пару слов, об их связности речи уже не шло. - Прости, я испугался… а ты пришел.

Это была одна из самых неловких ситуаций, в которые я когда-либо ухитрялся попасть: мы оба, как истуканы, с исключительно завороженным выражением лиц стояли и смотрели, как по песочному кафелю в разные стороны расползается кроваво-красная лужа, оба как воды в рот набрали, и никто не пытался как-то остановить происходящее.

Я очнулся первым, и, как водится, напрочь забыв о волшебной палочке, схватил полотенце, предназначенное для вытирания посуды, и быстро собрал лужу с пола, а затем просто закинул в раковину, не потрудившись отжать. Туда же полетели и осколки бутылки, к счастью оказавшиеся достаточно крупными, чтобы я мог легко их собрать.

Похоже, Снейп был не в лучшем состоянии, чем я, потому что никак не прокомментировал мои абсолютно идиотские действия, а просто продолжать стоять, прислонившись к дверному косяку.

Ну какого черта он молчит, спрашивается! Если я продолжу солировать, то наговорю еще больше ерунды, чем он от меня обычно ждет.

- Э… садись, пожалуйста, - я чувствовал, что начинаю тараторить, но никак не мог себя остановить: на его территории мне было легче вести себя адекватно – слишком странно было видеть Северуса у себя в гостях и приглашать его отужинать. – Жалко, что мы теперь остались без вина, не то чтоб я особо собирался пить, просто так принято, вот я и подумал, что, может, мне стоит быстренько сгонять в магазин и принести…

- Замолкни, Поттер, и сядь.

Я послушно сел и воззрился на вдруг успокоившегося профессора, который, кажется, взял себя в руки и утвердился в привычной для него манере держать себя в моем присутствии, чему я, кстати, был несказанно рад.

- Похоже, я ожидал чего-то подобного и потому прихватил с собой это, - он сунул руку в карман сюртука, извлек оттуда крошечную бутылочку и увеличил ее. Это оказалось сухое красное вино – в точности такое же, какое пять минут назад трагически погибло при столкновении с моим кафелем. С ума сойти.

– Имей в виду, что дабы не провоцировать дальнейшее развитие первой стадии твоего алкоголизма, доставать я ее собирался только в том случае, если ты не догадаешься поставить на стол вино, ну, или… - он выразительно посмотрел в направлении раковины, откуда сейчас разносился отчетливый винный аромат, достал палочку и еле слышно пробормотал какое-то неизвестное мне заклинание. Запах тут же исчез.

- Спасибо, - я потянулся за бутылкой, которую он оставил возле себя, но Северус тут же перехватил мою руку.

- Открывать-то умеешь? Учти, второй у меня нет.

Я кивнул, принял из его рук наше сокровище, очертил палочкой горлышко, и пробка тут же аккуратно выпрыгнула из бутылки и плавно приземлилась на скатерть. Этому невербальному заклинанию меня научил Дитер в день нашей первой встречи – именно тогда, когда спаивал в ресторане. О Дитере вспоминать не хотелось, но зато было невероятно лестно увидеть уважение во взгляде Северуса, появившееся всего на долю секунды и тут же исчезнувшее.

***

Общаться с профессором оказалось удивительно приятно и легко, особенно если не касаться ни одной из запретных тем: о Дитере, о нас, о возможных отношениях; и можно было вообразить, что не было ничего этого в прошлом, и всех трудностей, которыми были ознаменованы наши предыдущие встречи, а мы, словно пару дней как познакомились, только сейчас начинаем по-настоящему узнавать друг друга.

Он больше говорил – я слушал. О его работе, о дурочке-секретарше, которая даст сто очков вперед даже Лаванде Браун, о журналах, которые публикуют его статьи, и о конференциях, в работе которых он принимал участие.

Мне тоже хотелось что-то сказать о себе, но, сколько бы я ни искал темы, которые могут понравиться Северусу, ничего не находил: за прошедшие годы в моей жизни не было ничего, кроме Дитера и квиддича. Про Дитера и речи быть не могло, а о квиддиче я говорить боялся, опасаясь вызвать раздражение профессора, а когда, отчаявшись придумать еще хоть что-то, все-таки заговорил, то с изумлением узнал, что он не так уж плохо разбирается в спорте и сегодняшнем положении дел в Лиге – да есть ли хоть что-то в чем Северус не разбирается?

***

- Признайся, было вкусно? – мы стояли в гостиной у камина, я что-то долго говорил на прощанье, борясь с желанием поцеловать, схватить за руку, вжаться всем телом… и все испортить.

- Не вижу смысла отрицать очевидное, - Северус не сводил с меня глаз, и мне было неловко. Думаю, в попытках бороться со словесным поносом выглядел я достаточно жалко.

- Тогда, может быть, ты еще скажешь, что мы неплохо провели время? – нелепица, очередная нелепица! Но как еще можно остановить его ладонь, уже нырнувшую в горшочек с летучим порохом?

- Вполне. Чего ты хочешь, Поттер?

- Ты уверен, что хочешь, чтобы я ответил на этот вопрос или мне лучше сказать «спокойной ночи»?

- Что ж, попытайся – хороший ужин и немного вина сделали меня чуть более терпимым, - я заворожено наблюдал за тем, как узкая ладонь выскальзывает из глиняного сосуда, как тонкие пальцы, живущие будто сами по себе, встряхиваются, сбрасывая с себя темную пудру.

Во рту пересохло, а мозг посылал последние отчаянные приказы заткнуться. И не пьян я сегодня, и вроде в своем уме, но, все еще споря с самим собой, я точно знал – скажу:

- Тебя.

Я уже видел этот темный огонь в его глазах, и видел, как становятся более заметными жилки, виднеющиеся в расстегнутом вороте строгого сюртука, и я не знаю, что будет завтра, через неделю или месяц, через время, которого так боится Северус, но я четко понимаю, что сейчас, в эту минуту, в это мгновение – можно!

И я уже готов был броситься ему на шею и ткнуться носом в ямочку между резко выпирающими ключицами, как сам оказался припечатанным к каминной кладке. Мне не было больно, но удар был ощутим ровно настолько, насколько нужно для секундного просветления и пришедшей в голову мысли о том, что я, слава Мерлину, прибрался и в спальне тоже.

tbc.
***

Путь в спальню занял практически вечность, потому что никто из нас не желал расцепить рук или хотя бы разомкнуть губы. Думаю, со стороны мы выглядели до смешного нелепо, но, несмотря ни на что, я не чувствовал той неловкости, какую зачастую испытывают два человека, собирающиеся впервые заняться сексом. Готов поклясться, ее не чувствовал и Северус.

Когда, наконец, заветная дверь, чуть скрипнув, впустила нас внутрь, я думал только об одном: в комнате, черт возьми, темно – хоть глаз выколи! А я никак не мог позволить себе роскоши не видеть Северуса в тот момент, когда он будет меня трахать, я до дрожи в коленках хотел видеть, как вздувшиеся жилки нарушают безупречную гладкость кожи на его шее, хотел знать, появится ли румянец на его щеках, должен был наблюдать за тем, как в обычно арктически холодном взгляде загорается обжигающая страсть. Кое-как вслепую нащупав выключатель, я щелкнул по кнопке.

- Не надо.

Не успел я убрать руку, как его ладонь накрыла мою, и свет вновь погас. Но возмутиться я не успел: Северус уже взмахнул волшебной палочкой, и спустя мгновение в спальню вереницей, поразительно плавно – так, что пламя ни одной из них даже не дрогнуло – вплыли свечи, получасом назад освещавшие обеденный стол. Гребаные невербальные – так я и не научился выполнять их со свойственной, кажется, только Северусу математической точностью, приводящей к поистине крышесносному эффекту. Оставалось только кивнуть в знак согласия. Или благодарности?

Кровать подозрительно затрещала, приняв на себя вес Северуса, с силой вдавившего меня в матрац. Вроде, раньше она так себя не вела, или я не замечал?

Сколько же очевидных теперь вещей, Мордред подери, я раньше не замечал. Не знал, что мне до одури нравится, когда меня целуют в шею – туда, где кончается мочка уха; не знал, что мои пальцы абсолютно самостоятельно, не дожидаясь приказа затуманенного мозга, могут ловко и быстро расстегивать пуговицы у Северуса на рубашке, и что он будет так прерывисто дышать, если медленно, путаясь в завитках темных волос, выцеловывать дорожку от его ключиц до пупка; что снять брюки с него, а затем и с себя – это вовсе не смешно и нелепо, а потрясающе эротично; и уж точно никогда не думал, что так безумно приятно зарыться всей пятерней в теплую и густую гриву его волос и притянуть в еще один глубокий поцелуй.

Мое возбуждение уже становилось болезненным, и, как никогда раньше, хотелось взмолиться, потребовать войти меня сейчас же, в это мгновение, сильно, во всю внушительную длину, и плевать, что будет больно, и что искры из глаз полетят – все равно кричать: сильнее, сильнее, сильнее!

Но нельзя.

Все должно быть так, чтобы запомнить эту ночь навсегда как, может быть, лучшую в моей жизни, потому что она может и не повториться, потому что с Северусом так сложно… и так легко.

Я что есть силы прижимался к нему, стараясь двигаться так, чтобы его член терся о мое бедро, а мой о его, раз за разом, бесконечно, слушая стоны и не в силах определить, кто из нас их издает, и казалось, что его кожа куда горячее моей.

- Я надеюсь, у тебя есть любрикант? – едва приоткрывшиеся губы прошлись прямо по моему уху так, что точно остался влажный след, и почему-то стало невыносимо жалко, что спустя мгновение он высохнет.

Я судорожно мотнул головой в сторону прикроватной тумбочки, как губка впитывая в себя звуки его непривычно хриплого голоса и сбившегося дыхания.

Этот бестолковый предмет мебели так далеко, слишком далеко, чтобы дотянуться, не разрывая телесного контакта, а я представления не имел, куда зашвырнул свои джинсы с палочкой в заднем кармане, и надеялся только на то, что Северус даже сейчас отлично осведомлен о том, где находится его собственная.

Так оно, слава Мерлину, и было: короткий взмах, сопровождающий его фирменное невербальное «Accio», и склянка со столь необходимым нам составом, выбив собой ящик и жалобно звякнув тонкими стеклянными боками, приземлилась в подставленную ладонь. Против своей воли наслаждаясь представлением, я улыбнулся:

- Ты мог разбить.

- Я не мог.

Я лишь хихикнул – самонадеянный засранец – обхватил губами его сосок и одной рукой крепко стиснул его ладонь поверх баночки с любрикантом, а другой погладил налитый член, не сжимая, просто наслаждаясь ощущением Северуса в своих руках и стараясь беззвучно сказать, что уже пора, что я уже не могу, что иначе умру прямо здесь от разрыва сердца.

Я знал, что он услышит, был твердо уверен, что он и сам уже не находит в себе сил терпеть, я просто расслабился, разжал руки, откинувшись назад, закрыл глаза и тут же почувствовал теплую ладонь на своем животе. Прозвучало знакомое заклинание – Северус согревал любрикант.

Для себя? Для меня?

Для нас.

Прошел миллион лет и еще чуть-чуть, прежде чем ловкий влажный палец проник в меня, и я, как долго мучимый жаждой путник приникает к предложенной кружке с вином, стал, отчаянно скуля, с силой насаживаться на этот палец. Удовольствие нарастало с каждой секундой, и когда к первому пальцу добавились один за другим еще два, я, кажется, все-таки взмолился о прекращении этой сладкой пытки.

Не помню, говорил ли я что-то вслух или просто вцепился в бока Северуса, притягивая его к себе, но он понял и аккуратно вошел в меня, замерев на несколько секунд, а затем стал плавно раскачиваться – какие-то миллиметры, а мне нужны сейчас расстояния галактического масштаба.

Выгнувшись и приподнявшись на локтях, я стал сильно и быстро подаваться навстречу, заставив его громко застонать, и только тогда открыл глаза, чтобы увидеть то, о чем мечтал: в темных глазах в неверных отблесках свечей разгоралось свое собственное пламя, не видное никому, кроме меня. Тогда я был уверен, что никогда не забуду этого света, что память о нем станет для меня своеобразным личным маяком еще очень, очень надолго, но уже сейчас мне нужна была, как воздух, уверенность в том, что я смогу зажечь этот огонь еще не раз.

И все было так, нет даже лучше, чем я себе воображал: и жилки, и яркие пятна на скулах, и судорожно сжатые пальцы – все это делало его таким живым, близким, заставляя меня онемевать от нежности.

Больше ни одного слова – только ощущения и запрокинутая до боли в шее голова, только частое дыхание и хриплые стоны сквозь стиснутые зубы. Воздух, пронизанный электрическими разрядами, обжигал, и это можно было бы назвать болью, если бы не было так сладко, и я мог поклясться всем святым, что есть на свете, что такого острого наслаждения я не ощущал никогда. Движения повторялись – одно за другим, одинаковые и чуть разные, вызывая все новые и новые волны блаженства без рамок и границ, подводя все ближе и ближе к мгновению нестерпимого напряжения, сковавшего мышцы, и время остановилось, заморозив звуки и образы, остановив биение сердца и дыхание…И вот он – потрясающий взрыв ощущений, на волне которых так трудно сдержаться и, выкрикнув его имя, не добавить «я тебя люблю».

Это оказалось не в моих силах…

…я И-ДИ-ОТ!

***

Больше всего я боялся, что он уйдет.

Он не ушел – напротив, спокойно откинул скомканное покрывало и улегся в постель.

Потом я боялся разговора, объяснений, вопросов, на которые не смогу дать ответы, хотя бы потому, что и сам их пока не знаю.

Он не произнес ни слова. Сразу закрыл глаза, а когда я вернулся из ванной, где в течение пятнадцати минут костерил себя почем зря за несдержанность, и боязливо улегся рядом, он, кажется, уже спал. А я не хотел засыпать, потому что тогда сразу наступит завтра, которое может принести какие угодно сюрпризы.

Поклявшись себе не спать, пока не догорят свечи, я лежал и наблюдал за спящим Северусом, размышляя о том, что было бы неплохо вот так засыпать рядом каждый день и что было бы здорово по-хозяйски приподнять сейчас его руку, нырнуть под нее и крепко-крепко прижаться к его боку животом. А еще страшно хотелось сказать что-нибудь нелепое, вроде «мог ли ты подумать, что мы с тобой…».

Я изо всех сил боролся со сном, хотя глаза просто слипались, до тех пор, пока не догорела последняя свеча, и только тогда, в полной темноте и уже засыпая, я все-таки решился еле слышно и уже совсем невнятно пробормотать мерно сопящему Северусу мучившие меня слова:

- Мог ли ты когда-нибудь представить, что нам с тобой будет так хорошо вместе?..

И мне кажется, что уже во сне я услышал в ответ чуть слышное:

- Мог. Спи, Поттер.
***

Секунд двадцать я лежал и наблюдал в оставленную неплотно задернутыми шторами щель за тем, как встает солнце, прежде чем воспоминания о вчерашнем вечере, точнее, ночи, в одно мгновение не затопили меня с головой. Кровать, как, впрочем, и вся моя спальня была пуста.

Северус!

Тут же растеряв остатки сна, я подскочил с кровати, подобно разжавшейся пружине, пулей вылетел в коридор и только там остановился, переводя дух – из ванной комнаты доносился шум льющейся воды. Накатившая было паника постепенно отпускала – думаю, реши Северус уйти незамеченным, он не стал бы умываться в моем доме. Хотя кто знает, какие тараканы бродят в его голове? Мне все это только предстоит узнать, и дай-то Мерлин, чтобы оно оказалось проще, чем мне кажется сейчас.

Как можно тише приоткрыв дверь ванной, я замер, стараясь не дышать, не отвлечь, не спугнуть – просто наблюдал за тем, как Северус чистит зубы, уперевшись рукой в край раковины так, что одна лопатка на голой спине выступала куда сильнее другой – такая острая, что, кажется, можно порезаться.

И этот, такой обыденный в своей простоте, факт незамедлительно затопил мое сердце непривычно уютной теплотой: мой мужчина – что бы он там себе ни думал – в моей ванной рано утром чистит зубы… – я перевел взгляд на пустой сейчас стакан на полке у зеркала, в котором со дня ухода Дитера стояла одна единственная щетка, – моей зубной щеткой. Мог трансфигурировать из чего угодно, и ведь нет – взял мою.

Мои традиционно идиотские мысли заставляли улыбаться: было такое чувство, будто сто тысяч лет я жил здесь один, и вот теперь рядом есть кто-то, кто хочет делить со мной на двоих зубную щетку, и казалось таким естественным в один широкий и совершенно бесшумный шаг пересечь разделявшее нас расстояние и запечатлеть влажный поцелуй на этой вот торчащей лопатке, которая минуту назад сделала меня куда более счастливым, чем мне доводилось раньше быть.

Ну конечно, он даже не вздрогнул.

– Доброе утро, Поттер. Мне почему-то всегда казалось, что ты так рано не встаешь.

Улыбнувшись еще шире, я помотал головой:

– Обычно нет. Но ты меня разбудил. То есть, не ты, а твое отсутствие в кровати.

Северус поставил щетку обратно в стакан, наклонился над раковиной, чтобы ополоснуть лицо – я готов был поклясться, что он прячет улыбку – и только потом посмотрел на меня тем самым взглядом, из-под заломленной брови – это могло бы произвести впечатление, если бы не здоровенная капля воды, повисшая на этой самой брови. И мне было потрясающе приятно протянуть руку и стереть ее.

– Так куда ты собрался?

– Ты не поверишь, Поттер, но некоторые уважаемые волшебники, в отличие от тебя, должны ходить на работу.

– А-а, – боюсь, мне не удалось сразу спрятать недоумение – ведь я и правда ухитрился забыть о том, что Северус и так пропустил из-за меня черти сколько рабочих дней, – ну да.

Еще раз взглянув в окно, следуя за отправившимся на кухню Снейпом, я с сожалением убедился, что мне не померещилось спросонья, и яркое солнце действительно выкатилось из-за линии горизонта. А это значит, что, скорее всего, и мне придется вспомнить о том, что у меня есть работа – в такую погоду тренировку не отменят.

***

Северус ушел уже час назад, а я все еще сидел на кухне, забравшись на стул с ногами, крутил в руках чашку с давно остывшим кофе и перебирал в уме все произошедшие за последние дни события – дурацкие, безумные, совершенно неожиданные, но подарившие мне так много.

И все-таки… все-таки он ушел, не сказав придет он ко мне вечером или нет, не позвав к себе, ничем не выдав желания встретиться, хоть я и готов был дать руку на отсечение, что оно было, это желание.

Да я и сам промолчал, какого Мордреда – не знаю. Сковала меня какая-то неловкость, и все тут: я так мало, если честно, знаю о нем, о его жизни, о том, что он предпочитает делать по вечерам и где он предпочитает это делать. Оставалось только невесело усмехаться в остывший кофе – слишком неприятны были перепады настроения от безоблачного счастья до неуверенности и тревоги. Да еще и тренировка эта – абсолютно не хочется видеть сегодня вечно недовольную физиономию Флетчера.

Сияющий, как начищенный галеон, тренер, как и ожидалось, появился в камине еще когда Северус был у меня, и громогласно объявил о том, что в полдень начало долгожданной тренировки. На слове «долгожданная» его голос достиг такой потрясающей степени звонкости, что я подавился бутербродом с сыром, зато был вознагражден донесшимся из кухни приглушенным смешком – Снейп все-таки умеет смеяться, пусть и только тогда, когда никто не видит. А я не собираюсь подавать вида, что слышал.

***

Сколько раз убеждался: на тренировку не хочется, пока ты сидишь на диване в душной гостиной, а потом, сжимая между колен метлу и рассекая прохладный воздух, каждый раз заново понимаешь, что ты на своем месте. К тому же, квиддич всегда излечивал меня от тяжелых раздумий, не потому что в голове был тот же ветер, что и в ушах, а потому что львиная доля блестящих решений, принятых мной в жизни, были приняты в тот момент, когда я кружил над полем в поисках снитча. Сегодня крылатый мячик еще даже не появился, а я уже решил, что Северусу так просто от меня не отвертеться, и точно знал, что буду делать вечером: ждать его около лаборатории, хочет он того или нет.

Флетчер сегодня гонял команду по звеньям, отрабатывая десятиминутки, один я все время был на поле, одним глазом наблюдая за работой ребят и поджидая выпущенный уже полчаса назад, и Мерлин знает куда усвистевший, третий за сегодня снитч. Достаточно ловкая поимка первых двух удостоилась аплодисментов от обычно скупого на похвалу тренера, и мое настроение неуклонно двигалось к максимальной отметке.

Эндрю сегодня управлялся с бладжерами куда увереннее, чем только что закончивший свою партию Мартин, и я, подозревая, что тот в данный момент уже получает выволочку от Флетчера, поискал его взглядом и чуть не свалился с метлы.

Не может этого быть! Черт!

Сделав вид, что просто наворачиваю очередной круг, я подлетел к самому краю поля и в ужасе убедился, что глаза меня не обманывают: Март стоял у входа в подсобные помещения и разговаривал с Дитером. При этом выглядел товарищ по команде, как кот, объевшийся сметаны.

Вот дерьмо, да Дит его, похоже, клеит!

Я продолжал тупо таращиться на то, как эти два подонка мурлыкают у меня за спиной ровно до того мгновения, когда Дитер поднял голову и встретился со мной взглядом. Нехороший это был взгляд, честное слово, и до боли знакомый: теперь я видел это абсолютно точно – Дит находится под действием зелья.

И на кой черт ему понадобился Мартин? Он что, думает, что это меня разозлит, что ли? Бред какой!

Но, тем не менее, терпеть все это было выше моих сил, и я начал снижаться, забив на тренировку, летящий в меня бладжер, Эндрю, успевшего отбить его в самый последний момент, золотой всполох, мелькнувший на самом краю поля зрения, и вообще на все на свете. Увидев, что я направляюсь к ним, Дитер крепко сжал плечо Мартина и быстрым шагом покинул стадион.

Снитч я, конечно же, упустил и, следовательно, потратил еще добрых десять минут на то, чтобы совершенно рассеянно выслушать все, что обо мне думает Флетчер. Мартина я застал уже в раздевалке.

– Что он хотел? – я разрывался между желанием убить красного от смущения Мартина и предупредить его об опасности, которую таит в себе Дитер.

– Да ничего такого, Гарри, не подумай.

– А ты бы, Март, что подумал на моем месте?

– Да это понятно, но он сказал, что просто мимо шел и не смог удержаться, чтобы еще раз на тебя не взглянуть.

– Так он тебе рассказал, что…

– Ну да, – Мартин перебил меня, не дав даже закончить фразу, и, кажется, покраснел еще сильнее, если это вообще возможно. – Вы расстались, и он сказал, что все понимает, ну, и… вот.

Я устало опустился на скамейку и потер виски. Что Дит затевает, с какой стати он пошел раскрывать Марту душу? Такого я от него не ожидал. Черт, знал бы, что от него вообще можно ожидать…

– Ладно, Март. Ты только не связывайся с ним, ладно? Понимаешь, Дитер не совсем такой, каким кажется, и он…

– Да я не собирался, Гарри! – затараторил Мартин. – Ты что? Даже не думай об этом.

Легко сказать «не думай». Только все вроде утихло, стало налаживаться. Я и думать о Дитере перестал, а он тут как тут. Не думай, ага. Одни ругательства в голову лезут.

– Проехали, – я стащил с себя мокрую футболку и собирался уже идти к своему шкафчику, но обнаружил, что Мартин стоит, не шелохнувшись, и продолжает пристально на меня смотреть.

– Что?

– Тебе хреново, Гарри, да? Давай сходим пиво выпьем, что ли?

О Мерлин, вот только сочувствующих мне здесь и не хватало.

– Спасибо, но ты прости, я занят сегодня. Давай в другой раз?

– Ладно, свяжись со мной, если что.

Я кивнул, озадаченно глядя в спину покидающего раздевалку товарища. Эх, что-то еще сказал ему чертов Дитер, что-то, о чем Мартин предпочел умолчать. Вот только что?
***

Я сидел на витом металлическом заборе около лаборатории Северуса – это было несколько неудобно, часть веса пришлось переместить на упирающиеся в мостовую ноги. Мимо меня спешили по делам или просто гуляли магглы, и, представив, насколько смешно я смотрюсь со стороны – этакий воробышек на жердочке – дождался подходящего момента и набросил на себя дезиллюминационные чары.

Меня всегда приводила в совершенно ребяческий восторг эта возможность наблюдать за людьми исподтишка, видеть то, что тебе никогда не показали бы в обыкновенной ситуации, и беззвучно хохотать, изучая, например, как солидный господин, предварительно оглянувшись, ковыряется в носу, а серьезная леди поправляет лямку бюстгальтера.

Ждать пришлось недолго – тяжелые створки дверей распахнулись, и на улицу выпорхнула секретарша Алисия, а за ней вышел и нахмурившийся Северус.

– Значит, я назначаю встречу с мистером Уолтером на понедельник, так, сэр? – девушка отчего-то покраснела и, кажется, сама от этого смутилась.

– Я же уже сказал, что да. Прекратите верещать, Алисия, иначе у меня от вас разболится голова – вы же знаете, какой проблемой это может быть.

– Ох, простите меня, – Алисия хлопнула по губам узкой ладошкой. – Я просто очень рада вашему возвращению. Вы не будете больше так пропадать?

Отрицательно покачав головой и улыбнувшись самым краешком губ, Северус вдруг вновь нахмурился. Я наблюдал за ними, затаив дыхание, и чувствовал себя так, словно подсматривал нечто непристойное, тайное и совсем меня не касающееся.

Больше всего почему-то коробило то, что профессор называет девушку Алисией, а не мисс Коннери – такое я слышу едва ли не впервые. Ко мне он никогда по имени не обращался. Так чем же такое можно заслужить, какой уровень преданности необходимо проявить?

Подскочив со своего забора и смотря в спину удаляющейся секретарше, я чувствовал, что начинаю злиться, и изо всех сил пытался себя утихомирить, отлично понимая, что как такового повода для раздражения у меня нет.

Северус тоже замер так, будто замечтался, затем оглянулся по сторонам и резко выхватил палочку:

– Finite Incantatem!

Обнаруженный и смущенный, я не шевелился, пытаясь в срочном порядке сочинить какую-нибудь умную речь, впрочем, достаточно безуспешно, и, подозреваю, глупо пучил на Северуса глаза.

– Как ты понял, что я здесь?

– От тебя на сто футов во все стороны веет магией – профессор фыркнул. – Так что за слежка, Поттер?

– Да какая, к черту, слежка, – я обхватил себя руками и плюхнулся обратно на забор, нехило так ударившись копчиком, надо сказать. – Это был сюрприз. А чары я от магглов наложил, а то все как один шли мимо и пялились на меня.

– Странный сюрприз у тебя получился, – Северус подошел и сел рядом со мной на забор, несказанно меня этим удивив. На душе сразу потеплело – о чем я там переживал? Какая, к черту, Алисия, когда он так близко, когда ему не кажется постыдным сидеть рядом со мной на заборе посреди Лондона?

Я улыбнулся:

– Боюсь, много времени пройдет, прежде чем я научусь удивлять… э… правильно. Ну, ты меня понял, – слегка паникуя, я заглянул Северусу в лицо. – Надеюсь.

– Должен сказать, не очень. Боюсь, и для меня пройдет немалый срок, прежде чем я научусь правильно трактовать твой стиль выражения мыслей, - губы зельевара не дрогнули, но глаза лучились весельем.

Рассмеявшись, я замолчал на пару секунд, чтобы еще раз со вкусом почувствовать, прощупать сгусток концентрированного счастья, бьющийся где-то в груди. Наверное, я один на всем свете умею вот так в одно мгновение переключаться из состояния неконтролируемой ярости в состояние полного умиротворения. Сейчас казалось, что все возможно: захочется полететь на Луну – не вопрос! И поэтому, совершенно естественным было сказать:

– Слушай, ты любишь сладкое?

– Смотря какое, – Северус пожал плечами, отнюдь не удивившись вопросу, ответ на который интересовал не одно поколение гриффиндорцев.

– М-м-м, – я судорожно соображал, побаиваясь ответа – разновидность сладкого я заранее не продумал. – Мороженое. Ореховое.

– Люблю. Ты хочешь мороженого, Поттер?

– Ага, – я слегка коснулся его руки. – Устроим вечер пожирания сладостей? У меня. Завтра ведь выходной.

Мне показалось, что на этот раз Северус с трудом сохранил серьезное выражение лица. Относительно серьезное.

***

– Знаешь, что сегодня случилось? – я засунул в рот последнюю ложку мороженого и стал медленно растапливать лакомство на языке, не глотая. Хотелось, чтобы сегодня все было бесконечным – и этот вкус, и этот вечер, и эти взгляды… Хотя нет, взгляды точно должны к чему-нибудь привести. – На мою тренировку приходил Дитер.

– Что ему было нужно? – профессор как-то сразу весь подобрался, и, хотя он не сжимал рук в кулаки, на тыльной стороне кистей от напряжения вздулись вены. Так хочется верить, что это ревность.

– Да Мерлин его знает, – я поморщился, – болтал о чем-то с Мартином, а ко мне даже не подходил – наоборот, сразу смылся, когда увидел, что я его заметил.

– Тогда какое тебе до него дело? – Северус поймал мой взгляд, и я сразу почувствовал легкое оцепенение. Ненавижу, когда он так смотрит. – Позволишь узнать, кто такой Мартин?

– Это тот самый блондин, вместо которого я к тебе Дитера в первый раз привел. Помнишь, ты его через камин у Флетчера в офисе видел? – я ухмыльнулся. – Кто б знал, к чему это все приведет.

– Что-то вокруг тебя одни блондины, Поттер.

– А вокруг тебя блондинки, длинноногие причем, что, согласись, не лучше, – я притворно надул губы и скрестил руки.

– Да ты, никак, ревнуешь? – Северус приблизился ровно настолько, чтобы я мог, не отрывая пятую точку от дивана, поймать его губы, и еще надолго забыть обо всем.

Вот только в каждой шутке – лишь доля шутки.

***

Утром я опять проснулся один и посмотрел на часы: было только начало девятого. Ну какого черта Северусу снова понадобилось так рано вставать? Нехотя я вынырнул из уютного тепла постели и босиком побрел его искать.

Обнаружился он на кухне – сидел спиной ко мне, спутанные волосы рассыпались по плечам, а рубашка сзади кошмарно мятая. Это было странно, так же как и зашторенное окно.

– Северус, – интуитивно я позвал его не очень громко, но он вздрогнул всем телом и схватился за голову, так и не повернувшись ко мне.

– Не ори, Поттер, – еле слышно, и голос хриплый.

– Голова болит, да? – я подошел на цыпочках, присел рядом с ним корточки и заглянул в лицо – чертовски бледное, а под глазами синяки. Сами глаза закрыты, но я отчетливо представил, какие они должны быть красные, и сразу вспомнил о купленном в аптеке аспирине. – У меня таблетки есть, маггловские, правда.

– Избавь меня от этого. Если хочешь помочь, то сходи ко мне домой и принеси необходимое зелье.

– Конечно, – я подскочил, – объясни только, как найти.

Северус аккуратно кивнул.

– Помнишь тот шкаф, из которого я одному знакомому оболтусу антипохмельное зелье доставал? Отвар голубого цвета, не ошибешься.

– Хорошо, – если честно, мне неловко было спрашивать, но иначе-то никак, – а как я пройду? У тебя же есть защитные чары?

– Пройдешь, – Северус потер пальцами виски, демонстрируя, что дискуссия окончена. – Иди уже, Поттер.

***

Камин разгорался быстро – еще минута, и можно будет идти. И хотя тревога за Северуса занимала почти все мысли, думать о настроенных на меня чарах было приятно. Интересно, когда Северус открыл для меня камин? После моего отравления, когда сказал, что я могу обращаться к нему, если будут проблемы с глазами, или когда я его поцеловал? Надо будет обязательно спросить, правда, думаю, он мне не скажет.

Я зажмурился и шагнул в камин – как попробовал впервые в Норе, так до сих пор и ненавижу этот способ передвижения.

– Дом Северуса Снейпа!

Привычная магия втянула меня внутрь и, поболтав как следует, вышвырнула в знакомую гостиную. Я огляделся и замер, ошеломленный и сбитый с толку – около стола с какими-то бумагами в руках стояла Алисия Коннери и так же изумленно таращилась на меня.
***

Девушка пришла в себя первой и, аккуратно положив бумаги на стол, уперла руки в бока:

– Что вы здесь делаете? Да еще в таком виде, – пристально взглянув на меня, она поморщилась, и это только сейчас заставило меня вспомнить о том, что на мне нет ничего, кроме пижамных брюк. Черт!

– Вы действительно считаете, что я начну перед вами оправдываться, мисс Коннери? И не мечтайте, – лучшая защита – нападение, как известно. – Лучше объясните, что здесь делаете вы?

Алисия пожала плечами и слабо улыбнулась, показывая, что не собирается поддерживать мой воинственный настрой.

– Думаю, вы помните, что я работаю на Северуса Снейпа. Вот, – она похлопала ладонью по стопке бумаг, – принесла ему документы, которые он просил.

– Вы хотите сказать, что профессор открыл для вас доступ в свой дом из-за каких-то бумажек? Я слишком хорошо знаю Северуса и никогда не поверю в такую ерунду.

– Да тут и верить-то не во что, – Алисия снова как-то отрывисто дернула плечами, словно сомневаясь в своих словах, – доступ в этот камин для меня всегда был открыт. Ну, то есть, не всегда, конечно, а ровно столько, сколько я работаю на Мастера.

– Вот как, – я не верил девушке и усиленно тянул время, не зная что еще сказать, чтобы как-то уличить ее во лжи и вывести на чистую воду. «Мастер», как же! И откуда столько обожания?

Очевидно, Алисия это время использовала для того, чтобы окончательно вернуть себе присутствие духа, и сама перешла в наступление:

– Вы еще не объяснили мне, что сами забыли здесь, мистер Поттер. Боюсь, мне придется доложить об этом Мастеру Снейпу. Несмотря на всю вашу известность, вы не имеете права врываться в его дом без разрешения.

– Да есть у меня разрешение, успокойтесь! – я еле сдержался, чтобы не заорать – опять эта чертова известность. Надеюсь, она не станет допытываться, что конкретно мне здесь нужно – я не собираюсь сообщать ей то, что профессор сейчас находится на моей кухне и мучается головной болью. – Идите и докладывайте своему Мастеру, если знаете, где его искать.

Попятившись, я обессилено опустился в кресло. Неужели она не врет, и Снейп на самом деле позволяет этой вертихвостке входить в свой дом безо всякого приглашения? Глухое раздражение постепенно поднимало голову где-то в районе солнечного сплетения, и больше всего на свете хотелось, чтобы секретарша сейчас же убралась с моих глаз долой, иначе точно скажу ей какую-нибудь гадость, а Северусу это однозначно не понравится.

– Вы правы, мистер Поттер, обязательно у него все уточню. Прощайте, – мисс Коннери нырнула в камин, отчетливо проговорив место назначения. Адрес был незнакомым, но это не помешало мне его запомнить – так, на всякий случай.

Легко отыскав нужное зелье, я еще несколько минут просидел на кухне. Меня не покидало ощущение какого-то смутного и необъяснимого беспокойства – словно я упустил нечто очень важное, что-то, что должен был заметить, проанализировать. Но сколько я ни терзал свою память, ничего толкового в голову не приходило. Алисия вела себя, конечно, довольно странно: до этого девушка смущалась, разговаривая со мной, а сегодня вела себя почти нахально, но я ведь совершенно ее не знаю, а значит, и не могу делать выводов.

Но что меня бесило больше всего – так это то, что Северус впускает ее в свой дом так же легко, как и меня, да к тому же, позволил ей быть уверенной, что она – единственный человек, пользующийся этой привилегией.

Перед глазами сразу всплыла до отвращения яркая картинка их вчерашнего прощания у лаборатории: ее имя, произнесенное Северусом почти ласково, и краска смущения, заливающая лицо девушки.

Не хочу думать, что между ними что-то есть. Или даже было. Но оно думается помимо моей воли, наверное, потому что Алисия уж слишком уверена в себе.

***

Вернувшись домой, я собирался сразу рассказать Северусу о случившемся, и очень надеялся увидеть на его лице изумление, но, к сожалению, застал его на кухне в той же самой позе, в какой оставил двадцать минут назад, и это заставило меня прикусить язык и молча сунуть зелье в его полураскрытую ладонь.

– Что-то не так, Поттер? – кажущееся искренним недоумение в голосе меня не остановило.

Отрицательно мотнув головой, я просто отправился в спальню и рухнул на кровать, уткнувшись лицом в подушку. Может, удастся уснуть, а проснувшись, обнаружить, что все это – дурной сон?

***

Проснулся я от того, что Северус гладил мою спину, слегка касаясь, и слишком медленно для того, чтобы это возбуждало. Я на мгновение подался назад в стремлении усилить контакт, и тут же откатился в сторону, вспомнив утренние события.

Северус смотрел на меня очень серьезно.

– Рассказывай, Поттер.

Сразу кидаться на него с обвинениями показалось невежливым.

– Голова прошла?

– Прошла. Рассказывай.

Я вздохнул, заранее представив, насколько нелепым и бестолковым будет звучать мой рассказ, и насколько безосновательными покажутся ему все обвинения, которые, без сомнения, из меня вылетят.

– Алисия, – я немного помолчал, титаническим усилием подавив тут же появившийся гнев. – Она была в твоем доме. Сказала, что принесла тебе какие-то заказанные тобой бумаги.

Северус ответил не сразу, лишь слегка приподнял брови. Не одну, как тогда, когда насмехается и злится, а обе, что заставило меня усомниться в его следующих словах.

– Что ж, очевидно, что-то срочное. Так это мисс Коннери является причиной твоего уединения?

– Ага. Вот теперь мисс Коннери, а вчера ты ее нежно называл по имени, – я не мог посмотреть в его глаза, боясь увидеть в них насмешку, хотя отлично понимал, насколько я в самом деле смешон в своей нездоровой реакции на обыденное происшествие.

– Поттер, я даже не заметил, как назвал ее вчера.

Он соврал. Я чувствовал это каждой клеточкой своего тела. Не знаю, почему, зачем, и какого черта – но он мне сейчас соврал.

Я понимал, что хватаюсь за ниточку, надеясь услышать что-то, что меня успокоит, но все равно продолжал задавать абсолютно наивные вопросы.

– Так она действительно имеет право бывать в твоем доме?

– Действительно. Только она в курсе всех срочных заказов, а заказчики у нас бывают исключительные, и они иногда не могут ждать даже до утра.

– И ты знал, что сегодня она там будет?

– Не знал, иначе не послал бы туда тебя.

– Ну да, проще попросить святую всезнающую Алисию, конечно.

– Поттер, я бы на твоем месте прекратил этот допрос, – губы Снейпа сжались и побледнели – первый признак злости, и это неожиданно остудило мой пыл.

Я сел и подтянул к себе колени, словно в попытке защититься сам не знаю от чего. Наверное, все это, и правда, не стоит того, чтобы мы ссорились, не успев как следует наладить отношения.

– Прости. И… я рад, что у тебя больше не болит голова.

– Можешь себе представить, как этому рад я? – Северус хмыкнул и встал с кровати, подав мне руку. – Пошли завтракать, Поттер.

***

Но до кухни мы дойти не успели – раздался стук в дверь.

– Искренне надеюсь, что это не Алисия, – проворчал я и поплелся открывать, предоставив Северусу право приготовления завтрака.

На крыльце стоял Мартин и смущенно улыбался. Что ж сегодня за день такой!

– Привет, Гарри. Ты прости, что я без приглашения – просто подумал, что сегодня суббота, и мы могли бы куда-нибудь сходить. Ну, пиво попить, – он как-то по-детски залился краской и уставился на носки своих до блеска начищенных ботинок, – ты же обещал.

– Март, – я рассмеялся, глядя на черную полосу на его щеке, очевидно, оставленную ваксой, – ты меня прости, я бы с удовольствием, но сегодня не смогу, – увидев искреннее разочарование в его глазах, я поспешил добавить. – Мое обещание остается в силе, не волнуйся.

– Жаль, – Мартин потер рукой лицо, размазывая грязь еще сильнее, и улыбнулся уже куда более бодро. – Ну, я пойду тогда еще кого-нибудь из наших позову.

– Да постой ты, – я удержал его за локоть. – Ты на себя в зеркало вообще сегодня смотрел?

– Нет, – он недоуменно воззрился на меня, – а что не так?

– У тебя вся щека чем-то черным перемазана.

– Эта? – он абсолютно безуспешно попытался стереть ладонью ваксу.

– Эта, – я вновь рассмеялся. – Зайди, умойся. Ванная прямо по коридору.

– Спасибо, Гарри.

Я прошел следом за ним, чтобы убедиться, что товарища не понесет на кухню, и он не обнаружит Северуса, но, как выяснилось, для этого заходить на кухню было совершенно не нужно – на весь дом уже разносился аромат поджаренного бекона, и был слышен стук ножа о разделочную доску.

– О, – Мартин заинтересованно кивнул в сторону кухни, – ты помирился с Дитером?

– Нет, – я чертыхнулся про себя. Что ж он так орет-то? На кухне точно слышно.

– А кто тогда?..

– Я тебе потом расскажу, – конечно, рассказывать я ничего не собирался, но сейчас главное его выпроводить. Я уже злился на себя за то, что впустил Марта в дом – пусть бы ходил перемазанный, какое мне до этого дело?

– А, тогда ладно, – Мартин заговорщицки подмигнул и, прощаясь, протянул мне руку. – Попьем пиво на неделе, договорились?

Я активно закивал, всем своим видом выражая готовность сейчас согласиться на что угодно, лишь бы он свалил.

***

Северус стоял у окна, упершись руками в подоконник, а свежеподжаренная яичница одиноко дымилась на столе, так и не разложенная по тарелкам.

– Э, – я помялся в дверях – слишком прямая спина, и ничего хорошего это не предвещает, – пошли есть?

Снейп развернулся ко мне – губы поджаты, руки скрещены на груди.

– И после всего этого, Поттер, ты еще смеешь ревновать меня к моему секретарю?

tb
***

Проглядев по диагонали статью о Гарпиях в свежем номере «Квиддича сегодня», я отбросил журнал и с наслаждением потянулся. Приятно, что сегодня мне не нужно никуда идти и можно просто поваляться на диване с кружкой какао и помечтать, а еще лучше повспоминать прошедшие выходные, неожиданно оказавшиеся абсолютно потрясающими.

Разногласия субботнего утра были забыты очень быстро, и мы с Северусом словно заключили негласный договор – я не говорю об Алисии, а он не вспоминает мою на редкость идиотскую беседу с Мартином. Кажется, я выглядел настолько изумленным, когда до меня дошло, что Снейп просто ревнует меня к товарищу, что он с трудом сдержал смех.

Отхлебнув еще какао, я взглянул на часы. Жутко хотелось прямо сейчас отправиться в лабораторию и забрать оттуда Северуса – почему-то казалось, что после этих выходных он не имеет ровным счетом никакого права даже временно принадлежать кому-то, кроме меня. Я рассмеялся и даже, кажется, слегка покраснел, представив, какую потрясающую лекцию о бессовестности прочитал бы мне зельевар, если бы ненароком подслушал сейчас мои эгоистичные и собственнические мысли, и, между прочим, был бы абсолютно прав.

Сейчас всего лишь три часа, а Северус раньше пяти освободиться не должен, поэтому я решил сходить за продуктами к ужину, чтобы хоть чем-то себя занять.

***

Нагруженный кульками и свертками я уныло топтал мостовую около лаборатории уже больше часа. Северус задерживался, руки нещадно мерзли, а класть продукты на землю, чтобы достать палочку и наложить на себя согревающие чары, решительно не хотелось, поэтому, поколебавшись, я решился войти внутрь и узнать у Алисии, скоро ли освободится ее начальник. Секретаршу видеть желания никакого не было, но нарастающее чувство онемения кончиков пальцев все-таки прогнало меня с улицы.

Холл был пуст, а все внутренние двери магически запечатаны. Я никогда не спрашивал Северуса, сколько сотруднико

Когда я вернулся, Снейп уже был на ногах, а с журнального столика исчезли все газеты, книги и даже чашка. Постель, на которой я спал, была прибрана, но кровать все еще находилась на своем месте, как и деревянный табурет. Он оставил мне шанс прилечь, если я почувствую себя все еще нездоровым. На душе почему-то потеплело.

- Профессор…
- Да не называйте вы меня так, Поттер. Все это уже давно позади, как для вас, так и для меня.

- Но я привык, - я пожал плечами, - впрочем, если вам не нравится, то, конечно, не буду. Я хотел поблагодарить вас за то, что вы сделали для меня… снова.

- Ваши благодарности приняты, - он улыбнулся краешком губ, но это был скорее знак вежливости, нежели искренняя улыбка, - как ваши глаза?

- Все в порядке, спасибо, - и почему он так упорно не желает принимать моей благодарности, тем более что она, едва ли не в первый раз, искренняя?

- Зрение четкое?
- Почти.
- Почти, Поттер, это не в порядке. Сядьте в кресло.
- Сэр, не нужно, все пройдет само.
- Мне лучше знать, что нужно, а что нет. Сядьте, - в его голосе сквозило неприкрытое раздражение.

Ну почему он все время разговаривает со мной в таком тоне?

Я рассерженно тряхнул головой, но подчинился, присев на самый краешек плюшевого сиденья, и стал внимательно наблюдать за профессором, который достал из кармана халата один из своих бесчисленных пузырьков с каким-то зельем и сейчас старательно его встряхивал, разглядывая в свете свечи. Интересно, он что, специально приготовил это для меня? Недовольство отступило само собой.

- Снимите очки, откройте глаза пошире и смотрите вверх.

Я постарался в точности выполнить указания, но стоило зельевару поднести пузырек к моему правому глазу, я рефлекторно зажмурился. Я вообще с трудом выношу, когда прикасаются к моим глазам – по-видимому, какая-то индивидуальная непереносимость.

- Поттер, вы можете потерпеть хотя бы пятнадцать секунд? Вы ведь уже не ребенок.

Не ребенок? Я, правда, удивлен, что вы так считаете, профессор… Я сжал покрепче зубы, задержал дыхание и изо всех сил растопырил веки, позволяя Снейпу уронить по две капли зелья в каждый глаз. Надо же, даже не щиплет, а я-то думал, что это будет невыносимо.

- Теперь закройте, - голос деловой и сосредоточенный. А как же, мастер за своим делом. Ну, или почти своим.

Я послушно закрыл глаза и с изумлением почувствовал, как прохладные пальцы прикоснулись к моим векам и, почти не надавливая, легкими круговыми движениями стали распределять лекарство по слизистой. Я почти не дышал, наслаждаясь этими необычными прикосновениями, почти лаской… хотелось, чтобы этот танец продлился подольше, но пальцы исчезли так же неожиданно, как появились. Я продолжал сидеть, не шевелясь, в надежде, что он снова прикоснется к моей коже, так это было приятно. Но всего хорошего по чуть-чуть – это закон жизни.

- Поттер, уже можно смотреть, - я отчетливо услышал в его голосе иронию, но не такую холодную и колкую, как обычно, а… ммм… человеческую, что ли? Я хмыкнул своим мыслям: что-то слишком часто для меня стали соседствовать слова «Снейп» и «человек».

Я открыл глаза и напялил очки, с удивлениям обнаружив, что вижу совершенно четко и ясно.

- Да. Теперь все действительно в порядке. Спасибо проф… ээээ… спасибо.
- Не за что, - тщательно завинтив крышку, он убрал пузырек в карман, - вам надо поесть.

Он что, меня еще и покормить хочет? О, небо, происходит что-то невероятное.

- Спасибо, конечно, но мне, наверное, пора. Я ведь пробыл здесь четыре дня, - не до конца уверенный в своих словах, я взглянул на Снейпа в поисках подтверждения, и он кивнул, - ну да, и мне действительно нужно поговорить с Дитером, к тому же он меня давно потерял…

Я взял свою куртку с кресла, на котором она висела, и помолчал, но все-таки решился:

- А вам нужно нормально выспаться, сэр, - я ожидал колкости, но профессор не сказал ни слова и только слегка приподнял бровь в немом изумлении. А затем, порывшись в бездонном кармане своего халата, достал и протянул мне пузырек с печально знакомой жидкостью.

- Антидот. Полагаю, вы достаточно хорошо усвоили, как им пользоваться. А точнее, как не надо.

- Ээээ… да. Влить несколько капель в безалкогольный напиток.

Снейп кивнул и все-таки добавил:
- Ему, а не себе.

Я улыбнулся, убирая зелье в карман, и приготовился аппарировать.

- И вот еще, Поттер, - он серьезно посмотрел мне в глаза, - если у вас появятся еще какие-то неприятные симптомы с глазами, то, ради Мерлина, не проявляйте свою знаменитую гриффиндорскую скромность и благородство, а идите прямо ко мне.

- Да, сэр.

Подумав, что такая забота крайне приятна, хоть и идет в разрез с образом Снейпа, я аппарировал к своему дому.
***

Зайдя домой, я сразу прошел на кухню, даже не заглядывая в комнаты. Я, конечно, не мог знать, дома ли Дитер, но отчего-то пребывал в твердой уверенности, что тот действительно преспокойно сидит себе в гостиной и бродит по просторам своего чертового Интернета. Наверное, чувствительность такого рода появляется у людей, проживших под одной крышей немалое время.

Аккуратно достав из кармана куртки бутылочку с антидотом, я какое-то время просто стоял у окна и вертел ее в руках, разглядывая на свет и борясь со своей слабохарактерностью, упорно подстрекавшей меня как бы случайно разбить пузырек и тем самым избавить себя от необходимости вести страшивший меня разговор. Затем вздохнул, поставил бутылек на стол и взялся за приготовление заварки для двух порций черного чая. Лучший, как я понимаю, вариант для того, чтобы растворить это чудодейственное средство…

Когда все было готово, я налил себе чашку, оставив в заварнике ровно половину, и добавил туда пять капель антидота. Отлично, теперь надо как-то привлечь внимание Дитера. Ничего умнее, чем уронить стул, рухнувший с поистине сумасшедшим грохотом, я не придумал, но это сработало как нельзя лучше – в ответ на мои действия из гостиной донесся не менее слабый грохот, и тут же я услышал звук торопливых шагов. Очевидно, Дит, испугавшись шума, резко вскочил и тоже ухитрился уронить стул, на котором сидел. Через секунду он был уже на кухне.

- Гарри, черт возьми, Гарри! Я чуть с ума не сошел от беспокойства! – приблизившись к обеденному столу, он схватил стоявшую там чашку, наполовину наполненную холодным, и по виду несвежим, чаем, и залпом осушил ее. Вот ты и прокололся, мой хороший… Такой привереда, как ты, вряд ли стал бы пить эту гадость без веского повода, значит этот напиток дожидался именно моего прихода и без сомнения содержит Зелье Доверия. Ну-ну…

Стараясь не смотреть ему в глаза, я поставил на стол свою чашку и взмахнул заварником.

- Тут есть свежий. Я не знал, что ты дома и заварил все для себя, но готов поделиться. Потом просто сделаем еще, если захочется, - надеюсь, улыбка вышла не слишком натянутой.

- Да, спасибо, - Дит кивнул, отстраненно наблюдая за тем, как я наливаю ему чай. Само собой, он недоумевает: я бы тоже на его месте ожидал от себя истерики. Но истерика подождет, для начала я должен споить ему наше маленькое лекарство от наглости и не вызвать подозрений.

Дитер принял у меня из рук чашку и отхлебнул горячий напиток, слегка поморщившись. Есть!

- Нет, Гарри, ты никогда не умел заваривать чай. Но сейчас ты просто превзошел все мои ожидания, - он слегка усмехнулся и невозмутимо продолжил. – Так где ты был? Я тут извелся совсем. К тренеру твоему бегал, к Мартину еще, Уизли этих даже нашел, и никто ничего о тебе в последнее время не слышал. Я даже… даже, - он помялся, неуверенно взглянул на меня, но затем решился, - профессора Снейпа спрашивал, куда ты пошел тогда. Ну, ты понимаешь, из ресторана…

- И что тебе сказал профессор Снейп? – я так просто говорил с ним и поражался тому, насколько я спокоен.

Еще четыре дня назад я бежал домой, чуть не ломая ноги и размазывая слезы по лицу, с одной лишь целью – устроить истерику, добиться его раскаяния, а теперь… Нет, тупая игла, намертво засевшая в сердце, никуда не делась, но мне не хочется орать, нет желания влепить изменнику пощечину, а его слова о волнении и рассказы о развернутой в мое отсутствие поисковой операции, которые еще неделю назад заставили бы меня простить ему все, казались насквозь фальшивыми. И он еще смеет говорить со мной о профессоре Снейпе.

Я вглядывался в его красивое лицо и никак не мог найти в нем ничего, что неизменно, день за днем, поднимало во мне волну нежности. Оно было просто красивым лицом, и ничего больше. И дело тут даже не в Зелье Доверия, хотя, конечно, выпитый Дитом антидот не дает ему возможности вновь запудрить мне мозги… дело здесь в предательстве. Я не знаю, были ли мои чувства любовью, но они были сильны, а Дитер ухитрился собственноручно одним махом стереть их в порошок. А все ради чего? Ради карьеры? Идиотизм. Хотя и это теперь уже ясно. Он не любил меня никогда, нуждался во мне только как в источнике денег, положения и чего-то там еще, что ценят превыше всего некоторые представители рода человеческого…

- Сказал, что ты ушел вслед за мной, - он пожал плечами и сделал один короткий шаг ко мне, чем заставил меня почти инстинктивно отшатнуться. – Гарри, я дурак. Прости меня, если сможешь, я так тебя люблю, и я совершил самый глупый поступок в своей жизни. Если бы я мог все изменить, я бы, ни секунды не сомневаясь, это сделал!

О, вот в этом я не сомневаюсь. Конечно, ты попытался бы все исправить – ведь на сегодняшний день ты рискуешь остаться ни с чем, потеряв меня и так и не получив Снейпа, а значит, и престижную работу.

- Гарри, ты же должен понимать, что мне никогда Снейп не нравился, он же старый и злой, да и вообще достаточно неприятен внешне. В общем, тебе не конкурент. Мне работа была нужна, я… я не мог и дальше пользоваться твоей добротой и жить за твой счет, вот я сдуру и решил пойти на такое безрассудство. Ты же знаешь, я бы тут же порвал с ним, как только бы он дал мне работу…

- И был бы моментально уволен.

Дит замер с открытым ртом, очевидно начиная понимать, что здесь что-то не так, и его зелье не работает. Раньше я, как распоследний баран, не морщась, глотал его плохо продуманные объяснения и вполне ими удовлетворялся.

- Эээ… Я… я бы сделал так, что сам ему разонравился, тогда бы именно он меня бросил, а значит, отсутствовал бы и повод меня увольнять.

Дитер, кажется, и сам обрадовался тому, какое гениальное оправдание он только что выдумал, смело подошел ко мне и легко погладил мою руку кончиками пальцев, виновато улыбаясь при этом.

А я стоял и анализировал свои чувства. Он не просчитался - даже сейчас во мне возродилось, словно феникс из пепла, почти угасшее чувство нежности, и где-то в голове зазвучал мой собственный голос, произносящий слово «Родной». И может быть, я даже обнял бы его, если бы в тот момент, когда он коснулся меня, я не вспомнил другое прикосновение, вспомнил так явно, словно пережил его всего минуту назад. И я вновь почти чувствовал, как кто-то держит в руках мою ладонь и очень нежно гладит кончики пальцев. Слегка сжимает и массирует первые фаланги, легко, словно перышком, обводит контур каждого ногтя… Кто-то. Снейп. О, Мерлин.

- Уходи, Дитер. Собирай вещи и уходи. Я тебя видеть больше не желаю.
- Но Гарри, я ведь тебе объясняю, я все-все могу объяснить, как бы банально это не звучало…
- Все? И даже то, что поил меня в течение года Зельем Доверия?
- Да не поил я тебя! Это Снейп так решил, да? Его поил – не тебя!

- Да ты что? А я вот проанализировал все, начиная с нашей первой совместно проведенной ночи, и решил, что поил. В каждом дне, понимаешь, каждом, Дитер, я обязательно находил в своей памяти эпизод, когда ты угощал меня каким-нибудь напитком, который покупал не я. А если это и была моя покупка, то я не видел, как ты наполнял мой стакан. Один гранатовый сок чего стоит! Тот сок, которым ты так старательно меня угощал в тот день, когда собирался просить о том, чтобы я познакомил тебя с профессором Снейпом. Это ли не доказательства?

- Косвенные.

Дитер не смотрел на меня, внимательно изучая плитку на полу, и определенно стараясь сочинить еще пару-тройку убедительных оправданий. Ну, в этом-то он и без зелья мастер… Я прищурился.

- И пять минут назад ты тоже не принимал Зелья Доверия?
- Само собой, нет. Иначе ты бы давно мне поверил.

- Вот как? - я стремительно подошел к столу и схватил пустую чашку, из которой Дит недавно выпил старый чай. Так и есть. На дне оставалось еще несколько капель. И я решил блефовать.

- Что ж, раз ты не собираешься признаваться сам, то мы проведем маленький эксперимент в твоей лаборатории, ты не против? Здесь вполне достаточно жидкости для того, чтобы провести анализ.

Дитер засмеялся, впрочем, это у него вышло несколько нервно.

- Ты не умеешь. Даже если бы ты знал технологию, то тебе с твоими навыками в зельеварении просто-напросто слабо произвести такой сложный опыт, не говоря уже о том, что ты банально не знаешь, из каких компонентов состоит столь сложносоставное зелье.

- Знаю, Дитер, знаю. Ты слишком невысокого мнения обо мне, а зря, - я говорил уверенно, но, по правде, очень сомневался, что из нелепой затеи прикинуться скрытым талантом в зельеварении выйдет что-либо путное. И тут в мозгу услужливо вспыхнуло воспоминание. То, что надо!

– Может, ты считаешь, что я и противоядие приготовить не в состоянии? Не ты один учил в школе третий закон Голпагота.

- О, - он казался абсолютно обескураженным. - Не знал, что ты посещал Высшие Зелья в школе… Ты ведь говорил, что совсем профан в этой науке… я и…

- Ты жалок, Дитер. Ты без своего всемогущего зелья абсолютно ничего не представляешь, вот и ждал меня с кружкой протухшего чая. А ведь профессор Снейп предупреждал меня…

- Снейп? Опять Снейп? Снейп говорил, Снейп предупреждал… Кажется, я понял, где ты был эти четыре дня. Заканчивал начатое мной дело по соблазнению дражайшего профессора?

Впервые с начала нашего выяснения отношений я по-настоящему разозлился. Ярость жгучей отравленной субстанцией заполнила каждую клеточку моего тела, и больше всего на свете хотелось ударить, нет, избить… Я не должен. Не имею права испытывать к этому человеку какие-либо эмоции, кроме презрения. Я впился ногтями в ладони, почти разрывая кожу. Зажмурился с такой силой, что перед газами поплыли цветные пятна, и резко выдохнул сквозь плотно стиснутые зубы. Тварь. Какая же он тварь!

- Вон! И больше ни одного слова. Просто вон из моего дома, моей жизни, и не дай Мерлин тебе еще хоть один раз перейти мне дорогу или даже просто попасться на глаза.

Он был очень бледный. Он смотрел прямо мне в глаза, а в его собственных плескалась какая-то нездоровая отчаянная решимость, какая, наверное, бывает у самоубийцы за секунду до того, как он полоснет бритвой по запястью.

- Я уйду. Но знай, я отомщу. Отомщу вам обоим за то, что помешали мне претворить в жизнь свой план, герои паршивые!

Я ничего не видел, не слышал и не чувствовал вокруг до тех пор, пока за Дитером с треском не захлопнулась входная дверь, и только потом я бессильно опустился прямо на холодный пол…
***

Не могу с уверенностью сказать, сколько я так просидел, не думая ни о чем осмысленном, не поднимая головы, не разжимая рук, в которых все еще была зажата пустая чашка, но если судить по затекшей пояснице и заболевшему копчику, то отнюдь не мало. Что теперь есть в моей жизни, кроме ощущения пустоты и привычного одиночества. Да ничего. Снова ничего. Опять ничего. Только этот дом, в котором я так и не стал счастливым, да вот эта дитеровская чашка как напоминание о неслучившейся семье...

Я посмотрел на остатки бурой жидкости в чашке. В этот, последний, раз средой для зелья, разрушившего мою жизнь, стал чай. А ведь куда Дит только его не доливал… Тот гранатовый сок почему-то казался наиболее обидным…

Стоп. Гранатовый сок? Что я там ему сказал про этот сок? Что он добавил в него Зелье Доверия и угостил меня?..

Но мне-то зачем?..

Мерлин, если бы он подливал эту гадость в мои напитки, то сам бы попался на свою удочку… Я так ни хрена и не понял механизма действия этой отравы… Идиот, полный, беспросветный идиот… Не удивительно, что Дитер был такого невысокого мнения о моей гипотетической подкованности в теории Высшего Зельеделия, если я даже не удосужился разобраться в том, кто из нас двоих должен был принимать зелье… А он почему-то не спорил. Почему? Очевидно, унесся разрабатывать план кровавой мести...

Я засмеялся. Нет, просто заржал. Громко, почти истерически. Смех эхом отдавался от кафельных плиток на полу и, резонируя, разносился по всему дому безумной мелодией отчаяния. Но почему-то этот смех, нездоровый и одинокий, облегчил тяжелое нечто, так прочно придавившее сердце, и стало легче дышать. В конце концов, чего я истерю, о ком жалею? О подлой сволочи, которая меня использовала? Которая даже не умеет убедительно лгать, не прибегая для этого к вспомогательным средствам? Абсурд.

Окрыленный этим сеансом аутотренинга, я легко поднялся на ноги и, в последний раз посмотрев на чашку в своих руках, словно прощаясь, от души запустил ею об стену, наслаждаясь произведенным оглушительным звоном. И именно этим задорным фарфоровым аккордом должен ознаменоваться переход на новый виток спирали моей жизни. Никакого Дитера. Никаких предателей и тихушников, которые рядом только для того, чтобы были – я вполне самодостаточная личность.

***

В гостиной было непривычно пусто – Дитер забрал не только свой ноутбук, но и компьютерный стол, который покупал ему я, оставив свободным немалое пространство в углу. Я огляделся: и как он ухитрился так быстро собраться? На полках не хватало большей части книг, с журнального столика исчезла стопка его журналов, но, к моему собственному удивлению, эта пустота радовала меня, даже волновала, оставляя на губах привкус свободы. Я и не думал, что так устал от него…

Еще с час я носился по всему дому, открывая шкафы, и с полнейшим восторгом констатируя факт пропажи всех вещей Дитера, от белья, одежды и зубной щетки до любимого коньячного бокала. А вот сам коньяк Дит забрать не смог, потому как тот был на кухне, а показываться мне на глаза он, очевидно, не решился, и в очередном припадке какой-то абсолютно безумной эйфории я схватил початую бутылку и наполнил янтарной жидкостью кофейную чашечку. И выпил, кажется, залпом, ничем не закусив. А потом точно так же прикончил и еще одну…

В общем, в тот вечер я впервые в своей жизни по-настоящему напился, да так, что даже до спальни доползти не сумел…

***

Следующее утро бодрым назвал бы только законченный оптимист. Я проснулся на полу в гостиной в обнимку с пустой бутылкой, голова моя покоилась на стопке прошлогодних журналов «Квиддич сегодня», которые я ночью, как мне помнится, пытался читать. Глаза отказались преданно служить, и, проведя по лицу рукой, я с облегчением понял, что на мне просто нет очков, и со зрением, похоже, все в порядке. Очки обнаружились на кухонном столе, и их стекла были заляпаны высохшими за ночь каплями коньяка. Мерлин, это ж как надо было пить…

- Ну ты и урод, - задумчиво протянуло зеркало в ванной, за что тут же безжалостно получило мокрым полотенцем. Хотя стоит признать, что оно не сильно-то и преувеличивало: мое отражение отличалось кошмарной бледностью, и это не говоря уже о красных глазах, каким позавидовал бы бешеный кролик.

Получасом позже, скукожившись на диване и грея руки о чашку чая, я попытался собрать воедино осколки того, что должно было называться здравым смыслом, но права на это этим утром определенно не имело. Интересно, сколько я уже пропустил тренировок, и почему за мной все еще никого не послали? Хотя посылали, наверное, Дитер вряд ли мне бы об этом сообщил… Может, меня уже выкинули к чертям собачьим из команды?

В ответ на попытку размышлять голова отозвалась приступом боли.

Плевать…

Я поднялся на ноги и подошел к окну: на улице разразилась самая настоящая буря, не свойственная первым числам октября. Шквалистый ветер срывал последние листья с деревьев, дождь с оглушительным шумом хлестал по крышам домов напротив, а по мостовой струилась самая настоящая река. Да, пожалуй, такая погода объясняет отсутствие тренировки… Ну хоть чем-то легче.

Я притронулся палочкой к чашке, согревая уже остывший чай. Что-то мне снилось сегодня такое, - я усмехнулся, - злободневное. А, точно, это был Дитер, осуществляющий свои коварные планы мести… То ли он отравил меня, то ли сглаз навел… Я поежился: ночные видения вновь встали перед глазами как живые. Стакан гранатового сока. Дикая тошнота. Головокружение. Стук в висках, и сотни книг. Неровный свет множества свечей. Холодные ладони. Мерцание думосбора. Безумная гримаса на лице Дитера, и корчащийся в судорогах на полу Снейп. Вкус слез на губах, и до крови прикушенный язык. Слабость в ногах, газетные передовицы, разбитые флаконы и разоренная лаборатория… И снова, снова, как наяву, лежащий на полу профессор в разорванной черной мантии…

Я с раздражением встряхнул головой, отгоняя наваждение. Черт! Это только пьяные сны… Но сердце похолодело – я еще помнил тон Дита, когда тот поклялся отомстить. Люди не лгут таким тоном. Но что он может? Что? А кто его знает? Мой мозг во сне предложил несколько вариантов, а до скольких я еще не додумался? И, что самое неприятное, Дитер пообещал отомстить не только мне, но и Снейпу. И я… я должен его предупредить. Не имею права не предупредить, даже если все это пустые угрозы.

Я с сожалением посмотрел на оставленный на диване плед и начавшую вновь остывать кружку в своих руках, затем еще раз в окно, за которым бушевала стихия. Делать нечего, надо идти.
***

Собраться быстро не удалось – в голове шумело, перед глазами, стоило резко повернуться или наклониться, мелькали белые мошки, а ноги были словно ватные. И как только пьющие люди регулярно выносят это состояние? В отчаянии я еще раз обыскал все личные шкафчики Дитера в надежде найти забытое антипохмельное зелье, которым тот время от времени пользовался, но меня постигла ожидаемая неудача: он забрал с собой все, что мог.

В который раз порадовавшись тому, что мое жилище расположено в маггловском районе, и отыскав припрятанные на всякий случай фунты, я кое-как выпал из дому и, зайдя в аптеку, купил бутылку минеральной воды и пачку аспирина, получив от улыбчивого фармацевта подробные инструкции о необходимой в моей ситуации дозировке. Я все еще хорошо помнил, как дядя Вернон, перебрав вечером виски на пару с тетушкой Мардж, наутро гонял меня в аптеку за этим лекарством, и, кажется, ему легчало…

Дождь, к счастью, прекратился, но ледяной и по-прежнему влажный ветер просто сбивал с ног. Я посмотрел на часы: полумесяц, сложенный из золотых звезд, остановился в районе цифры два – значит, время рабочее, и профессора стоит искать в лаборатории. Да уж, не самое лучшее место для предстоящего разговора, и, наверное, мне стоило подождать окончания рабочего дня, но… Я панически боялся опоздать со своим предупреждением, отлично зная, что ленивый и нерасторопный Дитер, если захочет по-настоящему, может действовать очень быстро.

***

Уже знакомая девушка-секретарь сидела за своим столом в светлой приемной. Снейп меня не ждет, следовательно, его верная секретарша, наверняка, имеет веский повод не пропустить меня к мастеру. Что ж, остается «вести себя как бладжер», как говорит Мартин.

Напустив на себя настолько важный и серьезный вид, насколько это было возможно при настойчиво одолевающей тошноте, я решительно направился к ней.

- Добрый день, мисс… - я слегка склонил голову в знак приветствия, аккуратно встряхивая челкой, чтобы всего на долю секунду приоткрыть надоевший, но временами совершенно незаменимый, шрам, что, конечно, не укрылось от цепкого взгляда профессионального секретаря.

- Мисс Алисия Коннери, мистер Поттер, - девушка улыбнулась, слегка застенчиво, но в то же время чувствовалось, что, какое бы впечатление я на нее не производил, просто так она меня внутрь не пропустит.

- Я могу ненадолго отвлечь мистера Снейпа от работы?
- А вам назначено? - на красивом лице появилось беспокойство, и тонкая морщинка пересекла гладкий лобик.

- Нет, но…

Заметно успокоившись, секретарь заговорила еще тверже, чем прежде:

- Тогда, я сожалею, но не можете.

Черт, вот стерва.

- Мисс Коннери, я понимаю, что это ваша работа, - я старался придать своему голосу как можно больше проникновенности. Видит Мерлин, это было непросто: в висках стучало, и аспирин определенно не действовал, - и вы ее выполняете очень хорошо, но, быть может, вы сможете доложить мистеру Снейпу о том, что я хотел бы с ним поговорить. Я полагаю, он не будет иметь ничего против.

Я совсем не был уверен в том, что это так и есть, но все-таки профессор сказал, что я могу обратиться к нему, если с глазами будут проблемы… Так может, у меня проблемы?

Девушка снова улыбнулась, на этот раз как-то вымучено.

- Вы не поняли меня, мистер Поттер. Мистера Снейпа нет. Он, - она секунду поколебалась, но, видимо, все же решилась продолжить, решив почему-то, что со мной она может откровенничать, - не появляется в лаборатории уже пятый день и… и даже не объяснил мне, в чем причина. Лишь связался по камину и сказал перенести всех его клиентов на следующую неделю, - она нервно сжала тонкими пальцами край стола и закусила губу. - Мистер Снейп никогда раньше так не поступал, и я очень боюсь, что он болен, - вздохнув, она как-то по-детски беспомощно посмотрела мне в глаза, словно ища поддержки и утешения.

А ведь она очень ценит его…

- Но почему вы так решили?

Алисия пожала плечами.

- Я очень хочу верить, что ошиблась, но он выглядел таким бледным и измученным, и голос был очень уставший…

У меня все сжалось внутри. Это из-за меня он не ходил на работу, из-за меня, быть может, потерял клиентов, из-за меня выглядел уставшим и измученным, разговаривая с верной Алисией, из-за меня не спал три ночи подряд… И я опять втравил его в неприятности и разыскиваю только для того, чтобы об этом сообщить. Просто сообщить, даже не попытавшись никак предотвратить предположительно надвигающуюся бурю. Но что я могу? Я даже не представляю, где мне искать Дитера. Найти магглорожденного волшебника в городе с почти восьмимиллионной численностью населения – это все равно, что искать иголку в стоге сена. Все карты в его руках, и если он в самом деле решит действовать, то однозначно успеет напакостить нам обоим быстрее, чем я пройду хотя бы десятую часть пути в его поисках…

- Не беспокойтесь, мисс Коннери, я был у профессора вчера, и он был вполне здоров, так что, очевидно, он просто решил взять пару дней для того, чтобы посвятить их очередным научным изысканиям…

Или для того, чтобы выспаться…

- Вероятно, вы правы, мистер Поттер. Но, поскольку такое происходит впервые, я не могу не переживать, так что, если вы увидитесь сегодня с мистером Снейпом, то, будьте добры, передайте ему, что я волнуюсь за него. Может, он найдет время со мной связаться – сама я не смею беспокоить его без веских причин.

- Само собой, мисс Коннери, - я слегка поклонился и покинул приемную, оставив секретаря в глубокой задумчивости.

Уже выйдя на шумную и загазованную улицу, я задумался, правильно ли я поступил, сказав этой Коннери о том, что виделся с профессором вчера. Может, он и не собирался ей ничего объяснять и предпочел бы сказаться больным? Кто знает, как он к ней относится? Если она показалась симпатичной и приятной мне, то это вовсе не означает, что так же считает и Снейп. Скорее даже означает обратное…

Запоздалое чувство вины затопило меня изнутри. Черт, Гарри, когда ты начнешь думать раньше, чем слова уже сорвались с твоего языка?..

Но что сделано – то сделано, и я встряхнул головой, стараясь отогнать неприятные мысли. Лучше бы я этого не делал: уже утихшее было головокружение мгновенно вернулось. И даже свежий воздух не помогает… Хотя какой он тут свежий, - я мрачно проводил взглядом огромный чадящий грузовик, только что проехавший по дороге мимо меня. В центре города таким ездить запрещено, а тут…

С одной стороны совсем неплохо то, что мне не пришлось говорить с профессором в лаборатории, а с другой - еще сильнее пугала перспектива наведаться к нему домой без приглашения и чего доброго разбудить.

Я замер в нерешительности.

Но я должен.

В первую очередь своей собственной совести.

***

Мне казалось, что я хорошо запомнил дом профессора и прилегающую к нему территорию, но не тут-то было: в Лондоне оказалось слишком много стандартных улочек с типовыми домишками, как две капли воды похожими как на спейповский, так и на мой собственный. В результате мне пришлось аппарировать трижды, прежде чем я убедился в том, что оказался там, где нужно, узнав засохший клен, растущий прямо напротив дома. И как это я сразу о нем не вспомнил, ведь заприметил-то еще в прошлый раз.

После трехразовой аппарации мое самочувствие стало еще дерьмовее, чем было с утра, и я, наверное, должен бы был волноваться, стуча в дверь профессора, но голова кружилась настолько сильно, что я мог думать только об одном: войти внутрь и услышать приглашение Снейпа присесть, и надеялся только на то, что он не заставит меня этого приглашения слишком долго ждать.

Около минуты ответом мне была абсолютная тишина, и я уже собрался было присесть на каменные ступеньки перед входом, как, наконец, за дверью раздались долгожданные шаги.

- Мистер Поттер, - Снейп взглянул на часы, свободно болтавшиеся на худом запястье, - добрый день. Чем обязан вашему столь скорому возвращению?

Профессор действительно спал. Он был облачен в темно-синий байковый домашний халат, длинные и на моей памяти всегда свободно лежащие на плечах волосы были собраны в тугой конский хвост, а на бледной щеке красной полосой отпечатался след от подушки.

Я собрал остатки сил, чтобы не рухнуть хозяину дома в объятья, и беспомощно посмотрел ему в глаза.

- Простите, что разбудил, но мне нужно кое-что вам сказать, - я на секунду умолк, но вдруг сказанное мне показалось недостаточно веским поводом для того, чтобы пригласить меня внутрь, и я заполошно попытался вкратце объяснить ситуацию. – Я не знаю, зря переживаю или нет, но Дитер после того, как мы вчера выяснили отношения, решил, что я, да и вы тоже виноваты в том, что он…

- Постойте, - профессор, кажется, наконец-то окончательно проснулся. – Вы не хотите войти в дом? Решение сообщить мне что-то крайне для вас важное далось вам, как я понимаю, непросто, - он прищурился, отступая внутрь прихожей, - да и выглядите вы неважно, Поттер.

Я с благодарностью кивнул, почти ввалился в куда более просторную, чем моя, прихожую и, обнаружив приткнутую к стене банкетку, со стоном опустился на нее, чуть не завалившись на бок и с трудом удержав равновесие.

Мерлин, никогда в жизни не буду пить больше, чем пару бокалов легкого вина… При мысли о вине желудок неприятно сжался… Вообще не буду больше пить.

Как только я сел, тошнота отступила, забрав с собой и адское головокружение, и я на секунду прикрыл глаза, наслаждаясь наступившим, наконец, облегчением, а когда открыл их вновь, то с удивлением обнаружил неприкрытое беспокойство в глазах склонившегося надо мной Снейпа.

- Поттер, что случилось? Это все еще последствия отравления зельем? – звук глубокого голоса успокаивал, навевал дрему, и совсем не хотелось отвечать на заданный вопрос, но я еще что-то помнил о правилах приличия.

- Нет, я, кажется, немного лишнего вчера выпил… - а не лучше ли было что-нибудь соврать?

- Вижу, - профессор резко распрямился и нахмурился. Соврешь ему, как же. – Точнее, ощущаю далеко не божественный аромат вашего дыхания. Пойдемте на кухню, - не дожидаясь меня и даже не оглядываясь, он стремительно направился вглубь дома, оставив меня заворожено наблюдать за развевающейся за ним, как живой, синей байкой.

Я ухмыльнулся, с трудом поднимаясь на ноги. Если бы у него в школе мантия была не черная, а вот такая насыщенно-синяя, он бы точно выглядел менее устрашающе.

***

Профессорская кухня поражала своей миниатюрностью, которая шла вразрез с определенно немалой общей площадью дома. Я еще раз оглядел стену, которая, как мне показалось, была не на своем месте, вспомнил свое вчерашнее путешествие по части снейповского жилища и сообразил, что кухню урезали до минимума для того, чтобы увеличить гостиную-библиотеку и втиснуть туда бесчисленные стеллажи с книгами.

Пока я занимался созерцанием стены, Снейп открывал и закрывал ящики, наконец удовлетворенно хмыкнул, доставая из самого верхнего слегка запыленный пузырек, и протянул его мне.

- Залпом, Поттер.

Откупорив крышку, я сунул нос почти в самое горлышко – в нос ударил резкий и очень неприятный запах.

Я отпрянул и сморщился.

- Что это?
- Вы все еще считаете, что я вас собираюсь отравить? – лицо абсолютно непроницаемое, такое впечатление, что он спрашивает меня на полном серьезе… Или это так и есть?..

- Нет. Но разве вы сами стали бы пить неизвестно что?
- Не стал бы, - он все-таки усмехнулся, самым краешком рта. – Но, в отличие от вас, я достаточно компетентен для того, чтобы по запаху определить, что в емкости находится Amolior gravedinis crapulae.

- Эээ… А по-английски? - до меня, наконец, дошло, что он издевается.

- Поттер, - губы Снейпа сжались почти до толщины ниточки: он либо злится, либо пытается сдержать улыбку, хотя в последнее поверить очень сложно, - от какого недуга вы страдаете в данный момент, за исключением слабоумия, естественно?

- От похмелья, - я гордился собой за то, что смог проигнорировать укол, включаясь в игру. Это ведь действительно игра?

- В таком случае, как вы считаете, чем я вас угощаю?
- Возможно, антипохмельным зельем, сэр?
- Вы не безнадежны. Пейте, - Снейп опустился на стул по другую сторону стола, и внимательно проследил за тем, как я, крепко зажмурившись и зажав нос двумя пальцами, опрокинул в себя гадкое содержимое пузырька.

- Детский сад, - он сказал это очень тихо, но, я ни на секунду не сомневаюсь, с расчетом на то, что я услышу.

Почему-то стало обидно.

- Лучше бы запить что-нибудь дали.
- Нельзя, Поттер. И можно будет только через тридцать... - он сверился со временем, - девять с половиной минут.
- А, ясно.

Я замолчал, совершенно не представляя теперь, с чего начинать разговор. Я ожидал, что меня обсмеют и выставят за дверь. Что я встречу раздражение, глухую оборону или, по меньшей мере, холодное равнодушие. Меня настолько изумила забота и почти дружелюбный тон профессора, что я не представлял себе, как вести себя с этим Снейпом. Он был совсем другой в лаборатории и, само собой, в школе. Я понимал, конечно, что его дежурство у моей постели в течение четырех суток не могло пройти бесследно, но я ожидал скорее злости за то, что забрал столько его времени, а он спокойно сидит напротив и молча ждет, пока я дозрею до того, чтобы начать говорить. Что-то перевернулось в этом мире…

- Вы не должны были пить, Поттер.

- Это еще почему? - я тут же ощетинился, мгновенно растеряв свой философский настрой. – Я давно уже совершеннолетний.

- Тогда почему я должен объяснять вам все, как несмышленышу? Потому что вы перенесли слишком тяжелое отравление, влияющее не только на пищеварительный тракт, сердце и сосуды, но и на нервную систему. Я вообще удивляюсь, что вы сейчас на ногах и у меня дома, а не в Святом Мунго, куда вас, без сомнения, должен бы был отправить ваш собутыльник.

- Не было никакого собутыльника, - нежданное веселье растворилось, как дым, и тягучая тоска вновь наполнила меня до краев. – Я пил один.

- Вот как?

Я кивнул, не поднимая на собеседника глаз. Ваше зелье подействовало, профессор. Спасибо. За то, что избавили меня от этой рыбы-прилипалы, а главное, за то, что я снова имею неограниченные возможности для общения с самим собой…
***

Я молчал еще довольно долго, ковыряя ногтем отполированную до блеска поверхность стола и собираясь с мыслями, чтобы как можно внятнее изложить профессору суть проблемы. Снейп же, видимо, устав от ожидания, поднялся из-за стола, достал из шкафчика медную турку и стал варить себе кофе: наблюдать за ним было не менее интересно, чем за Дитом – уверенные, стремительные, отточенные годами, а иногда и вовсе почти не заметные глазу, движения выдавали в нем профессионального зельевара даже в такой совершенно обыденный момент. Вообще, должен сказать, что созерцание грозного зельевара в байковом халате, готовящего кофе на собственной кухне, было крайне необычным занятием. Кто бы мне сказал, что я стану свидетелем подобного зрелища – ни в жизнь бы не поверил.

Кажется, я оказался настолько зачарован этим процессом и сравнением Снейпа с Дитером, что не сразу понял, что профессор уже сжал в руках чашку с готовым напитком и, прислонившись к столу, выжидающе смотрит на меня.

Я кивнул, показывая, что готов говорить.

– Мне уже легче, сэр, – внутренний датчик состояния, и впрямь, стремительно приближался к отметке «норма». – Спасибо за зелье.

– Вам не за что меня благодарить, Поттер. Ни один вменяемый человек, увидев ваше состояние, не оставил бы вас мучиться, имея в шкафу антипохмельное зелье.

– Тем не менее, спасибо.

Снейп в ответ лишь сморщился. Вот никогда я не понимал этого человека – по-моему, он одинаково недоволен вне зависимости от того, получил он благодарность за помощь, или не получил.

– Мне помнится, Поттер, вы пришли сообщить мне нечто крайне важное. Так я слушаю вас.

– Да, важное, – я снова запаниковал, не зная с чего начать свою речь. Все, что я собирался сказать, вдруг показалось мне несусветной глупостью, так как я абсолютно не был уверен, что Снейпу захочется слушать про наши разборки с Дитом, и единственным разумным решением показалось начать с конца. – В общем, он пообещал отомстить.

– В самом деле? – ни один мускул на лице профессора не дрогнул, и было совершенно неясно, удивлен он моим заявлением или нет.

– Ну да. И мне, и вам. Я решил, что вы должны знать о его угрозах.

– Очаровательно, – невеселая усмешка, словно смирение с собственной участью, на мгновение тронула сухие губы моего собеседника. – Поттер, неужели вы в самом деле считаете, что мистер Ульрих способен причинить мне какой-то вред?

– Не знаю, сэр. Я пытался предположить, что он мог бы сотворить, и кое-что мне пришло в голову, – ну не рассказывать же Снейпу о моих пьяных снах, правда?

– Попробую догадаться. Очевидно, вы полагаете, что мистер Ульрих собирается послать в «Пророк» анонимку с сообщением о моих, мягко сказать, незаконных сделках с вашим тренером?

– Я подумал, что это возможно.

– Вполне возможно, – профессор в полтора шага пересек разделяющее нас пространство и сел напротив меня, опершись обоими локтями о столешницу и крепко сжимая в ладонях чашку с дымящимся кофе, – но недоказуемо. Письмо окажется в мусорной корзине раньше, чем вы успеете сказать «Alohomora». Так что вам не стоит беспокоиться за меня.

– Да, вы правы, пожалуй, – я ожидал самодовольной усмешки в ответ, но опять с изумлением получил только внимательное спокойствие. – Но есть же и другие пути. А вдруг ему придет в голову навредить вам каким-нибудь более, скажем так, материальным образом?

– О чем вы, Поттер?

Мне показалось, что он прекрасно понял, что я имею в виду, но за каким-то бесом вынуждает меня это произнести.

– Ну, он же один раз уже провел вас с помощью зелья, и может попытаться еще раз. Отравить или…

– Это невозможно. Я знаю свойства всех известных и неизвестных ядов не хуже, чем алфавит, и мистеру Ульриху никогда… – Снейп не успел еще закончить начатого предложения, а из меня уже выскочило необдуманное:

– … приворожить.

Зельевар замер на полуслове. Казалось, ему понадобилось несколько секунд, чтобы осмыслить сказанное мной.

– Вас так это пугает, Поттер? Все еще ревнуете? – только что спокойный голос профессора вмиг стал ледяным.

Я не должен был говорить этого, ведь он, кажется, считает, что я выражаю сомнение в его компетентности. А я ведь совсем не это имел в виду, я просто беспокоюсь. Снейп действительно слишком много для меня сделал – и раньше, и теперь. Но, черт возьми, как же сложно с ним говорить.

– Нет. Дитер меня больше не волнует. Я не хочу, чтобы вы опять попали в какую-нибудь неприятную ситуацию из-за меня. Я просто считал нужным вас предупредить.

– Считайте, что предупредили.

Я кивнул и почти невидящим взглядом уставился на массивные серебристые ручки кухонной мебели, наблюдая за красными бликами отражающегося в них закатного солнца. Вот и поговорили. На самом деле, даже лучше, чем я мог рассчитывать. Я его предупредил, а он даже почти не обсмеял мои нелепые подозрения, которые после нашего разговора и впрямь стали казаться совершенно беспочвенными. Все, можно идти домой. Но почему же так не хочется покидать эту уютную кухню и ее неприветливого хозяина? Может, потому что в моей собственной кухне меня никто и ничто, кроме кошмарного бардака, не ждет? Я впервые в жизни поймал себя на том, что стал бояться одиночества – раньше такого не было, спасибо дяде с тетей.

– Я пойду, профессор. Извините еще раз, что разбудил вас, – отчаянно хотелось, чтобы Снейп остановил меня, предложил кофе или чаю, или чего-нибудь еще.

– Не извиняйтесь, Поттер, вам это совершенно не идет. И я уже говорил вам, что я больше не ваш профессор.

Я никак не стал комментировать его слова, отлично понимая, что вызову еще большее раздражение. Не понимаю, почему он вдруг разозлился на меня, ведь все было в порядке совсем недавно, и еще меньше понимаю, почему меня этот факт так расстраивает – я ведь никогда не ждал от него ничего другого.

– Не провожайте меня, сэр, – я встал, аккуратно задвинув за собой стул – пожалуй, даже слишком аккуратно, – я ничего по дроге не разобью, не уроню и не сломаю.

Но профессор все-таки поднялся вслед за мной, не отрывая от меня взгляда ни на мгновение, так что становилось не по себе от пронзительной глубины и серьезности в его темных глазах. Я постарался разорвать зрительный контакт, начав разглядывать сеть мелких морщинок в уголках его глаз, но все равно замер, словно загипнотизированный, прислонившись к стене.

– Поттер, ответьте мне напоследок на один вопрос, – он говорил так тихо, что мне приходилось напрягать слух, – я могу понять, почему ваш друг решил, что он должен расквитаться со мной – я разрушил его планы по завоеванию знаменитости. Но с какой стати он собирается мстить вам? Ведь вы лично ни в чем не виновны.

Я молчал непозволительно долго, судорожно соображая, что ему ответить и борясь с непонятно откуда взявшимся и однозначно суицидальным желанием сказать ему правду. Желание побороть не удалось.

– Из-за этих четырех дней, что я провел у вас, Дитер решил, – я тоже говорил очень тихо, так тихо, как никогда и не думал говорить в библиотеке, несмотря на требования мадам Пинс. Каким-то шестым чувством я понял, что иначе на заданный вопрос отвечать нельзя, – что я вас соблазняю вместо него. Он собрался нам мстить за то, что мы не позволили ему усидеть на двух стульях: вы отобрали у него меня, а я – вас.

– Вы должны были объяснить ему, что вам такое и в голову не могло прийти. Хотя бы для того, чтобы обезопасить себя.

Говоря это, Снейп сделал еще шаг ко мне – слишком близко – мне уже некуда было отступать. Я стоял, вжавшись затылком в прохладный кафель на стене, сжав руки в кулаки, закусив нижнюю губу, и почему-то ничего не мог ему ответить. От его близости неизвестно почему задрожали колени, а перед глазами поплыли воспоминания.

…Сильные руки профессора в момент совместной аппарации крепко сжимают мои плечи; отрешенное, мечтательное выражение на его лице в тот момент; его же руки заботливо поправляют одеяло, держат в руках мою ладонь, гладят пальцы; расслабленное и совсем не отталкивающее во сне лицо.

Что-то же нашел в нем Дитер, кроме выгоды? Ведь я видел, как он наслаждался, когда целовал Снейпа – я не ошибаюсь, Дит не смог бы сыграть такое удовольствие.

– Поттер? – почти шепот.

Я не мог ответить, где-то в висках стучала одна единственная мысль: каково это – целовать Снейпа?

И так и не отрывая все еще стиснутых в кулаки рук от стены, я подался навстречу профессору и вжался ртом в его крепко сжатые губы. Он не вздрогнул, не оттолкнул меня, и только кожей лица я почувствовал, как совершенно беззвучно сорвалось его дыхание. Это разрешение или протест? Плевать. О том, что со мной произошло, я подумаю чуть позже. И я, приоткрыв рот, провел языком по сухим губам Снейпа – сначала по верхней, затем по нижней – так медленно, как мог, и только потом оторвал руки от стены, зарылся ими в растрепанные волосы, мягкой волной ниспадающие на плечи, и слегка притянул его голову к себе, одновременно всасывая его нижнюю губу. Я не помню, в какой момент потерял инициативу, но уже спустя мгновение его язык жадно исследовал мой рот, и я, кажется, стонал, то и дело выгибая шею и стукаясь затылком о пресловутый кафель. Не помню, сколько длилось это безумие – у меня почти не осталось осмысленных воспоминаний, только запахи, звуки, невероятные ощущения от прикосновения прохладных пальцев к моим щекам, вискам, шее и горячих, теперь уже влажных губ к моим губам.

Когда все закончилось, мне безумно хотелось сказать ему, что меня никогда и никто в жизни так не целовал, но, слава Мерлину, мне хватило ума этого не делать – я просто смотрел на него во все глаза, раздираемый в клочья двумя противоположными желаниями: чтобы он молчал и чтобы заговорил первым.

– Зачем ты сделал это, Поттер?

Захотелось заржать. Ну, вот что я ему должен ответить? Потому что захотелось понять, каково Дитеру было целовать Снейпа? Да, так оно и было. Пять минут назад. Но не теперь.

– Мне было это нужно. И мне показалось, что тебе тоже, – слова вырывались из меня рывками – я никак не мог выровнять дыхание, как не мог успокоить и сумасшедшее сердцебиение.

Снейп ответил не сразу. Отпустив, наконец, мои плечи, он тяжело опустился на стул и одним глотком допил остававшийся в чашке холодный кофе.

– Ты не знаешь, что делаешь, – обычно глубокий и чистый голос звучал очень глухо и хрипло, как у простывшего человека.

– Не знаю, наверное, – я не шевелился, боясь спровоцировать взрыв. Но я должен, должен что-то сказать, – но я не жалею и не пожалею никогда.

– Иди домой, Поттер.

Я не двигался, как зачарованный глядя на Снейпа и, сам того не замечая, касаясь кончиками пальцев своих губ.

– Уходи же, черт возьми!

А что мне еще оставалось?

Я развернулся, практически бегом покинул его дом и остановился только у засохшего клена. Нет. Это не злость сейчас была в его голосе!
***

Утихшая было стихия разбушевалась с новой силой: мелкие жалящие капли косого дождя сводили видимость почти на ноль, а ледяной, пронизывающий до костей, северный ветер мгновенно заставил меня затрястись от холода. Что ж, мое намерение прогуляться сейчас явно не к месту.

Я аппарировал прямо в гостиную своего дома. Хорошо, что охранные заклинания дома настроены таким образом, что пропускают меня сразу в уютное тепло, и можно не заботиться о ключах или паролях.

Стоп!

Они пропускают внутрь не только меня, но и Дита.

Черт!

Черт-черт-черт-черт!

Минут десять я, не снимая промокшей насквозь одежды, носился по дому, оглядываясь и открывая шкафы, пытаясь по местоположению вещей определить не побывал ли здесь Дитер, пока меня не было. Все вроде было в порядке, хотя стопроцентной уверенности не было, да и быть не могло – утром я покинул свое жилище далеко не в лучшем для адектватной оценки действительности состоянии. Проверив все, я, наконец, выудил из кармана палочку и внес изменения в чары, защищающие дом. Дитеру сюда больше нет дороги.

Насколько приятно было избавиться от липнувшей к телу одежды, настолько же отвратительно оказалось лицезреть разгром, учиненный мною в собственном же доме за бессонную ночь и похмельное утро. Вздохнув, я принялся за уборку. Я всегда делал это без помощи магии – так, как привык в доме тети с дядей сто лет назад; механический способ наведения порядка даже сейчас помогал хоть немного успокоиться и спокойно подумать.

В голове настойчиво крутилось слово «бред», и я, с остервенением натирая веревочной шваброй мрамор на кухонном полу, на все лады произносил его вслух – громче, тише, со злостью и со смехом. И только когда пол засверкал, отражая сероватый свет пасмурного дня, лившийся из большого окна, я привалился к холодильнику и замолчал.

Что со мной происходит такое? Это не я, Мордред побери. Не я вышвырнул из своей жизни Дитера, не я напился до чертиков, не я приперся с похмелья к Снейпу и уж точно не я целовал его час назад! Воспоминание о поцелуе заставило что-то внутри тревожно сжаться – от стыда и… желания испытать эти невероятные ощущения вновь, еще и еще. Не было с Дитом такого никогда. Хорошо, приятно, возбуждающе – да, но чтобы настолько терять голову, таять в чужих руках, не думая о том, чей язык сейчас у тебя во рту – нет, такого не было никогда. Ни с Дитером, ни с кем-то еще.

Оглушительный грохот и последовавший за этим отборный мат, донесшийся из гостиной, заставили меня встрепенуться. Среагировал я мгновенно – по-крабьи метнулся вбок и вжался спиной в узкий простенок между раковиной и холодильником, выставив перед собой палочку. Неужели Дитер решил вернуться? Перед глазами снова вставали красочные картины, запомнившиеся после какого-то маггловского боевика: фугасы, мины и дуло огромного пистолета перед глазами несчастной жертвы.

- Гарри! Ты тут? Что-то стряслось?

Зычный голос лучшего друга, наполнивший, казалось, каждый уголок дома, заставил меня с облегчением выдохнуть. Я быстро засунул палочку обратно в карман домашнего халата и вышел из кухни, только сейчас заметив, как бешено, оказывается, бьется мое сердце.

- Иду, Рон, - я прокричал это еще из коридора, а, войдя в комнату, практически согнулся пополам от смеха: мой долговязый приятель, растянувшийся на полу, был практически с ног до головы засыпан дымолетным порошком, горшочек из-под которого, расколотый, валялся рядом на стопке журналов, так и громоздившихся в беспорядке на полу. На них, видимо, Рон и поскользнулся.

Отсмеявшись, я направил палочку на друга:

- Tergeo, - пыль испарилась, обнажив красную от смущения физиономию Рона. - Прости, у меня генеральная уборка.

- А? Да, я понял, вроде, - он собрал, наконец, в кучу свои конечности и перебрался на диван. – Это ты меня прости, - он достал из кармана свою палочку и направил на глиняные черепки на полу, - Reparo. Accio, - и протянул мне абсолютно целый, но пустой горшочек, - я оставил тебя без дымолетки.

- Ничего, у меня где-то была еще упаковка, - я опустился рядом с ним на диван, - ты ко мне просто так, или что-то случилось?

- Случилось! Она сде… – Рон рассвирепел в одно мгновение, но вдруг замер на полуслове, и на его лице отразилось замешательство, - погоди, а Дита нет, что ли? Он же все время дома торчит. Кстати, он ко мне заходил несколько дней назад – тебя потерял – так говорил, что работу еще не нашел.

- Ну, - я тянул это слово достаточно долго, стараясь быстро сообразить, что лучше ответить Рону. Объяснять сейчас всю сложность ситуации совершенно не хотелось, да к тому же он сам хотел чем-то со мной поделиться, и я решил отложить рассказ о своих несчастьях на потом, - нет, он занят и будет нескоро.

- Ага, - Рон снова с подозрением оглядел гостиную, и, похоже, заметил, что ноутбука на своем месте нет. Определенно, пора менять тему разговора.

- Так что «она сделала»? И кто эта она? Гермиона?

- Угу, Гермиона, кто же еще? - Рон тут же погрустнел, и я в очередной раз поразился, насколько быстро у него меняется настроение, а за ним и выражение лица. – Аборт она сделала, вот что.

- Ясно, - если честно, я не знал, что ему сказать. Я отнюдь не был удивлен такими новостями, отлично зная, что подруга, несмотря на серьезные чувства к мужу, всегда в первую очередь думала о получении профессии, и лишь потом о семье.

- Гарри, ну как она могла? Она же знает, как это важно для меня! Она мне два года нервы трепала. Мол, планировать сейчас еще рано, но если получится, то тогда конечно. А вот теперь, пожалуйста, получилось, а она все сама решила. Говорит, что ей еще год учиться, а с ребенком она не сможет нормально университет закончить. Поставила нас перед фактом, и пошла к маггловским врачам – ее родители договорились. Мама вообще в трауре.

Я с трудом подавил усмешку, представив в каком бешенстве сейчас миссис Уизли, помешанная на детях.

- Рон, не психуй ты так. Неужели, ты в самом деле ожидал от Гермионы другого решения? Кому как не тебе знать, насколько учеба была всегда для нее важна?

Он вздохнул.

- Да нет, не ожидал, наверное, но очень надеялся, понимаешь?

Я кивнул.

- Ничего, у вас еще будут дети, дай ей время. Прошло-то хоть все нормально?

- Нормально. Она уже на занятия сдулась, прикинь! Суток не прошло! – Рон, казалось, ожил, и в его голосе зазвучала та самая гордость, с какой он всегда говорил о своей жене. - Слушай, я голоден, как вервольф. У тебя есть что-нибудь съестное?

- Неа, - до меня только сейчас дошло, что я сам со вчерашней ночи ничего не ел, и в животе тут же громко заурчало, - пошли до магазина сгоняем. Я все равно собирался, а уборку можно и потом доделать.

- У меня есть идея получше, - Рон хитро сощурился, - чего нам тут в бардаке трапезничать? Махнем в «Три Метлы», как раньше, а?

Я засомневался. С одной стороны, действительно жутко хочется есть, да и готовить лень, с другой, совершенно не хочется посещать никакие людные места. В любой другой ресторан или бар я, наверное, бы не пошел, но «Три Метлы»… Это, и правда, прозвучало очень привлекательно. Может быть, в такой привычной и в то же время почти забытой уютной обстановке удастся отвлечься от своих проблем хотя бы на время. Да, пожалуй, стоит пойти.

Я поднялся с дивана, отпихнув ногой очередной журнал, и махнул рукой.

- Ладно, пошли! Я наверх - оденусь и возьму деньги.

- Здорово! – Рон тоже встал и направился к камину. - А я тогда пойду столик забивать, а то уже почти восемь, наверняка народу полно.

Я улыбнулся, наблюдая за тем, как он недоуменно изучает каминную полку – настроение, определенно, стало улучшаться.

- Эй, ты не забыл, что десять минут назад помог мне избавиться от дымолетного порошка?

- Упс, - Рон расхохотался, так свободно, естественно и заразительно, что не присоединиться было невозможно. Отсмеявшись, мы с улыбкой посмотрели друг на друга.

- Я поищу сейчас.

- Да ну его, не ищи. Я аппарирую. Только не возись долго, ладно?

- Хорошо.

Рон снова расцвел в улыбке и тут же исчез, а я потопал на второй этаж одеваться, размышляя о том, что Рон ощутимо прогрессирует – раньше он без острой необходимости никогда не прибегал к аппарации, зная, что у него это нередко заканчивается маленькими, но все-таки неприятностями.

Слов не хватает, чтобы выразить, как сильно я соскучился по общению с лучшим другом, отдавая все свое свободное, и не очень, время Дитеру.
***

Несмотря на сильный ветер и данное Рону обещание не задерживаться, я аппарировал не ко входу в «Три Метлы», а на окраину Хогсмида, решив чуть-чуть пройтись и подумать о том, стоит ли все-таки сообщать другу о разрыве наших с Дитером отношений. Узкая улочка змейкой петляла между деревенских домов, укутанных хмурыми осенними сумерками, и уводила мои мысли прочь от волнующих событий настоящего, заставляя вспомнить школьные прогулки.

Насколько иначе все было тогда – безделицы из «Зонко» и вкусности из «Сладкого Королевства» будоражили кровь временами сильнее, чем ставшая чуть ли не до скукоты привычной угроза нападения Волдеморта. Сегодня я не понимаю, как смог выдержать все то, что сейчас страшно даже вспоминать. Что это, трусость? Или взросление? В то время меня вряд ли можно было запугать пустыми угрозами, а теперь я всерьез обеспокоен обещанной Дитером местью. Причем, беспокоюсь я не столько за себя, сколько за Снейпа, который ожидаемо не воспринял всерьез моего предупреждения.

Я усмехнулся: странная штука жизнь. Скажи мне кто-нибудь в школьные времена, что некий немец собирается мстить Снейпу с особой изощренностью, я не просто был бы рад – лично бы помог, а сегодня… А сегодня я его поцеловал. Сам. А он еще и ответил. Безумство. Идиотизм. Нелепость. Я остановился, не дойдя десяток метров до входа в бар, успокаивая дыхание, сбившееся от быстрой ходьбы и воспоминаний о поцелуе. До ужаса притягательная нелепость. Я уже проходил это когда-то, впервые ответив на поцелуй мужчины, и тогда эта нелепость очень скоро стала нормой моей жизни. Есть ли такой шанс, что настанет день, когда меня не будет так удивлять язык Снейпа у меня во рту? Я уже приготовился рассмеяться пришедшей в голову шальной мысли, но смеяться неожиданно расхотелось. Я затряс головой, растрепывая и без того малоаккуратную прическу и отгоняя ненужные фантазии: все потом.

***

– Гарри! – сидящий за угловым столиком Рон, очевидно, не сводил глаз со входа, поэтому сразу заметил меня, стоило мне ступить в теплую полутьму уютной обстановки «Трех Метел», и в знак приветствия замахал бутылкой недорогого огневиски.

– Рон, ты же прекрасно знаешь, что я не пью.

– Знаю, – он широко улыбнулся, – зато пью я. Согласись, у меня есть повод. И потом, – он ткнул пальцем в сторону окна и подмигнул, – погода не шепчет – у тебя точно не будет завтра тренировки, так что чуть-чуть можно. А ты мне все про Дитера расскажешь. Я ведь не такой уж дурак, – он притворно насупился и надул губы, – понял, что его неспроста дома нет вместе с его машинкой.

«Машинкой» друг величал дитеров ноутбук. Я поначалу поправлял его, но Рон продолжал называть его так, как хотел, поэтому я давно сдался, но сейчас, оттягивая время, вновь поправил:

– Ноутбуком.

Рон согласно кивнул.

– Ты считал, что я не пойму? Разгром в квартире, пустая бутылка на полу в гостиной и ни одной вещи Дитера в поле зрения.

– Я не знал, должен ли говорить.

– А почему нет? Я твой друг, или как?

– Ты вроде как очень не в духе пришел. Я не хотел тебя еще и своими неприятностями загружать, – я все еще стоял у стола, как будто это могло уберечь меня от неизбежного: друг уже разливал огневиски по стаканам, до половины заполненным льдом.

На самом деле, идея выпить не казалась такой уж непривлекательной, и я со вздохом уселся напротив Рона, размышляя о том, насколько быстро люди становятся алкоголиками. Вроде, не со второго раза, хотя это, наверное, индивидуально.

– Учти, я без закуски пить не буду. Имел тут горький опыт.

– И не придется, – Рон мотнул головой куда-то за мою спину, и я оглянулся.

К нам уже спешила сияющая мадам Розмерта с полным подносом разнообразной снеди. Через минуту на столе красовались ваза с фруктами, полная тарелка сандвичей с курицей, какие-то незнакомые мне морепродукты, ну и конечно, конфетница, полная шоколадных лягушек.

Я засмеялся, поднимая бокал и хватая одну из них:

– Ты в своем репертуаре!

– Я же обещал «как раньше», – улыбнулся Рон и звонко приложился своим стаканом о мой, – за удачу!

Огневиски пахло клопами и древесиной и слишком обжигало горло, но тепло, тут же затопившее меня изнутри, было несомненной компенсацией, а подзабытый вкус шоколадных лягушек – и вовсе приятным бонусом.

– Рашшказвай, – я снова со вкусом рассмеялся – столь раздражающая Гермиону привычка Рона говорить с набитым ртом всегда приводила меня в благодушное настроение. Все проблемы начинали казаться не такими уж серьезными, а предстоящий разговор не таким неприятным.

– Он меня все время, что мы были вместе, дурил с помощью зелья.

Друг вытаращил глаза.

– Да ну? Приворотного, что ли?

– Нет, хотя и немногим лучше. Зелье пил Дитер. Оно называется «Зелье Доверия» – я сам недавно узнал. Заставляет верить во все, что говорит принимающий его человек. Я и верил во все его признания и отмазки, а он меня использовал. Деньги выкачивал, работу пытался за мой счет заполучить.

– Ого, – Рон, не глядя, сгреб еще один сандвич и откусил добрую половину. – Не ражбиааюсь ф зеях, – он помотал головой, с трудом проглотив все, что было во рту. – А ты-то как понял?

Вот тут начиналось самое интересное. Я замялся, невидящим взглядом посмотрев на бутылку, стоящую между нами – Рон, конечно, растолковал это по-своему и тут же наполнил стаканы с не растаявшим еще льдом. Вторая порция пошла легче.

– Ну, он мне изменил, – виски точно дало в голову, раз я не подумал, в какие дали заведет наш разговор продолжение этой фразы, – со Снейпом.

– Что?! – Рон даже привстал. Казалось, он близок к тому, чтобы без чувств осесть на пол. – К-к-каким образом? – замолчал, пораженный, но тут же густо покраснел. – То есть, я не о том, конечно. Причем тут Снейп? Где он нашел его вообще?

Пришлось начинать сначала. Рассказ о квиддиче, плане Марикуса, полировке, сделанной Снейпом, о том, как я застукал «голубков» в ресторане, о думосборе, антидоте и нашем скандале с Дитом длился добрый час и три стакана виски на брата, после чего абсолютно пьяный Рон заявил:

– Ну ты даешь, дружище! Вот бурная у тебя жизнь-то, а. Я прям завидую немножко.

– Было б чему завидовать, – я себе пьяным не казался. А зря. – Знал бы ты, как мне хреново. Я запутался в этой жизни к чертям собачьим, а ты завидуешь, блин.

Язык говорил что-то по инерции, а затуманенный алкоголем мозг смаковал в воображении картины, во всех красках изображающие Снейпа, целующего меня. Причем, степень эротичности картин определенно превышала произошедшее днем.

Рон замолчал, разлил по стаканам все, что оставалось в бутылке, молча выпил, уже не закусывая, свою порцию и прошептал:

– Ты любишь его, да?

– Снейпа? Нет, ты что, я его не знаю толком, да и… – пока Рон шумно не поперхнулся, я даже не понял, что говорю. А когда понял, было уже поздно. – Черт.

Рон отдышался, вытер с покрасневших щек выступившие слезинки, подозвал мадам Розмерту, заказал еще бутылку огневиски и уставился на меня.

– Рассказывай, Гарри. И только попробуй хоть о чем-то умолчать. Я чувствовал, что здесь что-то не так.

Я молчал, подбирая слова, ощущая, как отчаянно горит лицо, и наблюдал за тем, как всегда отличавшаяся хорошей интуицией Розмерта левитирует бутылку и два чистых стакана, не подходя к нашему столику. Сейчас Рон готов меня слушать, но кто знает, как он отреагирует завтра, когда протрезвеет. Он ведь всю жизнь терпеть Снейпа не мог, впрочем, как и я. Для меня-то все изменилось, но вряд ли когда-нибудь изменится для моего друга, и я не готов его за это осуждать – Снейп дал немало поводов для такого отношения. Как ни странно Рон меня понял.

– Говори, дружище, – он протянул руку через стол и хлопнул меня по плечу. – Если уж я пережил новости о твоей ориентации, то новости о Снейпе точно переживу. Обещаю не проблеваться.

Слова были, конечно, сомнительно корректные, но мне почему-то помогли.

– Я поцеловал его сегодня, Рон, – я с трудом поборол желание спрятать лицо в ладонях, – сам. По своему желанию.

– А он? – Рон затаил дыхание.

– Поцеловал в ответ.

Мы молча выпили, и тут меня прорвало. Я рассказывал о том, как я отравился, как Снейп заботился обо мне, так, как никто и никогда в жизни. Как я проснулся от того, что он невыносимо нежно гладит мои руки. Как он помог мне сегодня, и как невероятно сладок был поцелуй. И Рон действительно не проблевался. И даже не морщился. Когда я дошел до момента окончания нашей встречи, Рон замер с открытым ртом.

– И ты ушел? Нет, правда ушел, Гарри?

– Ну да, – я озадаченно уставился на приятеля. – А что мне еще оставалось?

– Н-да, никогда не думал, что МНЕ придется это тебе говорить, но ты идиот, Гарри! – Рон заговорил очень быстро, почти захлебываясь словами, словно боясь передумать. – Когда человек ТАК говорит, чтобы ты уходил, то на самом деле просит, чтобы ты остался.

– Нет, Рон, я так не думаю.

– А я думаю. Чего и тебе советую.

Я молчал довольно долго, прокручивая наш разговор в памяти вновь и вновь, и с каждым разом все больше убеждаясь в том, что Рон прав. Кажется, уйдя, я только усложнил ситуацию. И что мне теперь делать?

Я и не понял, что задал последний вопрос вслух, пока Рон мне не ответил.

– Я, конечно, не такой уж специалист в делах амурных, – друг выглядел как кот, объевшийся сметаны, настолько явно он наслаждался своей ролью незаменимого советчика, – но думаю, что тебе нужно, пусть и с таким опозданием, но вернуться.

– Что прямо сейчас?

– Ага.

Я оглянулся назад, на барную стойку, над которой висели массивные позолоченные часы, и пожал плечами.

– Уже четверть двенадцатого. И к тому же, я пьян как… как не знаю кто.

Рон хихикнул:

– Как Наземникус. Ничего страшного – меньше будешь смущаться. А насчет времени… ты ж говоришь, что разбудил его днем? Так значит, сейчас он навряд ли спит, логично?

– Логично. Вот только не кажется мне все это хорошей затеей, честное слово. Опозорюсь еще больше. Хотя куда уж больше?

– Гарри, я тебя убеждать не буду, конечно, но не такой уж ты пьяный вообще-то, – Рон вдруг резко замолчал и воззрился туда же, куда пару минут назад смотрел я. – Дьявол! Времени-то сколько! Гермиона меня растерзает на мелкие кусочки! Все, Гарри, я ухожу. Прислушайся к моему совету, понял?

– Эй, Рон, – я забеспокоился, увидев сосредоточенное выражение его лица, – ты же не собираешься аппарировать в таком состоянии?

– Собираюсь. Неохота вываливаться пьяным из камина под ноги маме. А если расщеплюсь, так хоть оправдание будет, да и Гермионе меньше работы, – и он исчез. Я поднялся из-за стола и тщательно изучил место, где только что сидел приятель.

Вроде, все было чисто – ни одной части Рон за собой не оставил. Я усмехнулся: денег, чтобы рассчитаться за ужин, он тоже оставить забыл. Хотя это простительно – мне хорошо известно, насколько страшна в гневе Гермиона.

Я постоял еще пару минут в раздумьях. Голова слегка кружилась, но, в целом, я не так уж и пьян, в самом деле. А Снейпа увидеть хотелось страшно. И не только увидеть – поцеловать.

И я решился.