Раз.   Я сел на свободное место, прямо напротив дверей вагона, и раскрыл книжку. Обе соседки слева и справа заглянули в пухлый томик в моих руках. Я перелистывал страницы, останавливаясь на вставках плотной бумаги с яркими немного провокационными иллюстрациями. Метро, утренняя людская суматоха, прозрачный летний воздух отражались книгой, впитывались, перерабатывались и вырисовывались цветными карандашными штрихами. Скандальная ситуация и глубокое декольте героини, взгляд откуда-то снизу на начищенные ботинки, выглаженные брюки и пиджаки толпы офисных работников, взволнованное и раскрасневшееся лицо героя... Люди на иллюстрациях жили, двигались, менялись, будто запечатленные объективом грифельной видеокамеры. Я выхватил из текста фразу и широко улыбнулся, в очередной раз наслаждаясь тонкой, заметной и оценимой лишь в контексте, шуткой. Вагон успокоился, двери закрылись. Я погрузился в чтение...   Два.   Они слонялись по городу как неприкаянные, то срываясь на бег, устремляясь вслед за непонятными и вряд ли до конца осознаваемыми импульсами, то надолго застывая в нерешительности возле какой-нибудь витрины. Они погружались в подземку, топтались на переходах, запрыгивали в автобусы, петляли по улицам. Потерянный, разочарованный, уставший мужчина лет сорока, рыхлый, полноватый, в заношенной футболке и пиджаке. Его подруга, безликая, со следами былой увядшей юности и свежести, такая же измученная. И третья, Гер, или как ее там звали, на которую они буквально натолкнулись в метро. Гер, стремительная и самопогруженная, восприимчивая и никого не слушающая, бродячая музыкантка, почти постоянно поющая и играющая, вне зависимости от наличия и состава аудитории. И я ходил вслед за ними.