Здесь жутко холодно, несмотря на лето.   Это был, наверное, какой-то праздник или мероприятие, все стояли кружком, сосредоточенно повторяли за ведущим. И я не помню деталей, но меня очень злило, что мама стоит сзади, кривляется, сюсюкает, ведет себя со мной, как с ребенком. Чаша терпения переполнилась, когда она сняла ножны с моего ножа, который я держал за спиной, и попыталась выдернуть его у меня за лезвие. Я вспылил, накричал на нее, привлекая всеобщее внимание, и ушел, хлопнув стеклянной дверью в фойе.   Я еще возвращался, чтобы увидеть затухающий праздник. Вокруг стола ходил Паша, что-то яростно декламируя, с жаром размахивая и периодически отхлебывая из коричневой бутылочки. На столе среди прочего мусора я увидел пустую пачку таблеток «Бор», в пузырьке же была какая-то кислота. Я медленно вышел на улицу и в полусне набрал 03. «Скорая.» «Человек наелся бора. Вы меня уже запеленговали? Можете выехать?» Невнятный шум. «Где вы?» «Запеленгуйте! Он умрет скоро!» «Адрес скажите.» Я посмотрел на серое стеклянное здание рядом, на бетонные квадраты под ногами. Я почему-то почувствовал себя ужасно глупо и неудобно, что вдруг стал ответственным за чью-то жизнь. «На Гостинке. Видите?» «Да. Ждите.»   А потом я давил Паше на горло, чтобы его вырвало, но он упирался и пытался оттолкнуть меня, все еще что-то крича и кого-то увещевая. Его упрямство злило, я с остервенением сдавливал ему горло: «Блюй, сука бля, блюй!» Он быстро слабел; его стошнило чем-то белым. И он потерял сознание.   Прибежавшая через пару минут врач что-то крикнула насчет валявшегося на полу тюбика с гелем, что мы сами виноваты и должны были за этим следить, но я не помню деталей. Руки тряслись от бессилия и негодования. Я оказался в какой-то пустынной местности, рядом с белыми каменными глыбами, обточенными ветром. Меня встретил Джим Моррисон, почти бесцветный из-за песка и солнца, он взял меня за руку и повел к местным индейцам, темнокожим сморщенным старикам в грубых коричневых накидках. Мы все сели и, синхронно раскачиваясь из стороны в сторону, затянули что-то ритмичное, невнятное, первобытное. Та-ба-ба-ба-та-та-та-там. Та-ба-ба-ба-та-та-та-там. Откуда-то я знал, что это заупокойная песня. И догадался, по кому она.   Тот парень был толстым. Нет, даже не толстым, а большим. Он внушал невольное уважение своим спокойствием, уверенностью, силой. Было видно, что он не был из тех рыхлых слюнтяев, страдающих от насмешек или презрения. Он говорил что-то про необходимость быть осторожными, про поведение, про местность вокруг и еще много, но все слова вылетели у меня из головы. Я был восхищен им и представить себе не мог, что совсем скоро мы будем вместе что-то делать!   Он вытащил из сумки два больших куска зеленой резины, оказавшиеся сапогами с голенищами до пояса, натянул их поверх бесформенных штанов. Второй парень засмеялся: «Сомнешь же все там.» «Не сомну,» — насупился тот и загнул голенища, как будто так и хотел сделать сначала.   Большой парень выпрямился. «И что? Мы идем помогать?» — я вскочил, радостный, как собачонка. «Да. Хе-хе. А потом пойдем помогать.» Наверное, это звучало не слишком убедительно, но мне хватило. Мы втроем разошлись в разные стороны.   По дороге домой на пустыре за мной кто-то увязался, я кожей чувствовал взгляд холодных глаз из будто специально сгущающихся сумерек. До безлюдного двора добежал быстро, но там запаниковал: в какой подъезд заходить? Все обшарпанные двери выглядели одинаково, из окон безразлично смотрели ровные отрезы тюля. А в спину уже, кажется, кто-то тяжело дышит, и гул в голове мешает сосредоточиться, принять правильное решение. Но выглянуло солнце, вышла гулять сестра, и я успокоился.   Мы сидели на скамейке, когда за руку меня ухватил этот бульдог. Должно было быть больно — он крепко вцепился в локоть, — но я сильнее испугался. «Беги за Неправдой. Это ее псина.» Кое-как одной свободной рукой я разжал зубы. Но на меня накинулся еще и кот, которого я уже сам за лапы понес Неправде. Она жила в соседнем подъезде на третьем этаже. Дверь была не заперта, в коридоре мы столкнулись сначала с ее младшей сестрой, сама она чуть позже вышла из душа в старом халате и с полотенцем на голове. Она оказалась ниже, чем я думал; из-под полотенца кое-где выглядывал ровный ежик коротких волос.   Река была замечательной. Синяя с изумрудным отблеском неторопливая вода, чистая и ласковая, где-то посередине потока небольшой риф из камня с белыми и зелеными вкраплениями, крутой скалистый берег с удобными уступами и маленькой пологой бухтой у подножья. Я не люблю купаться; пока все раскладывались на песке, я залез на обломок скалы недалеко от воды, и принялся созерцать и наслаждаться видом. Вокруг по реке, где было мелко, бегала Неправда с фотоаппаратом, ловила удачный кадр. (Я вдруг осознал, что я сижу в одной длинной футболке, без трусов, но это за скобками) Неправда нацелилась на меня, и я замер, лениво обдумывая, чего я не хочу больше: двигаться, быть просто сфотографированным или быть сфотографированным без трусов. Но я ей на этой скале, кажется, не понравился. К тому же в воде показался дракон.   Желтый японский дракон, с длинным телом и большой головой, змеящийся по реке, то синусоидой изгибаясь над поверхностью, производя плеск и брызги, то исчезая в глубине, пока остальные его части не совершат намеченной головой траектории движения. Он красовался. Появлялся то возле берега, то ближе к рифу, то его можно было различить возле дна. Мы все теперь сидели на камне, наблюдая за драконом. Неправда опять пыталась фотографировать, и у нее опять, кажется, не получалось. Однако ей воздалось, когда дракон вынырнул возле нас и положил голову (в пол человеческого роста) ей на колени, оставив на ногах отпечатки тяжелого предмета. «Тяжело было?» «Еще как!»   Потом приплыл второй дракон, и они вместе устремились вверх по течению. Я про себя отметил маленькие крокодильи лапки на огромном змеином теле.   Парни действовали быстро и продуманно. Они подкатили к дачному домику на грузовичке, быстро взломали дверь, один остался снаружи. Конечно, их уже ждали в засаде. Крик «Шуба!» — и ребята молниеносно выскочили из дома и попрыгали в машину, продырявив легкий тент, закрывавший кузов. Собровцы оказались менее расторопными, и даже артиллерист с базукой промазал, угодив ракетой перед грузовиком.   А четвертый находился недалеко от засады СОБРа. Когда они уже стали собираться уезжать, он осторожно вылез из укрытия и понесся что есть силы ко второму спрятанному в лесу недалеко от шоссе автомобилю. Он упал в какой-то чаще, угодив рукой в мох под корнем; оттуда он достал несколько белых шаров, размером в диаметре сантиметров пять каждый. Перламутровые, приятные на ощупь, легкие, будто из пластмассы. Посмотри, какие, ты только посмотри... Он потерял сознание.   Наутро он первым делом опять посмотрел на шары. Подо мхом их оказалось больше, чем накануне. В голове звучал какой-то голос, заглушавший мысль о дальнейшем отступлении. Все дороги на выезд, он знал, были уже перекрыты, правоохранительные органы проверяли каждую машину. Нужно пробираться по лесу и болоту вдоль дороги, но не сейчас, не сейчас. Какие они... Ты только посмотри...