Парадоксально, но рок-герой, который легко собирал стадионы зрителей, был закоренелым мизантропом. Все дело в чуткости натуры и нетерпимости ко лжи и притворству. Одно из воспоминаний Курта о своей юности: «Я носил фланелевую рубашку, жевал табак и в течение долгих лет был затворником в своей комнатушке». Всех фронтменов Кобейн условно делил на угрюмых мечтателей и безумных весельчаков – и не без гордости относил себя к первой группе, открыто презирая музыкальные тусовки.
«Как бы мне хотелось принять таблетку, которая позволила бы балдеть от передач по ящику и не предъявлять к жизни слишком больших претензий»… В своих сетованиях Курт был искренен. Впрочем, совсем скоро рядом с ним оказался человек, который отличался куда большим жизнелюбием, чем он сам.

Кобейн родился  в городке, которому довелось поднимать лесоперерабатывающую промышленность США. Чинный и смертельно скучный Абердин, расположенный в штате Вашингтон – «захолустье», где Курт, по его собственным словам, «прозябал», пока ему не исполнилось двадцать лет. Первые конфликты с одноклассниками, развод родителей, добровольное затворничество, побеги из дома и ночевки под мостом… Сейчас всех въезжающих в Абердин приветствует памятная табличка, которая гласит: Come As You Are – приходи таким, какой есть. Злая ирония: самому Кобейну было сложнее всего примириться с собственным «я», самокопание было  источником его творчества. В конечном счете, оно же его и погубило.

Они познакомились на рок-концерте в Портленде. И хотя серьезные отношения завязались лишь спустя пару лет после знакомства, есть все основания полагать, что Курт сразу обратил на энергичную Кортни особое внимание.
К тому времени Кортни Лав, солистка альтернативной рок-группы Hole уже была довольно известна – во многом благодаря своему «бойцовскому» характеру. Курта притягивало к ней как магнитом. Если верить самой Кортни, до того, как стать взбалмошной неуравновешенной девицей, она тоже несколько лет угрюмо просидела в углу, отказываясь общаться со сверстниками. Вдвоем они увлекательно рассказывали прессе о полном взаимопонимании и уважении к творчеству друг друга. На деле Кортни нередко ревновала Курта к славе, обрушившейся на него и Nirvana. Курт же всю оставшуюся жизнь продолжал интуитивно тянуться к простому жизнелюбию Кортни, которого так не хватало ему самому. Это была зависимость.

Среди других музыкантов у Курта были как единомышленники, так и те, кого он на дух не переносил. Долгое время в главных недругах числился Эксл Роуз из рок-банды Guns N’Roses. Самоуверенный, всегда ходивший с высоко задранной головой Роуз, по мнению Курта был типичным представителем «рок-мачо». После нескольких перепалок отношения между двумя музыкантами испортились окончательно: они не желали выступать на одних фестивалях и не могли находиться вместе в одном помещении.
Курт часто отпускал критические замечания в адрес коллективов, которые были ориентированы на ту же аудиторию, что и Nirvana. Не избежала этой участи и гранж-группа Pearl Jam – хотя ее фронтмену Эдди Веддеру хватало мудрости не ввязываться в ребяческие разборки. В одном любопытном интервью, данном уже после смерти Курта, в мае 1994 Веддер рассказал о том, как следил за жизнью Кобейна, узнавая обо всем из газетных заголовков. Тогда он признался журналисту: «Знаешь, а ведь я всегда думал, что уйду первым».

Своими любимыми писателями Кобейн называл Джерома Д. Селинджера и Льва Толстого. Но по-настоящему его вдохновил роман немецкого драматурга и прозаика Патрика Зюскинда «Парфюмер. История одного убийцы», впервые напечатанный в 1985 году, когда Кобейну было 18.
Курт так проникся историей Жана-Батиста Гренуя, что даже сочинил песню Scentless Apprentice («Ученик без запаха»), изданную на третьем студийном альбоме Nirvana "In Utero". Скорее всего, он симпатизировал главному герою драмы Зюскинда, даром что тот был серийный убийца. Гренуй обладал феноменальным обонянием, Кобейн обладал феноменальной чувствительностью к окружающему миру, пусть и был вынужден играть роль панк-идола молодежи. Одним из удивительных качеств Кобейна была готовность сострадать всем отверженным и притесняемым. Еще одним его кумиром, воспетым в песне, стала актриса Фрэнсис Фармер из Сиэтла, пик карьеры которой пришелся на 30-е годы XX века. В рамках своих мировых гастролей актриса посетила СССР, после чего пошли слухи о ее симпатиях к коммунизму – и карьера Фармер подозрительно быстро пошла под откос. После нескольких вопиющих по тем временам выходок актрисе поставили диагноз «маниакально-депрессивный психоз», поместили в психиатрическую клинику и принудительно провели лоботомию. Актриса так и не смогла вернуться к нормальной жизни и скоропостижно умерла от рака, буквально забытая всеми. В годы изнурительного противостояния прессе, которая открыла на него настоящую травлю, Курт написал песню-манифест Frances Farmer Will Have Her Revenge on Seattle, проводя параллель между историей Фрэнсис и своей собственной.

Развод родителей стал для юного Кобейна серьезным испытанием, наложившим отпечаток на его дальнейшую жизнь. Из гиперактивного, не по годам смышленого ребенка он превратился в неврастеничного подростка. С самого детства Курт страдал сильными болями в желудке, которые сменялись приступами тошноты. Ни один врач не мог найти причину этих внезапных приступов. Чтобы хоть как-то улучшить свое состояние, Кобейну приходилось постоянно сидеть на обезболивающих лекарствах. Так началась его зависимость от сильных препаратов.
Отчасти именно болезненное состояние со временем сделало фронтмена Nirvana раздражительным и недоверчивым. Крис Новоселич, в отличие от остальных, довольно рано узнал истинную причину вечно угрюмого выражения лица Кобейна. Он же стал его близким товарищем на всю жизнь и часто вытаскивал Курта из конфликтных ситуаций. Дэйв Грол вспоминает о Курте как о ребенке, который мог быть жестким диктатором, а мог неожиданно обидеться на весь мир и забиться в угол. Со временем они просто научились принимать его таким, какой он есть.

По словам самого Курта, музыка, которую играла Nirvana, была естественным ответом на эпоху. Группа Кобейна звучала в унисон с другими представителями популярного в те годы хэви-метала; пожалуй, разве что присутствовала в Nirvana какая-то несвойственная тяжелой музыке одухотворенность. Кобейн упрямо отказывался писать «стадионную» музыку и продолжал искать своего идеального слушателя. Поэтому когда в 92-м популярность группы (во многом благодаря растиражированности на MTV) взлетела до небес, Курта вдруг сильно начала раздражать «всеядность» публики. «Почему они орут? Что они видят в нас? Ведь это те же самые люди, которые в школе давали нам пинки под зад». Безумство толпы на концертах казалось ему неискренним, и тогда-то он начал противопоставлять ему свою личную агрессию, круша оборудование и инструменты в конце каждого шоу.
Номинально относясь к гранжу, Nirvana стояла особняком. В интервью Кобейн, Новоселич и Грол могли часами рассуждать о кумирах-предшественниках, так или иначе повлиявших на их творчество. Sonic Youth, The Pixies, Black Flag, R.E.M. – это были музыканты самых разных направлений. И в то же время Курт терялся, когда его расспрашивали о творческих процессах внутри группы. Бескомпромиссная, резковатая, подчас неожиданная «как кирпич на лице копа» музыка Nirvana создавалась путем импровизаций, без оглядки на моду и уже существующие музыкальные жанры, без попыток подражать кому бы то ни было. Может, поэтому примитивный на первый взгляд гитарный рифф в Smells Like Teen Spirit покорил миллионы слушателей и стал настоящим манифестом поколения 90-х?

Фото - Carlos Andrés Restrepо

Евгения Юнкова