ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ! ЗДЕСЬ, В ПАРИЖЕ СТОИТ ЛЕТНЯЯ ТЕПЛЫНЬ, и два десятка миллионов, ежегодно приезжающих сюда, быстро убеждаются в том, что местныя погоды напрочь опровергают широко распространенную пословицу о том, что хорошо только лишь там, где нас нет... Таким же августовским (фр. auguste) летним днем, в 1858 году, когда Она смогла, наконец, приступить к воплощению наяву своей давней мечты, начав строительство этого роскошного особняка, парижские газеты напишут, что в далеком Петербурге, счастливо избежавшем Наполеоновского визита, скончался Огюст Монферран (фр. Auguste Montferrand) родившийся зимой в предместье Парижа, в той самой деревне на холме Шайо, который позднее переименуют по-испански, в Трокадеро.

В молодости, до того, как в 1814 году он соблазнил в Париже своим альбомчиком царя Александра I, Монферран служил в Парижском аналоге ГАСН, чья загадочная аббревиатура знакома в России всем, кто хоть что-то в ней построил. Перебравшийся тридцатилетним в Россию и скончавшийся там в возрасте 70 лет, Огюстен завещал похоронить себя под золотым куполом Исаакиевского собора, который именно он сделал фантастически блестящим, блестяще применив невиданную прежде местным зодчим зарубежную нанотехнологию. Примечательно, что царь Александр II неожиданно запретил хоронить Монферрана в соборе, посчитав столь много сделавшего для России и ее славы архитектора недостойным такой чести... Почему? Ответ на эту загадку, увы, навсегда похоронен в Петербургских снегах... Серое осеннее небо горько рыдало вместе с ней, когда несчастная вдова была вынуждена везти по мокрым русским дорогам тело усопшего на чужбине супруга за тридевять земель в родной Париж, где и схоронила его на кладбище другого окраинного холма - Монмартр. Трудно ли догадаться, что думала она о России при этом!?...

А всего через 6 лет, также летом, в Париже родится Леон Гомон (фр. Léon Gaumont), чей кинотеатр на Елисейских полях служил вам ориентиром в прошлой, первой части этой увлекательной истории. И именно летом, 12 августа 1851 г. в далекой Америке еврейский портной Исаак Зингер (англ. Isaaс Singer) запатентовал свою швейную машинку, которая уже в 1855 году на Всемирной выставке в Париже получила Гран-при!.. Не знаю, был ли хоть раз в Исаакиевском соборе Исаак Зингер, но расчетливый делец, он продавал свою машинку в России всего по 10 долларов, - но зато - миллионами, и поэтому-то многие и многие мои ПоЧитательницы могут похвастаться ее наличием в своем доме и в наши с вами дни.

Этой знаменитой швейной машинки никогда в жизни не было лишь у Неё - нашей героини, и хозяйки этого роскошного дома: в начале, по молодости лет, она, как и все портные того времени, шила исключительно на руках - из бедности; в то время, как уже изобрели машинку, она и тут стала ей без надобности: у неё уже были миллионы, и все самые роскошные наряды на заказ уже шили ей ...

В судьбах Монферрана, Зингера и множества других людей, пытавшихся сыскать себе счастье на чужбине очень много общего и с Её судьбой: столь восхитительной, сколь и трагичной!... Узнать все эти Тайны, веками скрытые здесь, в самом центре Парижа, на Елисейских полях, от постороннего взгляда, сейчас сможете и Вы, мои ПоЧитатели: стоит лишь войти в эти золоченые двери, приветливо распахнутые перед Вами!...
 

Она, - наша загадочная героиня, ставшая впоследствии хозяйкой этого роскошного особняка на Елисейских полях, родилась 7 мая 1819 года в московском еврейском гетто (увы, пропаганда придала негативный характер этому итальянскому слову ghetto, - означающему всего лишь еврейский квартал), где укрылась семья бедного еврейского портного Мартина Лашманна (фр. Martin Lachmann) и Анны-Амалии Кляйн (фр. Ann-Amélie Klein), бежавших в Москву из польской Силезии (польск. Śląsk), что недалеко от германской границы.

При рождении родители дали ей еврейское имя Эсфирь (на иврите звучит как Эстэр), в честь знаменитой библейской героини, спасшей иудеев от истребления. Жениха родители подобрали ей также из своего же цеха - им стал скромный портной Франсуа Вийо (фр. François Hyacinthe Antoine Villoing), 26-летний сын перебравшихся в Москву французских эмигрантов, - но между тем, когда 11 августа 1836, она будучи 17-летней, выходила за него замуж, ее записали по-русски, как Эсфирь Борисовну Лахман. Не знаю, можно ли Мартин перевести на русский, как Борис, но вероятно, что московским чиновникам отчество Мартиновна и тогда сильно резало слух.
 

Что же касается ее внешности, то несмотря на то, что в то время, в 1839-м, уже как раз изобрели фотоаппарат, ее живописных и фотографических изображений, а в особенности - из той юности, осталось очень мало - и это понятно: бедные люди не увлекаются коллекционированием собственных портретов и фотографий по очень банальной причине: их высокой цене. Вместе с тем, вон та черно-белая фотография, рядом с её шикарным красочным потретом кисти Жерома (фр. Jean-Léon Gérôme), наиболее ближе из всех остальных известных ее изображений (а здесь представлены абсолютно все) к той ее юной поре, когда она приехала покорять Париж.

Роскошный портрет слева она позволила себе уже в значительно более зрелом возрасте, равно как и та нижняя фотография в платье: не исключаю, а даже очень вероятно, что это платье от самого WORTH`a - самого модного кутюрье Прекрасной эпохи, изобретателя Высокой Моды (фр. Haute Couture), друга Луи Вюиттона и личного портного Императрицы Евгении. Сравните ту первую ее фотографию с золоченым медальоном на воротах: уже приобретя миллионы, но утратив юность, она хотела вернуть те мгновения своей молодости по меньшей мере в изваяниях...
 

Вдохновившись иноземной фамилией своего юного супруга, который помимо этой фамилии, не смог предложить ей больше ничего, всего через год после свадьбы, едва оправившись от родов, она бросила в холодной Москве мужа и их годовалого сына, и в 1838 году, в возрасте 19-ти лет, решилась на этот дерзкий побег, изменивший всю ее жизнь, бежав тогда без оглядки и от мужа, и от этой страшной нищеты, и вообще из России. Куда? - спросите вы. А у нее сомнений не возникало - конечно же, в блистательный Париж!

Тем самым временем, пока наша героиня добирается до Парижа, мы с вами зайдем внутрь этого роскошного парижского особняка на Елисейских полях, строительство которого она начнет уже через 25 лет, и где, как вы уже знаете из первой части этой увлекательной истории, с самого начала прошлого века располагается закрытый франко-американский частный клуб для миллионеров-путешественников под неброским названием: THE TRAVELLERS.
 

И словно бы следуя за ней по пятам, от ступеньки к ступеньке, поднимаясь по этой легендарной лестнице (а чуть позднее я расскажу о ней больше!), по которой прошло столько великих персон с мировыми именами, мы вместе с вами, друзья мои, будем одновременно, шаг за шагом, подниматься и по её жизненной лестнице тоже, - лестнице, ведущей на самый верх!
 

Прибыв в Париж, она не долго раздумывала, где поселиться, - конечно же, в еврейском квартале Марэ (фр. Marais), пусть поначалу в трущобах, но среди своих, - ей удалось снять угол недалеко от церкви Св.Павла - Св. Луи (фр. Église Saint-Paul Saint-Louis), эта старая церковь стоит там и в наши дни. Сменив место жительства, на следущее утро она вновь меняет и имя - теперь ее зовут Тереза, на французский манер, ну а если точнее - то мадам Тереза Вийо, вдова: последний титул, пусть и небольшой, но был очень полезным, так как вызывал сочувствие, придавал некую солидность и помогал избежать ненужных расспросов. Единственным капиталом, которым она располагала тогда, была ее молодость, и пока и она не закончилась, её-то она и пустила в дело!
 

В один прекрасный день кто-то из своих достает ей билет на концерт Анри Герца (фр. Henri Herz), родившегося в Австрии 37-летнего еврейского (!) пианиста, набиравшего тогда популярность в Парижских салонах. Их знакомство произошло как в любовных романах: Тереза заранее пробралась в первый ряд и постаралась, чтобы музыкант обратил на нее внимание. Когда публика бурно аплодировала виртуозному исполнению «Крейцеровой сонаты», экзальтированная дама, вскрикнув, упала без чувств. Пораженный таким доказательством магического влияния своего искусства, Анри подхватывает очаровательную незнакомку и, поскольку она так и не приходит в себя, отвозит в свою гостиницу. Там мудрая Тереза восхищается его музыкой, растроганный Анри восхищается прекрасной Терезой, - и немудрено, что всего через пару дней Тереза становится его любовницей, получая при этом пропуск в мир искусства: пусть это еще не аристократы, но всё же, то общество, о котором останься она тогда Москве, ей не пришлось бы и мечтать!..
 

Тереза перебирается в его дом, где заводит свой салон, принимая блистательный парижский бомонд: среди гостей были композиторы Ференц Лист и Рихард Вагнер, немецкий дирижер Ганс фон Бюлов, французский поэт и журналист Теофиль Готье, публицист и политик Эмиль де Жирарден!... От одних этих имен у неё кружилась голова!... Тереза сближается с Готье, и через него, для придания пущей солидности, запустит туманный слух о том, что якобы она – родственница самих Романовых, русской царской семьи - незаконнорожденная дочь самого Великого Князя Константина Павловича!...
 

Истосковавшись по богатству, Тереза поистине с царской щедростью не жалеет денег на приемы, и ее расходы заставляют Анри гастролировать по всему миру - он дает гастроли даже в России! Трудно сказать, узнал ли что Анри о ней на тех его московских гастролях, но на гастроли в Лондон они уже едут с Терезой вместе, где, как говорят, они тайно обвенчались, от того брака Тереза родила дочь. Дальновидный Анри основывает в Париже фабрику пианино, строит концертный зал, - и вновь возросшие расходы вновь зовут его в турне.
 

Во время таких гастролей, в 1848 году, пока Анри был в в Америке, семья Герца, видимо прознав что-то компрометирующее из ее биографии, со скандалом буквально выгоняет мотовку Терезу из дому, - ту ночь она проводит в гостинице. Казалось бы, это было крушение всех надежд!... Когда Теофиль Готье разыскал её в одном из жалких отелей на Монтмартре, она в сердцах крикнет ему: «Запомни: я ещё выстрою на Елисейских полях самый красивый особняк в Париже!...».
 

Наутро, рыдая, Тереза бросается к своей тезке-подружке, Терезе Гимо (фр. Thérèse Guimond), заядлой морфинистки с Монмартра, и та мудро советует ей бросить неудавшиеся интриги и вспомнить свою былую профессию швеи, чтобы теперь хоть как-то прокормиться... От отчаяния та почти соглашается, Терезу знакомят с популярной модисткой Карниль (фр. Carnille), которая внимательно окинув ее намётанным взглядом, рекомендует Терезе попытать счастья в Лондоне, тогдашней столице моды.
 

Через день Тереза садится на пароход и отплывает в Лондон, где фортуна и вправду ей улыбнулась: уже не довольствуясь лишь только вниманием артистической богемы, теперь она привлекает внимание богатых английских аристократов, селится в самом центре британской столицы, в престижном квартале Ковент-Гарден (англ. Covent-Garden).
 

Наконец, о ней узнаёт сам Лорд Стенли (англ. Lord Stenley), о котором будет вполне достаточным сказать, что он трижды (!) был премьер-министром Великобритании! Терезе тогда казалось, что её мечта почти сбылась: она была от нее всего на расстоянии вытянутой руки, её даже можно было потрогать!... И вправду, - у Лорда Стенли тогда было всё, что тогда было нужно Терезе: благородное происхождение и уже благородная седина, подходящий солидный возраст, авторитет в обществе, огромное влияние и, конечно же, большие деньги!... У него недоставало лишь одного: желания на склоне лет пережить скандальный развод и вступать в сомнительный mésalliance...
 

Не знаю, сколько раз пришлось Лорду Стенли утешать расстроенную Терезу, но по всей вероятности, он умело подбирал слова и средства, и это знакомство подействовало на нее весьма благотворно, - и вот уже приободренная Тереза с видом триумфатора возвращается из туманного Лондона в яркий Париж!.. По пути, еще раз все обдумав, она решает инвестировать в свой капитал: завернуть на недельку в Баден-Баден, - на самый главный европейский курорт в русской истории, моду на который в России завела принцесса Баденская - если кто не знает, этот титул носила супруга Александра I:-)). Немудрено, что после всего пережитого Терезе было необходимо поправить на водах расшатавшиеся нервы: ведь ей уже было - пусть еще совсем чуть-чуть! - но все же, уже за тридцать!...
 

Немногим посвященным известно также и то, что помимо целебных термальных вод, Баденский курорт широко знаменит также и своим казино (тогда его только-только открыли!), - по словам впечатлительной Марлен Дитрих, красивейшим на свете, - и крупнейшим в Европе, - по словам другого ценителя, благоразумно пожелавшего сохранить свое incognito.

Благотворные воды сделали свое дело, и вышедшая из целебных Баденских купелей, словно юная Венера из пены морской, омолодившаяся Тереза решает в последний вечер еще раз испытать свою судьбу!.. Женское любопытство, а также желание пополнить неожиданным выигрышем на глазах тающую кассу командировочных, выплаченных ей английским лордом в качестве отступных, ведут ее в Баденский Курзал, в правом крыле которого расположилось новое казино!...
 

Там, среди блеска свечей, тысячекратно отраженных в зеркалах, она увидела симпатичного темноволосого юношу, с жарким азартом игравшего на рулетке. Наведя справки, она узнала, что этот молодой азартный южанин – 25-летний аристократ, и к счастью для неё – пока еще не женатый!... Столь редкий подарок судьбы Тереза уже никак не могла упустить!... Использовав все свои обновленные чары, Тереза подсаживается за игральный стол. Они ставят, оба проигрывают. Он ставит снова, удвоив ставку. Снова проигрыш. Он ставит опять – и опять невезение… У него кончаются фишки, Тереза любезно предлагает сыграть своими, как вдруг – неожиданный выигрыш!... Фортуна улыбнулась сразу им двоим: он отыграл свои деньги, она получила еще один шанс. Этим шансом стал для нее Он – его звали Албино Франчиско Арайухо де Па́йва (порт. Albino Francisco Araújo de Païva), юный маркиз, родившийся в бразильском Макау, потомок двух древних аристократических родов: Арайухо и Пайва. Это было то, что нужно!...

Решив вновь начать с белого листа, Тереза представилась ему как мадемуазель Полин, Полин Вийо, - это было очень по-французски!... Крепко помня Лондонский урок, Полина на сей раз решила быть хитрее: благосклонно принимая ухаживания и всячески соблазняя и искушая пылкого маркиза, бывшего без ума от любви, она в то же время давала ему ясно понять: он получит её всю, но только после свадьбы!.. Теперь она могла возвращаться в Париж с гордо поднятой головой, - рядом, на незримом аркане, она вела свою добычу!...

Она обвенчается с ним в Париже, 5 июня 1851 года, в той самой церкви Сен-Поль - Сен-Луи, всего за двенадцать лет получив к своим 32-м годам богатство, титул и новое, теперь уже громкое имя: отныне ее звали Мадам ля Маркиза де Пайва́ (фр. Mme la Marquise de Païva). Потом была эта жаркая, безумная брачная ночь, но утром, лишь только юная Аврора коснулась сонных крыш Парижа своим пылающим крылом, еще лежа в теплой постели, она сказала своему мужу эту фразу, которую она вынашивала все эти дни, и которая обожгла его, словно ледяной дождь: «Vous m'avez voulue, vous m'avez eue. Je voulais un nom, je l'ai, nous sommes quittes!». В русском переводе это звучит, как «Вы желали меня - Вы меня получили. Мне нужно было Ваше имя - теперь оно у меня есть. Итак, мы - в расчете!».

Позднее барон Вье-Кастель (фр. Horace de Viel-Castel), директор Лувра, описывая эту драматическую сцену, добавит красок в тот ее монолог: «Вы стремились переспать со мной, - и Вы получили это, сделав меня своей женой. Вы дали мне Ваше имя, - я отплатила за него собой минувшей ночью. Буду откровенна: мне нужно было положение - я его получила, но всё, что получили Вы - лишь проститутку в жены. Мы не сможем быть вместе - Вы не сможете никуда пойти со мной, не сможете никому меня представить... Так возвращайтесь же домой, мой Маркиз! А я останусь здесь - хотя и с высоким именем, но всё равно - падшей!...». Вряд ли все эти фразы сочиняла сама Полина: то были слова, которые еще совсем недавно, в Лондоне, ей, захлёбывающейся тогда от слёз, говорил Лорд Стенли...

Хладнокровно рассчитавшись с жестокой судьбой, теперь она была наверху! Наверху оказались и мы с вами, поднявшись по этой дивной лестнице. Она вырезана вручную по специальному заказу маркизы, из огромной глыбы редкого желтого оникса, привезенной в Париж из Бразилии - возможно, так она хотела сохранить память о том пылком наивном юноше?... Вы, конечно же помните и те два золотых медальона на воротах, содержащие бюсты Дианы и Аполлона, - так аллегорически она изобразила себя - в образе богини охоты, и свою добычу: прекрасного юного мужа, в образе бога красоты!... Символом Аполлона является и дельфин, и это его оседлала Венера, богиня любви, - обратили ли вы внимание на тот ониксовый барельеф на лестнице?

Этот полупрозрачный камень, весь испещренный ценными цветными прожилками, она избрала неспроста: вспомним, что она была еврейкой - а именно оникс высоко ценился в качестве украшений у еврейских священников в древности. К тому же, оникс оберегает от одиночества, помогает легко переносить невзгоды и с оптимизмом смотреть в будущее. Будущее представлялось ей тогда вполне оптимистичным: до того, как она сможет подняться по этой лестнице в свой Гранд-Салон, оставалось всего несколько лет...
 

На картине Монтичелли видно, как тогда выглядел этот Гранд-Салон - роскошный зал, где тогда, в эпоху Второй Империи, проходили эти блистательные приемы!... Как он выглядит теперь, вы сможете увидеть в следующей части: - не пропустите! :)) А что же было в Москве? - спросите вы. А в это самое время в далекой Москве все искали ответа: где главный идеал?...
 

начало

и окончание

À suivre… / Продолжение следует...

тм