На нашем последнем поэтическом семинаре я решила поговорить о женской поэзии, как о явлении в русской литературе. Честно говоря, у меня самой, не смотря на то, что я женщина-поэт, отношение к женской поэзии до поры до времени было немного предвзятое. А слово «поэтесса» женщины-поэты рассматривают, как оскорбление, наверное, так же неприятно женщине-врачу услышать в свой адрес «врачиха». Но сейчас я пересматриваю свои взгляды на женскую поэзию, так как считаю, что в 21 веке именно её слово будет заметно в русской литературе. Если попросить назвать самого известного поэта сегодняшнего дня в нашей стране, то я думаю, что многие назовут Веру Полозкову, потом возможно, Веру Павлову и Игоря Губермана. Можно по-разному относится к поэзии Веры Полозковой, я например, не считаю её творчество поэзией, но то, что среди современных поэтов её имя – самое громкое – это явно. Вообще имя Вера – оказывается, очень распространённым в отечественной поэзии.
Весь этот диалог о женской поэзии на семинаре я завела предвкушая появление в своей библиотеке книги «Сто одна поэтесса серебряного века» и вот наконец, книга у меня и перелистывая её я заметила, что очень часто в ней встречаются Веры (насчитала их, аж восемь). Честно говоря, это для меня удивительно, хотя частично объясняется тем, что это имя популярно не только среди славян, но и среди еврейской диаспоры, которая во все времена была образованной и девочки в еврейских семьях тоже были грамотными. Но всё-таки есть в этом и какая-то мистика, предзнаменование, а для меня так вообще – знак свыше. Из дневника
Веры Аренс в книге опубликованы слова, которые я, как другая поэт-Вера вполне могла бы написать в свой дневник: «Я упорно преследую всего три цели, две для себя, одну для людей. Одна из этих целей писать хорошие стихи… печатать их, получать за них деньги и издать хотя бы одну книжку…. О второй цели я умолчу, а третьим, чтобы людям , которых я встречаю, облегчить страдания и давать радость».
Но среди всех этих Вер я искала и нашла почти полную свою тезку – Веру Ильину. О её существовании в русской поэзии я знала и раньше, отчасти именно этим фактом объясняю почему печатаюсь под псевдонимом, я люблю своё имя, фамилию и отчество, но Вера Ильина – уже была, почти за сотню лет до меня. Найти о ней более подробную информацию у меня не получалось, благодаря Машеньке, я нашла её
детские стихи , но почему-то была уверенна, что у неё есть и другая поэзия. Наконец, я с ней познакомилась! Благодаря сборнику я узнала, что у той Веры Ильиной была очень тяжёлая судьба.
Вера Васильевна Ильина (1894-1966) – родилась в Петербурге в семье фельдшера. Как поэт сформировалась к началу 20х гг. под влиянием поэзии Бориса Пастернака, но ушла от прямого подражания. Самые интимные и камерные её стихотворения могут быть прочитаны сегодня как свидетельства обвинения времени и истории, жестоко искалечивших хрупкую женскую судьбу. Почувствовав опасность, социалистическая критика пыталась намеренно сузить диапазон звучания лирики В. Ильиной «Поэзия тематически не выходит из сферы личных переживаний» - писала литературная энциклопедия в 1931 году. (Ещё одно совпадение, перехватывающее дыхание – примерно такие слова я часто слышу в адрес своих стихов). Её сборник «Крылатый приёмыш» оказался и первым и последним. В 1937 году за открытое выступление в защиту Пастернака на собрании писателей был арестован её муж, а в 1938 году расстрелян. Вера Ильина ушла в самую безопасную область официальной литературы – поэзию и прозу для самых маленьких. Именно в таком амплуа она и осталась для современных читателей.
Но всё-таки её взрослые стихи, кажутся мне очень сильными и это не правда, что они зажаты в «сферу личных переживаний», как это хотели навязать.
***
(Из цикла «Берег»
Идти на Смоленский, где за пять полен
лохмотья комфорта выносят на площадь,
где блага последние пряча в поле,
пустые желудки наживой полощут.
Москву по клочкам разнесли на торги.
Чего им жалеть? И о чём вспоминать им?
Вся участь – побольше аршинов и гирь,
Вся радость надежды в поддержанном платье.
Любовь рассучили волокнами льна.
Им стыд не страшней огородных трещоток.
И только лишь я, этим бредом больна,
Свести не решусь запоздалые счёты.
А жизнь, как вершки и аршины в куске,
Кому-то дарилась, рвалась, продавалась,
Ушла на заботу, пришлась по тоске.
И где ж из остатков выгадывать радость!
Умри, моя муза. В гнилой листопад
Мне всё изменило: и дружба, и счастье.
Последняя осень! Иди, выступай,
Ведь строчки, и те уже кровью сочатся.
Он горек, - так горек твой ранний приход.
Но знаю: все дни перелистаны мною,
И я даже памятью этих стихов,
Измены с любимого сердца не смою.
(1921)
Железная печь
Это он для нас с тобой отмерил
Как в приюте для старух,
Два угла. О, будь хоть ты мне верен,
Мой железный, чёрный друг.
В щели окон вытянет, как вьюшку,
Страсть мою, твоё тепло.
Не смочить, не затопить подушку,
Сколько б слёз не утекло.
Кто солжёт: кусок горячий неба
В синеве ресниц густых?
Или ты, проверенная небыль
С горьким чадом бересты?
(1921)
* * *
Так это старость, это осень?
Твой суд – он верное справедлив.
Как мелкий щебень смял и бросил
Меня любви твоей отлив.
Опять к неведомым пределам
Тебя взманил урочный путь, -
Через растоптанное тело
Легко, - не в первый раз, - шагнуть.
В улыбках новых зреет пышно
Коричневое лето глаз.
А я в натруженное дышло
До дня последнего впряглась.
Но всё, в какой бы край счастливый
Твой жадный след ни убегал,
Я знаю – море в час прилива
К родным приходит берегам.
(1923)
Ещё меня очень впечатлили стихотворения другой Веры –
Веры Иосифовны Лурье (1901-1998) – поэтессы, чьё творчество в основном раскрылось в эмиграции (с 1921г. она безвыездно жила в Берлине).
***
(посвящается Б.Н.Б.)
Бескрылый дух томится о свободе,
(А в клетке-теле тесно и темно),
Незвонкой песней в тишину исходит,
Когда рассвет глядит уже в окно.
Бессонной ночью чище и прозрачней
Моя любовь, ненужная тебе…
А в небе светлом золотые мачты
Поплыли в даль, покорные судьбе.
Как этот мир отличен от дневного,
Покой и радость в щебетанье птиц,
А в жизни суетной мельканье снова
Событий смутных и ненужных лиц.
(1922)
Эшелон
(Посвящается К. Вагинову)
Мой дом разрушил ветер старый
И песни прежние унёс.
А люди спят на грязных нарах
Под равномерный стук колёс.
Далёким стал прощальный вечер,
Ночной туманный Петроград,
И поцелуй последней встречи,
И на лету последний взгляд.
Вагон качается устало,
Фонарь мигает в темноте,
И только сердце – месяц алый
Давно распято на кресте.
(1921)
В церкви
С.П. Ремизовой-Довгелло
Здесь на чужбине больше и больней
Я русское люблю богослуженье.
Мне голоса поют в церковном пеньи,
Поют, поют о родине моей.
В снегу густом мелькает Мойка снова,
И на углу наш сероватый дом,
Сарай, где на меня сходило слово,
Когда дрова колола колуном…
Вдруг вспомню детство, длинный год учебный,
В гимназии осенние молебны,
Квадратный класс с доскою на стене,
Там Моховая светится в окне.
Как хорошо, когда весь день отмечен,
Простою радостью, как хорошо, когда
У алтаря мерцают свечи.
Без слов молиться прихожу сюда.
(1923)