Рассказ был опубликован в молодежном журнале «Пульс» году так в 1993 в рубрике «ПиФ-конкурс». Написал его Андрей Еременко из Ростова-на-Дону. Случайно на даче наткнулась на эту подписку, пересмотрела все журналы, пока не нашла сие творение. Вот выдернула листики и набрала. Необычно, но интересно.
ВКУС НОЧИ
Рынок был, как всегда, переполнен. Когда я хожу по нему или просто по городу в будний, а не в выходной день, у меня всегда создается такое впечатление, что процентов девяносто восемь населения давно забыли, что такое работа. Улицы настолько переполнены, что честному человеку и плюнуть негде, не то чтобы яблоку упасть. Иногда мне кажется, что все люди, живущие в нашем городе, делятся на две категории: продавцы и те, кто по нему просто гуляет. Однако в то же время, когда выходишь на Большую Садовую в воскресенье, то по какой-то непонятной причине и те и другие куда-то исчезают, словно испаряются. Город вымирает.
Вот и сейчас, возвращаясь после работы в самой середине рабочей недели, я толкался в вечной людской толчее, не спеша пробираясь к автобусной остановке. В кармане лежали семь тысяч – зарплата за месяц рабского труда. На душе было как-то сумрачно и муторно, словно в темном коридоре, по которому плетешься, вечно натыкаясь на ненужные тебе вещи, спотыкаешься, падаешь, но все-таки опять поднимаешься и тащишься дальше. Я всегда считал, что жизнь человека напоминает зебру – вот белая полоса, вот черная. А следующая какая? Хотелось бы, конечно, перепрыгивать через ненужную черную, но тогда жизнь была бы банальна и однотипна. Слишком много хорошего – плохо, слишком много плохого – скучно. Все в мире должно быть уравновешено, не так ли?
Впрочем, рассказ мой не об этом…
Проходя мимо множества разноцветных ларьков, сияний неона и напомаженных манекенов, я обратил внимание на одинокого старичка, сидящего на раскладном стульчике. Перед ним стоял картонный ящичек, на котором, в свою очередь, покоилась бутылка с темно-синей жидкостью. Мой взгляд остановился на наклейке: «ночь». Подойдя ближе, я взял бутылку в руки и поднес к глазам. На бумажке, наклеенной на ней, была изображена действительно ночь, с несколькими яркими звездочками, полумесяцем, который наполовину перекрывал силуэт летучей черной мыши. На переднем плане – полуразвалившаяся ветхая церковь с колокольней. Одно время мне даже показалось, что картинка ожила – подул сильный ветер, срывая с черных деревьев листву, раскачивая колокол со стучащим внутри язычком. Летучая мышь, хлопнув крыльями, исчезла, но тут же появилась вновь и уже не одна... а две, три, десять, сто мышей кружились в небе, и их количество все прибывало и прибывало. Они закрыли собой луну, и звезды, а глухие хлопки заглушили звук ветра и стон деревьев.
Я моргнул, и изображение исчезло, оставив меня одного в центре города, стоящего на оплеванной улице среди бегущих куда-то людей с зажатой в запотевшей руке бутылкой. Старичок, глядя на меня, спросил:
- Берете?
Что? – не понял я, медленно въезжая в окружающую обстановку. – А, да-да. Сколько?
- Три.
Я глупо улыбнулся, не понимая, что именно он имеет в виду: три сотни или тридцать рублей.
- Тридцать рублей.
- А почему так мало?
- Не я назначаю цену, - улыбнулся старикан, но, видя мои сомнения и нерешительность. Добавил:
- Берите, не пожалеете.
Я достал из кармана тридцать рублей, протянул их старикану, получил взамен бутылку и поблагодарив его, ушел.
Вернувшись домой, первым делом я направился в ванную комнату, чтобы смыть вместе с потом и грязью весь прошедший день. После этого поужинал жареной картошкой с котлетой и включил телевизор. По первому каналу – очередная «мыльная опера», по второму – спортивные новости, по НТВ – какой-то документальный фильм, по 35-му каналу – боевик, по 38-му – комедия. Я оставил последний канал.
В комнате было холодно и неуютно – уже осень, а батареи до сих пор холодные. Чтобы хоть как-то развеяться и поднять настроение, достал купленную бутылку и выдернул пробку. Понюхал. Пахло сыростью, свежим сеном, сухими фруктами и чем-то еще… Не противным, нет-нет, и не отталкивающим, а просто незнакомым.
Налил вино в бокал. Вид темно-синей жидкости подействовал на меня успокаивающе. Я решил ее выпить – почему, собственно говоря, нет? Сделав глоток, с удивлением заметил, что вино не так уж и плохо – в меру сладкое, в меру терпкое, в меру кисловатое. Именно такое, какое я люблю.
Закурив, пустил струю дыма в воздух. Как ни странно, но мне вдруг стало хорошо, тепло разлилось по всему телу, словно кровь превратилась в расплавленную магму. Бутылка опустела как-то незаметно.
Когда я ложился в постель, меня посетило давно забытое ощущение покоя…
Следующий день прошел в привычной беготне – толчея в автобусе, работа, опять толчея, но мне почему-то уже не было так тошно и одиноко, как раньше.
Вечером я заснул сразу, как только Глова коснулась подушки, но через несколько часов неожиданно проснулся, принялся беспокойно ворочаться – сон не шел. Я встал и подошел к окну. Термометр показывал, что на улице минус три. «Холодно», - подумал я, открыл форточку. В комнату ворвался морозный воздух… Боже, сколько всяких запахов я ощутил! Почувствовал, как пахнут прелые листья и подмороженная земля, пыльная мостовая и свежая дождевая вода в лужах…
Я и не подозревал, что способен испытывать подобные сильные ощущения. И вдруг все понял – вино! Да, это вино - за тридцать рублей бутылка – вернуло мне вкус жизни, запахи природы. В тот же момент каким-то шестым чувством, присущим, наверное, только животным, понял, что способен… летать. За спиной неведомо как выросли два больших крыла, похожих на крылья летучей мыши. Я стал хлопать ими и оторвался от пола комнаты. Открыть пошире окно и протиснуться в него было делом нескольких секунд.
И вот я в небе, над ночным городом.
- Лечу-у!
Ликование переполнило меня до краев, и я закричал. Сложив крылья, камнем рухнул вниз, но у самой земли снова распахнул их навстречу бьющему в лицо ветру, вновь взмыл в небо, к звездам и одинокой луне…
Утром я встал, разбуженный треском будильника. В комнате гулял сквозняк – тянуло из полуприкрытого окна, но мне не было зябко. Наоборот – жарко! Кинулся в ванную и встал под струю холодной воды, чтобы хоть чуть-чуть остудить разгоряченное тело. Что за сон! Давненько я уже не летал во сне. Как прекрасно сказочное ощущение полета, свободного парения.
Или это был не сон? Но как же тогда крылья? Я повернулся спиной к зеркалу и посмотрел на отражение – привычная спина, блестящая от воды голая кожа. Ничто не напоминало о двух замечательных, таких больших и легких крыльях.
Следующей ночью я опять проснулся, но теперь уже к желанию полететь примешивалось что-то другое. Что именно, никак не мог понять, пока, паря в воздухе и беззвучно шлындрая от одной крыши к другой, я не заметил одиноко бредущего человека. И тут меня словно током прошило. Я понял – хочу есть!
Дикое желание отведать свежей крови заглушило во мне все остальное: и ликование, вызываемое полетом, и страх быть увиденным случайным прохожим, и... ужас от понимания того, что именно я должен буду сделать с этим припозднившимся пешеходом! Я сложил крылья и стремительно полетел вниз, бесшумно падая прям на одиноко идущую фигурку…
Утром в ванной я заметил кровь на подбородке и груди. Трясясь от омерзения и борясь с тошнотой, смыл ее, но чувство облегчения это не принесло. Господи, в кого же я превращаюсь? Кем я стал?
Вечером, возвращаясь с работы, я зашел в библиотеку и взял книгу о вампирах. В ней был «Дракула» Стокера и еще несколько произведений. Дома я положил на стол прямо перед собой сей том, листок, вырванный из тетради, и ручку. Читая на скорую руку, я переписывал все те средства, которые помогают людям в их тяжкой борьбе с вурдалаками. После этого вычеркнул все то, что мне недоступно, и оставил то, чем бы мог воспользоваться. Как это ни странно, но дневной свет – основная вещь, отпугивающая всех вампиров, - на меня не действовал: попадая под солнечные лучи, я не растворялся и не разлагался. Нельзя меня признать и мертвецом – насколько я знал, чтобы стать вампиром, нужно сначала умереть.
Да, понятнее ситуация не стала. Что я там записал своей шариковой ручкой? Итак, от вампиров хорошо помогают крест (желательно освященный), чеснок (всегда нравился его запах), осиновый кол (не стоит спешить), серебряная пуля (к чему такие крутые методы?)…
Поразмышляв, я наконец догадался, что все выписанное на листок в моем случае не поможет. Почему? Во-первых, кончать с собой не хотелось. Жизнь прекрасна! Во-вторых, я оказался не стопроцентным, если хотите, не полнокровным (абсурд какой-то!) вампиром – отражаюсь в зеркале, вообще люблю свет и прочее, и прочее… По-моему, я стал кем-то (или чем-то?) средним между ним и человеком. На ум пришло определение: «Я нечто». Грустно улыбнувшись, понял, что так оно и есть на самом деле.
Ночью, как обычно, порхая над уснувшим городом, краем глаза обратил внимание на какое-то движение сбоку (должен заметить, что после своего необыкновенного превращения у меня до предела обострились слух, зрение, обоняние). Резко обернувшись, я увидел чуть ниже силуэт – человеческую фигуру, подобно мне машущую крыльями. Судя по некоторой неуверенности и неровности взмахов, понял, что встретил новичка. Неизвестное создание быстро скрылось в темноте, а я и не собирался его догонять – бесполезная трата времени. Зато теперь мне наверняка стало известно, что моя метаморфоза – не единичный факт…
… Прошел месяц. К моим и ужасу и одновременно облегчению, я почувствовал, что магическая сила, данная мне бутылкой вина с этикеткой «Ночь», пошла на убыль. Уже не хотелось крови, пил ее изредка и только по привычке. Движения мои в воздухе становились все более неуверенными. А еще через неделю пропало все.
Я снова спал по ночам, даже не помышляя о недавно столь привычных вылазках. Снова не чувствовал никаких запахов, кроме вечно воняющей мусорки под окном. Перестал видеть в темноте и уже не обращал внимания на то, сколько звезд в небе и какого цвета рассвет. Было и страшно и спокойно – наконец вернулось на круги своя.
Еще месяц пытался забыть обо всем, выбросить из головы, как ненужный хлам. Но каждый раз перед сном я с тоской вспоминал звуки ночи, ее шорохи, запахи, цвета и… ощущение необыкновенной свободы. Свободы души, выпущенной из клетки на волю, взлетающей все выше и выше, обдуваемой ветром, словно цветок на вершине скалы. Было немного грустно и печально, будто от меня оторвали что-то родное, близкое. Теперь я понимал всю скорбь и печаль родителей, у которых отнимают единственного ребенка. Вечерами я бродил по пустынным улицам. Стал нервным, необщительным. На работе – постоянные конфликты, дома – апатия и меланхолия. Но время шло, а оно, как известно, лучший лекарь…
Через три месяца с тех пор, как потерял, и через четыре с тех пор, как приобрел способность к метаморфозам, я шел все по тому же рынку, обходя коробейников с сигаретами, жвачками и мороженым. Взгляд блуждал то вправо, то влево. И вдруг я остановился, словно замороженный, - ноги сковала непонятная тяжесть, руки налились свинцом. Время остановилось, пропали звуки, шумы многолюдной толпы. Вокруг стало тихо и пусто. Я увидел старика, перед которым на все той же картонной коробке стояла бутылка с темно-зеленой жидкостью. «Полнолуние» - гласила надпись на бутылочной этикетке на этот раз.
Старик, подняв голову, заметил меня. Улыбнулся, как старому другу, и махнул рукой, подзывая поближе. Ноги, ставшие ватными, нехотя двинулись в его сторону. Дрожащие руки нырнули в карман, нащупывая заветные тридцать рублей, которые я всегда носил в отдельном кармане – так, на всякий случай. Протягивая руку с деньгами, я невольно обернулся – сзади стояли несколько человек с такими же, наверное, как у меня, обезумевшими глазами и трясущимися от волнения руками.