Говорят, тут (наконец-то) вышел в прокат фильм «Незнакомка» - главный итальянский фильм прошлого года, лауреат тамошних премий «Давид Ди Донателло». Вышел сногсшибательным количеством копий (их две), но главное все же, что вышел (значит, с Италией мы пока что в ближайшее время воевать не будем).
Картина была в конкурсе 29 ММКФ и естественным образом получила там приз, даже два приза. Награду за режиссуру увез на родину Джузеппе Торнаторе, если еще и не совсем классик, то точно двигающийся в нужном направлении человек. И еще фильму достался (пополам с «Мольером») приз зрительских симпатий – о чем, разумеется, все уже забыли, потому что одно дело, когда зритель отдает свои симпатии на фестивале, и совсем другое – когда дело доходит до кинопроката…
Главную роль, если кто не слышал, в фильме исполняет актриса Ксения Раппопорт – питерская прима Малого Драматического театра, не очень достойно пока что задействованная в нашем кино (хотя уже после успеха «Незнакомки» мы видели ее в отменной «Ликвидации» и в позорных «Качелях»), зато благодаря Торнаторе ставшая едва ли не звездой европейского масштаба – во всяком случае, один из упомянутых «Давидов» достался именно ей, как лучшей итальянской актрисе года (если кто подзабыл, то такой курьез с нашими Дивами не впервой: Оксана Акиньшина, например, за «Лилю навсегда» была признана лучшей шведской актрисой – и ничего).
На ММКФ я общался и с Раппопорт, и с Торнаторе, полностью интервью на сей раз выкладывать не буду, но вот пару фраз вам покажу: Раппопорт – о работе с Торнаторе, Торнаторе – о Раппопорт.

КСЕНИЯ РАППОПОРТ:
«Для меня было главное, наверно, максимально соответствовать тому, что было написано Торнаторе. Потому что это было рождено им, написано им, написано настолько подробно и глубоко, что что-то строить еще сверху было неправильно - хотя сначала я пыталась это делать, честно говоря. Просто в какой-то момент он мне сказал: «Выброси, пожалуйста, сценарий, не читай его больше», - потому что можно было просто плыть, куда он скажет. Можно просто идти за ним, вот дать руку и идти туда, куда он тебя ведет».

ДЖУЗЕППЕ ТОРНАТОРЕ:
«В Италии работа Ксении как актрисы была принята самым лучшим образом, как со стороны публики, так и со стороны кинокритиков. Она действительно показала высочайший класс своей актерской игры, она показала свою потрясающую чувственность как человека, как актрисы, и я ей безмерно за это благодарен».

И второе интервью (поменьше) – с Максимом Покровским, известным музыкантом, лидером группы «Ногу свело», который в фильме «Форсаж Да Винчи» (еще раз простите) выступил в новом для себя качестве: сыграл роль. Слово ему:

- У меня были минимальные киноопыты в отечественном кино. Я делал это в охотку, для удовольствия, что называется. Но не получал пока серьезных предложений, да и в тоже время серьезных амбиций у меня никаких не было. Сюда я попал, пройдя обычным делом кастинг. Так что по большому счету эта роль – дебют. И для меня это очень заметная такая роль. Лично для меня, в моих масштабах – это очень большая работа в принципе. А в кино - это просто роль. Не главная. Зовут моего героя Горыныч, это лучший подруг главного героя, которого зовут Волк и которого играет Александр Невский. Герой мой – нахальный, в хорошем самом смысле слова. Человек, у которого серьезное гоночное прошлое, но который по ряду причин не может уже гонять. И вот он в качестве главного помощника главного героя осуществляет программу обеспечения всех его дел. Человек абсолютно уверенный в себе и мало чего боящийся.

***
Все в кино, в общем.

Развивая тему «Охотников за сокровищами», ой, простите, «Форсажа Да Винчи», и продолжая ему за совершенно бесплатно делать бешеный пи-ар, предлагаю вашему вниманию еще два интервью. Первое – с Александром Невским, самым главным человеком в планетарных рамках этой явно неординарной картины.
Итак, далекий-предалекий октябрь 2005 года, последний съемочный день…

***
- Сегодня, заканчивая съемки, Вы уже знаете, как будете прокатывать картину, когда она будет окончательно готова? Каковы вообще Ваши амбиции на этот счет?
- Смысл наших фильмов в том, чтобы показывать их по всему миру. Мы не хотим собрать гигантский бокс-офис в России, после чего нас никто больше нигде не увидит. Наш интерес в том, чтобы фильм увидели во всем мире.
Хочу вам сказать, что, в принципе, российское кино на Западе неизвестно. Если ваше кино снято на русском языке, то его смотрят лишь в том случае, если режиссер этого фильма признан во всем мире, или это кино – Событие. Так что единственное, что там известно, это гениальные фильмы Никиты Сергеевича Михалкова и гениальные продюсерские проекты Константина Львовича Эрнста. Их фильмы действительно можно найти в видеотеках по всему миру. Но сколько у нас режиссеров, как Никита Сергеевич? Очень мало, к сожалению. А сколько у нас продюсеров, как Константин Эрнст? Их можно пересчитать по пальцам.
Поэтому если вы хотите, чтобы ваше кино смотрели во всем мире, а не только в России, то в первую очередь его нужно снимать на английском языке. Развлекательное кино во всем мире смотрят на английском языке – и с голливудскими звездами. Но при этом, если у вас голливудская звезда появляется лишь в эпизоде на одну минуту - ваше кино никто не смотрит. Когда мы выпускали «Московскую жару», мы писали: «Майкл Йорк, Эдриан Пол» – и кино покупали в первую очередь из-за них. Новый фильм мы уже представляем как фильм, в котором главные роли сыграли Дэвид Кэррадайн и Александр Невский - потому что сейчас меня уже знают и имидж русского Шварценеггера идет мне на пользу. В том плане, например, что японцы, которые боготворят Шварценеггера, переживают, что он сейчас не снимается в кино – и готовы смотреть кино со мной; мне это приятно. Наше кино выходит везде, в том числе в Южной Африке, в Индонезии, в Мексике - и оттуда приходят очень позитивные отклики.
Знаете, Майкл Йорк мне говорил в свое время: «Ребята, вы должны свою страну лучше раскручивать». А как можно раскручивать страну, если вы не снимаете кино на английском языке? Не нужно обижаться на американцев, что они в свое кино вставляют все эти свои стереотипы о нас. Так ведь они и не знают про нас ничего! Как они нас представляют, так и снимают в своих фильмах – и не обязаны делать большее. Это мы сами должны активно участвовать в том, чтобы создавать кино на английском языке с голливудскими звездами – кино, в котором будет именно тот реальный взгляд на нашу страну, который и должен быть.
Так делает во Франции Люк Бессон: снимает кино на английском языке – и эти фильмы смотрят. То же самое делают в Германии немецкие продюсеры, и в Италии так же. Хорошо это или плохо, но голливудские фильмы на сегодняшний день являются шаблоном шоу-бизнеса, понимаете, в хорошем смысле слова. И раз так считают, то почему бы и нам так не делать? Зачем нам изобретать велосипед?..
И я только могу надеяться, что теперь российские продюсеры последуют примеру Никиты Сергеевича и Константина Львовича, а также нашему примеру - моему и Александра Изотова, моему партнеру по кинокомпании «Царь», и начнут создавать кино, которое действительно можно будет смотреть во всем мире.

счастье есть: Александр Невский о Дэвиде Кэррадайне, Шерилин Фенн и Максе Покровском

На этой неделе, буквально завтра, выходит фильм с совершенно убойным названием «Форсаж Да Винчи». Точно не скажу, что именно заставило меня приглядеться к этому названию, но я все же это сделал… И с удивлением обнаружил, что эта картина – то самое, что раньше звалось «Охотниками за сокровищами». То есть, для всего остального мира эти «Охотники» так «Охотниками» и остались; но Россия – особенная страна, нас уже ни этими «Охотниками», ни этими «Сокровищами» не проймешь (говорят, тут просто имеет дело занимательный ребрендинг: во всем мире фильм подается как боевик всерьез, а для нас, прожженных, его на всякий случай решили обозвать на боевик пародией – очень, кстати, продуманное решение, которое можно перевести и на многие другие отечественные ленты).
В общем, это проект Александра Невского с ним самим и Дэвидом «Биллом» Кэррадайном в главных ролях.
К сожалению, в силу своего слабого здоровья я пропустил вчерашнюю премьеру, так что насколько хороша сама картина, увы, вам сейчас не расскажу (то есть, вряд ли вообще когда расскажу, потому что за деньги я на нее, конечно, никогда не пойду; подожду телепремьеры на грядущее 9 мая). Тем не менее, само это название (то, которое еще с «сокровищами») – мило моему сердцу.
Дело в том, что в далеком 2005 году ваш покорный слуга имел счастье провести с создателями этой уникальной российско-американской ленты не один час – и даже в четыре приема. То есть, я был 1) на пресс-конференции, 2) на пьянке, 3) на одной съемочной площадке, 4) на второй съемочной площадке… Естественно, все эти годы я очень ждал этой картины.
Не знаю уж, что послужило тому, что сей фильм выходит так поздно (Невский вообще-то обещал его в 2006 году) и так тихо. Я сейчас не совсем даже здесь – я там, в далеком сентябре 2005 года… Когда родилось у меня вот такое…

***


В Москве полным ходом идут съемки российско-американского боевика «Охотники за сокровищами». Изюминка проекта заключена в том, что фильм снимает голливудский режиссер Бренд Хафф, а играют в нем, помимо нашего Александра Невского, тамошний актер Стивен Брэнд и… практически родной для каждого киномана планеты Дэвид Кэррадайн, более известный как Билл. Тот самый, которого убила Ума Турман.
Как удалось выяснить, фабула нового фильма в двух словах такова: американский профессор и русский гонщик на пару ищут в Москве сокровища Тамплиеров. В отличие от предыдущего проекта Александра Невского «Московская жара», «Охотники за сокровищами» будут насыщены не только стрельбой и драками, но и эффектными гонками на машинах. По большому же счету, на сей раз нам обещана приключенческая драма с неожиданными и загадочными поворотами сюжета, уходящими глубоко в историю. Раскрывать карты относительно того, каким образом во всем этом замешаны столичные наркодилеры, создатели картины пока что не стали.
Сниматься в Москве Дэвид Кэррадайн согласился, потому что «роль хорошая». По словам 68-летнего актера, больше всего ему нравится играть в тех фильмах, где его герою достается красивая девушка. Как зритель же он любит самое разное кино и смотрит много. Из недавно увиденного он выделил «Братьев Гримм», которые сейчас выходят и у нас. Эта картина понравилась ему настолько, что с режиссером Терри Гиллиамом Дэвид готов окунуться в любой проект, который бы тот ему не предложил.
А вот режиссера, работа с которым принесла ему оглушительную мировую известность, Кэррадайн называет не иначе, как Королем Квентином. «Мы с Квентином как братья, - говорит актер, - но только Тарантино все-таки достаточно своеобразный человек. Если позвонить ему и оставить сообщение на автоответчике, то он может подолгу не перезванивать. Единственная возможность для его друзей с ним пообщаться - это прийти к нему домой, найти секретную кнопку, открывающую ворота, и усесться рядом с бассейном. И когда через пару дней Квентин вернется домой, он будет счастлив вас видеть». Вслед за этим Кэррадайн опроверг множащиеся слухи о продолжении легендарного «Убить Билла»: «О какой третьей части может вообще идти речь, если Билла убили во второй??? Я мертв. Остается теперь разве что “Убить Уму”».
Кстати сказать, некоторые секреты съемок тарантиновской дилогии Кэррадайн открыл в своем актерском дневнике. Он опубликован, это, заметьте, уже седьмая книга Дэвида. А еще скоро выходит его компакт-диск, который будет называться «Дэвид Кэррадайн: такой, какой он есть». Музыка стоит для него на том же месте, что и актерское мастерство. Кэррадайн сам пишет песни, а также играет на многих музыкальных инструментах, от гитары до пианино. Если хотите послушать пару его вещичек – ищите его, он для вас сыграет.
***

Сегодня исполняется 70 лет замечательному актеру и совершенно замечательному человеку – Александру Збруеву.
Мне и впрямь посчастливилось быть с ним знакомым, мы какое-то время работали вместе, потом не раз встречались – и я совершенно точно могу сказать, что Александр Викторович – редкий в нашем кино пример абсолютно спокойного, душевного и по-настоящему тонкого человека.
И чрезвычайно, конечно, обидно, что, по сути, его так мало в нашем кино использовали. То есть, список ролей велик, и в нем есть немало достойных названий… Но вот Збруев действительно принадлежит к тому числу актеров, кто могли бы сделать на экране гораздо больше – если бы им дали в свое время такую возможность.
Пару лет назад мы общались со Збруевым по поводу его главных, наверное, работ в российском кинематографе 90-х: культовых картинах Дмитрия Астрахана «Ты у меня одна» и «Все будет хорошо». Учитывая информационный повод – и в качестве пусть и скромного поздравления, - предлагаю это интервью вашему вниманию.


-- В чем, по-вашему, секрет столь долгого зрительского успеха фильма «Ты у меня одна»?
-- Фильм «Ты у меня одна» был очень актуален десять лет назад, поскольку в нашей стране были большие трудности, и очень многие, в том числе и интеллигенция, уехали на Запад. И вопрос, поднятый в картине, был в том, почему герой, рядовой инженер, когда у него появляется возможность уехать на Запад и сделать свою фирму с женщиной, которая его любит всю жизнь, -- почему он все-таки выбирает немного другое?.. Когда фильм вышел, зрители спрашивали: слушайте, а что это он? Все перед ним открывалось, весь мир -- почему он остался? Зачем это нужно?.. А вот мне кажется, что он принимает правильное решение. Он выбирает то, что ему ближе.
Вы знаете, раньше на вопрос: кто ваш герой? -- мы отвечали: токарь, слесарь, летчик. Мне кажется, это неправильно. Я думаю, что самое главное -- что это за человек, вот этот герой. И персонаж, которого я играю, -- это настоящий, хороший, чувственный, правдивый, искренний человек. И поэтому он поступил так, как подсказывало его сердце и его совесть. И вот эта проблема чувств, проблема любви, проблема семьи -- все это до сих пор очень актуально. Можно бороться со всем, чем угодно, но вот с чувствами бороться нельзя. Если тебя посещает чувство, то оно уже никуда не денется, пока не уйдет само или его что-то такое сверху, что выше этого чувства, не уничтожит.
Поэтому мне кажется, этот фильм актуален и сегодня. Он и чувственный очень, и темпераментный. Это фильм не о том, уехать или не уехать, а фильм о настоящей любви, о настоящем долге. Пусть это банальное слово, но долге перед семьей, перед своими детьми, перед отцом, перед теми людьми, которые окружали героя всю его жизнь.

-- А Вы сами чем-то похожи на этого героя?
-- Думаю, там довольно много своего, личного. Личного по эмоциям, по восприятию мира, по восприятию женщины, любви, по отношению к тому, что происходит вокруг.
Конечно, человек не хочет погрязнуть в каждодневной рутине, в которую попал мой персонаж, простой инженер на предприятии. Он всегда хочет выйти во что-то большее, заниматься тем, что его бы сильно увлекало, -- особенно если чувствует, что у него есть потенциал поднять свою планку, как профессиональную, так и человеческую. И вот -- у него появилась такая возможность… Но все-таки он решил -- мне кажется, абсолютно верно, -- как поступить. Через боль, через страдание…
Вообще, выбор -- это очень сложное дело. Это целая человеческая философия -- выбрать правильно. Это не так просто. Когда есть, из чего выбирать, человек начинает мучаться: что же будет лучше для него, для ближних?.. И здесь подсказывает интуиция, подсказывает сердце, и все, что вокруг тебя… Но ошибиться очень легко -- что мы чаще всего и делаем. Мы чаще ошибаемся, чем идем по той тропинке, по которой надо было бы пойти. Но если бы все шли по этой правильной тропинке -- не знаю, во чтобы мир превратился... Мы привыкли получать шишки, привыкли разбивать лицо о непреодолимую стену тех же чиновников... Нам бывает очень сложно -- и именно этот выбор, правильный выбор, очень твердо ставит тебя на землю.

дальше тоже много чего интересного, важного, полезного и мудрого

Как уже сообщалось ранее, в конце февраля в Ханты-Мансийске прошел VI Международный фестиваль кинематографических дебютов «Дух огня». Приехав в Сибирь всего на пару дней, я просто не мог не побеседовать с Президентом фестиваля - кинорежиссером Сергеем Соловьевым (а то, спрашивается, чего ехал-то?). В ходе получасовой беседы Мэтр признался мне в отсутствии амбиций, скептически оценил мифологию сегодняшнего российского кино и рассказал, почему по телевизору не показывают его фильмов.

- Если честно, после первого фестиваля «Дух огня» в 2003 году мало кто верил, что будет второй. Потом сильно сомневались, что будет третий… А теперь вот – прошел шестой. То есть, фестиваль уже твердо стоит на ногах?
- Мне самому удивительно, что это шестой фестиваль. Мы начинали его с абсолютного нуля. Когда я здесь впервые появился, во всем Ханты-Мансийском округе была одна киноустановка – в зале на 32 человека. И конечно, когда через шесть лет мы вдруг обсуждаем здесь, в Ханты-Мансийске, перспективы масштабного кинопроизводства - конечно, я понимаю, что произошла просто колоссальная какая-то революция! Только в этом году в крае строится восемь кинотеатров! А всего их уже больше 25. И я понимаю, что это не баловство... Я ж тоже устаю - и думал порою: «Ну, провели мы три фестиваля – вот и хорошо, можем передохнуть». Но потом понимал: нельзя. Уже передохнуть нельзя, поскольку постольку, как говорил генсек Горбачев: «Процесс пошел». Здесь действительно пошел колоссальный процесс кинофикации и, как вам сказать, киноманства огромнейшего, богатейшего края. И мне очень радостно сознавать, что, в общем-то, толчком ко всему этому было появление нашего фестиваля.

- А каково Ваше ощущение от нынешнего состояния дел в российском кино?
- От российского кино – ужасные ощущения. Нет никакого российского кино. Есть мифология, продюсерская мифология, причем очень странная. Потому что то, что для Советского Союза считалось провалом, сегодня в продюсерском кино считается немыслимым финансовым достижением. Когда я выпустил в середине 80-х фильм «Чужая Белая и Рябой», то боялся людям на глаза показаться: какой это был провал! А теперь такой же точно прокатный результат признается колоссальным, оказывается, успехом!.. Поэтому я убежден в том, что все так называемые «успехи российского кино» – они абсолютно мифологичны, их нету.

- А как Вы отнеслись ко всей развернувшейся недавно шумихе вокруг «Оскара» и связанными с ним успехами нашего кино на мировой арене?
- Никак. Потому что это американская премия, которая имеет абсолютно американские корни. И самое главное, академики ведь очень разумные ребята, очень ушлые. Их мало интересует кино с человеческим лицом. Их интересует большая кинематографическая политика. И сейчас они вернулись к «русской карте». Но, видимо, в последний момент решили, что рановато, вернемся к ней чуть попозже... Поэтому к этому нужно относиться здраво и спокойно. Конечно, это ужасно приятно: получить «Оскар»! Но есть еще масса приятных вещей: слетать в космос, ощутить чувство невесомости, ступить ногой на Луну. Ну, много интересного есть в жизни! В том числе и «Оскар».
Поэтому мне более важны те успехи, которые мы можем наблюдать у нас на фестивале. И они – не мифологичны. Идет первое - после всех этих исторических безумств - поколение кинематографистов, которым омерзителен образ коммерческого кинематографа! Они чего-то другого хотят. И появляется надежда на появление русского человеческого кино. И дело не в том, авторское оно или коммерческое, понимаете. Сверхкоммерческий Гайдай, как и некоммерческий Иоселиани – это русское человеческое кино. И вот этот образ русского человеческого кино, он, по-моему, сейчас всех интересует. И это замечательное, огромное достижение.

- То есть, если подытожить, именно ваш фестиваль доказывает, что будущее у российского кино все же есть?
- Не только. Я сейчас веду режиссерскую мастерскую во ВГИКе, у меня там 35 человек – немыслимо! Замечательные ребята! Ни у одного человека не существует в башке призрака, так сказать, охренительного коммерческого успеха на грядущем уик-энде. Напротив, все с интересом общаются с Апдайком, с Фолкнером, с Толстым…
И поэтому на нашем фестивале очень важно полное отсутствие каких бы то ни было амбициозных страстей. Это страшно важно, постольку поскольку в этой амбициозной соревновательности иногда гибнут люди: ведь если ты вдруг сделал чуть хуже, чем Бертолуччи, то уже получается, что тебе нужно выкидываться из окошка! Поэтому эта амбициозная игра – очень опасная игра... А у нас никому неохота никого ничем поразить - а всем охота посмотреть кино, пообщаться друг с другом и вообще, так сказать, почувствовать, что за свежий ветер дует тебе в спину.

- А Вы сами как режиссер играете сейчас в эти амбициозные игры?
- Нет. Я отчаялся в нынешней как бы культурологической ситуации в кино. Меня стало с души воротить от всех разговоров кинематографического сообщества: мне лично это не нужно, не нужно! Я вдруг подумал: да черт с ним, пусть будет так, как будет. Я буду снимать про то, что мне интересно. И если это окажется интересно кому-нибудь еще – хорошо, не окажется – ну, значит… Я уже привык. Например, я очень хорошо отношусь к своей картине «О любви». Но ее практически нигде не показывали. И мне, честное слово, абсолютно наплевать. Мне вполне достаточно того, что я ее снял. Вот такое странное чувство. Я давно заметил это за собой: мне, в принципе, никогда не нравилось показывать свои картины. Вот не было таких у меня мыслей: скорее бы закончить, собрать полный зал людей - и чтобы они хлопали и целовали меня в щеку. Всегда было другое: скорее бы закончить картину, пригнали бы тележку и увезли бы ее куда-нибудь, все равно куда - а мне бы заплатили причитающееся за работу вознаграждение. На этом все мои амбиции заканчивались.

- Вот раз Вы упомянули «О любви» - фильм вышел в 2004 году, когда же его по телевизору покажут?
- Не знаю. Не знаю.

- А когда выйдут в прокат Ваши новые картины?
- Ну, вот сейчас прокатные продюсеры ковыряются - в надежде на нормальный прокат. Я думаю, что там есть все основания ее нормально показать.

- Это Вы про «Анну Каренину» или про «Ассу-2»?
- И про «Ассу», и про «Анну Каренину» - это же фильм-дилогия, действительно так получается. Это, конечно, никакой не блокбастер, но прокатать можно очень хорошо.
Тут дело в том, что для этого нужно вложить усилия – чего страшно не любят делать наши прокатчики. Им очень нравятся картины-самоходки, например, те, которые рекламирует Первый канал. Они понимают, что если начнут, так сказать, пилить по Первому каналу: “Все встали и пошли посмотрели «Ассу»” - все станут и пойдут смотреть «Ассу». А вот чтобы что-то сделать самим… Нет, это им уже неинтересно. У нас нет ни опыта, ни любви по вселению неформатного продукта в души и головы участников вот этого процесса под названием «хождение в кино». Ни культуры нет, ни увлечения, ничего нет... Вообще, в принципе, я думаю, что на сегодняшний день в кинотеатрах остался только один-единственный кинематографический жанр – это кино как финансовая операция. Вот этот жанр – он проходит.

- А какими образом столь несхожие сюжеты как сюжет «Анны Карениной» и сюжет «Ассы» соединились в дилогию?
- Вы знаете, все несхожее настолько схоже сейчас!.. Я думаю, что, быть может, самое схожее – это несхожее. Меня ужасно умиляют все эти разговоры о поколениях, о современности и несовременности. Какие поколения? Живем все в постпушкинскую эпоху, разговариваем на пушкинском языке. У него все написано, про все основные вопросы, про все сверхсовременные вопросы сверхсовременной жизни. Поэтому все очень близко, очень. И на самом деле, чем ближе мы будем обнаруживать вот эти сверхбратские сближения эпох, которые считались несовместимыми, тем счастливее мы можем быть.

*****
И под конец – бонус: здесь Президент МФКД «Дух огня» Сергей Соловьев и Губернатор ХМАО Александр Филипенко слушают гимн. Так как я сидел на первом ряду прямо по центру, пришлось, краснея и проклиная все вокруг, встать. Зато вот снял такое чудо:

Посмотреть ролик

- Всенародную популярность Вам принесла роль Медведя, полюбившего Принцессу в «Обыкновенном чуде»…
- Да, это был очень мощный толчок, очень яркое начало. Я играл юношу, который живет в надежде на первую любовь, в надежде на какое-то познание мира. Но при этом герой сказки Шварца обречен на одиночество: вновь став медведем, он станет одиноким… Что говорить, я счастлив, что у меня был тот Медведь.
- Впоследствии режиссеры чаще всего эксплуатировали Ваш образ Прекрасного Принца, столь удачно найденный в этой картине…
- Пытались. Но я всегда старался этому сопротивляться. Тем и интересна профессия артиста, что она многолика. Чем больше будет амплитуда, чем больше будет диапазон -- тем лучше, тем интереснее. Нельзя замыкаться только на чем-то одном: я буду играть только принцев да царей, а я -- только милиционеров…
Спустя уже где-то четверть века я, кстати, сыграл еще одного Медведя -- в фильме Сергея Соловьева “О любви”. Там это уже человек, умудренный опытом. Но между этими двумя Медведями есть одно общее -- познание любви. Первая любовь -- и взгляд с позиции возраста, пройденного этапа в жизни. И опять же -- одиночество.
- Соловьев как-то заметил, что настолько взрослого человекаВы еще не играли...
- Да, подобной роли у меня не было. Мой герой проживает в картине полтора десятилетия, понимая к финалу, что все: жизнь прошла и больше уже ничего не будет… Мне очень повезло: столь серьезные работы бывают в жизни актера два, ну, если повезет три раза. Действительно так. Когда еще придется поиграть такое…
- В «Ленкоме» Вы играете «Варвара и Еретика», как мне кажется, один из главных спектаклей о русской душе -- в трактовке Достоевского. “О любви” -- фильм о русской душе по Чехову. Между этими работами есть какая-то внутренняя связь?
- Эта связь -- поиск настоящего, поиск себя в пространстве, себя в этом мире. У Достоевского мир более насыщен людьми. У Чехова больше одиночества -- и найти себя в этом одиноком пространстве очень сложно.
- Для многих актеров Чехов, особенно его драматургия, является некой творческой вершиной…
- Понимаете, как только начинаешь думать о вершине, так сразу нужно краситься бронзовой краской: я, мол, сыграл Чехова. И что, сидеть и больше уже ничего не делать?.. Не знаю... У меня, помимо Чехова, еще столько несыгранных ролей!.. У меня, хочу верить, Шекспир еще впереди, Толстой, тот же Достоевский... У нас страна настолько богата литературой, что глупо говорить: вот я сейчас сыграю эту роль, на том и остановлюсь. Нет, конечно. Да и у Чехова есть еще что поиграть - дай Бог, чтобы люди это снимали, а не «пиф-паф ой-ой-ой». Ведь люди уже забывают о классике. Как-то достаточно взрослая девушка спросила меня о фильме, идущем по телевизору: «Что это за история такая?». Я отвечаю: «Это "Евгений Онегин", ты что, не читала?». А она говорит: «Знаешь, я эти штуки в стихах не люблю»... Понимаете?.. Вот чтобы не дожить до такого состояния серых мышей, надо, чтобы наши дети знали, кто такие Чехов, Достоевский, Толстой... А это зависит от нас, от родителей.
- А что сложнее играть: историю из современности или классический репертуар?
- Профессия актера подразумевает под собой то, что нужно уметь играть все. Конечно, проще всего сыграть: «Вась, ты как? Как завод там у тебя? Дал уголька, а? О, молодец, хорошо!..». Красиво говорить замечательным русским языком нам уже сложнее. Наш язык уже не слушается, мы привыкли все сокращать. Так же как американцы убили английский язык, так мы сейчас убиваем русский. А вот снова научиться разговаривать языком Пушкина, языком Чехова -- это дорогого стоит.
- Я видел, как Вы во время съемок просто фонтанируете идеями, все время что-то предлагаете: давайте сделаем так, давайте так...
- Я считаю, это нормально. У меня профессия есть -- артист, меня учили этому, у меня диплом… Но главное в этом деле то, как режиссер относится к актеру. В связи с этим мне очень нравится одна история. К Тарковскому как-то подошел один французский художник и говорит: «Андрей Арсеньевич, что ж Вы так с актерами-то общаетесь? Что это Вы их не любите, не жалеете совсем?». На что Тарковский сказал замечательную фразу: «Вы когда тюбики давите, Вы их жалеете?». Понимаете? Вот есть отношение как к тюбику, а есть отношение как к артисту, к личности, которая что-то может. Вопрос в том, как его, артиста, повернуть, какую сторону в нем задеть. Вот если правильно задеть, то знаете, как тогда начинает организм петь и играть!..
- Ваш колоссальный актерский опыт помогает как-то предсказать, будет ли удачным тот или иной проект?
- Это никогда не угадаешь. Поэтому путь актера всегда крайне рискован. Но все равно я в ответе за все свои роли -- я же их играл. Хорошо, если получилось. Ну а если нет -- то что уж тут поделаешь?..
- Как Вы оцениваете свой опыт работы в качестве ведущего телешоу «Естественный отбор»?
- Ну, это глупость была, так, по дружбе с каналом «REN TV» и просто от нечего делать. Потом у меня был еще интерес попробовать, что же это такое.
- Понравилось?
- Нет.
- Едва ли не каждый год Вы признаетесь российскими зрительницами одним из самых элегантных современных актеров…
- Ну, над элегантностью я никак не работаю. Если что и есть, то это от папы с мамой, да еще актерское образование. Моя любимая одежда -- джинсы и свитер зимой, джинсы да майка летом. Конечно, моя профессия обязывает иметь у себя, допустим, два-три смокинга -- для разнообразных премьер, церемоний открытий кинофестивалей… Приходится соответствовать, в этом плане мне больше всего нравится Boss. Хотя я не очень люблю костюмы.
- Где, если не секрет, предпочитаете покупать одежду?
- Обычно стараюсь за границей: в бутиках Парижа, Германии. В Москве очень дорого, и выбор не тот. Но, если честно, я абсолютно не шмоточный человек, ничего в этом не понимаю.
- Правда ли, что артисту должно идти все?
- В зависимости от роли, конечно. Но если он сможет добиться этого в каждой своей работе, то это замечательно. Надо сказать, что я всегда все придумываю сам. У меня есть маленькая тайна: пока я не увижу, как одет герой, у меня ничего не получается. Первым делом я должен представить себе, что мой герой носит. Поэтому я в начале придумываю себе образ, а потом объясняю его художнику по костюмам. Конечно, что-то предлагает и сам художник, часто мы ищем силуэт персонажа вместе, но в большинстве случаев все придумки мои.
Вот, допустим, когда мы в конце 1980-х работали над спектаклем «Поминальная молитва», я полностью придумал себе образ Менахема. На мне было шестнадцать кофт и у меня все было на резиночках -- все я придумал! Это из детства. Помните, когда ты маленький, то постоянно теряешь варежки, а мама привязывает тебе их на резиночках… Только я пошел дальше. У меня и носовой платок был на резиночке, и даже телеграмма, которую получает герой, сразу оказывается на резиночке -- чтобы не потерять. Вот такой он был весь, на резиночках. И к тому же ему еще было постоянно холодно -- поэтому всю одежду, что у него вообще была, он напяливал на себя сверху. Благодаря тому, как он выглядел, образ стал по-настоящему полнокровным.
- Уходя от «одежной» темы, можно ли спросить, каким Вы видите идеальный женский образ?
- Вы знаете, это так по-разному… Каждая женщина -- это загадка. Одна одевается так, другая этак, что-то кому-то идет, а кому-то нет… Нелепо, когда внешний вид женщины является просто слепой данью моде, когда все висит, как на корове седло, зато вот это модно. Всегда очень приятно наблюдать, когда женщина отдает дань своей фигуре, своему телу, характеру, интеллекту. И тогда любая вещь на ней становится и красивее, и элегантнее.
- А как насчет мужского стиля? Что должно присутствовать обязательно и чего Вы не приемлите категорически?
- Мужественность и женственность соответственно.
- Вот уже упоминался фильм «О любви» -- я знаю, что после его съемок Вы попросили, чтобы Вам подарили фонтан, построенный художником Сергеем Ивановым…
- Да, он до сих пор стоит у меня на даче. Замечательный фонтан.
- Планировку своего дома Вы продумали сами? Это воплощение детской мечты или реализация сегодняшних представлений о комфорте?
- Да, все придумывал только сам. Для меня это, скорее, реализация сегодняшних представлений. Хочется жить в удобном доме. Я хочу, чтобы было уютно, удобно и красиво. Сегодня как раз полдня развешивал картинки. Так-то мой дом стоит уже десять с лишним лет, но вот год назад я затеял обширную перестройку, которую постепенно заканчиваю. Построил, к примеру, огромную бильярдную.
- Как бы Вы охарактеризовали свое личное пространство?
- Дом должен быть очень теплым. А теплота должна идти изнутри, из души… Эх, знаете, как хорошо загородом! Там такая тишина!.. Приедешь сюда после спектакля -- и никаких специальных рецептов не надо. Летом мне наполняют бассейн -- плавай, сколько хочешь! К тому же у меня в доме много живности. Со мной живут две собаки, попугаи, кошки, рыбки… И я очень люблю всю эту живность выгуливать. Да и просто книжки расставлять -- уже отдых.
- Кого Вы допускаете на свою территорию?
- Рядом с моим стоит дом моей мамы, неподалеку живет брат со своей семьей, ко мне постоянно приезжают друзья, а это очень много народу… Конечно, я иногда люблю побыть один, это может быть замечательным отдыхом, но чаще всего двери моего дома широко открыты.
- Вы часто с гордостью и радостью говорите об успехах своей дочери, Ксении Алферовой…
- Да, она очень стильная девочка, с большим вкусом. Я желаю ей хороших ролей и хороших детей. Пока и у нее, и у ее мужа Егора Бероева -- тьфу-тьфу-тьфу -- все идет замечательно.
- Кстати, изменилось ли что-нибудь, на Ваш взгляд, в положении молодого актера по сравнению с советскими временами?
- Думаю, что нет. И тогда сложно было, и сейчас сложно.
- Вот уже тридцать лет Вы являетесь одним из самых популярных артистов страны. В завершении разговора, пожалуйста, поделитесь: в чем секрет успеха?
- Надо много работать.

****
Это интервью сложилось из двух бесед с Александром Гавриловичем. Первая из них состоялась во время съемок фильма «О любви» в мае 2002 года, вторая - в мае 2005 года.
Я не скажу, что Абдулов был великий артист, но точно знаю, что он был Профессионал, и главное – он был настоящей Звездой.

Попрощавшись с лучшим сериалом эпохи (к которому, уверен, мы еще не раз вернемся долгими и зимними, и летними вечерами), имеет смысл получше понять, кто же поставил такое Чудо Дивное.
Режиссер «Ликвидации» - Сергей Урсуляк, фильмы которого я уже перечислял ранее, в анонсе сериала (кстати сказать, в «Неудаче Пуаро» убийца тоже все время был рядом – сюжетный ход повторяется). Лучшая, на мой взгляд, его картина – «Долгое прощание» по Юрию Трифонову, вообще один из лучших наших фильмов последних лет, который, как водится, появился в свое время совершенно тихо и прошел, как водится, совершенно незамеченным. У нас как-то не привыкли отмечать фильмы, хоть чем-то всерьез отличающиеся от потока – а «Долгое прощание» отличается и сюжетно, и стилистически, и душевно…
Об этой картине мы с Сергеем Владимировичем полтора года назад и говорили.

- Долгое прощание – это… Это прошлое, которое все время у какой-то части людей находится рядом. Когда ты все время ощущаешь его присутствие в твоей жизни. Когда узлы, завязанные в прошлом, каким-то образом сопрягаются с сегодняшним днем, с сегодняшними проблемами, с сегодняшними людьми. Это невозможность расстаться с тем багажом, который у тебя есть. Долгое прощание с людьми, с жизнью, с ощущениями своими, которые вот длятся, длятся, длятся, длятся…

- Это автобиографическая вещь?
- Да, но не в прямую. Как мне говорила Ольга Романовна Трифонова, в основе, конечно же, лежат события жизни Трифонова. Но, собственно говоря, проблема несостоявшегося дарования, пробивающегося дарования - она в любом случае близка очень многим. А у Трифонова это просто было в прямую. Он писал, у него не получалось, у него была женщина, были очень большие проблемы взаимоотношенческие с ней. И он чувствовал эту муку - муку неразродившегося таланта…
Он вообще для меня очень пронзительный писатель. Я много читал Трифонова, но почему-то именно эта повесть, «Долгое прощание», произвела на меня какое-то совершенно особое впечатление – еще лет за двадцать до того, как я приступил к работе над фильмом. Может быть, потому что среда, которая описана в этой повести, мне близка. Эта среда театральная, художественная – а я как раз учился тогда в Щукинском училище. Может быть, потому что в ней рассказывалось о каких-то надеждах, о какой-то, так сказать, несостоявшейся пока жизни. И параллельно с этим в этой повести показано время - начало и финал, - где эта жизнь уже прожита. И вот это ощущение жизни, которая на наших глазах разворачивается и заканчивается, почему-то на меня произвело очень большое впечатление.
У Трифонова вообще есть эта тема близкого прошлого, прошлого, которое рядом, прошлое, в которое хочется вернуться - и невозможно вернуться, чтобы что-то исправить. И камни, брошенные в прошлом, вдруг какими-то кругами доходят до настоящего... Это все мне почему-то чрезвычайно было близко и очень меня волновало. И тогда же был написан вариант сценария, который я писал просто так, потому что мне хотелось писать сценарий. И вот через двадцать лет это проявилось в картине.

- Герои картины – молодые люди. На Ваш взгляд, близки ли они сегодняшнему молодому зрителю?
- Вы знаете, я думаю, что молодому зрителю - если говорить об общей массе - они не близки совершенно. И вообще я думаю, что проблематика Трифонова и Трифонов как таковой, как писатель, это все-таки не самая, что называется, широкая для зрителя история. И тогда, и сейчас это, в общем, был писатель, так сказать, интеллигентский. Это был писатель для не очень широкого круга. Просто в то время, в 70-е, когда его читали очень активно, было принято читать хорошую литературу. А поскольку сейчас принято читать, в общем, литературу среднюю и плохую, то, естественно, и Трифонов - не самый модный, не самый актуальный. И проблематика его, мне кажется, для сегодняшнего дня и особенно для молодых людей – глубока, слишком глубока для них.
Хотя я думаю, что - как и тогда, так и сегодня - есть некая прослойка молодых людей, которые думают, которые чувствуют, которые не удовлетворяются только тем, что идет по большим каналам и на широких экранах.

Недели две назад я опубликовал на страницах своего дневника интервью с автором фильма «Русалка» Анной Меликян. Среди моих вопросов был один, который я тогда преднамеренно вырезал – не желая открывать читателям тайну финала. Сейчас, когда картину уже наверняка посмотрели все желающие – тем более, она почти что сходит уже с экранов, этот вопрос – и ответ на него – обнародовать уже можно.

- Зачем было убивать девочку?
- Ой… Зачем убивать девочку?.. Я следовала сюжету Андерсена. Но, кстати, у того же Андерсена она не умерла - она воскресла в каком-то другом состоянии, в какой-то другой жизни. И поскольку я тоже убеждена, что наше земное существование – это не финальная точка, просто дальше что-то совсем другое, для меня её путь продолжается. Где-то в другом месте. Где-то, где, может быть, ей будет лучше.

На фото - исполнительница роли "Русалки"-Алисы Мария Шалаева

На следующей неделе нас ждут жаркие дни – вернее, вечера, а если еще точнее – часы, проведенные у телевизора. Понятно, что сериалы – это зло, но и в этом правиле бывают свои исключения. Особенно если за рулем (то бишь, в режиссерском кресле) – здравомыслящий человек с Именем, а в кадре – умеющие думать и играть актеры.
Итак, в правом углу ринга – «Преступление и наказание» Дмитрия Светозарова, ранее поставившего, например, такой нестандартный для прайм-тайма сериал как «Вепрь» (умолчу об «Агенте национальной безопасности» и «Операх»), но главное – один из самых любимых моих фильмов ужасов «Четырнадцать цветов радуги», который, наверное, почти никто не видел, потому что его никогда не показывают по ТВ, ибо это полная жесть.
В левом углу ринга – «Ликвидация» Сергея Урсуляка, нежнейшего, интеллигентнейшего режиссера, поставившего такие картины, как «Русский регтайм», «Летние люди», «Сочинение ко Дню Победы» и главное - «Долгое прощание», а также тоже невероятно любимую мной пятисерийную «Неудачу Пуаро». И очень, кстати, примечательно, что его «Ликвидация» – тоже именно про эти самые «преступления и наказания».
И вот как раз с ним, с Урсуляком, мне довелось поговорить года полтора назад, когда он только приступал к работе над фильмом и даже еще до конца не определился с актерами.

Сергей Урсуляк:
«Это прямо противоположное тому, что я делал до сих пор. Единственное, что соединяет фильм с тем, что я делал раньше, -- это ретро. Это 1946 год, Одесса. Маршал Жуков приезжает в Одессу -- и начинается операция по ликвидации преступности. Но Жуков не главное действующее лицо в этой картине. Там есть замначальника одесского УГРО -- Давид Гоцман, вот он и является главным героем.
Понимаете, какая история... Я впервые взялся за идею, которую мне принесли со стороны. До этого я всегда делал только то, что я сам хочу. В данном случае мне предложили этот оригинальный сценарий, и я на него согласился. Потому что мне просто стало интересно расширить свои представления о профессии.
Вот если говорить всерьез, то режиссура -- это профессия, которой можно учиться всю жизнь. И есть профессиональная сфера, в которой я не очень просто работал. В частности, фильм, идущий в быстром ритме, в темпе, держащий зрителя в напряжении. Вот я в таком жанре никогда ничего не делал. Даже, скажем, «Неудача Пуаро», детектив -- это все равно была стилизация под английский роман. А вот здесь мне нужно приобретать какие-то новые навыки. Что мне интересно, что для меня страшно -- потому что, может, я уже не обучаем... Но я хочу попробовать. Это такой марафон, знаете, под лозунгом «Твои возможности, человек!»: могу ли я снять 12 серий за год?..»

И остается только порадоваться, что на сей раз Первый канал и «Россия» благородно решили не рвать зрителей на части: фильмы очень кстати разнесены во времени, и в перерыве между ними даже можно будет успеть сделать что-нибудь полезное для родины. Например, записать свои впечатления от просмотренной серии…

Где-то с год назад я видел актрису Марию (Машу) Шалаеву в спектакле «Заполярная правда» («Театр.doc»). Принимая во внимание особенности помещения театра и расположение зрителей в этом конкретном спектакле, не совру, сказав, что Мария буквально валялась у меня в ногах – право, очень мощное после этого осталось впечатление. Особенно приятно стало об этом вспоминать спустя полгода, когда Шалаева, широко известная до этого в узких кругах, получила приз за лучшую женскую роль на «Кинотавре». Прошло еще несколько месяцев – и вот на актрису, сыгравшую «Русалку», постепенно начинает обрушиваться всенародная любовь.

- Как работалось с Анной Меликян?
Я считаю, что она, конечно, мощный режиссер. Я горжусь, что она предложила мне работать, что мы поработали вместе.
Ну, есть какие-то сложности, потому что у нее уже в голове все было, и иногда такое ощущение было, что мы марионетки, как фигурки расставленные. Но так и должно быть у автора, у художника. Просто мы, артисты, привыкаем, что с тобой никто не работает, ты сам выстраиваешь свою роль, сам что-то придумываешь... Это очень плохо, на самом деле, актеры часто тянут одеяло на себя, как-то самовыражаются, а выглядят в итоге глупо, что со мной тоже не один раз случалось.
А тут другая ситуация, здесь именно сложность в том, чтобы поверить режиссеру, и если ты начинаешь верить, то тогда другое внутреннее направление идет. Первые две недели у меня было тяжелое этому сопротивление. Мне казалось: а когда же-то мы играть начнем?.. А потом как-то свыклась, поверила. А с Аней, на самом деле, по-другому не получается, она настолько такой волевой, сильный человек, у нее такой характер, что там вообще очень сложно что-то возразить. Я даже когда пыталась что-то предложить, говорю: «Ань, давай, так», - она: «Ой, да смешно!», посмеялась, а потом говорит: «Маш, спасибо, давай, сделай мне, пожалуйста, так, так и так...». То есть это было всегда. Обидно.

- Сложно было играть роль без слов?
Мне просто молчать в кадре, я не испытываю затруднений, когда лишена текста, абсолютно. Не знаю, плюс это или минус, но, действительно, когда у меня есть текст, я гораздо больше отвлекаюсь на какие-то посторонние вещи, чем когда я должна молчать в кадре.

- Вы с Евгением Цыгановым в один день родились, 15 марта – насколько вас объединил общий день рождения?
Более того, мы еще и с Рубеном Дишдишяном в один день родились! Ну, собственно, поэтому нас и утвердили на роли, а вы что думаете? Есть секрет, как получать роли: нужно родиться в один день с продюсером!..
А с Женей, ну, бывает, отмечаем вместе. Мы последний раз вместе встретили, потому что уже так получается, что много людей, общих знакомых, которых как-то невозможно развести на одно день рождения и на второе. То есть, конечно, мне неприятно, когда с утра просыпаешься в свой день рождения и думаешь: так, надо позвонить Цыганову, сказать ему «поздравляю»… А с другой стороны здорово, потому что, все-таки это как-то необычно и так весело получается.

- Что для Вас «Русалка»? Сказка, комедия, трагедия?
Я не могу сказать, что это сказка, для меня это какая-то реальная история абсолютно. Тот мир, в котором и мне, наверное, очень органично живется. Наверное, я просто вот так все и воспринимаю, для меня это как-то очень все логично…
Я до премьеры не понимала, почему Аня написала на меня. И весь съемочный процесс говорила: «Ань, ну, может, ты ошиблась, может, это не про меня история?..» Она говорит: «Нет, Маша, именно про тебя».

В прокат выходит новый (второй) фильм Анны Меликян – самого романтичного режиссера из молодого поколения наших кинематографистов.

- С чего начиналась «Русалка»?
Я не помню. С какой-то ерунды, наверно, которая мне запала в память, понравилась. С тысячи мелких записей, как это обычно бывает, - у меня куча вгиковских блокнотиков, так нас еще Соловьев учил. Когда мы поступили на курс к Сергею Соловьеву, он сказал: «Вы должны приобрести фотоаппарат и блокнот». И я, как послушная ученица, действительно, приобрела фотоаппарат и блокнот, и с тех пор постоянно фотографирую и записываю всё подряд. Потом из этих записей каким-то образом появляется сценарий.

- А как-то еще влияние Соловьева сегодня прослеживается?
Нет, ничего предумышленного в этом направлении я не делаю. Но если это влияние есть, то, мне кажется, это естественный процесс. Всё-таки он мой Мастер любимый.

- Насколько «Русалка» связана со сказкой Андерсена «Русалочка»?
С Андерсеном эта история связана очень условно, эта связь - для тех, кто поймёт, кто увидит этот глубоко зарытый сюжет. А так это просто такая оболочка, которая помогла мне все мои записи упаковать в этот сценарий. Вот нужен был какой-то минимальный сюжет, и Андерсен в этом плане пришёл мне на помощь. Не более того - то есть, это не экранизация Андерсена.

- Как пришла в фильм Маша Шалаева?
Когда я писала, я просто думала про неё. Я даже не была уверена, что именно она будет сниматься, как ни странно - мне просто было проще писать, представляя себе конкретное лицо. Но когда сценарий оформился, стало понятно, что это только Маша, только для неё. И я точно также писала Риту, представляя себе Иру Скриниченко, которая не актриса, а просто прекрасная девушка. И у меня не было мысли её снимать. Я устраивала кастинг, пробовалось много девушек - и в итоге я все равно взяла Иру. Вот странное тоже такое поведение режиссёра.

- Перед показом фильма на «Кинотавре» ты красиво обозвала Евгения Цыганова «принцем нашего кино»...
Первоначально эту роль должен был играть взрослый актёр – это была история взрослого мужчины и маленькой девочки, в общем-то. И я искала героя среди актёров старшего поколения. А потом увидела «Космос как предчувствие» - и мне очень понравился Евгений Цыганов. И появилось просто желание познакомиться. Мы с ним встретились, я ему сказала: есть сценарий, но, к сожалению, для тебя нету роли, ты не подходишь, там взрослый мужчина, а тебе 25 лет… Цыганов прочитал. И поскольку он очень-очень умный, то каким-то образом переубедил меня, что я ошибаюсь – что это история не про взрослого мужчину и девочку, а история про молодого парня и девочку. Так он и стал играть Сашу.

- В какую сторону ты больше двигала своих актрис, играющих маленькую и большую Алису: в сторону детской агрессивности или детской наивности?
Я с самого начала хотела намешать туда всего. Это свойственно человеку - и доброта, и агрессивность, и жестокость. И ребёнку это свойственно. Мне не хотелось делать фильм со сказочным названием «Русалка» - и одновременно с такой смазливо-сопливо-сказочно-идеально-доброй героиней. Мне хотелось, чтобы в ней обязательно были какие-то отрицательные черты. Она, как любой человек, может ошибаться, может делать очень неправильные и порой жестокие поступки – это, повторюсь, свойственно, в общем, любому человеку, а она - одна из всех нас.

- В фильме замечательная музыка – как она создавалась?
Я впервые услышала Игоря Вдовина в фильме «Богиня», и мне очень понравилась музыка, я запомнила это имя. И всё время о нём думала. И однажды мой монтажёр сказал: «А вот мы сейчас делали фильм «Жесть», отличный там композитор, Вдовин!». Я попросила его координаты. Но Игорю не понравился сценарий, и он даже не хотел на встречу приезжать из Питера в Москву. Но в итоге мы его уговорили хотя бы посмотреть материал. И вот когда он посмотрел материал – с этой минуты, что называется, он был наш. Ему очень понравилось, он влюбился - и мы стали большими друзьями. Как он сказал, у него было очень много мрачных фильмов и ему самому хотелось написать что-то лёгкое, светлое, для него это было новым, и поэтому он так включился, полностью. И он очень помог картине, мне кажется.

- Ты начала снимать картину, будучи беременной – весьма рискованный шаг вообще-то...
Я решилась просто по глупости. Я просто не понимала всей серьёзности вопроса. Мне казалось: ну, будет большой живот и всё, там разберусь. А когда я уже влезла в это, то поняла, насколько мне тяжело. Но кино – это такая махина: люди, деньги, безумная, грандиозная просто ответственность, и я просто боялась всех подвести. И каждый день думала, что вот сегодня надо сказать: «Всё! Мы картину закрываем». Но было жалко, потому что я понимала, что она… она такая живая, горячая, её нельзя останавливать и заканчивать через год – она не получится через год, потому что я меняюсь и через год мне это будет уже неинтересно. Вот это такая беда моя – мне уже на монтажно-тонировочном периоде, как правило, неинтересно – я уже смотрю куда-то вперёд, в какие-то другие проекты, мне интересно уже что-то другое… И просто тяжело заканчивать картину, потому что кажется, что вот если бы ты снимала через год – то все бы сделала по-другому. И понимая это, я понимала, что этот процесс останавливать нельзя. И вот как-то так мучительно прошла его полностью. Конечно, это большая глупость была.

- Не менее глупо сводить фильм к какому-либо одному жанру, но если вдруг попробовать?..
Надеюсь, это всё вместе. Но больше, надеюсь, трагикомедия, трагифарс – это такой любимый мой жанр, когда смешно, смешно, а в конце очень грустно. Но там замешано много всего. Хотелось, чтобы было и весело, и грустно, и можно было бы и подумать о чём-нибудь в конце фильма.

18 ноября Эльдару Рязанову – 80 лет! Об этом трудно забыть: все телеканалы наперебой поздравляют Мастера. Внесу и я свой скромный вклад в общую бурю восторгов по поводу столь значительного юбилея – предложу вашему вниманию фрагмент интервью, которое мне посчастливилось взять у Эльдара Александровича… семь лет назад. Да, давно это было, но выбранный отрывок – о том, что не постареет никогда.

- Эльдар Александрович, давным-давно в Доме Кино состоялась премьера «Карнавальной ночи», ныне - любимейшего фильма миллионов...
«Когда была премьера "Карнавальной ночи", меня никто не знал. Естественно - это была первая картина. А после премьеры восторженные люди - такие как Райкин, Утесов, сценарист Иосиф Прут, композитор Богословский, - окружили Бориса Ласкина и Владимира Полякова, авторов сценария, и стали их качать и подбрасывать! Я этого вообще никогда больше не видел в Доме кино - никогда, понимаете!
Я смотрел на эту сцену, и у меня было смешанное чувство: я был очень, естественно, доволен, что картина понравилась настолько, что двух авторов (а причем Ласкин был довольно здоровый детина) подбрасывали к потолку!.. И мне, конечно, было жалко, что никто не качает меня - потому что меня никто не знал в лицо... Перед показом я, правда, вышел на сцену, сказал три слова... Ну как это запомнить - там, где-то далеко стоял какой-то человек... Не знали, не запомнили...
Другое дело, что после этой картины мы с Людмилой Марковной Гурченко, как про нас потом писала критика, "проснулись знаменитыми", - но я всегда уточнял: в разных постелях. Хотя я вообще ею восхищаюсь, считаю ее феноменом. Я ее просто нежно люблю, дружу, она замечательная, я ее обожаю!.. Но вот если бы я сейчас сделал такую картину, никто бы ни Гурченко не знал, ни меня - потому что все уходит в песок...
Сейчас наши картины мало проходят на экраны, к сожалению, поэтому это очень грустно... Вы знаете, я вам должен сказать, что у нас в советское время была такая фраза: комедия не нужна никому, кроме зрителей. Но тогда мешали разные инстанции, а сейчас - цензура толстого кошелька...».

А весной 2007 года, когда я подошел к нему на «Нике» Рязанов сказал такие грустные слова:
«Я очень далек от эйфории и не считаю, что начался рассвет нашего кинематографа. У него еще все впереди – надеюсь. Мы абсолютно пока глухая провинция – все, что я могу сказать про наше кино»...

И это только подчеркивает тот факт, что за последние годы настроение Рязанова не улучшилось – как он был полон пессимизма несколько лет назад, так он не скрывает своих чувств в отношении нынешних дел и сегодня.
Впрочем, не будем о грустном. Как и вся Россия, желаю Главному – на самом-то деле!!! – режиссеру страны Эльдару Рязанову здоровья!

15 ноября Франсуа Озону исполняется сорок лет.
В это трудно поверить по двум причинам. С одной стороны, он прекрасно выглядит - и сорока ему просто не дашь. Но с другой – его фильмография насчитывает уже… 28 (!) фильмов, и совершенно непонятно, когда же он успел все это снять?.. Впрочем, объяснение есть: большая часть этих картин – короткометражные работы. Полнометражных же фильмов у Франсуа Озона на данный момент девять – что тоже, согласитесь, очень много для ещё молодого, в принципе, режиссера. Причем Озон не только плодовитый, но и разноплановый режиссер. В списке его фильмов есть детектив и мюзикл, психологическая драма и «черная» комедия, триллер и костюмная мелодрама…
У разных людей отношение к Озону разное. Поклонники с нетерпением ждут его новых фильмов. Недруги ворчат, но тоже его картин не пропускают – надо же знать, по какому поводу ворчать. Даже равнодушные к кино люди наверняка знают, что есть такой режиссёр – Франсуа Озон. Вот уже несколько лет Франсуа Озон – не просто один из самых известных ныне французских режиссеров. Франсуа Озон – еще и один из самых любимых европейских режиссеров в России. И пропустить встречу с ним на Московском кинофестивале было бы, конечно, непозволительно.

- Есть ли у Вас среди своих работ наиболее любимые?
- Нет. Может быть, у меня есть работы, которые я люблю больше других, но в то же время я не слишком к ним привязан. Когда фильм сделан, для меня всё заканчивается. Я бросаю своих детей. Они не принадлежат мне больше, они принадлежат публике. Иногда я случайно вижу свои картины по телевизору или на видео. Смотрю их и думаю: «Я ли это сделал?». Когда я смотрел «8 женщин», то думал: «Нет, это не я снимал!». Я уже забыл все проблемы, которые были во время съемок, и просто смотрел кино.
Каждый фильм имеет свою историю. Каждый фильм - это авантюра. Каждый мой фильм позволил мне сделать следующий. Даже если картина оказалась неудачной, она могла привести к удаче потом, тут всё взаимосвязано.

- Вы постоянно снимаете в разных жанрах - чем это объяснить?
- Это такая форма игры. Для меня кинематограф тесно связан с детством, с воспоминаниями об играх, в которые я тогда играл. То я играю в ковбоя, на следующий день – в прекрасного принца, каждый раз это моя новая история. И каждый раз мне хочется попробовать чего-нибудь нового. И если я делаю фильм, в чем-то похожий на предыдущие, то тогда я должен отправиться на новую натуру, чтобы в этом почувствовать для себя вызов. Если у меня появляется ощущение повтора, то мне очень быстро становится скучно. Мне постоянно необходим адреналин.
И потом, мне кажется, я могу снимать совершенно разные фильмы. Я умею снимать как кассовые картины, так и утонченные ленты, авторское кино. Мне очень нравится переходить от одного жанра к другому, и мне это удается. Я из тех кинематографистов, которые стремятся попробовать всё. И в жизни тоже.

- Так или иначе, но все Ваши фильмы – о любви. Но разве о ней не все уже сказано?
- Все истории, рассказанные мной, были в той или иной степени навеяны моими личными переживаниями, моим личным любовным опытом. И я надеюсь, что я еще не всё сказал о любви - иначе это означало бы, что я уже всё пережил. А мне хотелось бы думать, что у меня впереди еще много любовных историй.

P.S. В заключение скажу, что большинство фильмов Озона мне не нравятся, более того, некоторые из них мне даже противны. Но я целиком и полностью, двумя руками за такие его картины, как «Капли дождя на раскаленных скалах», «8 женщин» и «Ангел» - их я готов смотреть и пересматривать.

«Тебя и дружков твоих прямо здесь закопать могу, веришь, нет?» - говорит Бондарчук лежащему перед ним парню с заклеенным ртом, парень согласно кивает. «Платить будете за наглость, - продолжает Бондарчук. - Вы теперь мои. На меня работать будете. Дня через два свяжусь с вами. Пока отдыхай». Потом появляется Серебряков – и получаются те самые тиски, о которых говорится в названии фильма.
Новый фильм Валерия Тодоровского «Тиски» - не лучшая, признаться, его работа. Режиссер, который раньше рассказывал о людях, скажем так, светлой стороны, решил взглянуть, а что делается там, где потемнее. Получившаяся криминальная драма (если использовать устоявшееся жанровое определение) – тяжелая и мрачная, практически, можно сказать, беспросветная. Но ведь жизнь – она тоже такая... разная.

ВАЛЕРИЙ ТОДОРОВСКИЙ:
«Мне захотелось более чего-то яркого, более взрывного, более наглого, более молодого, более хулиганского, более агрессивного, и я сделал эту попытку в фильме «Тиски».
Я, мне кажется, рассказал историю нескольких людей, которые сошлись в этой жизни в одной точке, в которой им пришлось очень тяжело выживать и принимать очень тяжелые решения. Я отнюдь не снимал фильм про криминал, я снимал фильм про себя. В том смысле, что мне каждый день приходится принимать очень тяжелые решения, иногда мучительные, иногда неоднозначные, иногда такие, о которых я потом сожалеть буду всю жизнь».

На «Кинотавре» я беседовал о фильме не только с Тодоровским, но и с актрисой Екатериной Вилковой, сыгравшей девушку главного героя. Роль небольшая, но сама по себе Вилкова – почти что восходящая звезда, на ее счету уже несколько более-менее заметных фильмов и неординарная внешность девушки, безусловно, будет продолжать делать свое дело: то есть, снимать Екатерину будут, во всяком случае должны.
Я попросил актрису сравнить ее новую работу с ролью в другом, на тот момент наиболее известном ее фильме «Нас не догонишь».

ЕКАТЕРИНА ВИЛКОВА:
«Это две очень разные работы, как мне кажется, и я там разная. 100 процентов. И очень разные режиссеры. И с Ильей Шиловским, и с Валерием Петровичем работать было очень легко. Но у них совершенно разный подход к работе. С Ильей мы очень много говорили, что-то вымучивали, как мне казалось, что-то как будто бы рождали. С Валерием Петровичем все проходило незаметно, потому что он с тобой беседовал и как-то закладывал в тебя нужную информацию, и тебе потом даже казалось, что это твое, что это я сама так подумала, решила и сделала. Он точно знает, что ему нужно. Он может сказать «да» или «нет» - и очень четко. Может быть, он в этот момент даже сам не уверен, но тебя он полностью убедит в том, что вот нужно так. И ты полностью доверяешь ему на площадке.
Если сравнивать моих героинь в этих фильмах, то у них есть что-то общее в смысле совершения поступков. Но Насос в «Нас не догонишь» заброшена в такие обстоятельства, что у нее рефлексом рождается какое-то действие. Она знает, что не может пройти мимо собаки, которую бьют десять человек. Она знает, что ничем не поможет ни этой собаке, что ее саму могут здесь же поколотить, но она не сможет жить с тем, что она прошла мимо, она должна сделать все, что может в тот момент.
Маша в «Тисках» пытается спасти героя, точнее даже, она хочет, чтобы человек еще сам что-то сделал, она больше, мне кажется, «мама» Дениса. «Мама» не в смысле того, что она за ним бегает, кормит его с ложечки… Она знает, как надо жить… Она не знает всего, но знает, что изменять нельзя, что надо быть честным друг с другом, и она хочет, чтобы он сам на это вышел. Она очень много прощает, прощает, прощает, не задает вопросов… и потом уезжает».

Сегодня на Первом канале состоится телевизионная премьера на центральном ТВ фильма Алексея Попогребского «Простые вещи» - победителя летнего «Кинотавра». Я отношусь к этой ленте достаточно спокойно, на «Кинотавре» мне больше приглянулись две другие картины, но при этом считаю, что посмотреть «Простые вещи» хорошим людям необходимо.
Необходимо по ряду причин. Главная из которых проста: Попогребский является одним из признанных лидеров нашего свежего кино. Он дебютировал в кино вместе с Борисом Хлебниковым фильмов «Коктебель» - милой картиной, имевший значительный фестивальный успех. Год назад Хлебников на том же «Кинотавре» завоевал приз за режиссуру своего одиночного дебюта «Свободное плавание» - позднее кинокритики справедливо назвали его работу лучшим фильмом 2006 года. И, кстати, в том, что «Простые вещи» получили в Сочи массу наград есть и его прямая заслуга – Хлебников был в составе жюри.
Разговор с Попогребским я с Хлебникова и начал.

- Вы начинали вместе с Борисом Хлебниковым. Как пришла идея начать работать по отдельности?
Первое: Борис Хлебников – мой лучший друг. И не было такого момента, когда мы сели за стол и сказали: давай вместе снимать кино. Это как-то само собой вытекло из нашего общения. И точно так же абсолютно как-то само собой получилось, что уже на момент окончания «Коктебеля» у каждого из нас была своя история, близкая соответственно каждому из нас по отдельности. И мы даже не обсуждали, будем мы вместе снимать дальше, не будем. Вот просто совершенно органично получилось, что мы вместе снимали «Коктебель», сейчас мы продолжаем работать в кинокомпании «Коктебель» с тем же продюсером, с Романом Борисевичем, и делаем свои фильмы. Что будет в будущем – не знаю, не загадываю, мы просто про это даже не говорим никогда.

- А Вы можете сказать, что в том же «Коктебеле» было Хлебникова, а что - Ваше?
Что было на «Коктебеле» чье – это очень сложно сказать, потому что мы его очень долго готовили и очень много обсуждали, сидя на кухне. Это продолжалось, по-моему, года два-три, если не больше. Это все уже настолько сплавлено было, что расчленить невозможно.
А так я думаю, что достаточно сейчас посмотреть наши два фильма – Борино «Свободное плавание» и мои «Простые вещи» - и понять, что они абсолютно разные по стилистике. В них картина мира, может быть, в чем-то похожая, отношение к миру и к людям, но по стилистике они совершенно разные. У Бориса статичные, средние и общие планы – он не любит крупные планы. Я же в последнее время замечаю за собой, что я как раз не чувствую общих планов. Когда человек говорит, для меня всего интереснее за ним наблюдать: за лицом, за мимикой, за жестикуляцией, поэтому у меня очень много крупных планов в фильме. Это было принципиальное решение. Также весь фильм снят с рук, мы вообще не заказывали штатив, штатив был только на последней смене, на финале. То есть совершенно принципиально разные две стилистики и, может быть, два разных подхода к рассказу истории.
Я вижу некую преемственность в случае «Коктебеля» и «Свободного плавания». В случае же с «Простыми вещами», человеку непосвященному, наверное, даже будет сложно сказать, что это один режиссер. По-моему, это два совершенно разных фильма. Мне хотелось сделать что-то совершенно другое, новое. И сейчас вот, по итогам «Простых вещей» я так для себя формулирую, что это был мой первый и пока что, может быть, робкий шаг в том направлении, в котором я хочу идти дальше. Это приближение к полной достоверности, растворению актера, камеры, кина вообще. Вот хочу снимать кино без кино, чтобы не было заметно, что это кино, чтобы про это забывалось вообще.

- Мне показалось, что по стилистике Простые вещи» близки работам братьев Дарденнов. Только Дарденны более жестоки по отношению к своим героям…
Братья Дарденны для меня, действительно, одни из важнейших режиссеров сейчас, и я про них много думал, когда готовился к съемкам. Конечно, у нас разные фильмы совершенно. У братьев Дарденнов фильмы, помимо того, что они очень реалистичные – это все равно притчи. Я обожаю их фильмы, но в них не уместен юмор. А у нас же, в глубине души, на самом деле это комедия. Мой любимый жанр - комедия всерьез, или серьезного фильма, но с юмором. Я ненавижу, когда говорят о серьезных вещах с голливудской миной, когда актеры начинают говорить о чем-то серьезном - они так участливо делают губы в гузку и глаза у них такие добрые-добрые становятся. Вот это я очень не люблю. Считаю, что можно говорить о серьезнейших вещах, но обязательно с юмором. Потому что юмор – это просто свойство психики и человека, которое просто необходимо во всем.

Хочется привлечь ваше внимание к картине «Русский треугольник» режиссера Алеко Цабадзе. Притом, что фильм представляет Грузию (и даже выдвинут от нее как претендент на соискание «Оскара»), главные роли исполняют в нем хорошо известные зрителю актеры Артем Ткаченко и Константин Хабенский.
На летнем ММКФ лента удостоилась Специального приза жюри – и я считаю, что абсолютно заслуженно; по сути, я даже не был бы против, если б ей главный приз дали. Хотя знаю, что многим фильм не понравился, читал разные далеко нелестные отзывы. И понимаю, отчего так.
Мне самому в первые как минимум полчаса лента до жути не нравилась. Она нарочито плохо снята, впечатление порою, что актеры играют до жути отвратно, халтура, одним словом. Но потом внутри меня произошел некий щелчок – и все, я оказался полностью вовлечен внутрь происходящего, все, я оказался там, вместе с героями. Точно такое же ощущение у меня было от картины Валерия Тодоровского «Мой сводный брат Франкенштейн» - полное неприятие вначале, тотальное вовлечение с середины и практически слезы в конце (и любопытно мне было потом узнать, что Цабадзе работал с Тодоровским-продюсером над сериалом «Бухта Филиппа»). Я объясняю такой эффект тем, что оба режиссера намерено начинали (и вели потом) свой фильм в стилистике плохого телевизионного, даже полудокументального кино. Глаз такой картинке не радовался, но потом быстро к ней привыкал – ведь это тоже самое, что мы видим каждый день по ящику, это почти что наша повседневная жизнь, стало быть нутро автоматически принималось ощущать фильм как нечто подлинное, реальное. Ну а потом – бац! – и ты уже оглушен сюжетным поворотом и не в силах подняться от такого нокаута, потому что ты уже все здесь происходящему поверил…
Я во всяком случае поверил и сквозь себя картину пропустил. Если у вас такого не случится – ну что ж, извиняйте. Но вдруг?.. Тогда поспорим. А пока я по-настоящему рекомендую.
На ММКФ удалось пообщаться с создателями фильма, вот два небольших отрывка из интервью.

КОНСТАНТИН ХАБЕНСКИЙ:
Я продолжаю удивляться тому, что грузинский режиссер снял достаточно патриотический фильм о России. Это не блокбастер, здесь нет спецэффектов, это не веселая молодежная история - фильм не рассчитан на такое восприятие. Этот фильм рассчитан на то, чтобы чуть-чуть задуматься над тем, что происходит с самим собой.
Здесь вокруг все, что располагает тебя к ранкам, ниточкам, мылу, соли - но герои идут, почти не обращая на это внимания, сконцентрировавшись больше, наверное, на свою боль и на свое отношение к людям. Я не могу сказать, для чего это кино, чем оно поможет… Но то, что это честный фильм – это точно.

АЛЕКО ЦАБАДЗЕ, режиссер:
То, что фильм оказался здесь, на Московском кинофестивале - это естественно. Тематика фильма все-таки российская и актеры играют русские. У нас были предложения и от других фестивалей, но мы все-таки остановились на Московском.
Я думаю, фильм будет близок любому зрителю той страны, где происходит война, или где она была, и кто знает, что это такое, какой это кошмар. Но мне кажется, что этот фильм ближе всего русскому зрителю, чем любому другому.

P.S. И еще хочу особо отметить Артема Ткаченко, которого лично я раньше всерьез как-то не воспринимал (ну право, что можно думать об актере, блиставшем у Бальтцера и сыгравшем «Меченосца»?..). Молодец, он здесь просто молодец – Цабадзе раскрыл в нем яркого драматического актера. И если это заметит кто-нибудь еще, кроме меня, впоследствии мы сможем иметь в лице Ткаченко очень хорошего артиста – на самом деле.

На экраны страны выходит фильм Владимира Хотиненко «1612». Картины я еще не видел (хотя, наверное, постараюсь на нее сходить, если время позволит), но сказать мне, как водится, есть чего. Вернее сам я говорить не буду, напротив, хочу предоставить слово создателю этой вдохновляющей (надо полагать) исторической ленты - режиссеру Владимиру Хотиненко. Наш с ним разговор состоялся где-то год назад, прямо в монтажной, где в одно целое склеивались кусочки того, что мы сейчас с вами имеем возможность увидеть.

- 1612-й – это, условно, год, когда закончилось Смутное время, в 1613-м году на престол взошел уже Романов Михаил Федорович. Это картина о Смутном времени.
Это картина, которую я мечтал снять 25 лет. Когда я делал диплом на Высших курсах (он у меня был о временах, близких к этим), тогда я вплотную познакомился с этим периодом. У Ключевского, по-моему, мне попалась запись, как Михаила Федоровича Романова – шестнадцатилетнего молодого человека - приглашали на царство. Подчеркиваю, ему было 16. И в Ипатьевский монастырь приехала делегация - упрашивать его взойти на трон. Тогда это было принято: уговаривать, причем делать это несколько раз, не принимая отказа… Но у Ключевского, во всяком случае, было записано, что мальчик забился под юбку матери и кричал: «Я не хочу быть царем в стране татей и убийц!» - это приблизительная цитата, но суть ее такая. И вот 25 лет эта сцена так или иначе была у меня в голове.
И другой плюс - мистическая сторона этого вопроса. Это все начиналось в Ипатьевском монастыре, а династия Романовых закончилась в доме купца Ипатьева, в Екатеринбурге…
Ну, в общем, там, в истории, столько всего интересного! Но! Делаем мы историю приключенческую, потому как если погружаться и пытаться восстановить какую-то правду жизни – ее нет. В Смутном времени, я обнаружил, ее нет, правды нет. Правды нет - есть только свидетельства разных людей. Потому что странным образом история Смутного времени переписывалась многократно. Сначала ее написали для Романовых, что совершенно естественно, вместе с Иваном Сусаниным. Ну дальше историю знаете, да? Потом даже оперу переименовали - и оказалось, что Иван Сусанин спасал уже не царя, а просто защищал Россию… Ну, детский сад какой-то!.. Потом все заново переписали большевики… История переписывалась, переписывалась - и закончилось тем, что про нее вообще забыли. Вот про этот ключевой период российской истории. Один из самых болезненных, один из самых необратимых.
Есть, знаете, такая точка зрения, что жалко, что тогда мы победили. Есть аргументированная совершенно точка зрения: если б не победили – жили б сейчас в семье Европы, были б европейской страной. Есть вот и такая точка зрения. В общем, точек зрения много, а правды нет.
Поэтому мы снимаем такую, в общем, вымышленную историю. И, я надеюсь, сделаем ее авантюристической, приключенческой, с большой долей придуманного - хотя и с элементами каких-то опорных точек исторических, чтоб все-таки это было погружено в Смутное время, чтоб люди немножко об этом времени все же узнали. Получится в итоге просто еще одна точка зрения.

С прискорбным опозданием вдруг вспомнил, что вчера, 30 октября, 70 лет стукнуло Клоду Лелушу. Нет, не подумайте только, что я держу дату его рождения в своей памяти как самое родное! Просто так случилось, что на летнем ММКФ я общался и с ним – и юбилей был как раз приличным поводом рассказать вам об этом. С другой стороны – ну опоздал на денек, ну я же не ИТАР-ТАСС какой-нибудь… В общем, интересующиеся – читайте!
Однако сперва, как водится, маленькая ремарочка по поводу моего к Лелушу отношения. По сути, как такового никакого отношения и нет. Увы, для меня, как и для всего мира, Клод Лелуш – режиссер одного лишь фильма, самого его главного, самого его знаменитого (стоит ли говорить, что это «Мужчина и женщина»?). Не скажу при этом, что я как-то особенно этот фильм люблю –скорее даже напротив, я к нему до странности холоден (хотя такое, я слышал, проходит с годами). Но нельзя, конечно, отрицать, что в картине этой есть свое неотразимое обаяние – ее вспоминаешь.
Больше я у Лелуша до этого лета ничего не смотрел – хотя за свою жизнь он наснимал больше сорока фильмов! И может быть зря: потому как его, показанный на закрытии ММКФ, «Железнодорожный роман» - вещь очень даже ничего. Хорошая вещь, совершенно не стыдная, фильм как фильм, даже больше – приличное, стоящее кино. И учитывая, что снял его человек, приближающийся к 70-летию, стоит, может, подумать, что он как режиссер и раньше был не так уж и плох?..

- Вам скоро 70, но впечатление такое, что «Железнодорожный роман» снял в принципе молодой режиссер. Откуда Вы черпаете эту свою молодость?
- Этим я обязан любопытству. Я ужасно любопытен. По-моему, мне всю жизнь было восемнадцать. Сердцу, увы, нет, а голове – восемнадцать лет. Я вечный подросток. Мне до сих пор не наскучило созерцать жизнь, я это дело обожаю. Обожаю людей, они неизменно вызывают мое любопытство – а это продлевает молодость. Ведь молодость – это и есть любопытство.

- Содержание фильма (одна из героинь которого – писательница) позволяет спросить, что для Вас важнейшее из искусств: кино или литература?
- Пожалуй, мне придется выбрать кино. Дело в том, что кино использует и литературу, и живопись, и музыку. Сегодня кино – это универсальный язык, наилучшее средство взаимопонимания людей, наилучшее условие для мира во всем мире. Чем прекраснее будут образы, тем лучше станет мир. Да, все же я выберу кино… Нет, я люблю все виды искусства, но так уж вышло, что кино появилось последним.

- Фильму «Мужчина и женщина» уже перевалило за сорок лет. Возможно ли сейчас сказать в кино что-то новое о любви?
- Да, конечно. Любовь бессмертна, и с начала времен она не меняется. Вот ведь как интересно: всё, буквально всё в мире прогрессирует – кроме любви. Сегодня мы любим так же, как десять тысяч лет назад. И тем не менее любовь волнует нас по-прежнему. Зачем нужен прогресс во всем остальном, если не прогрессирует любовь? Я бы даже сказал, что сегодня мы наблюдаем регресс любви. Люди любят друг друга уже не так безоглядно, не так сильно,
как в прошлом.

На днях в прокат вышел новый фильм Эмира Кустурицы «Завет». Картина открывала этим летом ММКФ, сам Кустурица был лично – гость он теперь вообще у нас частый. Ваш покорный слуга украл у мэтра минут пять для сокровенной беседы, жал руку его и взял автограф на диске полной версии «Времени цыган». При этом не скажу, что я такой уж большой поклонник творчества ЭК – все это мило, конечно, но не во всем мое. «Время цыган» - да, «Черная кошка, белый кот» - да, супер, остальное – ну так, посмотреть можно… Хотя две «Золотые пальмовые ветви» все же заставляют при имени Кустурицы тихонечко заикаться – и смотреть на него, такого душку, искренне влюбленными глазами.

- Вы прославились трагедиями, но последние ваши фильмы ближе, напротив, к комедийному жанру. Что так?
- Я думаю, что это мой временный переход из одного жанра в другой. Просто я считаю, что для художника всегда важно его отношение к тому, что происходит вокруг, ко времени, к окружающим людям, к событиям. Поэтому, когда я снимал «Андеграунд», «Долли Белл», «Папа в командировке» - меня интересовали другие темы. Сейчас немножко другое время и мне интересно снимать именно в том жанре, в котором я снимаю.

- Ваши картины полны элементов фантасмагории - неужто реальность так страшна, что в кино не обойтись без сказки?
- Действительно, реальность страшна, поэтому без сказки в кино не обойтись. Если реагировать на реальность, как она есть, то получится фильм в американском, склонном к натурализму стиле. Я к натурализму не склонен, поэтому снимаю в жанре сказки. Конечно, историю, показанную в фильме «Завет», можно было бы рассказать и в более темных красках. И тогда получилась бы очень мрачная, тяжелая драма, где мальчик приезжает в захолустный городок, влюбляется в девушку, мать которой – проститутка… Так-то оно и есть, но я предпочел рассказать эту историю немножко в другом ключе. Такова на сегодняшний день моя точка зрения. Я присутствовал на премьере «Завета» в Каннах и видел, как люди смеялись - и был, конечно, счастлив оттого, что мои взгляды разделяют и другие.

- Есть ли у Вас среди Ваших картин фильмы-любимчики? Какое место в их ряду занимает «Завет»?
- Фильм «Завет» пришел из того же моего авторского хранилища идей, что и другие ленты, поэтому, разумеется, стилистически он очень похож на мои предыдущие картины. Но фильма-любимчика у меня нет. Мне кажется, если у автора есть свой любимый фильм, то это уже спекуляция. А автор не имеет права на спекуляцию. Он должен находиться над своим творчеством.
И мне тем более сложно сказать, какой фильм у меня любимый, потому что после окончания проекта я, как правило, фильмы свои уже не пересматриваю.

- Как Вы относитесь к тому, что фильмы рано или поздно из кинотеатров перебираются на телевидение?
- Я вообще считаю, что телевидение очень сильно повлияло на кино в последнее время. Возможно, оно принесло больше вреда, чем хорошего, но также и добавило нечто позитивное в киноэстетику. Очень хорошо, что на телевидении показывают старое доброе кино, потому что в современном кинотеатре можно увидеть только свежие, новые картины. А как хорошо прийти домой, включить телевизор и посмотреть, например, Бунюэля – наверняка это лучше, чем современное кино…
Получается, что сейчас в кинотеатре можно увидеть кино с телевизионной эстетикой, а как раз дома, по телевизору, увидеть старое, настоящее кино. Так что я думаю, зрителям повезло, что когда-нибудь они смогут увидеть «Завет» и по телевизору тоже.

Сегодня в прокат вышел фильм «Бой с тенью-2». Беседу с Денисом Никифоровым вы уже могли видеть ниже, а вот вам еще фрагмент интервью с Павлом Деревянко. Как вы, конечно, помните, в первой серии «Боя» он играл друга боксера Колчина, помогающего ему в трудную минуту (и разбивающего ради этого даже свой мобильный!). Разумеется, столь верный товарищ не мог не появиться и в продолжении картины. Но… Вот тут-то я предоставляю слово Павлу Деревянко.

- Знаете, там забавная вещь произошла, в общем. Мне написали большую роль, огромную, ну, вторую – мы всё с режиссёром придумали уже, всё, роскошно придумали. Я думал, очень забавно будет, действительно, с пестиками побегать, пацанская вещь такая!.. Но меня не выпустили в Америку. И буквально за неделю, по-моему, переписали вообще весь сценарий и всю мою сюжетную линию вообще изменили. И я остался в Москве, у меня появилась жена, беременная, появился ребёнок, в общем… И вместо намечавшихся двадцати пяти дней съемок в Америке у меня было всего два дня в Москве, немножко поработали…

Разумеется, я не мог не спросить у актера, что ему ближе: «Бой с тенью» или его роль в «Неваляшке», которую часто называют прямой на «Бой» пародией?

- Не знаю. Мне кажется, что обязательно в нас должна присутствовать самоирония, очень-очень она нужна, особенно, когда ты играешь вот что-нибудь брутальное… Хотя я не знаю. Я могу только рассуждать об этом, но пока сам не попробовал… Мне всё комфортно. Но не хочется быть в каком-то одном образе, зажатым в каких-то тисках. Хочется пробовать многое, разное. Хотелось бы попробовать, может, сделать что-нибудь такое… действительно очень-очень брутальное, очень серьёзное, я имею в виду. Интересно, конечно, побывать и в одной шкуре, и в другой. Интересно.

Среди ближайших работ Деревянко, которые актер отметил в нашем июньском разговоре, - роль Смердякова в «Братьях Карамазовых» и «совершенно роскошный проект» (по его словам) «Шпион нашего времени». Будем ждать.

Не столь давно мне посчастливилось рассказать вам, о мои немногочисленные читатели, о своей беседе с актрисой Яной Есипович, представлявшей в этом году на «Кинотавре» замечательную картину Светланы Проскуриной «Лучшее время года». Теперь же я хочу поведать миру о том, что там же, в Сочи, я завел хорошее знакомство с еще одной актрисой из этого фильма – Даной Агишевой (imdb.com/name/nm1703057).

Признаться честно, Дана стала для меня совершенным открытием – до просмотра вышеуказанного фильма я ее как актрису не знал. Зато когда узнал – сразу вспомнил, где мог видеть ее раньше. В первую очередь – в «Гарпастуме» Германа-младшего, который я считал и считаю лучшим фильмом 2005 года. Роль там у нее, правда, не самая большая, зато ответственная – ее появлением фильм начинается и практически заканчивается. Убедиться в этом я смог, пересмотрев недавно эту картину вторично – великая вещь, честно. Дальше я развивал свое знакомство с талантом и творчеством Даны уже непосредственно с ее помощью: добрая душа, она подарила мне диск с фильмом той же Проскуриной «Удаленный доступ», в 2004 году представлявшем Россию в конкурсе Венецианского кинофестиваля (кстати, «Гарпастум» тоже именно там был). Эта картина мне приглянулась меньше, чем «Лучшее время года», но послевкусие от нее осталось хорошее – быть может, я ее еще когда-нибудь и пересмотрю (тем более что Дана там играет… не буду говорить кого, замечу разве лишь, что зритель мимо работы равнодушным пройти точно не сможет, не роль это – мечта). Вместе с диском Дана подарила мне и историю своей незабываемой встречи с Квентином Тарантино, который только по причине своей давней увлеченности Умой Турман не дал Агишевой главной роли в «Убить Билла» :-)
Больше, на самом деле, смотреть мне было нечего: фильмов у Даны пока немного. Причина этому проста: она являет собой особый тип актрисы – актрисы, которая не верит в перспективность идеи быть только актрисой. И потому чаще проводит свои будни не на съемочной площадке, а в офисе одной фирмы, активно занимающейся рекламой и пи-аром. Не знаю точно, но подозреваю, что все там Дану просто на руках носят и цветы ей каждый день дарят… Но несмотря на малое (пока) количество работ, Дана берет несомненным качеством поставляемого на экран искусства – «Гарпастум», повторюсь, был для меня лучшей картиной 2005 года, «Лучшее время года» - лучший фильм 2007-го…
Но хватит воспоминаний. Цель данной моей записи – познакомить вас с новой работой этой замечательной актрисы, о которой я узнал благодаря состоявшемуся с ней телепатическому контакту. Узнал – и упал со стула, потому что это роль, о которой, несомненно, будут говорить в следующем году громко и много. Дана Агишева сыграла Анну Ахматову.

Отсюда подробнее. Над фильмом «Татарская княжна» по собственному сценарию работает Ирина Квирикадзе, дочь, как легко догадаться, превосходного кинодраматурга и режиссера Ираклия Квирикадзе. Я читал сценарий и могу рассказать, что в нем рассказывается про то, как 76-летнюю Ахматову, оказавшуюся в Париже, шантажируют рисунками Модильяни более чем полувековой давности – и та вспоминает о своем платоническом романе с художником, которому однажды позировала обнаженной, потому как муж ее Гумилев был скучен и не любил стихов супруги. Работа эта написана в достаточно актуальной, если не сказать модной сейчас манере – вместо подробной кинобиографии за основу берется некий значимый или пикантный эпизод (в данном случае - два эпизода, 1965 и 1910 годы), развитие которого предполагает максимальное насыщение исторического человеческого образа.
Однако сценарий – это одно, а готовый фильм чаще всего – совсем другое; но хочется все же предполагать, что на киноэкране все сложится и получится – с помощью Даны, разумеется. Иначе и быть не может – ведь ради высших целей ее там (в Питере, где шли съемки) морили голодом целых два месяца – мол, Ахматова в юные годы была очень худая…
Ахматову в зрелые годы играет легендарная немецкая актриса Ханна Шигулла. Несмотря на то, что юная Анна вряд ли могла встретиться с Анной пожилой, Дане с Ханной пересечься на съемочной площадке все же удалось. Фишка здесь в том, что Агишева (цитирую) «помимо молодой Ахматовой сыграла еще эпизодическую роль - Аню Каминскую». Шигулла, продолжает Дана, «влюбила в себя всю группу, это мега-профессионал, с ее появлением ни у кого не было сомнений, чья роль главная в этом проекте»...
На вопрос, есть ли у Даны любимый портрет Ахматовой, на который она хотела бы в своем образе походить, ответ был получен такой: «Есть ее фото в детстве, такая какая-то полустертая, так вот, там ребенок с глазами, будто только что убил родителей, и еще был один портрет, точнее фотка… она там совсем молоденькая, не в профиль как обычно, а 3/4, поглядывает так хитренько... забавно». «Ведь фишка моей роли, - рассказывает Дана, - была именно в том, чтобы НЕ играть великого поэта. Моя героиня - это недавно Анечка Горенко, а теперь мадам Гумилев, девочка с амбициями, давящаяся чем-то, что гораздо больше и сильнее ее, что вполне вероятно никто никогда не назовет гением - скорее дурным характером... Ахматова до опубликования первого слабенького сборника, который принес ей славу, Ахматова, у которой вообще не получаются никакие стихи, Ахматова, на которую слегка западает некий парижский лузер Модильяни... но слегка не получается. Вот такая история».
Еще Дана ответила на вопрос, читает ли ее героиня там собственные стихи: «Стихи не читаю, но там есть эпизод (не знаю, останется ли после монтажа и как его озвучат), где мы танцуем с Моди "под мои стихи", я их читаю ему на ухо, и мы танцуем. Мы снимали это в 9 утра после ночной смены, длившейся больше 15 часов, на берегу туманного ядовитого пруда рядом с домом 1796 года, где последний клад нашли в позапрошлом году...» Собственного же любимого стихотворения Ахматовой у Даны Агишевой нет.

В заключении нашей телепатической связи я спросил Дану, что ей известно о судьбе связавшего нас фильма «Лучшее время года»? Ответ был настолько печален, что я не рискну здесь его опубликовывать, дабы ненароком не сбылись самые худшие предзнаменования. Одно можно с сожалением сказать: в ближайшее время зрители картину не увидят…
На вопрос про творческие планы Дана серьезно ответила, что намеревается покраситься в блондинку. Мир затаил дыхание в ожидании…

Сегодня на Первом канале стартует давно ожидаемый сериал «Танкер “Танго”». Давно ожидаемый – и потому что поставил его знаменитый режиссер Бахтиер Худойназаров («Лунный папа»), и потому, что работа над ним велась и вправду очень долго, похоже, что несколько лет. Доказательством тому – данное интервью, взятое у исполнителя главной роли в фильме еще в феврале 2005 года, то есть 2,5 года назад! Поводом к той встрече с Денисом Никифоровым послужил выход в прокат свежего боевика «Бой с тенью»… Не открою ни для кого секрет, что нынче мы дожили уже до второй части этого блокбастера – «Бой с тенью II: Реванш», которая появится в кинотеатрах уже на следующей неделе…
Но что ни делается – все к лучшему, и получается, что сейчас у Дениса Никифорова поистине счастливые дни: сериал в прайм-тайм на главном телеканале страны – и готовящееся собрать рекордные кассовые сборы полнометражное кино в кинозалах.
Ровным счетом ничего не меняя, предлагаю вашему внимание то давнее интервью – которое, несмотря на прошедшее время, до сих пор может быть интересно и даже в чем-то актуально. Делалось оно по заказу одного журнала о моде, так что тематика беседы – соответствующая.



- Похоже, что вместе с фильмом «Бой с тенью» наступает Ваш звездный час. Какие Ваши ощущения в связи с этой работой, чего от нее ждете?
- Я не жду славы и всеобщего признания. Это просто роль, предложенная мне хорошим режиссером, предложение, от которого в принципе невозможно отказаться. Мне хотелось поработать с Алексеем Сидоровым, сделать хорошую картину. Надеюсь, так и получилось. Я слышал некоторые отзывы, говорят, что у нас лет десять такого не снимали. И это приятно.
- Прошлая работа Сидорова – всем известная «Бригада», где все модно, богато и стильно. Что же в «Бое с тенью»?
- Все на уровень выше. Более модно, более богато и более стильно. Картина действительно дорогая. Главное - она выглядит очень дорого. Когда американские кинематографисты увидели материал, то спросили Сидорова: «У тебя бюджет был около 50 миллионов долларов, да?» - на что Леша сказал: «Если бы у меня бюджет был 50 миллионов, я бы снял на 250». А бюджет фильма - 3,5 миллиона.
Там очень красивая картинка – в том числе и в отношении костюмов. Не только на Андрее Панине, который играет моего хозяина и промоутера, очень дорогие и очень известные марки, но даже на его охранниках! А машины!.. Автомобиль ведь – это показатель уровня персонажа, его определенного положения в обществе. Самый дорогой в фильме, стоимостью 350 тысяч евро, – «Бентли» с кожаным белым салоном. А салон «Бентли», к слову, делается из кожи маленьких ягнят, которые еще и травки не жевали, только молоко у мамки сосали... Когда мы снимали эпизод с Сергеем Безруковым, то четыре часа ждали, когда из московских пробок выберется «Астен Мартин», на котором должен был приехать его герой. А это единственная такая машина в России, точно такая же снималась в последней картине про Джеймса Бонда. А потом вдруг режиссер и говорит: «Ну и зачем мы его ждали? Он мне не нравится. Давайте возьмем “Феррари”».
- Ваш герой – боксер, значит, спортивный стиль главенствует?
- Как раз нет. Леша Сидоров изначально хотел отойти от какого-то спортивного стиля. Мой герой - обычный молодой человек, как говорят в Америке – «парень по соседству». Человек, который может жить с вами в одном доме, и вы не будете про него ничего знать. Хотя в данном случае у него квартира в приличных «Алых парусах». Но машина – «восьмерка», абсолютно разбитая. Джинсы, обычный свитерочек, курточка черненькая… Такой абсолютно невзрачный, неприметный человек, каких миллионы на улице.
- Вопрос одежды Вы с героем решаете одинаково?
- Абсолютно. Вы видели, как я пришел – армейская куртка, шапочка, метро. Я мог бы уже и машину себе купить, и одеваться немножко по-другому - но не хочу. Мне удобней так, мне так нравится. Так практичней.
- Непритязательный Вы человек…
- Абсолютно непритязательный, в том-то и дело. Нет, конечно, если я вдруг захочу купить себе какую-нибудь дорогую вещь, допустим, от Burberry, или от Lacost, или от Ferre, то я обязательно ее куплю. Мне нравятся эти английские марки – хорошие и дорогие. Но я не буду покупать себе сразу гардероб. Я отношу сперва одну вещь, выброшу - и только потом куплю другую. У меня нет, к примеру, десяти джинсов, чтобы я долго по утрам выбирал: блин, чего же мне сегодня надеть-то? Я вскочил с кровати, умылся, зубы почистил, накинул джинсы, футболку, олимпийку, побежал в театр на репетицию, оттуда - на съемочную площадку, затем – обратно, на спектакль, потом домой... А в ботинках Prada или в костюме от Versace по Москве туда-сюда не побегаешь. Так что максимум два костюма на выход - и все. Все остальное – самое обычное. Обновляю по мере необходимости. Есть дырка на ботинке – значит, надо купить новые. Никогда не буду носить и то, что выбрала для себя «золотая молодежь» - мне это не нравится. Одно время я носил бейсболку Funky Street, но это очень быстро закончилось - понял, что это не мое. Я предпочитаю классические бейсболки, причем люблю носить их нормально. Кстати, у меня дома коллекция – те бейсболки, что я уже относил, висят у меня на стенке. Наверное, штук двадцать есть.
- Вы сами участвуете в создании образа Ваших героев?
- Честно говоря, я как-то упустил эту возможность. Вот в «Бое с тенью» был такой свитер, который я просто ненавидел. Потом я его все-таки сбагрил с себя, и в картине его можно будет увидеть на моей партнерше, Лене Пановой. В картине Бахтиера Худойназарова «Танкер «Танго», где я сейчас снимаюсь, есть рубашка, к которой я тоже не питаю симпатий. Бежевый цвет, отложной воротник, широкие рукава. Если с моря будет ветер, то рубашка будет очень хорошо «играть» - и поэтому она нужна режиссеру…
Но вот во всех своих следующих картинах я буду говорить так: ребята, мы идем вот сюда и сюда, вместе выбираем то, что вы хотите на мне видеть, покупаем это и это. Потому что мне уже на самом деле надоело: наделают кучу костюмов, а потом сами не знают, в какой сцене во что меня переодеть. В «Танкере «Танго» вообще, например, потерялись. Там история в том, что герой, бизнесмен, выскакивает в окошко и уезжает из Москвы в одном костюме - в хорошем дорогом костюме, на хорошей дорогой машине. И вот вроде как у него не может быть дальше по фильму ничего, кроме этого костюма. Но Бахтиер сказал, что у деловых людей обычно в багажнике лежит чемоданчик с запасными вещами – и тем самым оправдал появление в следующих кадрах другой одежды, что мне абсолютно не понравилось. Там ведь все дело происходит на море, на кораблях, и мне было бы куда удобнее ходить в каких-нибудь капитанских штанах на два размера больше, в какой-нибудь тельняшке или в бушлате – мне кажется, это было бы выигрышнее для роли. Но для картинки выигрышнее, чтобы я был в джинсах, в этой рубашке – ну, это видение режиссера, с ним и не поспоришь. Хотя, конечно, иногда можно…
- Бывали ли такие случаи, что Вам приходилось сниматься в собственной одежде?
- Если снимают проезд на машине, где ног, естественно, не видно, то почему бы не оставить свои тренировочные кроссовки?.. Иногда, конечно, я могу что-то предложить. Для «Танкера «Танго» я привез две пары своих льняных штанов – но там случай был такой, не было времени искать что-то другое. Кстати, у этих штанов очень интересная история. У нас в театре был спектакль «Неоконченная пьеса для механического пианино», там все были в льняных костюмах, а именно эти штаны носил Владимир Машков. Когда спектакль сняли с репертуара и костюмы были больше не нужны, я и забрал штаны себе - и вот, видите, сейчас снялся в них в картине.
- А после киносъемок костюмы забираете? В кино ведь есть такая практика...
- Да, можно забрать все, что угодно. Либо продюсеры дарят, либо покупаешь за 50%. После «Боя с тенью» я забрал ботинки, один свитер, а на память – всю боксерскую тему: халат, трусы, перчатки, всю амуницию.
- Раз уж Вы играете спортсмена, то напрашивается вопрос, как Вы поддерживаете форму вне экрана?
- Я не склонен к полноте, и мне, в принципе, хватает спектаклей. Конкретной необходимости ходить в спортзал у меня нет. Ну, с утра отожмусь раз в два дня... Я очень много занимался спортом в юности - легкой атлетикой.
- Как Вы считаете, артисту нужно работать над своим имиджем, или это всё второстепенные вещи?
- Если кто-то хочет - пусть создает тот имидж, который ему нравится. Но в этой профессии вполне можно быть успешным, оставаясь и самим собой. Лично я не собираюсь закупить себе какие-то новые дорогие шмотки, сесть в дорогущую машину и сказать: все, я звезда. Нет, думаю, что этого не случится.
- В театре Вы играете в спектакле «Признания авантюриста Феликса Круля», костюмы для которого делал Андрей Шаров…
- О, это вообще отдельная песня в моей жизни! Мне очень повезло, что я встретился с этим модельером. Как-то у него брали интервью и спросили, кто из нынешних артистов умеет носить костюм. Он назвал две фамилии: из «звезд» это Александр Домогаров, а из молодых - я… Мне нравится все, что делает Андрей, он замечательный кутюрье, у него замечательные костюмы. Помню, на свою свадьбу он надел черный кожаный костюм, на его жене было белое свадебное платье - а на ногах у них были желтые ботинки в форме утиных носиков! Это было и необычно, и здорово.
- Кто-нибудь дает Вам советы, как правильно одеваться?
- Нет, я абсолютно никого не слушаю. Мне это не нужно.
-Не хотели бы Вы, допустим, походить на кого-нибудь?
- Из актеров?.. Если говорить о наших, то я даже и не знаю, кто чего носит - мне это абсолютно не интересно. Мне интересен сам актер, как он работает, а как он одевается в жизни – это его личное дело. А голливудские «звезды» - это же полный бред! Там ведь все как? Звонит какой-нибудь новый Версаче Джулии Робертс: «Джуль, пойди в моем платье на вручение “Оскара”» – «Да не вопрос, тем более у меня и надеть-то нечего. У тебя что-нибудь новенькое есть?». А в жизни, если судить по фотографиям, они носят обычные нормальные джинсы, обычные кожаные куртки - то же самое, в принципе, что ношу и я... Но в любом случае я ни на кого не хочу походить.
- Относитесь ли Вы к парфюму, как к части стиля?
- Если запах действительно мне подходит - это очень здорово. Запах, как я считаю, должен быть легким и слегка терпковатым. Мне очень понравился последний Lacost, в красном флакончике – замечательный парфюм. Hugo Boss, синенький шарик - не очень. У Givenchy хорошие запахи. Хотя один мой друг, небезызвестный актер, говорит: «Денчик, надо покупать самый дешевый русский одеколон, а когда спросят, что это такое, щелкать пальцами: мол, такое только для меня, эксклюзивно делают!» – вот это выход. А у женщин я ненавижу все сладкие запахи. Женский запах должен быть запахом полевых цветов, я думаю.
- Вы морально готовы к тому, что вся Москва, если не вся Россия будет заклеена афишами с Вашим лицом?
- Для меня все это очень страшно. Как раз пригодится моя коллекция бейсболок. Натяну бейсболочку - спрячусь в домик... Но я не думаю, что на меня вот прямо свалится популярность, что будут тыкать пальцем, рвать и терзать на улицах, как «Фабрику звезд». Телевидение, все-таки, дает человеку намного больше зрительской популярности. Может, чуть позже, когда выйдет еще пару картин - тот же «Танкер «Танго», «Есенин», которого покажут осенью, хотя у меня там небольшая роль, из восьми серий я появляюсь только в пяти. Но мне не хотелось бы делать какие-то прогнозы. Надо просто смотреть кино.
Февраль 2005 года


P.S. По иронии судьбы, именно сегодня я побывал на пресс-показе нового фильма Дмитрия Астрахана «Все по-честному» - главным героем которой тоже является боксер, мечтающий о титуле чемпиона мира. В дни, когда на нас полным ходом надвигается реванш Боя с тенью», это выглядело, конечно, очень забавно – но об этом я расскажу чуть попозже.

На прошлой неделе совершилось удивительное – разом вышли даже не два (как «Монгол» и «12»), а три крупных российских фильма, претендующих на определенное внимание. Вместе с «Кодом апокалипсиса» и «Изгнанием» вышла еще и «Русская игра» Павла Чухрая – даже любопытно, как эти фильмы будут разрывать друг друга в нашем прокате. Только вот новая лента Чухрая появилась в кинотеатрах как-то, мне кажется, гораздо тише, чем ее соперники. Хотя именно она уже успела успешно пройти «испытание зрителем»: на августовском кинофестивале в Выборге «Окно в Европу» экранизация пьесы Николая Гоголя «Игроки» получила «Золотую ладью» - главный приз основного конкурса игрового кино, а также заняла третье место в конкурсе зрительских симпатий «Выборгский счет». Однако… Впрочем, может, я и не прав, и зритель валом идет именно на эту авантюрную комедию с участием Маковецкого, Гармаша и Мерзликина, забыв про все остальное.
Беседуя с Павлом Чухраем на том самом фестивале в Выборге, я спросил его мнение о будущем нашего кино. Вот что он мне ответил.

- Очень трудно сказать, если говорить честно. Ну что можно загадывать: мы не знаем, что будет с нами завтра, а что будет с кино - еще труднее сказать. Но надежды - они всегда остаются, потому что кино – это моя жизнь, мне хочется верить, что все будет хорошо. Главное - это чтобы кино не теряло связь с аудиторией, связь со зрителем, чтобы мы были нужны зрителю. Если мы будем нужны зрителю, если мы будем говорить о том, что человека волнует, и будем стараться избегать пошлости и попытки опуститься, так сказать, до самых каких-то примитивных вещей для того, чтобы схватить побольше зрителя, а все-таки будем держать достойный уровень разговора, - ну, значит, у нас и у нашего кино будет будущее, я думаю.

Как уже сообщалось мировой общественности ранее, в эту пятницу я был удостоен чести лично выразить сэру Тому Стоппарду свое восхищение и преданность. Преклонив колено, я задал мэтру сокровенный вопрос - и получил на него не менее интимный ответ.
Сперва надо честно рассказать, что я знаю о Томе Стоппарде – потому как есть у меня подозрения, что многие, увы, знают о нем еще меньше. Я рад был бы, конечно, предположить, что это не так – но все-таки сомнения такая вещь, что никак не оставляют в покое. Итак, я, естественно, читал легендарную пьесу Стоппарда «Розенкранц и Гильденстерн мертвы», которая меня удивила, и смотрел фильм, поставленный по ней самим же Стоппардом – тот меня почему-то тронул гораздо в меньшей степени (правда, сейчас я уже никак не могу вспомнить, что было для меня раньше - кино или книга). Лет десять назад, будучи в Питере, был на премьере «Аркадии» в БДТ, играли Петр Семак и Алиса Фрейндлих. Спектакль шел, по-моему, больше четырех часов и показался невыносимо долгим, но спустя время я стал понимать, что так оно и надо было: каким-то неведомым образом его создателям удалось ухватить время, практически материализовать эту эфемерную субстанцию. Спектакль поэтому запомнился настолько, что когда своя «Аркадия» появилась и в Москве (кажется, в театре Табакова), я сразу пошел и на ее премьеру. Столичная постановка, увы, запомнилась только тем, что там неожиданно хорошим артистом показал себя Алексей Гуськов – и на этом воспоминания заканчиваются. Ну и еще, разумеется, я смотрел «Влюбленного Шекспира» - что также не произвело в свое время серьезного эффекта, но безусловно запомнилось. Собранных впечатлений (признаю, их не так-то и много) привели к тому, что когда я увидел в сети предложение поучаствовать в конкурсе на лучший вопрос Стоппарду – я не мог от него отказаться.
Как потом выяснилось, акция возникла из того естественного безобразия, что в последние месяцы, приезжая в Россию, Стоппард ответил на сотни одних и тех же вопросов. Ситуация совершенно понятная: вопросов, связанных, в частности, с премьерой в РАМТе «Берега утопии» не так-то и много, а каждому журналисту хочется получить эксклюзив – вот и приходится знаменитостям отдуваться в каждом интервью по-новому. Заботливые пи-ар менеджеры театра решили показать драматургу, что страна наша богата и другими вопросами – отвечать на которые, быть может, будет интересно и ему самому. Сам Стоппард обо всем об этом узнал лишь тогда, когда сел уже на приготовленное ему место – и в принципе, как хочется, думать остался идеей (и нашими вопросами) доволен.
Над своим вопросом, признаться, я думал недолго – совершенно не рассчитывая на победу, я написал практически первое, что пришло голову. Но при этом мне действительно было интересно узнать, что ответил бы на это Стоппард. Итак, звучало это следующим образом: Вы изрядно "поиграли" с Шекспиром, ввели моду на вымышленные биографии знаменитостей и на перелицовку известных пьес. Но если лет через сто точно также будут играть с вами и вашими пьесами - как бы вы это восприняли? И готовы ли вы, допустим, сами переписать свою биографию и сами же обыграть свои же пьесы, как в свое время обыграли "Гамлета" (чтоб "Томам Стоппардам" 22 века легче работалось)?
Выслушав вопрос, драматург обронил, что все так уже и происходит, а позже ответил чуть более развернуто – это вы можете посмотреть здесь.

Посмотреть ролик

В переводе на русский это звучит приблизительно так.
«Последнее, что меня интересует, это то, как меня будут воспринимать. Я различаю свою жизнь и свои произведения. И процесс, о котором вы спрашиваете, уже пошел - пишут уже и о моих пьесах, и мою биографию. Так, недавно ко мне приезжал один американский писатель, который пишет сейчас мою биографию. Он принялся задавать какие-то вопросы, на что я ему ответил: “Нет, уж вы как-то здесь сами по себе будьте, пожалуйста”. А когда он попросил хотя бы прочитать уже написанное и исправить возможные ошибки, я сказал ему, что как раз хочу, чтобы его произведение было как можно более неточно и содержало как можно большее количество ошибок.
“Ты пишешь для будущих поколений? – спросил я его. - А что эти будущие поколения сделали для меня, чтобы я для них работал?”»

Всего же нас с вопросами было восемь. Спрашивали о разном. О революции как теме для искусства – и почему к этой теме литература обращается сейчас не столь часто. О Карле Марксе. О том, почему именно в Россию Стоппард привез эту свою пьесу. О свободе и Рыжем Коте. Вопрос о свободе показался Стоппарду наиболее важным – потому как, действительно, что может быть в жизни важнее свободы. «Freedom – возможно, главное слово, которое здесь прозвучало», - сказал Стоппард в завершении.
Вот что говорил Том Стоппард в ходе продолжавшейся более часа беседы.

Том Стоппард о персональной Свободе

Посмотреть ролик

Том Стоппард о том, дарует ли Свобода право садится пьяным за руль.

Посмотреть ролик

Том Стоппард о себе и о своем восхищении английской культурой

Посмотреть ролик

Том Стоппард о Пушкине

Посмотреть ролик

Том Стоппард о хороших и плохих людях

Посмотреть ролик

Товарищи! Немногочисленные пока фрэнды! Страна!
Только что - совершенно неожиданно для себя - узнал, что удостоин чести личной аудиенции у великого Тома Стоппарда.
И при этом отчетливо понимаю, что не одет сегодня в смокинг... И английского не знаю... И... Хорошо, впрочем, что фотоаппарат случайно остался в рюкзаке со вчерашнего.
Нет, не доживу.

В прокате сейчас идет фильм Киры Муратовой «Два в одном». Притом, что я чрезвычайно люблю и уважаю Муратову, ее «Астенический cиндром», «Второстепенных людей», не говоря, конечно, о «Коротких встречах» и других выдающихся работах, эта новая ее работа… Ну, вежливо скажем, что она за гранью обсуждения. Хотя на «Кинотавре», помнится, все критики в один голос говорили, что Муратова снова показала нам блеск, что она, как и прежде, гениальна и прочим режиссерам до нее расти и расти - я думаю, все они просто боялись прямо сказать, что сдает, сдает легенда... Но к счастью, ничего этой картине на фестивале не дали. А тот факт, что ей дали «Нику» за лучший фильм стран СНГ и Балтии (для Муратовой это была уже пятая «Ника», кстати), говорит лишь о том, что наши родимые киноакадемики просто не смотрят представленных в конкурсе лент и дают награды, реагируя только на знакомые имена. Иначе, конечно ничего бы фильму не дали. Лично видел, с какими лицами выходили из зала наши «звездные», сплошь интеллигентные люди после показа ленты на том же «Кинотавре»… Неописуемое было зрелище.
Но в любом случае те, кто Муратову любит и ценят, картину должны посмотреть, чтобы составить свое мнение. Ведь всегда важно самому все понять, чем чужое мнение слушать…
Будучи в июне в Сочи, я спросил нескольких людей, которых представлять не надо, кто для них Кира Муратова. Вот такие были ответы.

Андрей Кончаловский:
«Кира Муратова вообще замечательный художник, очень верный себе, и, я бы сказал, очень безжалостный к своим героям. Но ей это можно, потому что она безжалостна к себе. Я очень ее уважаю, мне интересно смотреть, что она делает, потому что она нарушает многие законы, и это позволено только талантливым людям. В этом смысле я рад, что у нас есть такой художник в нашем кино. Талант. Большой талант».

Борис Хлебников:
«Кира Муратова – это великий абсолютно режиссер. И если б она сделала хотя бы только один фильм «Долгие проводы», то это было бы уже абсолютное открытие в кино. Она как раз из тех людей, которые делают язык кино, которые придумывают совершенно свой мир, свое чувство юмора, свою манеру игры актеров, свой метод рассказа истории, совершенно отличный от других. Любой крупный режиссер отличается тем, что у него есть свой совершенно киноязык, узнаваемый по одному кадру. Вот Киру Муратову можно узнать по одному кадру моментально - и по тому, как играют актеры, и как они проговаривают свой текст, и вот это ее как бы абсурдное чувство юмора, хотя на самом деле мне кажется, что оно абсолютно гипердокументальное.
Она великий человек и удивительный режиссер. В кино, к сожалению, есть такая вещь, непонятная мне: режиссеры очень быстро стареют, ну, своими фильмами. Кира Муратова - посмотрите фильм «Настройщик»! Дай Бог вообще всем хоть третью часть этого снять, того, что она сделала».

Вадим Абдрашитов:
«Кира Муратова - совершенно самостоятельное, отдельное, чрезвычайно выразительное явление, слагаемое современного кинематографа. Для меня Режиссёр с большой буквы - это когда я узнаю картину, когда автором картины является кинематографист, создающий свой, отдельный, принадлежащий ему кинематограф. У режиссёра это - стиль. Стиль Муратовой - неподражаемый. Ей принадлежит свой собственный кинематограф. Я к нему так и отношусь. Мне всегда интересно, что делает Муратова вот в этом своем собственном кинематографическом пространстве.
Если говорить о каких-то, что называется, фундаментальных впечатлениях, то это, конечно, ранние её картины - и «Короткие встречи», и «Долгие проводы». Особенно «Долгие проводы» - я считаю это просто выдающейся картиной. В которой режиссёру удалось вот в этом её, муратовском, условном кинематографическом пространстве, тем не менее создать мир, состоящий из абсолютно живых людей с характерами, с судьбами. Это довольно редко удаётся сделать - создать живых людей на экране, но ей это удалось. И я через много лет могу посмотреть эти картины, и они меня по-прежнему будут волновать. Я всё знаю про эту картину – я знаю, как она сделана, я ее видел уже, я про нее все знаю - но она меня продолжает волновать. Мне кажется, это потому, что это произведение относится, извините, к искусству - поскольку оно продолжает волновать.
И ее работоспособность, конечно, вызывает уважение. Я не ко всем фильмам её отношусь одинаково, но, повторяю: человек, создавший своё кинематографическое пространство, свой кинематограф – это и есть настоящий режиссёр, разумеется».

Валерий Тодоровский:
«Ну, во-первых, я родился и прожил своё детство в городе Одесса. И жил в доме, где жили работники Одесской киностудии, и Кира Георгиевна жила в этом доме в соседнем подъезде. И поэтому я, маленький, называл её тётя Кира. Это первое, что я хочу сказать.
Значит, второе. Когда я уже потом вырос и посмотрел «Долгие проводы» и «Короткие встречи» - вот эти первые для меня её фильмы, которые до сих пор для меня являются шедевром, - я вдруг понял, что тётя Кира – очень серьёзная женщина.
А ещё я хочу сказать про Киру Георгиевну следующее. Вот есть люди-режиссёры, которые достигнув статуса классика перестают соревноваться. Ну, знаете: «Хорошо, покажу фильм на открытии… или на закрытии… или просто сделаем спецпоказ. Потому что ну как это я буду с какими-то дебютантами в одной программе соревноваться, а вдруг я еще и проиграю, придет там какой-нибудь пацан и выиграет этот конкурс…». Кира Георгиевна снимает себе в год по фильму - и со всеми соревнуется. Потому что она – действующий, живой режиссёр. И вызывает огромное уважение не только своими фильмами, но и своей позицией. Для неё кино – это её жизнь, поэтому ей ничего не страшно – ни выигрывать, ни проигрывать. Она все равно своё кино снимала и будет снимать. Я бы очень хотел вот через двадцать лет быть таким же. Очень хотел бы».

Наум Клейман:
«Кира Георгиевна вообще живой классик. Тут не может быть двух мнений. Кира – русская из Румынии. И после того, как она рассталась со своим мужем, Муратовым, она уехала из Киева именно в Одессу. Одесса была той территорией, где можно было осуществить ее замыслы и даже снимать Высоцкого, чего не разрешали в Москве.
Но Кира явление не чисто украинское. Я считаю, что это общесоветское такое явление, которое в равной степени, при каких-то обертонах украинских, все-таки относится скорее к русскоязычной кинематографии. И она остается интернациональным явлением».

В последний день сентября, в это воскресенье, я посетил лекцию знаменитого человека – Роберта Уилсона (о нем и цели его визита в Россию - www.markaff.ru/robertwilson/rw.php). Вкратце поделюсь своими об этом впечатлениями.
Начиналось все очень по-нашему: обещали в три, оказалось – в четыре. Притом, что многие, как и я пришли заранее (в 2:35 уже был народ), пускать принялись в 3:15, и – естественно – не обошлось без приличествующей случаю давки, как же без нее?!. В общем, все в духе времен Советского Союза (фантасты описывают такую занятную страну, если кто не знает). Страждущая знаний молодежь сметала все на своем пути в надежде ухватить стульчик поближе – разумеется, подобной беготни можно было бы и избежать, если б это хоть кого-то из организаторов волновало. Но надо отметить один немаловажный плюс: по-моему, я в первый раз (за последние годы – точно) видел приличного вида секьюрити. Обычно ведь страшно даже подойти к ограждению (что бы оно ни ограждало), такие шкафы стоят – а тут были вполне себе интеллигентного вида товарищи. Уже только их можно было бы выставлять…
Пока все собирались и рассаживались (зрителей пришло очень много, огромный зал был забит), крутили фильм об Уилсоне-творце. Фильм как фильм, таких много, но меня как-то поразила очевидная, в принципе, вещь: сколько человек на него работает! Создавалось даже такое престранное ощущение, что все на площадке чего-то копошатся, делают – а один лишь Уилсон сидит на стульчике, задумавшись. Признаться, ко мне в душу даже вкралась такая кощунственная мысль, что фотографируя, он даже на кнопку спуска не нажимает… Правда, там вроде все сложнее – это не просто фотографии, а видеопортреты (сама выставка откроется только во вторник, 2 октября), так что, может, и не стоило ему на этот самый спуск нажимать…
И тут случилось то, после чего сам по себе Уилсон меня даже перестал интересовать (тем более он еще так и не появился). Рядом со мной, спросив разрешения, уселась девушка; будучи человеком по натуре рассеянным и не верящим в никакие особенные чудеса, я даже не удостоил ее взглядом. Однако чуть позже все же повернул голову и едва не упал со стула: она! Но задумался: она??. Нет, думаю, не она, похожа просто… Нет, все-таки она – очень уж похожа!.. Проблема еще заключалась в том, что я превосходно наслышан о таком явлении, как мираж, и чаще доверяю не столько глазам, сколько ушам. А прямо обратиться к соседке: мол, вы это или не вы ли это? – мне мешала та самая трансляция видеофильма, которая столь громкой, что я понимал, что просто не расслышу ответа – и буду мучаться дальше еще неизвестно сколько. Конечно, я могу еще долго вести вот именно такой рассказ… Но наконец фильм закончился, и стало потише. Уловив этот момент, я обратился: а вы не Яна? И о, да! Это была она, Яна Есипович!
Замечательная, блистательная (не побоюсь этого слова) актриса, одна из самых моих любимых актрис вообще и среди своего поколения в частности (www.cdr.theatre.ru/actors/esipovich). Слежу я за ее творческим ростом уже достаточно давно – впервые она поразила меня в фильме «Марс», и так поразила, что ого-го как поразила! К сожалению, наш блеклый кинематограф еще не достаточно силен, чтобы предложить Яне достаточное поле для развития – это, увы, проблема для очень многих талантливых актеров. С точки зрения «общественного» успеха главным фильмом Яны остается пока, простите, «Остров» - где она появляется в самом начале в роли беременной девушки, мыслящей об аборте. Роль маленькая, но запоминающаяся. Но для меня новый всплеск интереса к актрисе ознаменовался фильмом «Лучшее время года» Светланы Проскуриной, который участвовал в конкурсной программе «Кинотавра». Скажу просто – для меня это лучший фильм года. Его пока никто не видел (ну, человек пятьсот посмотрело тогда в Сочи) – и совершенно не факт, что кто-нибудь увидит вообще (о прокате речь, как мне кажется, пока и не идет). Но это великая картина. Не буду сейчас описывать свои впечатления от нее подробно - быть может, до этого дойдет еще когда-нибудь речь, но скажу, что Яна Есипович там играет восхитительно, выкладываясь на все 100%. Об этом – о своей любви к фильму - я в свое время рассказал лично Яне, и как оказалось, она меня с тех пор запомнила – и узнала нынче много раньше, чем я сообразил, кто же она. Сейчас, после того, как я рассказал о том, кто такая Яна Есипович в моей жизни, быть может станет лучше понять мои сомнения в те секунды: вот сижу я, такой тихий и скромный – и тут рядом присаживается… человек, которого знаю и люблю не только я, а знает и любит (по крайней мере в моем представлении) вся наша необъятная планета!.. В общем, я до сих пор удивляюсь, как все же не упал тогда со стула.
В течении последующих минут, в ожидании все того же Уилсона, мы с Яной обсудили несколько наиважнейших тем, включая, кстати, и интернет-сообщества как таковые: у нее есть блог, у меня есть блог – в наши дни уже одно это способно объединить людей, как родных братьев. В это время нас (вернее, надо все же полагать, одну Яну) фотографировал какой-то папарацци – и я с содроганием понял, каково им, бедным артистам. Сидишь себе, беседуешь, никого не трогаешь – и тут подходит кто-то, пристраивается - и беспардонно щелкает… Бррр! Жесть. Хотя в какой-то мере мне даже было завидно: я ведь тоже хотел ее «щелкать» - да только врожденное чувство такта не позволяло (потом я все же осмелел и попросил разрешения сделать пару снимков; один получился в темноте, второй – такой расплывчатый, но Яна сказала, что ей как раз расплывчатые больше нравятся, так что помещаю здесь этот). Потом вдруг я с ужасом обнаружил, что мы вовсю обсуждаем шоу «Ледниковый период» - и с не меньшим ужасом вспомнил, что затеял это непосредственно я. На самом деле, мне отчего-то стало жутко интересно, не предлагали ли Яне участие в подобном мероприятии – оказалось, что по счастию нет, тем более что Яна все равно бы принципиально отказалась; мы оба сошлись во мнении, что катание на коньках под стрекот телекамер - вещь все же очень сомнительная (хотя и прибыльная с точки зрения пи-ара). И как раз тут пришел Роберт Уилсон.
(продолжение следует)