Цитата сообщения Наталья_П_Коноплева Как я поругалась со Сталиным из-за вагона коньяка


Рассказывает тетя Серафима, так заочно называли ее окружающие.
На этом фото Александра Серафимовна в гостях у нас на даче. 1970-е годы.

Александра Серафимовна Кузнецова, близкий друг нашей семьи. 1901 года рождения, умерла в 1980-е годы. Член партии большевиков с 1917 года. Была комиссаром на царицынском фронте в 1918-1919 г.
Шурочка. АсКуз. Александра Тарасова по мужу, крупному военачальнику в Сибири. Муж Анатолий Тарасов репрессирован и погиб в 1940 году. Сама она была репрессирована после войны и освобождена после смерти Сталина.
Магнитофонная запись у нас на даче в 1973—1974 гг.
Речь идет о конфликте Александры Серафимовны со Сталиным на царицынском фронте.
Это расшифровка магнитофонной записи. Пленка старая, некоторые слова звучат неразборчиво, и вместо них - вопросительные знаки. Но вы все поймете. Это подлинный документ.

— Я тогда была в 14-й армии (Южный фронт). И вот он ко мне подошел, чтоб я ему из нашего санитарного поезда два вагона дала — вагон шампанского и вагон коньяка. А я была начальником медицинского снабжения Южфронта. Стояли мы тогда в р-не С.(?) А он был пред. рев. Южфронта. Я ему сказала: - Вы мне никто, вы не входите в номенклатуру тех, кто может мне давать указания. И отказалась дать. Поехала в реввоенсовет к Сергею Орджоникидзе. А я вот что знала: что Сталин, еще когда на Запфронте был, мне рассказывали наши «агенты», мол, что этот грузин (он же для нас тогда еще был Джугашвили, как Сталина его мало знали)... (мысль не закончена).
Словом, я ему сказала: мне Ваша подпись не нужна, когда он мне подписал «Сталин». Мне нужна подпись начальника сан. управления Южфронта Барсукова, который и сейчас жив-здоров и работает в Министерстве здравоохранения. Его не репрессировали — Сталин тех, кто с ним был, не трогал. Или подпись Разумовского нужна — нач. сан. упр. 14 армии. Мне подсказывают: пусть дает документ, он уже часть взял, отвечать ведь надо. А мне зачем же фальшивый документ с его подписью? А они испугались — беспартийное было начальство. А потом меня сделали нач. С...(?) Я и начальник, и комиссар была одновременно. Это уже после того скандала. Это был 19-й год. Егоров у нас командовал Южным фронтом.
А Сталин тогда за коньяком приходил еще с одним грузином, который был у него порученцем. «Тип» — так мы про него говорили, «Сталин» для него было очень громкое имя.

Там тогда Троцкий был, председатель Реввоенсовета и нарком путей сообщения. И он издал такой приказ: за разбазаривание вагонов (у нас очень мало составов было тогда) — расстрел комиссаров. Все знали, что у него была политика против комиссаров. Он считал, что без комиссаров можно обойтись. И его боялись. Мое личное впечатление от Троцкого — краснобай, говорил он неплохо, но были у него, например, такие фразы: "Если мы запретим солнцу, чтобы оно не светило буржуазии — оно не будет светить буржуазии!" Фраза жесткая, но никому ничего не дающая. В таком духе и были все его выступления, которые я много раз слышала. Вообще-то эрудированный человек был. Но по содержанию партийного в его краснобайстве было мало. Я и потом часто с ним пересекалась, и его сын Лёва женился на Майкиной родной тетке.
(Майя - дочь подруги тети Шуры, я знала ее и ее сына, мы вместе отдыхали в Крыму под крылом Александры Серафимовны - Примечание НК).
У Майки мать — Женя, а Анька, ее родная сестра, вышла замуж за младшего Троцкого. Левка никогда с отцом не расставался, и когда того выслали, он уехал вместе с ним. А Аня не хотела ехать. У нее было много братьев и сестер, и она понимала, что за это их будут преследовать. Но все равно все они отсидели.
Аню, как жену сына Троцкого, не только расстреляли, но прежде приносили буквально на руках в камеру, за волосы волокли и выбрасывали в камеру. А в камере с ней жила Комиссаржевская Анна Михайловна. Она и сейчас жива. Она имеет отношение к артистке Вере Комиссаржевской. Ее муж — родной брат Николай Федорович Комиссаржевский. Работал он в МИДе вместе с Чичериным. Его расстреляли, а жена сидела в Лефортовской тюрьме.
Старинная тюрьма, еще при Петре построенная. И я там сидела. Комиссаржевская видела, как Аньку эту бросали. Я потом у Комиссаржевской была, она живет на Кутузовском проспекте, и она мне рассказывала об Аньке. А я Аньку не только хорошо знала, но даже когда мы были в Крыму и она подружилась там с этим Левкой Троцким, я говорю: знаешь что, Анька, ты брось эту историю.
Как раз тогда Троцкий выступал на литературной дискуссии. Это был 1924 год. Уже Троцкого сняли с должности председателя Реввоенсовета. А Левка младше Аньки был. Я говорю: что ты парню голову заморочила. У Аньки тогда был муж — председатель райисполкомарма, который ведал интересными делами, инженер. Она не развелась, просто путалась с Левкой. Тогда на это так не смотрели. Но с Левкой она потом зарегистрировалась. Потом ей предъявили обвинения в троцкизме. Правда, очень красивая женщина. А они ее — за волосы. У нее длинные косы были... Она всегда работала, очень толковая была. Например, в Кремлевском кооперативе — был такой, для ЦРК и т. д. по продовольствию — она была там экономистом...

А Сталин, раз опять вы спрашиваете, невысокого роста, среднего, конопатый, оспа у него была. Усы тогда все носили, мой муж тоже. Я очень хорошо знала и еще одна моя подружка его сына Яшу, которого он потом не захотел менять на Паулюса. Он сказал тогда: - Я генералов на солдат не меняю.
А соль в том, что Яша - от первой жены Сванидзе (она тоже была член партии, умерла в 1907 г., Яше было только 2 года). Потом, когда Сталин занял такое место в Кремле, семья Сванидзе отправила его к отцу. И он жил в Кремле, Яшу знали наши девчонки: и Майка, и Ира. Учился Яша там, где кремлевские дети учились. Там и Мирошникова Ирина училась, и другие. Вообще о Якове все очень хорошо отзывались. Сейчас жива его жена, получает пенсию за погибшего. А ведь Яша от отца ушел еще до совершеннолетия. Где-то разгружал баржи, лишь бы не быть в Кремле.
И Софья Дзержинская, вы же знаете эту историю, она тоже в Кремле жила. Это родная племянница, дочь брата Феликса. Она есть сейчас. Недавно 86-летие, если не путаю, отмечали. Она мне звонила, но я не могла прийти.

Да, так со Сталиным и вагонами. Все отвлекаюсь. Я тогда первая затеяла вопрос: вот так и так было. А он, такой нахал, такая сволочь, ко мне подходит, кладет руку мне на плечо и говорит: - Ладно, сперва ты нам, потом мы тебе. Я так стряхнула его руку: - Я тебе сейчас в морду дам, такому гаду!
А он говорит, что я Махно. Он же дал телеграмму в 14-ю армию, чтоб меня арестовали. А начальник особого отдела знал меня хорошо. Это провокация была, ужасно. И когда я приехала, Серго и Горбунов сказали: Ты сейчас не поедешь. Кончатся праздники, тогда поезжай.
Я приехала в Москву, пришла к Семашко, рассказала ему всю эту историю. Он ближайший друг был Ленина. Там была такая история, что пока я уезжала, эти вагоны со спиртным Сталин украл просто, пользуясь тем, что он член Реввоенсовета. А ребята не хотели отвечать, подготовили документы с вычетом того, что он забрал. И все ввалили в один вагон. Я прихожу, смотрю — вагона одного нет. Говорят, он подцепил себе паровоз, подъехал и забрал вагон.
Ну, тут я подняла шум, я же за вагоны отвечаю, потому что Троцкий издал такой приказ. Он против комиссаров был, а по существу — почитайте Ленина — комиссары сыграли в гражданскую войну очень большую роль.
Когда я Семашко все это рассказала, он позвонил туда и сказал, чтобы обязательно меня выслушали на Реввоенсовете. Семашко все-таки нарком. Меня слушали, и все поражались.
А тот так вышел и мне кладет руку на плечо, я прямо вздрогнула, и говорит: - Да брось, ерунда.
А мои беспартийные помощники не могли с ним бороться. Я говорю: - То, что он нам должен, надо все вычесть.
Я это при всех рассказывала. Барсуков был, Егоров. На него так смотрели все, как на идиота: дескать, какое он имеет право обзывать меня.
А Егоров еще рассказывал, что Сталин, когда приехал, ночью, в 3 часа, стал ему говорить о том, что необходимо её снять, арестовать, там какая-то... Личные счеты просто стал со мной сводить. Кончилось это, конечно, провалом его, но он на это умел не обращать внимания. Так что я все-таки верх одержала над Сталиным.

Тогда советской власти было только 2 года. Я уже тогда его возненавидела: что это за тип такой, прицепился.
Спрашиваете, как же он пробился наверх? Везде висели листки, как Сталин бегал из ссылки. Для дураков это понятно. А для людей, которые имели представление о ссылке - только плечами пожимали. И ведь ни о ком больше так не рассказывали. Видно, он сам придумал и заставил распространять эти стенды.
А потом Берия написал работу «О некоторых вопросах большевизма в Закавказье» (я тогда в институте Красной профессуры училась), у нас старше меня на курс учился Мамолия (?). Так он взял из архива нашего института грузинские газеты «Брзола» и показал, сравнил: что написал Берия, писали Кецховели, Саукели (?) (или Церетели?) в 1905 году. Но они погибли, и тоже, наверное, от Сталина. Он воспользовался их документами, передал их Берия, и тот писал о нем.
А по существу это все вранье. Это не их заслуги. То был 1934—35 год. И Мамолия поднял этот вопрос: что это не Берия написал, а Кецховели и Цулукидзе (Sic?). И они его уничтожили. Пришили его к делу Кирова. Ведь дело Кирова сделал Сталин. Это же ясно сейчас. Я знала всех этих людей, которые тогда были задействованы. И все знали. И ОН уже тогда оказался наверху. Прошел, потому что Ленин считал, что управление у нас должно быть интернациональное.

Это не то, что Егоров, который нашими войсками за границей еще в первой мировой войне командовал, человек, вышедший из низов. Его поэтому и уничтожил Сталин. И всех подобных ему людей. Возьмите Блюхера, Егорова, Тухачевского.
Ну, а этих двух идиотов (?) он оставил — это ничего не дало. Какое отношение имеет этот наш Семен Михалыч — он же тоже маршала получил один из первых. И потом Ворошилов. Он же тоже маршала получил. А был ничтожество с военной точки зрения.
Я помню, когда мы по распоряжению Ворошилова, который командовал войсками Украины партизанскими, а мы его еще не узнали, потому что все время отступали. А потом мне пришлось с Егоровым встретиться, и Егоров вместо Ворошилова был назначен, а армия переименовалась в 14-ю советскую.
И вот один раз... Мы решили сами добывать паровозы и всё, что нужно. Партизанщина была. И вот появился человек с военной выправкой. Чувствовался в нем талант военного. И говорит: А кто тут старший? Когда мы паровоз нагружали дровами, чтобы с фронта вывезти всех раненых и больных. Ребята кричат: иди, ты старшая! Подхожу, а он говорит:
- Тебе что, 16 лет?
Я говорю:
- Нет, 17.
А он:
- Вот сейчас возьму и отдам расстрелять по приказу Троцкого.
Иронически так говорит. А я на него посмотрела и говорю:
- Если каждый белогвардейский офицер будет нас расстреливать, конечно, мы проиграем революцию.
А у него вид был правда уж очень офицерский. Он говорит:
- Ты меня считаешь? (старше меня был лет на 20, наверное).
А я говорю:
- За кого ты меня считаешь? Не разобрав дела. Я комиссар части, даже начальник, мне надо раненых отправить.
Он меня на «ты», я и думаю: почему я буду тебя на «вы» называть? Я говорю:
- Пойдем, я тебя постреляю.
А мы никакого пайка не имели, негде было получить. И они размахивали винтовками, заряжают вроде. А я подняла руку, говорю:
_ Никаких, без моего указания не стрелять. Пусть идет стреляет, но он расспрашивать меня не будет. Не такой же он дурак, чтобы меня расстрелять.
Мы потом с Егоровым очень дружили.
И вот он вынимает коробку из-под сладостей, и на ней записан номер нашего паровоза. Вынимает из кармана и говорит:
- Вот у меня номер паровоза, конечно, вы его захватили.
Я начала с ним спорить, пошли к нач. полит. отдела ж/д. Политком назывался. И пока мы с ним туда шли, мы подружились. Я говорю:
- Что это командующий наш (Ворошилов) сбежал, что ли? Вот и приходится нам все самим.
Он говорит:
- Командующий не 2-й Украинской, как ты говоришь. А я командующий 14-й советской армией, в состав ее вошла и 2-я Украинская-партизанская. Ворошилова нет.
Ворошилову, как сейчас помню, дали приказ перейти в 60-ю дивизию. Но он этой дивизией не командовал, не приступил. Он членом партии был с 1906 г., это понятно, но он никакого опыта военного не имел и не руководил. Так, с партизанами делал что-то. Так же, как Щорс. Щорс — герой Украины. Он был ротный фельдшер. А он не дурак был, Николай Николаевич. Он народ организовал и попросил помощи. И вот мой муж с этим самым Щорсом и еще с Филипповским...
(его дочь Наташа Филипповская сейчас крупный архитектор, замужем за испанцем, у нее дочь Лена, я с ней встречалась - Примечание НК)
— целая группа офицеров, которые еще до 1917 года вступили в партию, и мой муж, член партии с 1915 г., и Филипповский, их еще Гулявко втянул в партию, член с 1908 г., когда они еще были студентами в Петрограде. Все это на ходу делалось, организовывалось.
А что этот самый Ворошилов? Ничего.
И уж этот Семэн... Мой муж был в 30-е годы начальник особого факультета в Академии Фрунзе. Так при мне пришла преподаватель к мужу домой пожаловаться: Буденный ничего не делает, ничего не понимает. Я не могу с ним заниматься иностранным языком. Ему это ни к чему. И он оскорбительно говорит: на черта это мне нужно! Маршал! Он же хам.
Вот даже такой факт бытовой, ужасно некрасивый. Это я так же точно знаю, как то, что я с вами сижу. Ему жена говорила, когда ты неправильно, нетактично себя вел. А он сделал так, чтобы очень быстро ее взяли и арестовали. И посадили. А на ее место пришла сейчас же ее родная сестра, которая до последнего дня, жила с ним, до его смерти. Она и сейчас жива. А когда ту после смерти Сталина выпустили, он не хотел даже с ней видеться. Родная сестра не пустила даже ее в дом. Это личность совершенно аморальная. Вот он был маршал. А что толку? Он конник, был унтер-офицером царской армии...

ОБРЫВ ЗАПИСИ. Тогдашние магнитофонные кассеты были на 30 минут или на 60. Дефицитная кассета закончилась, другой не было. А тетя Шура еще рассказывала. О том, как ее арестовали в 1949 году без предъявления обвинений. И как в камере в Лефортово с ней сидела красивая молодая женщина, мать двоих детей. Она говорила Шуре, что это Берия посадил ее, поскольку она отвергла его домогательства.
Рассказывала тетя Шура про лагерь в Казахстане, про женские бараки и про нары. И про то, как в 1956 году она, которую никто дома не ждал (муж погиб до войны, детей не было), больше года работала в комиссии по освобожению незаконно репрессированных. Колесила на "Газике" по лесам и болотам от одного объекта Гулага к другому...
Мои папа и мама подружились с Александрой Серафимовной еще до моего рождения, потом она переехала и исчезла из виду. Оказывается, была арестована.
После мама встретила ее на улице, привела к нам домой, и мы тесно общались долгие годы.