Один из самых неистребимых и глупых мифов, сформировавшихся вокруг творчества Толкиена – это обвинение в «чёрно-белости», в том, что там есть абсолютно добрые и абсолютно злые персонажи и т.п. Конечно, прежде всего, этот миф сформировался на основе «Властелина Колец» (про который речь пойдёт отдельно), но даже выход «Сильмариллиона» ничего не изменил. А этот эпос полностью противоречит вышеозначенному постулату.

Небольшая оговорка. «Сильмариллион» входит в каноническую «троицу» Средиземья, но, строго говоря, до канона не дотягивает, т.к. всё-таки прошёл через редакцию Кристофера, в то время как есть сведения, что в последние годы Толкиен намеревался внести значительные изменения в метафизику своего мира, т.е. «Сильмариллион» мог стать совсем другим. Но не внёс, не стал. Так что придётся положиться на добросовестность и внимательность Кристофера-редактора. В любом случае, даже допустив мелкие неточности и ошибки, он вряд ли переиначил основные идеи и мотивы черновиков. Потому, всё-таки, будем считать «Сильмариллион» каноническим.

Чему посвящено это произведение? В голову первым дело приходит: «Войне добрых эльфов против злого Моргота за обладание чудесными камнями Сильмарилями». Кроме того, в книге сообщается много «технической» информации по метафизике Арды – созданного Толкиеном мира. Но если присмотреться внимательнее, то немалую долю повествования занимают междоусобицы эльфов. Усобные войны, сопровождающиеся непрекращающимися предательствами и подлостью.

С чего, собственно, начинается поход Феанора и Ко супротив Врага? С братоубийственной резни в гавани Алквалонде. Нолдор потребовали у телери корабли, те отказались – и вот результат. Затем всё тот же Феанор сотоварищи переправляется в Средиземье и сжигает корабли, оставляя часть своего народа замерзать во льдах. И всё это – что очень важно – ещё до того, как эльфы вступили в первый бой с самим Морготом. Этот факт не может быть случайностью. Да, можно объяснить его противоречивой личностью самого Феанора, но и тут не всё так просто.

Феанор – типичная демоническая фигура. Он продолжает линию Каинов и корсаров эпохи романтизма. Само его имя – «пламенный дух» – вызывает ассоциации с противоречивыми романтическими героями, обуреваемыми разрушительными страстями. Но ведь и сам Моргот – это демон, метафизический бунтарь (хотя его бунт заслуживает отдельного рассказа). И тут оказывается, что, по сути, Феанор и Моргот – фигуры тождественные, одного поля ягоды. Оба обладают великой духовной мощью; харизмой, позволяющей поднимать на бунт целые народы; непомерной гордыней; саморазрушительной сущностью. Вся история Моргота – это история постепенного ослабления от собственной ненависти и злобы, а история Феанора – это прямой путь к гибели, дорога по трупам соратников к великой битве, чтобы в конце концов в буквальном смысле истлеть на поле боя – столь пламенной оказывается его душа.

И за какие идеалы сражается Феанор? За торжество Добра? Этого нет и в помине. Может быть, именно поэтому валар и прокляли эльфов-бунтарей и не помогали им почти до самого конца – потому что поход против Моргота изначально не был походом против Зла. Это была война за Сильмарили, в прямом смысле. Сильмарили стали символом гордыни самого Феанора – он создал такое, что никто не мог создать. И вот из зависти Моргот посягнул на этот символ, и Феанор пришёл в ярость. Колоссальное значение в этом плане имеет эпизод, когда валар после уничтожения чудесных Древ Валинора упрашивают Феанор пожертвовать Сильмарилями на возрождение Древ – хотя и камни были украдены Морготом, но этого ещё никто не знал. И Феанор отказывается. Он называет Сильмарили своим сердцем, и, разбив их, он разобьёт и своё сердце – и тем показывает, что для него куда важнее его собственная персона. Моргот посягнул на эго Феанора, и гордый эльф ради мести поднял бунт даже против валар.

Другими словами, с самого начала оказывается, что суть войны за Сильмарили – это сражение двух эгоистов за собственное величие. И неважно, что при этом пешками в игре оказываются их последователи.

Те, кто пошёл за Феанором, тоже были романтиками, но они шли на бунт всё же ради каких-то идеалов, вдохновлённые речами предводителя. Сильмарили были для них, в отличие от Феанора, не личной драгоценностью, а символом осквернённого Валинора. Вернуть Сильмарили – значит отомстить Врагу за надругательство над Древами.

Но всё дальнейшее повествование показывает, что этот идеалистический порыв был заблуждением. Это неудивительно: ведь в корне всего мероприятия была ложь – Феанор лгал последователям и союзникам, не открывая им до конца своих чаяний (и неважно, сознавал ли он эти чаяния или нет). И корень отравляет побеги: дальше злодеяния эльфов только разрастаются. Феанор связывает клятвой своих сыновей – и в итоге они натворили бед в Белерианде больше отца и едва ли не больше самого Моргота. Отсюда вытекает и ненависть Тингола, короля Дориата, к пришельцам из Валинора, постепенно перешедшая в своего рода национализм, тоже ничего хорошего не принёсший. Главное зло, которое посеял Феанор своей ложью, – это разобщённость между эльфами, в итоге приведшая к их поражению. По большому счёту, не Моргот завоевал Белерианд, но сами эльфы отдали его в руки Врагу.

В этом контексте фраза, закрывающая «Квенту», основную часть произведения, оказывается многосмысленной: «Здесь кончается Сильмариллион. Начавшись с величия и красоты, он пришёл к тьме и разрушению…» Не Моргот привёл его. Как Адам и Ева, эльфы сами уничтожили свой рай. Трагедия «Сильмариллиона» – это не бессилие эльфов перед необоримым Врагом, это их бессилие перед самими собой.

История этой войны позволяет также провести любопытную аналогию с Первой Мировой. Нет ли тут чего-то похожего: так же миллионы молодых людей, взращённых пропагандой, веривших в какие-то идеалы, оказались лишь пушечным мясом, расходным материалом в игре крупных капиталистов, всего-навсего осуществлявших очередной передел мира? Но, производя это передел, они продолжали взывать к идеалам – патриотизму, отваге и т.д. И те эльфы, что пошли за Феанором, оказались в положении самого Толкиена и его сверстников, сражавшихся и погибавших неизвестно за что. Неясно только, осознали ли эльфы это или нет. Как бы то ни было, они до конца испили чашу, которую отмерил им Моргот Бауглир. И, что характерно, в последующие эпохи междоусобиц среди эльфов не было.

Не удержусь от обращения к «Властелину Колец». Может быть, именно по этой причине эльфы времён Войны Кольца вышли столь «добренькими» и «идеальными»? Просто потому, что за их плечами уже было множество злодеяний, и они пресытились ими и возжелали спокойствия и умиротворения? Как тут не вспомнить Галадриэль, лучезарную Владычицу Лориэна, в которой кто-то видит чуть ли не образ Девы Марии? А между тем, она была в числе лидеров мятежа против валар! Тут как раз сказывается метатекстуальность фэнтези: только зная предысторию, мы можем до конца оценить глубину персонажа и, например, понять, что искушение Галадриэль Кольцом Всевластья – это проверка, не соблазнится ли она ещё раз. И, не соблазнившись, она наконец получает прощение валар и находит внутреннее успокоение (что, наверно, одно и то же) – и уплывает за Море.

Мы уже вскользь коснулись библейской аллюзии – а стало быть, и религиозного подтекста вообще. Феанор и Моргот схожи ещё и тем, что они оба богоборцы. Мятеж Феанора – это, по сути, отречение от власти валар, а следом и единственного подлинного бога, Илуватара. Другое дело, что эльфы, которые шли за Феанором, похоже, не до конца это понимали. В любом случае, в Белерианде они продолжали взывать о помощи к Варде, Манве, Улмо. Но этой помощи практически не было: эльфы своим отступничеством прокляли сами себя, и пока они вдоволь не настрадались, валар не вмешивались.

Примечательна и формулировка проклятия валар. Валар не сулят мятежникам наказание, нет, они предсказывают, что эльфы сами заплатят кровью за кровь, и, по сути, отрекаются от своей власти над эльфами. Другими словами, валар отказываются от роли пастырей, которую им дал сам Илуватар – и вот теперь эльфы, оставшись наедине с миром, сами приведут себя к гибели.

Богоборчество находит отражение и в гордыне, столь свойственной эльфам и в последующие века. О гордыне Феанора я уже говорил, но и сам по себе поход на Моргота был актом поистине чудовищной гордыни – эльфы возомнили себя способными одолеть одного из валар, т.е. архангела, грубо говоря. Гордыня заставила и Тургона не внять посланию Улмо и остаться в своём городе, Гондолине, который он так долго строил и укреплял. Хотя Тургон пришёл в этот город именно при помощи Улмо и знал, что однажды будет знамение, которому он обязан будет повиноваться. И знамение было, но Тургон отказался. Отчасти здесь повторяется мотив Феанора – Тургон так же прикипел сердцем к своему творению, чудесному Гондолину. Этот мотив реализуется и в истории Тингола, который точно таким же образом «полюбил» ожерелье Наугламир, когда в него вделали похищенный у Моргота Сильмариль (по приказу Тингола; т.е. он тоже выступил здесь в роли творца, пусть и отчасти) – и был убит гномами, заявившими свои права на драгоценность. Жажда обладания – тоже красной нитью проходит через эти эпизоды, но о ней будет сказано в другом месте.

Вообще, я сам только что заметил, что у меня пару раз мелькнуло слово «творец» – и подумал: а не есть ли, по Толкиену, суть богоборчества и богоотступничества как раз в посягательстве на место творца – тогда как это место принадлежит только Богу, Илуватару? Речь тут идёт именно о творчестве материальном – а только Богу дозволено творить материю. Этот мотив хорошо вписывается в историю двадцатого века, когда человек возомнил себя равным Богу, в том числе и в творческом плане, и из этой гордыни миру явились огромные корабли и заводы, оружие невиданной жестокости и разрушительности, а дальше – мировые войны, тоталитаризм и прочие радости? В этом ракурсе трагедия эльфов «Сильмариллиона» – это трагедия человечества двадцатого века, но, в отличие от эльфов, мы ещё не перебесились.

Впрочем, данные два мотива я пристальнее рассмотрю в теме о Морготе и, собственно, Тьме. Возвращаясь же к событиям «Квенты», остаётся сказать, что помощь от валар пришла только тогда, когда эльфы и союзные им люди, разделившие их рок, путём великих злоключений очистились от гордыни – и тогда чистый помыслами человек Эарендиль смог совершить заветное плавание до Валинора, полагаясь на одну лишь надежду (явно христианский мотив), и валар вняли его мольбе и пошли войной на Моргота, низвергнув его в Пустоту. Но Зло не исчезло из мира, потому что его семена, посеянные Морготом, дали затем ростки. Да и разве не могло это случиться, если эльфы с самого начала войны несли на себе печать Арды Искажённой и сами участвовали в этом искажении?..