Помнится, как-то раз взялся я за «Чёрную книгу Арды», небезызвестный отечественный фанфик по «Сильмариллиону». Прочитал авторское предисловие. Собственно, на этом моё знакомство с данной книгой и окончилось. Потому как из предисловия мне стало понятно, что ни черта авторы в Толкиене не понимают, да и пафосные потуги на философичность явно выдали дилетантов в философии. Конечно, прозвучало и сакраментальное «нет абсолютного Добра и Зла»… Иногда мне кажется, что если бы все эти  многочисленные «дилетанты в философии» до конца осознали всю чудовищную бесчеловечность этого тезиса, которым они так легко бросаются, то они сошли бы с ума. Утверждать, что мир – хаос, легко и приятно. Понимать (а значит и чувствовать) это – невыносимо и опасно для психики.

Ну, да я отвлёкся. Возвращаясь к предисловию: там, конечно, прозвучало и камлание по поводу «другого взгляда», а где-то между строк повеяло и темой свободы. Впрочем, это уже личностные ассоциации. Но очевидно, что тема взаимосвязи Тьмы и свободы так же популярна у дилетантов в философии и так же легко ими постулируется.

Другой раз я взялся написать опус под претенциозным названием «Философия Тьмы» – собственно, анализ толкиеновской Тьмы. Теперь я явственно понимаю всю смехотворность подобного начинания (потому что труд под таким названием должен быть фундаментальным исследованием), а здесь помещу лишь некоторые заметки о Морготе  – стало быть и частично о Тьме. А Саурона коснёмся как-нибудь в другой раз. 

Как я уже отмечал в прошлом тексте, в фигуре Моргота есть сходство с героями эпохи романтизма. Внешне оно так и есть (видимо, потому фигура Тёмного Властелина оказывается для многих притягательной). Но так ли это на самом деле?

Во-первых, тема познания, в т.ч. и его границ, познания запретного. Эта тема является едва ли не ведущей для западной культуры, и гётевский Фауст, наверно, есть квинтэссенция западного восприятия и понимания данной проблемы.

Конечно, тема эта не присуща одному Западу. Так, на Ближнем Востоке на рубеже нашей и «донашей» эры существовали некоторые гностические секты (например, офиты), которые, по сути, покланялись сатане – ветхозаветному змею-искусителю – считая, что он принёс людям благо, дав знание, а Иегова, в действительности, есть не Бог, а злой демиург. Надо думать, эти люди были первыми и настоящими сатанистами – в противовес современным продуктам массовой культуры и низкопробного оккультизма, которые, по сравнению с офитами, выглядят необразованными позёрами. Впрочем, в наше время очень многие не понимают даже элементарного смысла слов «оккультизм» и «эзотерика», видя за ними всякую пентаграмную чушь, а то и претензии на философию.

Вообще, тут выявляется очень странное совпадение. Вот диалог Саурона с последним нуменорским королем Ар-Фаразоном:

«И из неё [Древней Тьмы – m.p.] был сотворён мир. Ибо Тьма одна достойна поклонения, и Владыка её может ещё сотворить другие миры в дар тем, кто служит ему, чтобы рост их могущества был бесконечен».

И спросил Ар-Фаразон: «Кто есть Владыка Тьмы?»

Тогда Саурон повёл разговор с королём за запертыми дверями и солгал, говоря: «Он тот, чьё имя ныне не произносят; ибо валар ввели вас в заблуждение насчёт него, предложив имя Эру, фантом, выдуманный в безумии их сердец, чтобы поработить людей. Ибо они – оракул этого Эру, который говорит только то, что они хотят. Но тот, кто является их господином, ещё восторжествует, он освободит вас от этого фантома; и имя его – Мелькор, Владыка Всего, Даритель Свободы, и он сделает вас сильнее, чем они».

Речи Саурона напоминают основные мотивы гностицизма, вплоть до пленённого истинного Божества и некоего мирового Первоначала (в данном случае это Тьма), не тождественного Божеству. Впрочем, даже без «ереси» Моргота и Саурона, структура толкиеновского мироздания выглядит не совсем в духе традиционного христианства. Ведь в Арде на центральном месте именно валар – демиурги. Эру, хотя и является Богом, не является в то же время творцом Арды. Здесь очень хорошо вписывается гностический же термин – эманация (из словаря – (от позднелат. emanatio – истечение, исхождение) переход от высшей онтологической ступени  универсума (Единое) к низшим, менее совершенным. Эманация как убывание бытия противоположна восходящему развитию, совершенствованию). Эру скорее эманирует свою силу айнур, уже затем творящим Арду самостоятельно. Налицо, пусть малоступенчатая, лестница эманации: Эру (Единый, истинный Бог) – айнур – валар – майар. Айнур сопричастны самому Эру, валар, хотя и из их числа, уже скованы миром Арды, майар же активно действуют ещё ниже – на «местном» уровне Средиземья. Но что самое изумительное: как и истинные Божества гностицизма, Эру не творит материю, он творит дух – айнур, те творят «духовную Арду» – свою Музыку, а уже потом демиурги-валар создают Арду материальную (а ведь в гностицизме материя как раз была злым, тёмным началом, противостоящим Божеству; вот и здесь Эру с материей не соприкасается). Такое мироздание нехарактерно и для «родственных» Средиземью языческих систем – скандинавской, карело-финской.

Примечательна и сама история низвержения Моргота – Толкиен прямо указывает, что он растратил свои силы на созданные им армии существ. Т.е. можно сказать, что и тут имеется эманация. В то же время, такое «ослабление» для валар, равных по рангу Морготу (ну, или хотя бы только Манве), нехарактерно. Но ведь они и не создают разумных существ – это прерогатива Единого. Впрочем, всё это лишь хитроумная гипотеза: хотя совпадение странное и занятное, трудно поверить, что Толкиен вообще имел серьёзные познания в области гностицизма. По крайней мере, я такой информацией не располагаю. Так что пусть это пока останется не более чем ересью. В любом случае, думаю, что мало кто из тех, кто любит трепаться о том, что «Профессор был неправ» или «На самом деле, всё было не так», сможет оперировать понятиями, приведёнными выше. 

Однако я изрядно ушёл в сторону. Вернёмся от тайн мироздания, эонов, архонтов и эманаций к романтическому бунтарю Морготу. Да только  романтичен ли он? Ради чего он бунтует, пересекает грань добра и зла? Ради познания и свободы, как Фауст Гёте или Каин Байрона? Нет. Разгадка лежит на поверхности: Моргот бунтует не против Эру и с ним он даже не порывается воевать, он бунтует за обладание Ардой, он борется с такими же демиургами, как и он сам, за то, что возникло лишь благодаря всемогуществу Единого.

Другими словами, вместо благородного Корсара перед нами лишь жадный божок. Жадность его обусловлена его слабостью. Смею предположить, что она вызвана тем, что Моргот осознаёт своё бессилие перед Эру, перед его творческим потенциалом. Творчество самого Моргота оборачивается жалкими карикатурами – орками и прочими гадами – которые, зачастую, без Владыки нежизнеспособны или изрядно теряют силы. Таким образом, Моргот оказывается глубоко несвободен: даже разрушая направо и налево, не подчиняясь никому, он не способен порвать с бытием, созданным Эру, он живёт в его системе координат, а собственную создать попросту не может. Разрушительная деятельность Моргота напоминает психоз, когда безумной агрессией пытаются затмить истинное положение вещей.

Это ли Свобода?

Не имея свободы сам, Моргот никому её и не несёт. Его царство – это царство рабов: от майар до орков – как и потом в царстве Саурона даже самые могущественные его слуги, назгул, будут лишь рабами Кольца.

Думаю, не стоит отдельно, объяснять, что и фаустовской жажды познания тут тоже нет. Точнее, она проявится чуть позже – у слуг Тьмы, нуменорцев-отступников. И проявится также в плане бессилия – нуменорские чернокнижники засядут за проблему смерти и невозможности бессмертия. Всё, до чего они дойдут – так это до постройки роскошных мавзолеев и сохранения нетленности трупов. Только трупов. Бессмертия Владыка Тьмы им не дал и дать не мог.

Примечателен и вопрос магии. Толкиен, в одном из своих писем, отмечал, что магия эльфов и магия Врага – вещи не тождественные и лишь ошибочно называемые одним словом. В первом случае мы имеем созидание, своего рода личностный рост, переплетённый с развитием бытия. Во втором случае мы имеем лишь бездумное разрушение ради разрушения. Потому магия Врага сравнивается с Машиной, с тем деструктивным проявлением техники, которым столь ярко и печально запомнился двадцатый век.

Что добро, а что зло для Толкиена? В данном ракурсе мне представляется возможным сказать, что добром является сила, а злом – бессилие. Да только речь идёт не об оружии, магии и армиях. Речь идёт о творческой потенции. Моргот – импотент. Он ничего не может создать, он завидует даже существам, низшим по рангу – скажем, Феанору, который, будучи действительно романтическим героем, противоречивым, не тёмным и не светлым, смог создать Сильмарили. Всё, что смог Моргот, – лишь похитить их. Вся его деятельность – это причинение боли другим только потому, что ты испытываешь боль сам. Да только кто виноват в твоей боли? Божество? А не ты ли сам?..

Каждая страница «Сильмариллиона» и «Властелина Колец» буквально вопиет о бессилии Моргота и импотенции Тьмы. Конечно, любители толкиенистской криптоистории (назовём это так) могут возразить что-нибудь в духе: «Все книги написаны с позиции эльфов/валар/т.п.». Но, сделав взгляд с «другой стороны», мы лишь поменяем местами ярлыки, а суть не изменится. Ведь мы имеем дело всего лишь с выдуманными именами, о чём никогда не стоит забывать, читая Толкиена.