Первый циклический кризис, только что пережитый Россией, позволил увидеть истинные силу и слабость нашей экономики. Плохая новость состоит в том, что кризисы для нас всегда будут тяжелее, чем для многих других. А хорошая — в том, что топорные методы борьбы с этой напастью все-таки действуют.
Пять слов про экономику
В 2008-2009 годах российская рыночная экономика пережила первый циклический кризис в своей постимперской истории. Дефолт и последовавший за ним спад в 98-м году не в счет, это был кризис не рыночной экономики, а переходной.
Кризис 2008 года в России был неизбежен по одной простой причине. Мировой циклический спад всегда охватывает большинство стран с рыночной экономикой. Исключением являются те страны, которые находятся на стадии "экономического чуда" или чего-нибудь похожего, либо те, экономику которых можно назвать рыночной лишь с натяжкой, как, например, Белоруссия.
Столь же неизбежным было то, что у нас кризис оказался серьезнее, чем в ведущих развитых и развивающихся странах. По официальным данным, ВВП в России за 2009 год упал на 8%, промышленное производство — более чем на 9%, инвестиции в основной капитал — более чем на 16%. В развитых странах темп падения ВВП был в разы меньше: в США — 2,4%, в Еврозоне — 4,1%, в Японии — 5%. В Китае, Индии, Бразилии ВВП вообще не падал, а лишь снизил темпы роста.
Причина этого кроется в самом характере российской экономики, которую в мировом контексте можно описать пятью словами. Она, во-первых, маленькая, во-вторых, открытая, в-третьих, сырьевая, в-четвертых, периферийная и, в-пятых, перекредитованная. Причем первые четыре характеристики — имманентные, и только пятая — ситуативная: наш бизнес, не ко времени поверив в свои силы, набрал иностранных долгов лишь непосредственно перед кризисом.
Сочетание этих пяти характеристик сделало экономику столь уязвимой в кризис, когда одновременно резко снизились цены на сырье, сжался кредитный рынок и упал фондовый. В результате у самых крупных и мощных российских компаний не только снизились текущие доходы, но и обесценились залоги, обеспечивающие их займы. Мировые банки-кредиторы получили юридическое право требовать досрочного возврата своих средств, а в случае отказа забирать залоги (это называется margin calls) и немедленно воспользовались этим правом, ничуть не входя в положение российских заемщиков. Поверхностное объяснение такой неделикатности состоит в том, что иностранные банки на тот момент не очень доверяли ни российскому бизнесу, ни российскому государству. Но важнее другое: в кризис о проблемах заемщиков из любой малой периферийной экономики, не только российской, никто не задумывается. Это не те партнеры, с которыми банки-мейджоры связаны одной цепью и на века.
Не смогли помочь и отечественная банковская система и финансовые рынки. Их мощность кардинально уступает потребностям российской экспортно ориентированной промышленности.
Далее же все происходило в полном соответствии с учебником по макроэкономике. Проблемы экспортного сектора мгновенно передались внутренней экономике. Почти мгновенно схлопнулись и наметившийся в предыдущие годы инвестиционный подъем, и ажиотажный потребительский спрос, и строительный бум.
Справедливости ради надо сказать, что российская экономика не единственная, которую можно описать пятью словами, с которых мы начали разговор. Так же в целом выглядит и экономика, казалось бы, давно благополучной Австралии, которой кризис тоже нанес сильный удар. А для описания экономики ряда стран Восточной и Южной Европы нужно убрать только слово "сырьевая". И вот им-то пришлось хуже всех: начавшие расти в 2009 году цены на энергоносители и металлы лишь создали им дополнительные трудности, а не помогли, как нам.
Пророки и шаманы
Если ориентироваться на самые известные высказывания наших руководителей перед кризисом, то складывается впечатление, что власти его элементарно проворонили. В начале 2008 года, когда наиболее драматические события в мире еще не произошли, но финансовые проблемы уже набирали обороты, министр финансов Алексей Кудрин на Давосском форуме назвал Россию "островом стабильности". Впоследствии этот тезис повторил и глава государства Дмитрий Медведев. А Владимир Путин летом 2008 года обвалил акции металлургической компании "Мечел", пообещав "прислать доктора" ее владельцу. Рискнем предположить, что, ожидая финансовую бурю, премьер-министр так "шутить" не стал бы.
Впрочем, основываясь лишь на цитатах, обвинять российское правительство в легкомыслии не стоит. Во-первых, надежды на то, что "пронесет", питали не только мы. Авторитетный гарвардский историк Ниэлл Фергюсон, опубликовавший в 2008 году работу "Восхождение денег: Финансовая история мира", говорил о том, что в стороне от кризиса останется... Америка: "Критически важное обстоятельство заключается в том, что этот кризис глобализации причинил другим гораздо больший ущерб, чем Соединенным Штатам. И я полагаю, что именно по этой причине Соединенные Штаты сохранят свой статус безопасной зоны, несмотря на потрясающую монетарную и финансовую экспансию, которую мы видим в данный момент".
Во-вторых, заявления об "острове стабильности" можно рассматривать не как изложение реальных взглядов, но в качестве шаманского заклинания финансовых рынков, вспомнив, что это тоже является частью работы министров финансов (а также председателя Центробанка) любой страны. И что иногда демонстративная уверенность денежных властей срабатывает, оттягивая или смягчая финансовые неурядицы.
Но был один действительно серьезный прокол российских властей, причем всех сразу. Речь идет о процедуре принятия бюджета-2009. Прогноз для него Минэкономразвития составлял в августе 2008-го и в нем заложил темп ВВП в 6,7%. В августе это была нормальная и даже консервативная экстраполяция, к которой придраться трудно. Но принимался бюджет Федеральным собранием и утверждался президентом осенью 2008-го. О чем они тогда думали, непонятно: хотя масштабы кризиса никто оценить не мог, уже было вполне очевидно, что дело нешуточное. Профессионально корректным было бы либо отложить принятие бюджета в связи с чрезвычайными обстоятельствами, либо волевым образом уменьшить заложенный рост раза в два. Но власти предпочли иной, административно-корректный путь: выполним-ка мы все положенные процедуры, и плевать на содержание. Однако это решение лишь отложило административную волокиту: в апреле, естественно, пришлось утверждать новую версию бюджета, а в июне — антикризисную программу.
С другой стороны, не стоит забывать, что во второй половине 2000-х российское правительство сделало ряд шагов по подготовке экономики страны к будущему циклическому спаду. Пользуясь сверхвысокими ценами на нефть, оно сформировало профицитный бюджет, а также фонд национального благосостояния и резервный фонд. И хотя было создано немало государственных и квазигосударственных институтов развития, способных освоить любые деньги, но, к чести финансовых властей, они были поставлены в достаточно жесткие условия. И "съесть" все им не дали.
"Молоток и чья-то мать"
К антикризисной политике государства начиная с осени 2008 года также можно предъявить очень много претензий, что и делалось со всех сторон. Во-первых, в отличие от ситуации в развитых странах, у нас правительство главным образом поддерживало не граждан-потребителей, а предприятия и отрасли. Во-вторых, львиная доля поддержки пришлась на банки, без видимого влияния на кредитование реального сектора и физических лиц. В-третьих, рынку не дали отбраковать неэффективные производства и компании. В-четвертых, огромные средства потратили на спасение зарвавшихся и обанкротившихся олигархов. В-пятых, напечатали столько денег, что инфляция вот-вот готова вырваться из-под контроля. Все это истинная правда, но есть смысл разобраться, почему все было сделано так, а не иначе.
По большому счету российские власти боролись с кризисом теми же методами, что и в других странах,— вливали деньги в экономику, печатали, если их не хватало, пытались подогреть внутренний спрос и оживить инвестиции. Но с понятными отличиями. Спектр мер был уже, точность попадания ниже, затраты на единицу результата выше. Можно также сказать, что работали более топорно, практически как в том анекдоте, где американские разведчики, подслушав разговор советских пилотов чудом спасшегося новейшего самолета, выяснили, что при его ремонте использовались только "молоток и чья-то мать". Все это вполне естественно хотя бы потому, что для нас это первый циклический кризис, а у них даже не десятый.
Начнем с банковского сектора, которому досталось больше всего денег. Официальное объяснение было следующим: даем деньги банкам, чтобы они могли в достаточных объемах и на приемлемых условиях кредитовать реальный сектор. Если верить этому объяснению, то результат надо признать провальным, поскольку заявленная цель достигнута не была. Однако, видимо, реальный мотив был другим. Власть сконцентрировалась не на том, как улучшить финансовую ситуацию, а на том, "как бы не было хуже". Исходя из опыта 90-х, под "хуже" подразумевали развал денежной системы: банки перестают проводить платежи, возникает система взаимозачетов, бартер, хаос. По данным Всемирного банка, в 2008 году только расходы бюджета, направленные на поддержку финансовой системы, превысили 3% ВВП. Также поддержка оказывалась со стороны ЦБ и государственных банков. И все это просто для того, чтобы банки нормально работали. Цель не слишком амбициозная, но конструктивная, и она была вполне достигнута.
Перейдем к следующему обвинению. Давно сложившаяся в Европе и Северной Америке традиция требует: в кризис поддерживайте людей, а не структуры. Или, иначе говоря, потребителей, а не производителей. Общепринято, что это не только социально ориентированная, но и более эффективная политика: потребители создадут спрос, а национальные производители ответят предложением. А если делается не так, то это результат лоббизма, давления групп интересов и других зловредных заговорщиков.
Россия эту традицию не восприняла. У нас прежде всего боролись за сохранение занятости на существующих предприятиях, одновременно оказывая им поддержку и напуская прокуроров. Объяснений этому несколько. Во-первых, так проще: предприятия на виду, а выборочно поддерживать действительно нуждающиеся группы населения мы пока не научились. Во-вторых, структура спроса в России такова, что растущие доходы потребителей во многом, если не в основном тратятся на зарубежные товары (опыт 2010 года это полностью подтвердил — первым начал расти спрос на импорт). Наконец, есть и психологический фактор: осмелимся утверждать, что для большей части россиян трудоспособного возраста сам статус постоянно занятого — большее благо, чем рост или даже сохранение доходов.
Впрочем, программы прямой поддержки потребителей, пусть и в ограниченном объеме и не всегда с положительным эффектом, но все-таки осуществлялись. Фактически провалилась программа субсидирования автокредитов, очень слабо прореагировали заемщики на возможность реструктуризации ипотечных кредитов на более длительный срок и под высокий процент. То ли были уверены в своей платежеспособности, то ли надеялись на авось. Но зато сработала скопированная с Запада программа "деньги за драндулет": возможность зачесть стоимость сданной в утиль машины вернула спрос на дешевые российские автомобили.
Деньги — заводам и олигархам
Еще одна добрая мировая традиция — рассматривать циклические кризисы в качестве "санитаров леса". Они-де выполняют важную конструктивную работу, убирая с рынка компании и предприятия, либо плохо управляемые, либо объективно устаревшие, а также неэффективных собственников. Российское же правительство (возможно, опасаясь народного бунта или еще из каких соображений) не дало развернуться вроде бы столь актуальному для модернизации и инноваций процессу зачистки. Первым делом оно начало составлять длинные списки предприятий, которым затем полтора года разными способами оказывало индивидуальную помощь. Вполне отдавая себе отчет в степени отсталости нашей промышленности, здесь, как ни странно, мы готовы согласиться с таким решением. На наш взгляд, первый циклический кризис в истории страны еще не время для того, чтобы можно было позволить рыночным силам сломать основы индустриальной структуры народного хозяйства. Поскольку при всей своей отсталости крупная промышленность играет в экономике важнейшую роль, и ее модернизационный потенциал совсем не равен нулю. Никто не даст гарантии, что на месте уничтоженных старых предприятий выросли бы новые, а потерявшие работу индустриальные рабочие снова нашли бы ее в промышленности. Даже миллиардные вливания в АвтоВАЗ в кризис можно простить правительству, поскольку это ключевое предприятие как минимум для индустриальной системы Поволжья. Но это не значит, что АвтоВАЗ нужно тянуть вечно — если предприятие останется убыточным даже на новом витке экономического роста, то пусть себе тонет.
ФОТО: Сергей Киселев, Коммерсантъ
Российские власти боролись с кризисом почти так же, как власти других стран, разве что список мер был немного короче, а методы намного грубее
С другой стороны, строителям и девелоперам серьезная помощь не оказывалась, несмотря на то, что, по общему мнению, у этого сектора большой мультипликатор роста,— условно говоря, вкладывая рубль в строительство, другим отраслям даешь заработать три. Лишь нескольким компаниям-лидерам были даны гарантии по кредитам, также у них было выкуплено некоторое количество построенных квартир. Дело, по-видимому, в том очевидном факте, что масштабы офисного и торгового строительства в предкризисный период были явно ажиотажными и никаких здравых оснований не имели. А высокий спрос на жилье определялся политикой банков, они как минимум с 2006 года раздавали ипотечные кредиты людям, которым хватало лишь на текущее потребление. И если сектор жилищного строительства был недофинансирован по сравнению с естественными потребностями россиян, то по сравнению с их доходами финансирование было даже избыточным.
Теперь о спасении олигархов, которое выглядит, пожалуй, еще более "антинародным". Осенью-зимой 2008 года было выдано (главным образом ВЭБом) около $10 млрд кредитов собственникам крупнейших российских компаний для того, чтобы эти люди смогли урегулировать проблемы margin calls и сохранить свои контрольные или блокирующие пакеты. Основными получателями были завсегдатаи золотой сотни "Форбс" — Дерипаска, Фридман, Потанин. Казалось бы, все ясно: возрождение олигархии, в очередной раз прогнувшей власть. Но возможна и другая интерпретация. В случае если бы ситуация margin calls реализовалась, собственниками крупнейших пакетов акций "Норникеля", "Вымпелкома" и т. д. стали бы краткосрочные международные спекулянты, которых абсолютно не волнуют интересы ни этих компаний, ни России и договориться с которыми ни о чем нельзя. Поэтому власть предпочла сохранить старых собственников — пусть не самых дальновидных, но элементарно эффективных, заинтересованных в успехе своего российского бизнеса и, кроме того, вполне управляемых. На наш взгляд, это решение соответствует и народнохозяйственным интересам — в любом их понимании.
Одновременно ценой этих $10 млрд (большую часть которых уже вернули) был послан сигнал мировым финансовым рынкам: русский бизнес возвращает кредиты, государство готово ему в этом помочь. И уже в первой половине 2009 года банки-мейджоры стали относиться к российским компаниям как к респектабельным заемщикам, спокойно реструктурировать им старые кредиты и потихоньку выдавать новые.
Равнение на середину
Мировые циклические кризисы есть и будут. Ни одна страна, за редким исключением, не может остаться от них в стороне. Россия в число таких исключений не входит, и воздействие кризиса на нашу экономику еще долго будет сильнее, чем на экономики ведущих развитых стран. Тем важнее сделать по итогам кризиса определенные выводы.
Прежде всего, время начала кризиса, его спусковой механизм и сценарий развития предсказать невозможно. Однако к нему можно и нужно заранее готовиться. Чем дольше длится подъем и чем он интенсивнее, тем более необходимы жесткая монетарная и бюджетная политика, накопление резервов, контроль за внешними заимствованиями.
Затем, набор антициклических мер, использованный в развитых странах, был достаточно стандартен, но сработал. У правительств этих стран и бизнеса хватило ресурсов и механизмов, чтобы последствия даже такого глубокого кризиса не стали разрушительными. Действия российского правительства и бизнеса в борьбе с кризисом также можно оценить как удовлетворительные. Применявшиеся меры в целом соответствовали мировым стандартам, были, насколько возможно, прорыночными и в то же время направленными на поддержание сложившегося уровня экономической безопасности и суверенитета страны. Конечно, качество их реализации, а следовательно, и эффективность оставляли желать много лучшего. Но можно надеяться, что за время, оставшееся до следующего кризиса, отточить инструменты борьбы с ним мы успеем. Впрочем, в ближайшей перспективе мировые цены на нефть, газ и металлы, к сожалению, будут оказывать большее влияние на темпы экономического роста в России, чем любые действия государства.
И наконец, мы не можем рассчитывать на скорое повторение предкризисного периода, когда в течение целого ряда лет российская экономика росла со средним темпом 6-8% в год. Такое возможно лишь при редком сочетании очень высоких сырьевых цен и очень дешевых денег в мире. На обозримый период нам надо готовиться к темпам 3-4%. И конечно же, пора прекратить разговоры о БРИК. Можно просто забыть эти четыре буквы — как вариант, объявить их диверсией мирового империализма. Потому как мы не виноваты, это, конечно, враги сбили нас с пути истинного, внушив несбыточные надежды и нарисовав недостижимые цели.
Кризис наглядно показал, насколько различны возможности разных стран по амортизации внешних потрясений. Но дело не только в этом. С Китаем и Индией мы попросту в принципиально разных весовых категориях — и по масштабу, и по месту в мировом хозяйстве. Что же касается Бразилии, то ее экономика и крупнее нашей, и превосходит по технологическому уровню большинства гражданских отраслей, а также имеет несравненно больший рыночный опыт. С этой страной мы в принципе сможем равняться, но только после 15-20 лет спокойного и успешного развития.
Не стоит также особенно радоваться по поводу того, что через 15-20 лет российская экономика станет крупнейшей в Европе, обогнав германскую. Формально такое вполне может случиться, но ровно никаких последствий это иметь не будет, потому что экономика Германии все больше интегрируется в единую экономику ЕС. В обозримой перспективе место нашей страны — в составе группы ведущих развивающихся экономик, не меньше и не больше. При хорошем раскладе мы сможем побороться за третье место в этой группе — с Бразилией и Индонезией. Но можем даже вылететь из пятерки, уступив, например, Мексике или Пакистану.
Яков Паппэ, Екатерина Дранкина
Журнал «Деньги» № 37 (794) от 20.09.2010
