«Ну вот, ещё один паршивый день в Нью-Йорке…», - подумал Джек, раскрывая слипшиеся глаза.
             «Что там вчера было? Да, натворили мы делов на Уолл… Потом эти репортёры, их расспросы…Чёрт, ты замолчишь или нет?» - Джек схватил будильник и со злой силой кинул его в стенку.

- И так башка трещит! – крикнул он жалобно звенькнувшему от удара о стенку будильнику. Джек огляделся. Квартира была не убрана: везде валялись какие-то бумаги, носки, обёртки и ещё бог знает что; на тумбочке, что стояла рядом с кроватью, был толстенный слой пыли. Там ещё остался след, от стоявшего некогда будильника. Квартирка была маленькая и состояла из трёх комнат. Из главной комнаты, где была кровать, выходило две двери. Та, что была левее, вела в кухню, а та, что правее – в ванную. Кроме кровати в гостиной, если эту комнату можно так назвать, был ещё огромный шкаф и стол, заваленный бумагами. Ну и, конечно же, тумбочка. Стены были заклеены зелёными, выцветшими, местами оборванными обоями. Джек лежал на кровати одетым, в плаще и костюме.

«Хорошо, что хоть ботинки снял», - подумал он: «Надо вставать, шеф говорил, чтоб не опаздывал… Который час? Ах, да…» - Джек уныло посмотрел на детали от будильника и негромко выругался. Он встал, под ногами зашерудела кучка бумаг. Неровным, шатающимся шагом он прошёл в ванную. Там было темно. Джек нащупал на стене слева включатель. От загоревшегося света он сощурил глаза. Тут было всё простенько: унитаз с высоко прикреплённым бачком, чугунная ванна и треснувшая раковина, над которой висело зеркало. Стены были грубо отштукатурены, а на полу лежал квадратиками чёрно-белый кафель. Справа загудела, труба и Джек вздрогнул.

«Что это со мной? Шарахаюсь от каждого звука… Старею, старею… Поскорее бы на пенсию. Сколько ещё? Неделя? Да нет, больше…» - он подошёл к раковине и обдал своё лицо холодной струёй.

- Вот уже и руки трясутся… - проворчал он и посмотрел в зеркало. «Да, совсем старик, совсем старик… Уже полтинник давно стукнул, а ты всё возишься. Поскорее бы на пенсию, попивать коктейль где-то на пляже за счёт честных налогоплательщиков». Что бы там ни говорил Джек, для своих пятьдесят он выглядел довольно крепко. У него были широкие плечи, крепкие мускулы. Массивная нижняя челюсть делала его лицо квадратным, придавая ему этим устрашающий вид. Его возраст выдавала только редкая седина по бокам и глубокая морщина на лбу. У него только начали обвисать щёки. Джек карими глазами разглядывал свои чёрные волосы и смутно узнавал своё лицо. За пару дней он заметно осунулся.

«Бриться… Для кого? Для репортеров? Даже если я побреюсь – всё равно найдут к чему придраться» - подумал Джек, проводя рукой по щекам. Он поправил галстук: «Хоть одеваться не надо…»Тут его взгляд заметил, что у зеркала нет маленького кусочка в углу. «Когда ж это случилось? Плохая примета…» - подумал Джек и тут же ухмыльнулся своей мысли: «Ага, а как же… Для такого неудачника как я это не имеет особого значения… Сколько меня не было? Пару дней». Тут только он вспомнил, что несколько суток ничего не ел. При этой мысли в животе жалобно заурчало. Он пошёл на кухню. Тут было светло, поскольку имелось два окна, но Джек по привычке включил свет. Она была так же бедна, как и остальные комнаты, но отличалась от других тем, что тут висела не просто лампочка, а лампа с плафоном. Тут имелся кухонный уголок с раковиной, плита, холодильник, небольшой столик и два стула. Джек всегда задавался вопросом о том, зачем ему второй стул. К нему никто никогда не заглядывал.

«Интересно, что здесь?» - он подошёл стоявшей на плите кастрюле и поднял крышку. В кастрюле была непонятная мутная жижа, в которой что-то плавало. Не долго думая, он вылил содержимое в унитаз, а грязную кастрюлю бросил в раковину на кухне. Пришёл черёд опустошить холодильник. Джек открыл дверцу, и его глазам представилось скудное содержимое: сандвич, кусок сыра и две банки пива. При чём одна из этих банок была пуста.

«Да, в этом холодильнике повеситься можно!». Джек, не долго думая, взял вторую банку и влил её содержимое себе в горло.

«Боже, благослови того, кто придумал банки и того, кто отменил сухой закон!» Не смотря на мысленную удовлетворённость Джека, желудок его не обрадовался принятому и живо потребовал новой работы. Джек взял сандвич и откусил, но тут же выплюнул обратно.

«Что за дрянь! На вкус – как земля!» - его чуть не стошнило, но неприятный привкус он запил пивом. Джек взял кусочек сыра, понюхал его.

«Вроде ничего. А чем я хуже англичан?», - подумал он, хотя знал, что если б было что другое – он с радостью это съел бы вместо сыра. Джек нарезал сыр толстыми, грубыми ломтями. После этого он заварил крепкий кофе, чтоб окончательно прийти в себя. Он нашарил у холодильника радиоприёмник. Пару минут Джек старался его настроить, но приёмник всё шипел и категорически не хотел выдавать ничего дельного. Он вышел на лестничную площадку. Там, на маленьком коврике у порога лежало несколько номеров «Таймс».

«Чёрт, сколько же меня не было? Или я просто не замечал этих газет… Да, скорей всего так.». Он поднял кипу газет и затащил их на кухню, а затем бросил на стол.

«Что там интересного эти писаки нацарапали?» - подумал Джек, взяв кружку с кофе и потащив самую нижнюю газету. Он стал жадно поглощать ломтики сыра и с не меньшей жадностью рассматривал газету.

На первой странице ежедневника таймса было огромными буквами напечатано: «ТОМПСОН С ТОМПСОНОМ». А ниже, более мелкими буквами было написано: «Лейтенант полиции Джек Томпсон объявил войну дьяволу». Ниже красовалась огромная фотография Джека. Он был в том же пальто и шляпе, но в руках держал автомат Томпсона 1938-го года. На заднем плане копы выводили скрученных преступников.

«Чего только эти писарюги не придумают! Зато на фотографии-то как вышел! Красавец!» Джек пробежал глазами текст. Там было примерно следующее:

«Сегодняшним утром на Уолл-стрит прогремели выстрелы. Пальба продолжалась пару минут. Это полиция Нью-Йорка устроила облаву на сектантов-нацистов. Операция длилась три минуты. По словам полиции, потерь и раненых не было. Было задержано восемнадцать членов секты. Среди которых, по проверенным данным есть сын мэра нашего славного города. Мэр Клод Фарел пока отрицает эти данные. Нашему корреспонденту (К) также удалось взять небольшое интервью у руководителя операции, лейтенанта Джека Томпсона. Вот как он отвечал на наши вопросы:

(К) – Скажите, что здесь всё-таки произошло?

(Д) – Здесь прошла масштабная операция под руководством ФБР.

(К) – Какие потери, офицер?

(Д) – Никаких, ни с той, ни с другой стороны.

(К) – А на кого проходила облава?

(Д) – В ходе операции мы задержали банду лиц с различным криминальным прошлым.

(К) – Правда, что среди задержанных – сын мера.

(Д) – Не могу ничего сказать…

(К) – Скольких вы задержали?

(Д) – Восемнадцать человек. Двум удалось скрыться.               

(К) – Какие силы были брошены на поимку преступников?

(Д) – Были собраны лучшие команды с трёх полицейских участков. Операция была проведена быстро и направлено.

(К) – Правда ли, что данная группировка проводила масштабные операции по распространению фашизма на территории США.

(Д) – Я такой информацией не обладаю. Я просто делаю свою работу… Выполняю приказ. А теперь извините, должен писать отчёты.

Вот так немногословен был лейтенант. Всё это время Джек угрожающе держал свой Томпсон. Побольше бы нам таких ребят – и за национальную безопасность можно не бояться. А между тем процесс по делу обвиняемых уже начался. Слушанье назначено на завтра на час дня. Мы тем временем опросили очевидцев происшедшего, и вот что они нам поведали…»

О том, что поведали очевидцы, Джек не прочёл. Ломтики сыра кончились. Он пролистал газету, бегло просмотрел статью о ходе военных действий и о новом решении Тайлера. Тут глаза его остановились на дате. Газета вышла «18-го августа 1944-ого года».

«Это было вчера», - подумал Джек. «Стало быть, сегодня 19-ое, день слушанья. Чёрт, шеф говорил, чтоб я был пораньше». Он выглянул в окно: солнце взошло ещё не высоко. «Стало быть, может, успею». Он подошёл к тумбочке, хотел достать жетон, но того там не оказалось. Он перерыл комнату, но жетона нигде не было. В недоумении он схватил шляпу и уже собирался уходить, но вспомнил, что его верный шестизарядный кольт не был при нём. Джек перерыл всю квартиру. Кольт оказался в тумбочке для столовых приборов.

«Черт! Какого… что за…» - подумал он про себя. Джек проверил барабан и негромко выругался. В пистолете был всего один патрон. «Я вчера его проверял». Он вспомнил, что ему надо спешить, и не стал заряжать кольт заново. Джек выбежал на улицу и сел в свой Корвет. Но потом понял, что ключей у него нет. «Черт, кто-то явно не хочет, чтоб я сегодня попал в залу суда». Он опять негромко выругался и побежал обратно в квартиру. Но его поиски там не увенчались успехом. Джек рванулся к машине. Он порылся в бардачке и нашёл ключи там, после чего негромко выругался.

- Чёрт, я слишком стар для таких пробежек… Туда и обратно… Третий этаж, - бормотал он, потирая коловший бок. Джек пытался завести машину, мотор кряхтел, но не заводился. Джек, громко крича, со всей силой ударил по рулю и рванул ключ. Руль треснул, а машина завелась. Джек покатил по улицам Нью-Йорка, то что-то злобно бормоча себе под нос, то во всё горло, крича и пиликая на зазевавшегося водителя.

У участка стояло два офицера в синей униформе. Они не обратили внимания на запыхавшегося Джека. У пропускного пункта Билл, старый седой дед и друг Джека спросил:

- Джек, а ты что здесь делаешь?

- Мне к шефу надо, - отвечал тот.

- А, ну раз надо – так надо. Проходи.

Джек пробежал по зале, где усердно работали, принимали вызовы офицеры. Все, как один, удивлённо смотрели на него. Джек даже услыхал фразу между двумя офицерами: «Смотри, летит, это после того, что вчера было?». Но особого внимания Томпсон на эти слова не обратил. Он думал, что дело касалось вчерашней облавы. Он буквально подбежал к двери застеклённого офиса шефа полиции Лоренса Томпли. Лоренс был старым воякой, афроамериканцем. Он вырос в бедной семье, и хотя мог с лёгкостью встрять в незаконные дела, но ему хватило ума этого не делать. В его кабинете красовалось множество наград. Он умел общаться с людьми, всегда был ясен и чёток с подчинёнными. Те, между прочим, его уважали. С Джеком у него были приятельские отношения. Однако теперь, когда тот вбежал в кабинет, Томпли встретил Джека холодным, неприветливым взглядом.

- Что это? Томпсон, что вы здесь забыли? У вас хватает наглости врываться сюда после вчерашнего? – сразу осадил его шеф.

- Да, сер, извините, я забыл про слушанье… - замялся Джек.

- Слушанье? – искренне удивился Лоренс, – Голубчик, сколько вы выпили?

- Банку пива… не важно. Какие будут ваши распоряжения?

- Распоряжения?

- Да, насчёт слушанья по делу о сектантах.

            У шефа были квадратные глаза. Он, действительно, не находил, что ответить. В таком недоумении, быстро соображая, он простоял минуту. Затем медленно проговорил, будто объяснял очередное правило маленькому ребёнку.

            - Дружок, я не знаю, что с вами происходит. Это слушанье состоялось неделю назад. Именно тогда вы куда-то пропали. Неделю ни слуху, ни духу. Вчера вы заявляетесь ко мне, кричите, бросаете свой жетон мне на стол, говорите об увольнении… Это за неделю до пенсии… Я жетон взял, но увольнять вас не стал. Так что…

            Лоренс протянул жетон Джеку. Но тот не мог пошевелиться. Его как громом поразило. Он не мог  понять. Его взор помутнел, лицо всё бледное, покрытое холодным потом. Он что-то начинал припоминать, но это что-то не давалось ему. Он очнулся тогда, когда шеф начал дёргать его за рукав.

            - Всё в порядке, голубчик? Мне показалось, что вы отключились.

            - Да, всё нормально, - еле выговорил он. – Но как? Как это может быть? Я помню вчера, девятнадцатого… 

            - Дружок, сегодня двадцать седьмое.

            Джек закрыл только что раскрывшийся рот. Он встал, взял жетон и уже собирался выходить, но вместо этого развернулся и спросил у Лоренса:

            - Шеф, а что я вам вчера говорил?

            - Что-то несвязное. Про дьявола, какую-то сходку, сектантов, убийства…

            - Что же произошло?

            - Я думал, что вы мне объясните, голубчик.

            - А я так не думаю, - Джек развернулся и, не попрощавшись, вышел.            

            «Совсем старик, ему действительно пора на пенсию. А ещё ему пора завязать с алкоголем. Ну ничего, не долго ему мучаться», - подумал Томпли, когда Джек зашагал через главное помещение.

            Джек неровным, шатающимся шагом вышел из участка, ни на кого не обращая внимания. Он даже не ответил на вопрос Билла «Ну как?». Он вообще никого не видел. Он туго соображал. И практически машинально, не помня себя, дошёл до своего Корвета. Пока он шёл – он твёрдо решил одно: во что бы то ни стало разобраться со всем этим. Джек всё ещё сжимал в руке жетон.

            - Домой, - сказал он себе, усевшись в удобное кожаное кресло машины. – Но перед этим заеду-ка я в винную лавку, возьму чего покрепче. Боже, благослови того, кто отменил сухой закон.

            Он завёл машину и тронулся.