В Москве взрывают наземный транспорт, Такси, троллейбусы, все подряд, В метро ОМОН проверяет паспорт У всех кто черен и бородат. И это длится седьмые сутки В глазах у мера стоит тоска. При виде каждой забытой сумки Водитель требует взрывника. О том кто принял вину за взрывы Не знают точно, но много врут. Не постижимы его мотивы, Не предсказуем его маршрут Как гнев господень. И потому-то Москву колотит такая дрожь. Уже давно бы взыграла смута Но против помысла не попрешь.
И чуть затлеет рассветный отблеск На синих окнах к шести утра Юнец, нарочно ушедший в отпуск, Встает с постели – ему пора. Не обянуясь и не колеблясь, Но свято веря в свою судьбу, Он резво прыгает в тот троллейбус, Который движется на трубу И дальше кружится по бульварам : Россия, Пушкин, Арбат, пруды, За ней юнец обладает даром Спасать попутчиков от беды. Плевать, что вера его наивна, Не важно как там его зовут, Он любит счастливо и взаимно, И потому его не взорвут. Его не тронет волна возмездий Хоть выбор жертвы не объясним, Он это знает, и ездит, ездит, Храня любого, кто рядом с ним. И вот он едет…
|
Он едет мимо пятнистых скверов, Где визг играющих малышей. Ласкает уши пенсионеров, И греет благостных алкашей. Он едет мимо лотков и лосков, Собак, собачников, стариков, Смешно целующихся подростков, Смешно серьезных выпускников. Он едет мимо родных идиллий, Где цел дворовый, жилой уют, Вдоль тех бульваров, где мы бродили, Не допуская, что нас убьют. И как бы там не трудился хронос Дробя асфальт и грызя гранит. Глядишь, еще и теперь не тронут Чужая молодость охранит.
Едва рассвет окровавит стекла, И город высветится опять, Во двор выходит старик, не столько Уставший жить, как уставший ждать. Боец-изменник, солдат-предатель, Навлекший некогда гнев творца, Он ждет прощения, но создатель Не шлет за ним своего гонца. За ним не явится никакая Из караулящих нас смертей, Он суше выветренного камня, И древней рукописи желтей. Он смотрит тупо и безучастно На вечно длящуюся игру, Но то, что мучает его всечасно Впервые будет служить добру. И вот он едет…
|
Он едет мимо крикливых торгов И нищих драк за бесплатный суп. Он едет мимо больниц и моргов, Гниющих свалок, торчащих труб. Вдоль улиц, прячущих хитрые норы В угоду юному лопуху, Он едет мимо сплошных заборов С колючей проволокой вверху. Он едет мимо голодных сборищ Берущих всякого в оборот, Где каждый выкрик равно позорищ Для тех, кто слушает и орет. Где притворяясь чернорабочим Внимания требует наглый смерд Он едет мимо всего того Чем согласно брезгует жизнь и смерть.
Как ангел ада он едет адом, Аид спускающийся в Аид. Храня от гибели всех, кто рядом, Хоть каждый верит ,что сам хранит. Вот так и я, примостившись между Юнцом и старцем, в июне в шесть, Таю отчаянную надежду На то, что все это так и есть. Пока я им сочиняю роли Не рухнет небо, не ахнет взрыв И мир, послушный, творящей воли, Не канет в бездну, пока я жив. Ни грохот взрыва, ни вой серены, Не грянут разом, Москву глуша, Покуда я бормочу катрены О двух личинах твоих – душа. И вот я еду…
|