Адриана Имж

Год назад я поступила на учебу в один практический лондонский вуз. Среди прочих заданий нам необходимо было прочесть книгу одной из создательниц курса — обычная практическая книжка. Необычным в ней было только одно: все герои «по умолчанию» были в женском роде. Например: «И ваши клиенты могут быть разными. Одна из них, например, спросит вас о...» или «Та, кто придет к вам на супервизию, может не совпасть с вами в сфере этических представлений. Обязательно уточните у нее, что она думает по этому поводу».

Первые несколько раз каждое местоимение she (она) вместо привычного he (он) сбивало: мы говорим о какой-то конкретной женщине? Может, я пропустила начало кейса? Потом я привыкла. Нет. Не о конкретной.

Эта книга использует «она» по умолчанию. Да и будем честны, психолог чаще всего она. Психологиня? Психологесса? Психоложка?

Нам часто говорят, что мужской род в литературе — гендерно-нейтральный. Но это ложь. Каждый раз, когда мы читаем указания в духе «Клиенты женской консультации приглашаются с 8 до 13» (нет, это не беременные мужчины) или «Партнер премьер-министра задумался о карьере на телевидении» (нет, речь не идет о паре геев), становится понятно, что нет, это не нейтрально. Просто нас с детства приучают откликаться на «он» в тех случаях, когда в группе есть хотя бы один мужчина. А порой даже тогда, когда его в этой группе нет. Весь мир, в котором мы живем, описан в концепции, где человек по умолчанию — мужчина.