ДРУЖИЩЕ ЛЕВОН

 Фев 05, 2014  Редакция "Исрагео"  

Фрагменты из новой книги "Владимир Высоцкий без мифов и легенд"

Виктор БАКИН, Даугавпилс (Латвия)

После окончания школы Анатолий Утевский по семейной традиции поступает в МГУ на юридический факультет.

Как-то в конце 1955 года Анатолий привёл на Большой Каретный своего коллегу по факультету Левона Кочаряна, который к этому времени уже заканчивал юрфак. Посидели, попили чайку и спустились этажом ниже, к Крижевским. Так Левон Кочарян познакомился с Инной. Кочарян всё чаще и чаще стал бывать в этом доме и в 1958 году поселился здесь навсегда. Инна Крижевская стала Инной Кочарян. А их трёхкомнатная квартира номер 11 стала главной квартирой в этом доме на Большом Каретном переулке. 

Дом Кочарянов — гостеприимный, хлебосольный, душевный, открытый для всех — обладал удивительным притяжением. Кочарян был всем и отцом, и старшим братом, и другом. К нему тянулись нуждающиеся в помощи, тепле и поддержке.

Михаил Туманишвили: "Это был родной дом, куда мы могли прийти когда угодно и с кем угодно. И мне всегда было жалко жену Лёвы — Инну Кочарян. Ведь на её плечах лежали заботы обо всей нашей банде. Дом был абсолютно открытым — с утра до вечера. Ей было, конечно, очень трудно — всех нас и накормить, и приютить, и со всеми справиться. Ведь были времена, когда мы встречались там почти ежедневно".

И даже после рождения у Кочарянов в 1963 году дочери Оли вся компания продолжала у них собираться. Там постоянно менялся контингент самых разнообразных людей: актёры, милиционеры, начинающие писатели, юристы, художники, режиссёры, офицеры, врачи, спортсмены, космонавты, каскадёры, вплоть до воров в законе…

Через десять-пятнадцать лет большинство из посетителей квартиры Кочарянов потом станут незаурядными и выдающимися творческими личностями, гордостью отечественной культуры. Вот самый краткий список "круга Кочаряна" из книги А.Утевского "На Большом Каретном": "Лева подружил нас с режиссёрами Иваном Пырьевым, Эдмондом Кеосаяном, Алексеем Салтыковым, Алексеем Габриловичем, Михаилом Туманишвили, Алексеем Сахаровым, поэтом Григорием Поженяном. Здесь бывали актёры Кирилл Лавров, Олег и Глеб Стриженовы, Анатолий Солоницын, Семён Соколовский, Владимир Лапин, Нонна Мордюкова, Людмила Гурченко, писатель Юлиан Семёнов. В компанию вливались и друзья Артура Макарова: актёр, режиссёр и писатель Василий Шукшин, художник Илья Глазунов, режиссёр Андрей Тарковский, актёр Евгений Урбанский. Володя Высоцкий, в свою очередь, познакомил нас с Володей Акимовым, Игорем Кохановским, Георгием Епифанцевым, Всеволодом Абдуловым. В общем, "палитру" товарищества составляли разные "краски" — от сыщиков и следователей (Аркадий Вайнер, Борис Скорин, Юрий Гладков), моряков (Анатолий Гарагуля, Олег Халимонов) до спортсменов (Михаил Таль, чемпион по боксу Эдуард Борисов, известный баскетболист Аркадий Бочкарёв).

Всех нас, несмотря на разные профессии, интересы, характеры и возраст, объединяло нечто общее. И лучше всего об этом говорил, а позже писал, сам Высоцкий".

Здесь ценилось не служебное или жизненное благополучие, которого не было у большинства, но желание помочь, мужество, непременная порядочность между собой и в отношениях с женщинами, умение держать себя с достоинством при любых обстоятельствах и в любом окружении, умение дать отпор хаму или подлецу. Это была атмосфера, в которой формировался Высоцкий. Иногда он по нескольку дней жил у Кочарянов, когда Евгения Степановна уезжала к мужу.

Будучи старше Высоцкого на восемь лет, Кочарян был не просто примером для подражания, он опекал Володю и был его другом. Сегодня это имя известно лишь тем, кто занимается изучением биографии Высоцкого или, по крайней мере, знаком с соответствующей литературой. Между тем, по единодушному признанию всех, кто его знал, Кочарян был необыкновенно талантливым человеком. По выражению М.Туманишвили, "Лёва — человек громадной эрудиции и сильного концентрирующего начала". Он превосходно знал литературу, кинематограф, музыку, на съёмках водил танки, показывал изумительные фокусы.

В.Акимов:

"Кочарян мог и умел делать ВСЁ: промчаться на лошади, водить танк, впервые сев в него, вывести теплоход из порта, шить, играть на гитаре, петь, драться, если иного способа защитить кого-либо не было".

Компания Большого Каретного условно делилась на две возрастные группы. В первую входили ребята повзрослее, вроде Левона Кочаряна, Артура Макарова, Анатолия Утевского, Юрия Гладкова… Самому старшему из них — Василию Шукшину — было в 54-м году 25 лет, Утевскому, Макарову, Тарковскому — по 22.

Во второй подобрался молодняк — шестнадцатилетние ребята, которых привёл Высоцкий: Володя Акимов, Игорь Кохановский, Яша Безродный, Аркаша Свидерский, Лёва Эгинбург, Миша Горховер…

Высоцкий был одним из самых младших в компании и носил кличку "Шванц" (по-немецки — "хвост"), поскольку всюду бегал за старшими. Это было обычное желание любого подростка — скорее стать взрослым. Кличка не унижала — с ним держались на равных, и он отвечал тем же. То, что мальчик, школьник восьмого класса, стал полноправным членом компании взрослых, определившихся в жизни людей, говорило о многом. В школе среди своих сверстников он выделялся также тем, что мог что-то организовать, мог повести за собой…

У взрослых ребят тогда была мода ходить в ресторан "Спорт", что возле Белорусского вокзала. При ресторане был танцевальный зал, бильярдная, пивбар, и молодёжи было где развлечься. Обитали там и "урки".

Вспоминает А.Макаров: "Мы были знакомы со знаменитой компанией "урки с Даниловской слободы", профессиональными "щипачами". Хотя Володя никогда в "блатных" делах "замазан" не был, он знал довольно серьёзно и крепко людей из этого мира, хорошо знал. Некоторые из них очень любили его, и он их тоже, надо сказать".

Артур Макаров — приёмный сын режиссёра Сергея Герасимова и актрисы Тамары Макаровой — отличался даже во взрослой части компании довольно жёстким характером. Для "пацанов" он был авторитетом, от него они учились незаурядности поведения — "умей достойно держать удар!"…

Был и ещё один канал познания "той" жизни — Анатолий Утевский проходил студенческую практику на Петровке, 38, в МУРе, и иногда приглашал Высоцкого и других в качестве понятых. Тогда Владимир впервые увидел настоящий уголовный мир. Стал понимать неоднозначность психологии этих людей. Он своими глазами увидел, что человек, совершивший преступление не всегда подонок, а способен на чувства и поступки, характерные для нормальных законопослушных людей. Через тридцать лет исследователи и толкователи творчества Высоцкого этим фактором будут объяснять "человеколюбивую направленность" его "блатных" песен.

Находясь в компании взрослых ребят, Высоцкий и сам быстро взрослел. Обычно на его день рождения Нина Максимовна пекла вкусный пирог. 25 января 1953 года число свечей на пироге равнялось пятнадцати. После ритуала задувания свечей Владимир сказал: "Мамочка, не пеки мне больше пироги. Я уже взрослый и сам буду встречать день рождения".

К семнадцатилетию действительно уже взрослого сына мама купила ему самую популярную среди подростков вещь — гитару, присоединив к подарку самоучитель известного русского гитариста Михаила Тимофеевича Высотского.

Кохановский стал первым "гитарным учителем" Владимира. Ему купили гитару ещё в седьмом классе, а к концу девятого Игорь считался "виртуозом" в их компании. Он исполнял почти весь репертуар А.Вертинского, П.Лещенко, В.Козина и похоже подражал им.

Самоучитель, подаренный мамой, был отложен в сторону, и несколько аккордов, перенятых у Кохановского и ребят во дворе, превратили на некоторое время жизнь окружающих в сплошной кошмар. Первой песней, на которой отрабатывались примитивные аккорды, была "Ехал цыган на коне верхом…". Он часами терзал гитару и пел: "…ны-ны-ны, есть ведро — в нём нет воды, значит, нам не миновать беды". Но "беды" не случилось, а прирождённая музыкальность позволила довольно скоро и более-менее сносно подражать Вертинскому… В то время очень популярным был ритм "буги-вуги", и Владимир пытался с помощью нескольких аккордов изобразить этот ритм и петь его на сленге. Особенно здорово он копировал хриплый голос Армстронга. Он подражал и копировал… К нему ещё не пришло осознание своего собственного редчайшего дара — абсолютного музыкального и поэтического слуха и неповторимого баритона уникального тембра.

В это время Володя Акимов из своей большой комнаты переселяется в меньшую в том же доме, и в компенсацию разницы площадей ему дарят магнитофон "Spalis" — один из первых образцов.

Захотелось пропетое записать на плёнку. Высоцкий стал записывать сначала чужие, а позже и свои песни. Друзья, ставшие первыми слушателями, были и его первооткрывателями, и первыми критиками. Их мнение внимательно выслушивалось и появлялись новые пять-шесть вариантов.

Вспоминает А.Свидерский: "Нам не казалось тогда, что он гениальный, — он был просто наш товарищ, из нашей компании, который играет на гитаре и поёт. Ведь никто же не знал, что это разовьётся в такую большую силу. Если бы знать и сохранить тот магнитофон и первые вещи…"

Почему Высоцкий назвал период Большого Каретного "самым запоминающимся временем" в своей жизни? Что постоянно влекло его туда, когда он выехал из этого дома и стал жить с матерью? Немного позже он сам ответит на поставленные вопросы: "Мне казалось, что я пишу для очень маленького круга — человек пять-шесть — своих, близких друзей и так оно и будет всю жизнь. Это были люди весьма достойные, компания была прекрасная. Мы жили в одной квартире в Большом Каретном переулке у Лёвы Кочаряна, жили прямо-таки коммуной. И, как говорят, "иных уж нет, а те далече". Я потом об этом доме даже песню написал "Где твои семнадцать лет?". Тогда мы только начинали, а теперь, как выяснилось, это все были интересные люди, достаточно высокого уровня, кто бы чем ни занимался.

Мы собирались вечерами, каждый божий день, и жили так полтора года. Только время от времени кто-то уезжал на заработки. Я тогда только что закончил Студию МХАТ и начинал работать. И тоже уезжал где-то подрабатывать. Мы как-то питались; и главное — духовной пищей. Помню, я всё время привозил для них свои новые песни и им первым показывал: я для них писал и никого не стеснялся, это вошло у меня в плоть и кровь. Песни свои я пел им дома. За столом, с напитками или без — неважно. Мы говорили о будущем, ещё о чём-то, была масса проектов. Я знал, что они меня будут слушать с интересом, потому что их интересует то же, что и меня, что им так же скребёт по нервам всё то, что и меня беспокоит.

Это было самое запомнившееся время моей жизни. Позже мы все разбрелись, растерялись и редко-редко видимся. Но я всё равно убеждён, что каждый из нас это время отметил, помнит его и из него черпает.

Можно было сказать только полфразы, и мы друг друга понимали в одну секунду, где бы мы ни были; понимали по жесту, по движению глаз — вот такая была притирка друг к другу. И была атмосфера такой преданности — друг другу мы были преданы по-настоящему, — что я никогда и не думал, что за эти песни мне будут аплодировать. Сейчас уж нет таких компаний: или из-за того что все засуетились, или больше дел стало, может быть".

В 1956 году Большой Каретный переулок переименовали в улицу Ермоловой, но для обитателей дома номер 15 адрес не изменился.

Оценивая период Большого Каретного, можно сказать, что Володе Высоцкому просто повезло. Он мог оказаться в любой другой компании, для которой "коридоры кончаются стенкой". В израненном войной и голодном мире никто не мог быть застрахован от того, что не перейдёт черту закона. Было такое время, что если пацан вылетел из школы, то дальнейшая его дорога была почти определена:

Сперва играли в фантики,
В пристенок с крохоборами,
И вот ушли романтики
Из подворотен ворами…

Редко кто выравнивался, разве что после "ремеслухи" попадал на хороший завод, в хорошие руки. А чаще всего — блатная компания, привод в милицию, суд, колония для несовершеннолетних или тюрьма.

Да, так могло бы случиться в те годы. Но им повезло дважды: влияние семьи оказалось сильнее влияния сомнительной дворовой компании, а компания разносторонне одарённых, близких по возрасту молодых людей на Большом Каретном, людей с моралью, явно отличимой от дворовой, сеяло добрые зёрна в их сердца. Юноши выросли и стали личностями. В этой компании все были личностями, причём личностями самостоятельными, незаурядными.

И артисты, и юристы -
Тесно держим в жизни круг,
Есть средь нас жиды и коммунисты,
Только нет средь нас подлюг!

Именно благодаря старшим друзьям примером для подражания стали не "урки" с Малюшенки, а студенты ВГИКа и МГУ, будущие знаменитые писатели, кинодраматурги, режиссёры, юристы… Аркадий Свидерский стал врачом, Яков Безродный — зам. директора Театра на Таганке, Владимир Баев — офицер милиции, Лев Эгинбург — художник, Владимир Малюкин — инженер, Михаил Горховер — музыкант, Григорий Хмара — работник дирекции на "Мосфильме", Алексей Акимов — учёный, лауреат Госпремии, Владимир Акимов — киносценарист и писатель, Игорь Кохановский — поэт, публицист… Все твёрдо встали на ноги. "Все мы родом из детства", и, добавим, из юности.

А.Макаров был глубоко убеждён в том, что именно на Большом Каретном Высоцкий сложился как самостоятельная личность: "Наш несколько прямолинейный девиз — "Жизнь имеет цену только тогда, когда живёшь и ничего не боишься" — он очень близко принял к сердцу. Потому что Володя, если не всегда мог делать то, что хотел, никогда не делал того, чего не хотел. Никогда!"

В летнее время семья Утевских обычно отдыхала в минюстовском посёлке в подмосковном Подберёзкове. Анатолий сдружился с соседом по даче Сашей Биненбоймом, который занимался в драматическом кружке при Доме учителя Свердловского района. Однажды Анатолий попросил Сашу устроить протекцию: "У меня есть сосед, замечательно способный парень Вовка Шванц, послушай его".

Вспоминает А.Биненбойм: "Володя был моложе нас всех, но страшно тянулся к старшим. Высоцкий стал читать мне всякие басни: "Слон-живописец", "Волк на псарне". Читал смешно и интересно — он вообще от природы острохарактерный артист. А так как у него был идеальный слух, он ещё умел всякие диалекты, нюансы передавать. Он мне страшно понравился, и я привёл Володю к Богомолову, моему первому учителю".

Руководил кружком артист МХАТа Владимир Николаевич Богомолов, впоследствии профессор Школы-студии МХАТа. Занятия кружка проводились на втором этаже дома номер 46 по улице Горького, принадлежавшего когда-то купцу первой гильдии, почётному гражданину Москвы Николаю Капырину. Главный зал — с высокими окнами, большими зеркалами и мраморными колоннами — становился и репетиционной комнатой, и сценой…

Из воспоминаний В.Богомолова: "Помню, как он пришел в наш театральный кружок при Доме учителя — очень юный, обаятельный. Почти сразу стало ясно, что это ещё и необычно искренний и жизнерадостный человек. Он любил смеяться и смешить других — последнее ему нравилось особенно, и поэтому он хохотал, кажется, громче и заразительнее тех, кого смешил. Первым моим вопросом к нему было:

- Что ты умеешь?

- Утёсова могу изобразить, — отвечает.

- Ну, давай!

- "Раскинулось море широко…", — это было похоже и очень смешно.

- А ещё что можешь?

- Аркадия Райкина могу показать".

Богомолов был первым, кто заметил у Высоцкого актёрское дарование. Критерии у педагога были очень высокие и очень жёсткие. Будущее показало, что на занятиях в этом самодеятельном кружке Высоцкий получил основательную базу для будущей специальности. Из драматического кружка Богомолова вышло немало настоящих профессионалов: народная артистка СССР Алла Покровская, народные артисты России Виктор Павлов, Юрий Комиссаров, Всеволод Шиловский, Юрий Авшаров…

А Саша Биненбойм впоследствии станет Александром Исааковичем Сабининым — актёром Театра на Таганке, профессором Щукинского училища, и Высоцкий назовёт его "крёстным отцом на актёрскую профессию".

Природный дар не спрячешь — талантливого молодого человека распирает от желания проявить себя, самоутвердиться. И Владимир беспрерывно разыгрывал всякого рода скетчи, фантазировал. Он в это время находился в естественном состоянии юношеского эпатажа, когда хочется обратить на себя внимание, удивить окружающих.

И.Кохановский вспоминает: "В десятом классе мы вдруг взялись за ум, стали хорошо учиться, чтобы получить хороший аттестат или даже медаль и попасть в институт. Первую четверть мы с ним окончили прекрасно, ну буквально только с 2-3 четвёрками, но отметки нам ещё не успели выставить, когда нас 5 ноября 1954 года пригласили в соседнюю, 37-ю женскую школу на праздничный вечер. Мы пришли на этот вечер, но было как-то скучно. И Володя говорит: "Надо что-то придумать, потому что девчата сидят скучные, носы повесили, какие-то стихи нам читают, кому всё это нужно? Я сейчас расскажу…"

А тогда были очень популярны анекдоты, переделанные из басен Крылова на современный лад. И вот Володя вышел на сцену и с кавказским акцентом рассказал басню Крылова, как медведь, охраняя сон охотника и желая согнать надоедливую муху, севшую на нос охотника, взял булыжник и осторожно опустил его на голову мухе, — правда охотник при этом скончался. Басня имела громадный успех в зале. А на следующий день вызвали родителей: "Высоцкий на вечере читал антисоветское…" Сочли, что это унижает армянский народ. Короче, его не исключили, конечно, но тройку по поведению влепили. Какая уж тут медаль?".

Несколько домов на Первой Мещанской реконструировали, и жильцов переселяли во вновь отстроенные квартиры. Чтобы Нина Максимовна могла рассчитывать на большую площадь, весной 55-го года Володя с Большого Каретного снова переехал к матери. Изменилась нумерация домов — их дому был присвоен номер 116/120. В 1957 году изменится и название улицы — Первая Мещанская станет называться Проспект Мира.

В обновлённый дом вернулось много соседей из старого, с которыми дружили Высоцкие. Нина Максимовна с Володей и Гися Моисеевна Гофман с сыном Мишей получили на две семьи трёхкомнатную квартиру номер 62 на четвёртом этаже с окнами на Проспект Мира. Одна комната была изолированная, две — смежные. Бросили жребий. Нине Максимовне досталась изолированная, Гофманам — средняя, а в той, в которую был вход из кухни, решили сделать общую столовую, и жили в ней, по сути, как родственники.

В 1960 году Семён Владимирович и Евгения Степановна переезжают в квартиру номер 9 на улице Кирова, 35а, но Владимир продолжал посещать друзей на Большом Каретном. Порой ни отец ни мать не знали, где он ночует: мать думала — у отца на Кировской, отец — у матери на Мещанской. А ему были рады и Кочаряны, и Акимов, и Туманишвили, и Утевские…

Инна Кочарян: "Бездомным он был тогда. У Нины Максимовны — Жора Бантош, у Жени — тесно, так что остаться ночевать он мог где угодно: в общежитии МХАТа, у Миши Туманишвили, а у нас иногда просто жил".

Нина Максимовна: "Я пришла на квартиру Кочаряна… Володя был плохой, не хотел идти… Артур его ударил…"

Много позже, рассказывая о себе на концертах, Владимир скажет: "Я настоящий дворовой, безнадзорный мальчишка, выросший в послевоенных московских дворах… Мои родители были разведены, поэтому я жил то у отца, то у матери. Но вырос я, конечно, под влиянием не родителей, а друзей. Я редко бывал дома — всегда на улице…"

Вспоминает Леонид Хайкин — племянник Гиси Моисеевны, который на протяжении долгого времени общался с Владимиром: "При жизни Володя был обделён и материнским вниманием, и материнской любовью. Ему с детства не хватало ни домашнего тепла, ни ласки. Многие могут не согласиться со мной и даже отреагировать враждебно, но так было на самом деле".

Анатолий Утевский: "Для меня он всегда был тем Володькой, который звал меня Толяном и приходил в наш дом, когда заблагорассудится. Он мог позвонить в двери и рано утром, и поздно вечером, и ночью. Молча усесться в углу комнаты или завалиться спать, тем паче что места в квартире было достаточно. Вспоминая то время, понимаю: он был одинок. Родители, бабушки, друзья, любимые женщины, работа — всё это маленькие норки, в которые он всё время прятался, а потом "вылезал" и стремительно мчался куда-то, словно хотел убежать от себя самого…"

Ощущение одиночества продлится до конца жизни. Вспоминает Л.Сарнова: "Ведь правильно говорят: семь нянек — дитя без присмотра… Ведь в таком возрасте, когда ребёнок один, когда нет ласки никакой… Отец ни разу его не обнял, не поцеловал. Ни РАЗУ! Конечно, ему тепла и заботы не хватало. Ему не хватало домашнего тепла…"

В последние два года школьной учёбы увлечение литературой стало ещё более серьёзным. У Семёна Владимировича была собрана неплохая библиотека. Относясь к своему собранию бережно и ревностно, он держал книги под замком. Сыну приходилось искать книги на стороне. Читал Владимир всё, что попадётся: "Тихий Дон", "Игроки", "Пётр Первый", "Порт-Артур", "Емельян Пугачёв" и многое другое, предусмотренное и "неположенное" по школьной программе. Однако некоторая избирательность всё же была — у Пушкина он предпочитал эпиграммы, у Гоголя что-нибудь жуткое, например "Вий", "Страшная месть"…

Фото: Первый документ об образовании

В десятом классе новая учительница литературы открыла для них мир поэзии 20-х годов. В школьной программе было белое пятно — как бы этот период не существовал. В воспоминаниях о школьных годах Высоцкого Игорь Кохановский пишет: "Литературой, в частности поэзией, мы увлеклись в десятом классе. Причём увлеклись серьёзно. Узнав от учительницы о существовании В.Хлебникова (помню, нас совершенно потрясла строчка "Русь, ты вся — поцелуй на морозе"), И.Северянина, Н.Гумилева, А.Ахматовой, М.Цветаевой, Б.Пастернака, Саши Черного, И.Бабеля, мы ходили в читальный зал библиотеки имени В.Ленина, брали там книги этих писателей, читали, что-то выписывали, потом заучивали".

Из тоненькой книжечки Н.Гумилёва они выучили наизусть "Капитанов" и "Рабочего". Больше всего их интересовали неожиданные образы, метафоры или сравнения. Такие строчки, как "шампанское — в лилию, в шампанское — лилию!" или "так что сыплется золото с кружев, с розоватых брабантских манжет", вызывали у них восторг и удивление.

А когда на целый месяц к ним попал сборник рассказов И.Бабеля, они настолько были очарованы запоминающимся своими неожиданными деталями, сравнениями и лексикой одесским юмором, что стали говорить "языком" Бени Крика и Фроима Грача. В разговорах с одноклассниками они к месту и не к месту вставляли: "…потому что у вас на носу пенсне, а в душе осень", "пусть вас не волнует этих глупостей…" и т.п. А во взрослой жизни Высоцкий в своём шедевре "Кони привередливые" использует, чуть изменив, бабелевскую строчку — "Чую с гибельным восторгом: пропадаю, пропадаю!" из рассказа "Смерть Долгушова".

Увлечение словесностью подталкивало на робкие попытки сочинить что-то самим. Сначала это были весёлые эпиграммы друг на друга, на одноклассников, на друзей по Большому Каретному.

И.Кохановский: "Я однажды получил травму, и мне надо было вставлять зубы. Мне вставили — и, как тогда было модно, один зуб стал золотым, и Володя написал в связи с этим вот такую эпиграмму:

Напившись, ты умрёшь под забором,
Не заплачет никто над тобой.
Подойдут к тебе гадкие воры,
Тырснут кепку и зуб золотой".

В день "последнего звонка" они за четыре урока написали что-то вроде "отчёта" за десятилетку — о школьной жизни, об учителях… Получилась целая поэма в двадцать строф.

24 июня 1955 года на торжественном выпускном вечере Высоцкому Владимиру Семёновичу был вручён аттестат зрелости за номер 942136. В аттестате были проставлены отметки по 14 предметам, из которых пять были пятёрки, остальные — четвёрки.

Читайте все фрагменты из книги Виктора БАКИНА "Владимир Высоцкий без мифов и легенд"