От автора:
До приезда в Израиль, я считала, что там живут одни евреи. Их всех зовут чисто еврейскими именами Сара и Абрам, едят они исключительно фаршированную рыбу и форшмак, а по субботам обожают танцевать "семь сорок". И ещё все время воюют с бедными арабами. Но приехав, с удивлением обнаружила, что в стране немало "гоев". А иудейское население состоит не только из "русских", "марроканцев" и ашкеназов, есть еще бухарские, горские, эфиопы, "филиппинцы", таймени, и прочие, и прочие. И они между собой, как правило, мягко говоря, не дружат. Оказалось, что Сара - имя международное, а имени Абрам вообще нет, есть библейское Аврум. В Израиле мало кто знает, что такое форшмак и "семь сорок", а фаршированная рыба тут вовсе не набитая остреньким фаршем целая рыбья шкурка, а просто котлетки, иногда даже с добавлением орехов и довольно сладкие. Что касается "бедных арабов", их очень быстро начинаешь ненавидеть и, поверьте, тому есть причины. Выходцев из бывшего Советского Союза тут называют "русской улицей". Вот обо всем, об этом, я и решила написать.
Все герои и события этой повести вымышлены, и ни к автору, ни к ее знакомым никакого отношения не имеют.

I. ВОСКРЕСЕНЬЕ, день первый
1 (Надежда)
Стоило мне наклониться, чтоб поставить тарелки в посудомоечную машину, как за спиной раздалось: "Это просто безобразие, как можно было себя так распустить! Завтра прямо с утра в тренажерный зал!" Я повернула голову и, не разгибаясь, показала Александру кукиш. Потом не удержалась, скорчила говорившему рожицу с высунутым кончиком языка и продолжила расставлять грязные тарелки, накопившиеся за выходной после визита детей. Но поразмыслив, я решила, что не стоило так обижать своего любимца, ведь ведущий передачи «Модный приговор» Александр Васильев обращался вовсе не ко мне, а к дебелой двадцатипятилетней девице, пытавшейся упаковать свои телеса в тугие леггинсы. О существовании немолодой русскоязычной израильтянки из Тель-Авива он даже не догадывается. Может для меня он все-таки сделал бы скидку, учитывая возраст, тотальную занятость на подработках, и чересчур сладкие местные фрукты.
Кстати, о фруктах. Холодильник после субботы абсолютно пустой, значит, идя на работу, стоит прихватить с собой тележку. Как и большинство израильтян, я стараюсь ходить в магазин два раза в месяц, но овощи все равно приходится докупать, особенно, если на ценнике стоит благозвучное слово "мивца". Это слово можно переводить как "акция", "мероприятие", "скидка", но истинный смысл его - "по дешевке". Стоит ли задумываться при этом, что срок годности у такого товара не более двух-трех дней, что фрукты чуть перезрели, а овощи слегка лежалые, экономия в 1, 2, а то и 3 шекеля решает все. В итоге, тележка набивается доверху, о потраченных деньгах я умолчу.
Часы показывают начало восьмого, пора собираться на работу. Когда-то я окончила университет и много лет протирала локти о стол в одной проектной конторе. Тогда мой кульман казался мне галерой, себя же я сравнивала с кандальным узником, обреченным на пожизненную каторгу. В лучшем случае, я могла рассчитывать на амнистию после 55 лет. Но, как известно, человек предполагает, а Бог располагает, вечного в этом мире вообще ничего нет.
Девяносто первый год обрубил все цепи и многих выпустил на свободу, только всех ли это сделало счастливыми? Мои скромные инженерные способности не были нужны ни новому независимому государству, ни Израилю, куда я переехала через несколько лет. Вот и работаю теперь в "Теплом доме для родителей" социальным работником. Так на земле обетованной называются пансионаты для стариков. Но, поверьте, они не имеют ничего общего с домами престарелых, о которых я была наслышана в советские времена. Никаких мышиных туальденоровых платьев, одеял с надписью "ноги", скрипучих железных кроватей с панцирными сетками и голых тощих матрасов.
Есть пансионаты для очень богатых людей, с небольшими коттеджами и комфортабельными квартирами, где, как в роскошных гостинцах, богатенькие старички плавают в бассейнах, гуляют по парку, играют в теннис и гольф. Совсем немощные и впавшие в сумерки души находятся под круглосуточным неусыпным присмотром сиделок. Есть дома попроще, подешевле, больше похожие на малосемейные общежития с полным обслуживанием, для оплаты которых вполне хватает заработанной пенсии. Но, даже государственные, куда, как правило, попадают репатрианты, и где старики живут парами в одной комнате со всеми удобствами, самый злой язык не назовет богадельней. Ваших маму или папу там непременно каждый день вымоют, переоденут, вкусно накормят, заставят вырезать из бумаги симпатичную салфеточку, и спеть хором "эвену шалом алейхем" или "выходила на берег Катюша", не про нас будь сказано!
Мой "бейт авот" - из средних. Кроме медобслуживания, уборщицы и культурных развлечений, каждому постояльцу положена на несколько часов в день помощница для выполнения мелких поручений и душевных разговоров. Поэтому два дня в неделю я добросовестно выслушиваю жалобы одной очень милой бразильской старушки на боль в спине, бессовестных внуков и некую Талину, одолжившую пятнадцать лет назад утюг у моей подопечной, а вскоре умершую, так и не отдав этот утюг. Еще три - утираю слезы по погибшим в катастрофе родственникам вдове мэра одного небольшого городка.
Я работаю с ней уже пятый год, но поток слез все не иссякает, и, похоже, его остановит только ее кончина. Три раза в неделю мы, словно на машине времени, переносимся в город Люблин 1939 года, и заново переживаем все ужасы военного времени. Первое время, оплакав поочередно всех членов ее огромной, но полностью уничтоженной семьи, я попыталась перейти к более позднему и более счастливому для нее, послевоенному, времени.
- Шпринца! - говорила я. В израильском паспорте моя подопечная записана Авивой, что в переводе с иврита тоже обозначает "весна", но в 39-м году ее звали Шпринцей, и она просит называть ее именно так. - Шпринца, но ведь это родные твои погибли, а ты прожила долгую, и, наверное, не самую несчастную жизнь. Приехала в Израиль, вышла замуж за большого человека, родила дочь. Почему ты не хочешь рассказать об этой жизни?
- Это была уже не я, а я погибла в лагере вместе со всей своей семьей! - слезы катятся по морщинистому личику, она протягивает мне худенькую, как обезьянья лапка, ручонку с обвисшей коричневой кожей, на которой выше запястья синеет длинный лагерный номер, и я плачу вместе с ней.
Сборы на работу - минутное дело. Это когда-то, в "прошлой жизни", чтоб выйти из дома, мне требовалось не менее четверти часа на макияж, еще больше - на укладку длинных волос в затейливую прическу, выбор одежды и тогда требовал уйму времени. Теперь я хватаю первую попавшуюся под руки чистую маечку, два взмаха щетки - и волосы, вернее то, что от них осталось после стрижки под ежика, в полном порядке. Макияж вообще пропускаем, все равно при нашей жаре он через две минуты превратится в грязные разводы. Вот что требует кое-каких усилий, так это выбор бижутерии. Как и у большинства женщин в этой жаркой стране, невозможность украсить себя одеждой, я компенсирую обилием украшений в ушах, на руках и шее. А если брючки - капри, то и на ноге. В "прошлой жизни" достойным украшением немолодой, тридцатипятилетней дамы, считалась тонюсенькая золотая цепочка на шее, неброское колечко и сережки, тоже золотые. Массивное золото носят только хабалки, а интеллигентная женщина не может выглядеть как новогодняя елка! Но восток есть восток. Иной раз просто диву даешься, как местным дамам сил хватает целый день таскать на шее ожерелья из каменных россыпей размером со сливу, а под многочисленными браслетами их рук просто не видать.
Я уж совсем было собралась выходить из дома, как раздался телефонный звонок. Гортанный, с ярко выраженным восточным акцентом, голос мой начальницы произнес: "НадьЯ, шалом, как дела?" Не стоит думать, что жгучий интерес к личной жизни сотрудницы заставил Шарону так рано набрать мой номер телефона. Да и мне бы в голову не пришло рассказывать ей о своих проблемах. Фраза "Ма нишма (как дела)?"- это просто часть приветствия, и спрашивающий ничего, кроме "бэ седер (в порядке)" не ожидает услышать. Если вдруг, по незнанию или по наивности, вы скажете, что дела у вас "не в порядке", в банке большой минус, хозяин в два раза увеличил оплату за квартиру, а муж ушел к лучшей подруге, предварительно умыкнув все ваши золотые украшения, вас не будут участливо расспрашивать о подробностях, а лишь философски заметят: "Будет в порядке!"
Как-то раз я была свидетельницей того, как стоящий рядом со мной на автобусной остановке эфиопский мальчик, кричал по-русски своему русоволосому приятелю, идущему по другой стороне улицы: "Как дыла?", демонстрируя всем свое знание чужого языка и твердую уверенность в том, что и у русских полагается добавлять этот вопрос к приветствию.
Я - тертый калач, поэтому отвечаю: "В порядке, а что слышно?", так, как и полагается вежливой израильтянке. Конечно же, у Шароны тоже все "бэ седер", но для меня есть маленькая новость. Авива умерла, светлая ей память, поэтому работаю я сегодня на подмене, по адресу...
Я была ошеломлена. Конечно, возраст моей подопечной давно перевалил за восемьдесят, здоровье частенько подводило, но смерть - это всегда неожиданно. Молнией проносится подленькая мыслишка: "Слава Богу, не в мое дежурство!", но слезы уже текут по щекам, и я спрашиваю:
- Когда похороны, надо бы пойти?
- НадьЯ (непременно с ударением на букву Я), почему вы, русские, не умеете разделять свою жизнь и работу? Авива тебе никто, так ли важно идти на ее похороны? Наши клиенты постоянно умирают, ты что, будешь каждого оплакивать и провожать в последний путь? А когда же ты будешь работать?
Что ж, буду считать, что это не черствость души, а всего лишь часть ее "марроканского" менталитета.
- Шарона, а кто будет моим подопечным на сегодня? - моя начальница знает, что со стариками я не работаю. К сожалению, местные дедушки за семьдесят - большие проказники, и нас, "русских", считают потенциальными проститутками. Дамы моего возраста, особенно если они пышнотелы, слишком лакомый кусок, который престарелый кавалер 80+ не пропускает мимо, и щипком за попу ограничиваются далеко не все. Кураторы об этом прекрасно осведомлены и, во избежание конфликтов, женщин к ним не посылают, ну, разве кто сам не против.
- О, это очень милая старушка, она живет у себя дома с нянькой-филлипинкой. Сегодня у буддистов какой-то праздник, прислуга хочет выйти, ты ее подменишь на несколько часов.
Есть у нашей компании и такие клиенты. Кто-то живет дома с семьей и ему положена помощница на несколько часов в день, а кто-то получает компаньонку от фирмы, украинку, молдаванку, филиппинку. Вот этих и приходится подменять, когда у них выходной. Родня не очень рвется опекать ослабевших стариков. Что ж, подмена, так подмена.

2 (Алекс)
Спать хотелось невероятно, а тут, как назло, соседи затеяли ремонт. "Что ж этому козлу не спится!" - с раздражением подумал Алекс, пытаясь удержать зыбкое состояние дремы. Тщетно, сон улетучился, оставив лишь ощущение усталости и раздражения. С трудом разлепив глаза, мужчина посмотрел на окошечко телевизионного декодера: 10.45. Дня. Да, пожалуй, сосед взял в руки дрель весьма своевременно, через полтора часа пора выходить на работу
Когда начальство предложило вечерние дежурства, Алекс даже обрадовался. "Сова" по природе, подъем в 5 утра он воспринимал, как наказание. Зато вечером, каким бы утомительным ни был день, долго ворочался в постели, мысленно считая прыгающих баранов, вытирая рисунки на школьной доске, кидая камешки в огромное ведро. А когда "надежные" средства заканчивались, приходили воспоминания из "той" жизни. Школа, институт, работа в проектной конторе, недолговечный брак. Прошлое представало в каком-то карамельно-розовом цвете, без проблем и огорчений, без неудач и предательств. Тем более удручающим казалось настоящее.
С детства Алекс привык чувствовать себя личностью исключительной, достойной если не восхищения, то, по крайней мере, множества похвал. Не зря же мама, папа, многочисленные бабушки, дедушки и тетушки твердили с утра до вечера: "Наш Сашуля - просто чудо, как красив! А как умен, какая глубина восприятия, какой кругозор!" Мальчик подолгу смотрел на себя в зеркало и понимал: все что говорят близкие - чистая правда. Этот отрок, стоящий перед ним за гладкой зеркальной поверхностью, и правда, был очень хорош: стройненький, длинноногий, с густыми чуть волнистыми светло-русыми волосами и голубыми умными глазами. У каждого, кто на него глянет, не останется никаких сомнений - парень просто красавец, а пообщавшись, поймет, что и развит он не по годам. Ну, а уж если кто в этом усомнится, тому он, Сашенька, спуску не даст, будь то одноклассник или папин приятель. Для этого у него было припасено несколько витиеватых фраз, а также парочка весьма колких и язвительных выражений.
Это уж на совсем крайний случай. Применять их на практике приходилось очень редко. Мальчик, и правда, был смышлен. Учеба давалась легко, учителя охотно беседовали с ним, выходя далеко за рамки учебной программы, очередной раз удивляясь, как быстро теперь взрослеет молодежь. Саше, как сыну военного, не раз приходилось менять школы, но везде, где он учился, одноклассники охотно признавали в нем лидера.
Сверстницы, до поры до времени, Сашу не интересовали, казались ему, читавшему запоем Евтушенко, Вознесенского и Бунина, глупыми курицами, вечно хихикающими, обожающими индийское кино и рассказы Майи Ганиной. Мнение свое о них менять он тогда не собирался.
Когда однажды, на уроке внеклассного чтения, одна из этих дурех стала декламировать стихи любимого им Евтушенко "Смеялись люди за стеной...", воспринял это, как вторжение на свою территорию и решил поставить ее на место.
В классе у всех были прозвища. Тихую, невзрачную любительницу поэзии все отчего-то звали Королевой. Саша пришел в эту школу в восьмом классе и не знал откуда взялось такое прозвище. Спрашивать друзей считал ниже своего достоинства, но все в нем протестовало против такой несправедливости - единственным в классе королем должен был быть он. А этой соплюхе такое прозвище явно не по чину. В тот же день справедливость была восстановлена. На перемене Саша громко и презрительно при всех обозвал ее курицей. Друзья, для которых он был безоговорочным авторитетом, ничего против девочки не имели, но всегда готовые поддержать хорошую шутку, охотно заржали. Королевой несчастную больше никто не называл. В каком классе это было? В восьмом, в девятом? А надо же, он до сих пор помнит, что девочка вздрогнула, втянула голову в плечи, как под ударом палки и медленно побрела из класса. А вот лицо ее напрочь стерлось из памяти, хоть и проучились они вместе до окончания школы.
Триумфальное шествие по жизни продолжалось. В институте, куда в большинстве своем поступали дети из сел, он был не только безусловным лидером, но еще законодателем мод. Мама была большой мастерицей, с удовольствием шила сыну модные полосатые батники с пуговками "на четыре удара" по воротнику, вязала яркие полосатые жилеты-майки и длинные балахонистые свитера. Фирменные джинсы (не какая-нибудь Индия, а настоящие Супер Райфл) и болгарскую дубленку, стоившие, как подержанный Запорожец, родные, скинувшись, подарили ему за поступление в институт.
Какая у него была в институте интересная и веселая жизнь! На курсе подобралась очень славная компания, как теперь говорят "золотой молодежи". Их тогда еще называли "звездными мальчиками". Собравшись вечером у одного из друзей, под бокал легкого сухого вина, обсуждались новинки отечественной и, если повезет достать журнал "Иностранная литература", зарубежной прозы. Кое-кто сам пытался писать нечто обличительно-невнятное, полное намеков и подтекстов. Очень завидовали свободе хиппующей молодежи на западе и, как верх вольнодумства и независимости, пускали по рукам почти "слепой" экземпляр "Мастера и Маргариты". Учились тоже увлеченно, технические новинки вызывали интерес не меньший, чем новый альбом Пикассо или запиленная пластинка "The gan", за бешеные деньги купленная у фарцовщиков. Одним словом, не юноши, а отрада для преподавателей и предмет обожания всех институтских красавиц.
На одной из таких красавиц парень женился сразу после окончания института и началась другая, взрослая жизнь. Первое время друзья еще собирались по инерции, желая удержать в себе ощущение беззаботной юности. Но рутинная работа, дети, жены, превратившиеся из милых, легкомысленных, на все согласных девочек в сварливых мегер, постоянно чего-то требующих: денег, внимания, помощи, совсем не оставляли времени на богемные посиделки. Теперь встречались только по большим праздникам и в дни рождения. Характер встреч сильно изменился. Много пили, а осушив не одну бутылку водки, жаловались, на нехватку свободного времени, на то, что ни на работе, ни дома их не понимают.
И все-таки, жить было здорово! Потому, что Александр чувствовал, это было временно, ненадолго. Просто он расслабился, но, если захочет, в любой момент может собраться, и, отложив в сторону незатейливый детективчик, начать читать "Кафку, Рильку, Лорку". Непременно посмотрит все фильмы Тарковского, а вместо любимой женой "Лаванды", поставит на проигрыватель свой заветный Пинк Флойд.
Собраться не успел, жизнь совершила такой крутой вираж, что стало вовсе не до сборищ. Вернее, времени не было у других, у Александра как раз оно появилось с избытком. Его проектную контору прикрыли одной из первых. С трудом устроился вахтером в какой-то кооператив, дежурства сутки через двое, зарплата - чистые слезы, как раз на сигареты и пиво по выходным. Можно было, конечно, в свободное время еще где-то подработать физически, но он все чаще стал вслух себя сравнивать с микроскопом, которым пытаются забивать гвозди.
Жена, устав от безденежья, решила, что ее зарплаты с трудом хватает на дочек, а мужа уже не прокормить, и предложила Александру переехать к маме. Это тоже было неплохо, хотя вместо постоянно недовольной жены, его стала слегка допекать незадолго до этого овдовевшая мать. Вот когда через три года, во львовских школах упразднили русский язык, как предмет, и ее с почетом выставили на пенсию, начался настоящий прессинг. Мужчина понял, полумерами не обойтись, надо все менять кардинально. И он сменил жену, работу, а заодно, и страну. Вернее наоборот: страну, работу, жену.
Перед отъездом Саша придумал, как в старые добрые времена, собрать всех своих друзей. Они очень давно не виделись, и охотно приняли приглашение. Маму, ради такого случая, отправили навестить внучек, накупили дешевого сухого вина, наварили картошки, заправили постным маслом квашеную капусту. Из раздолбанного магнитофона Интернешнл негромко неслись до боли знакомые звуки Эбби роуд, при свете ночника в форме футбольного мяча, подаренного ему когда-то однокурсниками, лица друзей казались совсем молодыми. Было почти незаметно, что кто-то пришел в костюме от Кардена, а у кого-то через потертые рукава свитера, просвечивает дешевая рубашка. Казалось, это не прощальная вечеринка, а просто друзья собрались очередной, далеко не последний раз.
Оказалось, Алекс опять задремал. Теперь времени на сборы оставалось совсем мало, а на работу опоздать ни в коем случае нельзя. Ему крупно повезло, что удалось устроиться охранником на центральной автостанции, в пятьдесят так непросто найти хорошую работу. Пять минут в ванне, глоток растворимого кофе, как назло, лифт кто-то утащил из-под самого носа, ну… тогда бегом по лестнице!

3 (Надежда.)
Когда я выходила из лифта, меня чуть не сбил с ног какой-то мужик в форме охранника. "Все-таки, какие они некультурные, эти израильтяне!" - с негодованием подумала я. Себя я, как и многие мои соотечественники, считаю "русской", и пребываю в твердой уверенности, что именно мы являемся носителями культуры на земле обетованной. Нас, "русских", просто убивает морально замашки "марроканцев" (т.е. выходцев из восточных стран), например, кидать мусор в окно, а жвачку себе под ноги. Или писать, повернувшись спиной к людной улице, а потом сладострастно почесывать причинные места. Да мало ли за ними грехов!
А как они одеваются, это просто уму непостижимо! Напяливают на 120-ти килограммовую тушу коротенькую маечку размера "смоль", обтягивают массивный зад трикотажными штанишками до колен, красят мелко завитые химией волосы в цвет сливочного масла, а потом не удосуживаются их подкрашивать. Вытатуировать брови, губы и глаза - это для "марроканской" красавицы обычное дело. А еще, они считают, что все мы, "русские" - тупые, потому, что надеваем сандалии на носки, и что мы все жутко воняем! Каково?!
Есть, правда, в Израиле и культурные ашкеназы - выходцы из Польши, Болгарии и прочих европейских стран, но вдохновенно презирая "изеров", мы, "русские" о них на время забываем.
Дверь в квартире моей новой подопечной открыла улыбчивая "филиппинка" и на приличном иврите пригласила войти. Я оказалась в довольно большом салоне, обставленном в стиле 70-х. Посередине комнаты стояло инвалидное кресло. Определить пол сидящего в нем существа, на первый взгляд, не представлялось возможным. На довольно полном, без каких-либо вторичных половых признаков, теле красовалась трикотажная пижамка с Микки Маусом на груди. Голова почти налысо выбрита, зато подбородок украшает седая, реденька, но вполне заметная бородка. Вроде мужчина, но кисти рук изящные, маленькие ступни в беленьких носочках, узкие щиколотки. Значит, все-таки, бабушка. Мой приход не произвел на нее никакого впечатления, она, как и прежде, бессмысленно глядела на экран неработающего телевизора.
- Делать почти ничего не надо - вводила меня в курс дела "филиппинка", - только каждые полчаса давай ей по три ложки яблочного пюре, вот оно, на столе. Я приду, тогда и помою, и покормлю ее. Памперс не трогай, я его только что сменила.
- А если она...
- О, это мы делаем в среду, а сегодня только воскресенье, так что, не волнуйся!
Все это женщина говорила, нежно массируя плечи и голову старушки, потом нарочито громким голосом стала объяснять ей, что к ним в гости пришла очень милая женщина (я, стало быть), она немножко посидит с Жозефиной (очевидно, так звали бабулю). Не думаю, что хоть одно слово пробилось сквозь подернутое пеленой мрака сознание Жозефины, а я, в который раз, удивилась обходительности восточных женщин. Все в Израиле знают, что "филиппинки", не важно, из какой именно восточной страны они прибыли, - самые лучшие, терпеливые и заботливые сиделки. Мы "русские", никак не можем забыть, что в "прошлой жизни" у нас осталось высшее образование, неплохие должности, уважение сослуживцев, и воспринимаем работу по обслуживанию, как унижение. Вот в уборке квартир нам равных нет, всю злость и недовольство окружающим миром мы вымещаем на ни в чем не повинную бытовую грязь. Что делать, в 50 приличную работу так тяжело найти! Не зря в народе бытует присказка о куче дерьма, которую непременно необходимо съесть в начале репатриации.
Компаньонка ушла, а я, усевшись на диван, стала разглядывать салон. Да, видать, хозяева не бедствовали, мебель в комнате хоть и старомодная, но из цельного дерева, не ДСП какое-то. Стену, возле которой стоял удобный диван, украшал белый, с красными и серыми разводами, пушистый афганский ковер ручной работы, чисто вымытая зеркальная витрина заполнена сувенирами из разных стран. Живущие тут люди немало попутешествовали. Рядом с миниатюрной Эйфелевой башней извивалась в причудливом танце, одетая в парчу, индийская танцовщица, а строгий золоченый Оскар меланхолично глядел на стайку деревянных слонов, бредущих к парочке фарфоровых голландских крестьян, сидящих на лавочке. А, может, хозяева и не ездили никуда, а все это сувениры от родных и друзей?
Спросить, увы, не у кого, хозяйка пребывала в данный момент в каком-то своем мире. В положенное время я скормила подопечной положенные три ложки пюре, которые были проглочены с невероятной жадностью. Мне даже показалось, что она на мгновение вернулась в реальность. Но, поев, снова отключилась. От нечего делать, я стала рассматривать фотографии, которыми был увешан весь салон.
Смотреть фотографии, пусть даже совершенно незнакомых мне людей - моя страсть. Чем старше снимки, тем интереснее. Моды ушедших времен, интерьеры, мизансцены, все это будоражит мою фантазию, я пытаюсь угадать прошлое людей, застывших перед объективом, придумываю им судьбы. Самые старые фотографии на стене датировались еще концом позапрошлого века. Судя по отменному качеству снимков, за прошедший век не утративших четкости, стоили они в свое время немалых денег. Да и люди, изображенные на них, явно принадлежали к богатому сословию.
Девица в белом платье со шлейфом, затянутая корсетом "в рюмочку", с веночком на затейливо уложенной головке, стояла, изящно изогнувшись, рядом с сидящим в кресле кавалером, одетым в черную пару. Наверняка, свадьба.
Старушка в богатом кружевном чепце держит на коленях двух пухлых чернявых младенцем в юбочках.
Двое юношей-близнецов в форменных тужурках, а рядом фото, где они уже в мундирах неизвестной мне армии. Больше молодые люди вместе не фотографировались, может, одного из них убили на войне?
Снова свадьба, на этот раз у невесты фата намного длиннее юбки, а вместо затейливой прически, короткая стрижка. От фотографии к фотографии, люди старели, дети подрастали, юбки то укорачивались, то вновь опускались ниже колен, прически становились сложнее, а макияж более явным.
Вот опять свадьба. Про таких юношей, как жених, моя бабушка говорила: "Типичный идеше киндер!", то есть смуглый, кудрявый, с глазами на выкате, неуловимо похожий на ягненка. А вот его невеста - просто загляденье. Рождает же природа такую красоту! На вид ей лет 18-20, огромные лучистые глаза, окруженные пушистыми ресницами, милые ямочки на круглых, как яблочки, щеках, легкие локоны небрежно падают на лоб из-под затейливой шляпки. Наверняка она очень смешлива и даже слегка легкомысленна, изображает взрослую даму в роскошном, не по возрасту, платье, а свадьбу воспринимает, как забавную игру. Ну конечно, я угадала! Вот она же в спортивной майке с кубком в поднятой вверх руке, а вот вдвоем с мужем возле двухместного самолета, причем на ней летный шлем и, похоже, что именно она сядет на место пилота. Вот более позднее фото, пара катается на лошадях и с ними маленький мальчик на пятнистом пони. Идут годы, "ягненок" ощутимо располнел, лишится своих кудрей, а женщина остается такой же стройной, улыбчивой, все так же сияют ее большие глаза в окружении пушистых ресниц.
Я перехожу от фотографии к фотографии и у меня возникает ощущение, что за мной кто-то следит. Поворачиваю голову и вижу: сидящая в кресле бабуля пристально за мной наблюдает. Этого не может быть, до сих пор старушка была абсолютно безучастна к моему появлению. Вдруг замечаю, как из выцветшего, затянутого пленкой катаракты глаза, катится, по морщинистой щеке на покрытый жесткими волосками подбородок, одинокая слезинка. Я с ужасом понимаю, что передо мной в инвалидном кресле сидит та самая ясноглазая, смешливая женщина с фотографий. Это ее, некогда жизнерадостную, энергичную, бесстрашную, засунули в огромный памперс, обрядили в дурацкую пижаму и кормят пюре через каждые полчаса по три ложки. А она так страдает от телесной немощи, что полностью ушла в собственный мир, покинув жестокую реальность. Я прикрыла глаза на несколько секунд, а когда открыла их, передо мной опять сидело впавшее в тихий маразм существо. Может мне только показалось, что в этих, некогда смешливых, глазах еще теплиться разум?
Отработав положенное время, я отправилась домой. Проходя мимо Центральной Автостанции, мне пришло в голову, что неплохо было бы прогуляться по магазинам. Не то чтоб в этом была потребность, но почему нет, если уж я рядом? Автостанция в Тель-Авиве, Тахана мерказит (или как называем ее мы, "русские", Тахана омерзит) на самом деле лишь частично принадлежит автобусам. Большая часть этого огромного, похожего на бумеранг, здания является торговым центром. Попасть в него можно через несколько дверей, но у ближайших ко мне что-то происходило, там скопилось так много людей, что я не стала ждать, а пошла к следующему входу.

4 (Алекс)
В ответ на просьбу показать документы на ношение оружия, стоящий перед Алексом мужчина, с криками, что он важная персона и не будет ничего показывать какому-то грязному "русскому", попытался выхватить пистолет, засунутый за брючный ремень. Слава Богу, реакция у Алекса всегда была в порядке, не зря он в молодости увлекался самбо. Молниеносно перехватив руку скандалиста и заломив ее за спину, он крикнул напарнику, чтоб тот по рации вызывал старшего по смене. Через три минуты приехала полицейская машина, и крикуна забрали в отделение, недвусмысленно пообещав ему там объяснить, кто и на что имеет права в нашей взрывоопасной стране. Напарник Алекса, молодой парень всего год, как приехавший в страну, смотрел на происходящее, как на представление. Он еще никак не мог привыкнуть, что в Израиле полиция возникает неожиданно, как черт из коробочки, и это отнюдь не всегда радует. Например, когда-то такое внезапное появление стражей порядка стоило Алексу 60-ти шекелей. Именно такой штраф пришлось ему заплатить за переход на красный свет на тихой, казалось бы, безлюдной улочке. И это пустяки по сравнению с нервотрепкой, которую имела одна слишком независимая бывшая москвичка. Она, по привычке, вышла из дома без паспорта, и когда полиция остановила ее для проверки документов, стала весьма энергично, не без помощи рук и крепких выражений, доказывать абсурдность таких требований. Крепкие выражения в цель не попали по причине незнания девочкой-полицейской русского матерного, а вот попытка москвички оттолкнуть от себя надоедливую представительницу закона, была расценена, как посягательство на власть. Пожилой даме грозил месяц принудительных общественных работ, и на то, чтоб замять дело, ушло около полутора лет и около семи тысяч шекелей адвокату.
На этот раз расторопность полиции была весьма уместной, у входа уже скопилось много народу, самые нетерпеливые отправились к другим дверям. Когда пробка рассосалась, напарник обратился к Алексу:
- А что ему за это будет? - имея в виду нервного мужика.
- Да ничего особенного, штраф заплатит и все. Если и в участке скандалить будет, тогда еще и суд, но это вряд ли, у нас народ полицию побаивается.
Напарник понимающе вздохнул. Как все-таки непросто привыкать к порядкам в новой стране. У него, в Сургуте, с ментами можно было бы договориться на месте при помощи определенной суммы, в крайнем случае, накостыляли бы по шее и отпустили. Да уж, тяжело проходит абсорбция. И язык сложный, с трудом дается. До сих пор по смене передают, как анекдот, его диалог с посетителем, случившийся в первый рабочий день.
На иврите тогда он знал только слова "да", "нет", и фразу "сколько стоит?" Надо же было, чтоб именно к нему подошел в тот день с каким-то вопросом немолодой мужчина. Вопрос был длинным и абсолютно непонятным, но промолчать было неудобно. Тогда парень, преисполненный чувством собственной значимости, ответил "ло!" ("нет"), давая тем самым понять, что вступать в дальнейшую беседу не намерен. Мужчина очень удивился и задал еще один вопрос. Охранник, понимая, что фраза "сколько стоит?" вряд ли будет уместна в данном я случае, произнес "кен" (да), исчерпав таким образом полностью свой словарный запас. Мужчина удивился еще больше, покрутил пальцем у виска и отошел. Молодой человек облегченно вздохнул, и только тут увидел, что его напарник, проверяющий входящих по другую сторону широкой двери, просто лопается от сдерживаемого смеха. Отсмеявшись, объяснил, что выглядел этот диалог примерно так:
- Я гляжу, парень, у тебя нелегкая работа. Скажи, пожалуйста, сколько ты получаешь в час?
- Нет!
- Ты что, не можешь ответить? Это что, важная государственная тайна, которую я собираюсь открыть арабам?
- Да!
Как и обычно, после обеда, время как будто замерло. Людей на улице стало совсем мало. Ну, кто добровольно будет прогуливаться по улицам, если, несмотря на то, что на календаре всего лишь май, температура в тени более 30 градусов. День выдался особенно утомительным из-за начавшегося с вечера хамсина. Хамсин - это беда Ближнего востока. Когда со стороны пустыни дует горячий ветер, а воздух становится оранжевым от мельчайшего песка, половина населения страны мучается от ноющей головной боли, а першение в горле невозможно унять никакими напитками. Привыкнуть к этому тоже невозможно, проживи в стране хоть пятьдесят лет.
Мимо автостанции с шуршанием проносятся разноцветные междугородние автобусы, юркие маршрутные такси лихо выворачивают из-за угла каждую минуту. На противоположной стороне улицы, на крохотном пятачке вытоптанной земли, сидя и лежа, расположилась кучка китайцев, поджидающих очередного клиента, который позовет их на ремонтные работы. А еще дальше по улице, как вороны на заборе, сидят на бетонных столбиках черные суданские беженцы. Они бегут в Израиль даже не семьями, а целыми кланами, без надежды на гражданство и работу, довольствуясь лишь тем, что их женщинам и детям дадут койку и тарелку супа в ночлежке. Мужчины ночуют в соседнем сквере, сытно питаются на помойке у ближайшего супермаркета, и целые дни проводят сидя на придорожных столбиках - такая жизнь для них просто рай, по сравнению с жизнью на родине.
Алексу одно время было их даже жалко, но участившиеся случаи грабежей и насилия со стороны непрошенных гостей подточили его милосердие и теперь он абсолютно солидарен с теми, кто требует очистить страну от нелегалов.
То и дело к двери подходят компании желающих прогуляться в прохладном здании, гастарбайтеров - в воскресение у них выходной. Район Таханы Мерказит давно был облюбован приезжими рабочими. Квартиры в старых и весьма ветхих домах были довольно дешевы, их снимают одновременно 20-30 человек, большинство из которых пользуются ими не чаще одного раза в неделю. В этот день район начинает остро пахнуть жареной рыбой, которую готовят "филиппинцы", перцем и чесноком, так любимыми румынами и молдаванами. Именно из этих стран приезжают на заработки больше всего людей. Едут еще из Украины и Болгарии, но, в основном, женщины, они квартир не снимают, по воскресеньям ходят на море, просиживая там целый день в тайной надежде встретить у моря "сердечного друга", а, если повезет, то и мужа. Через месяц-другой их легко отличить от жителей страны по темному загару. Мы, израильтяне, солнца не любим, редко кто выходит из дома не намазавшись защитным кремом, ведь по телевизору то и дело говорят об угрозе раковых заболеваний. Чаше чем о раке, говорят только об необходимости экономить воду. Есть даже очень забавная реклама: подглядывающий за сладострастно стонущей в ванне парочкой, мальчик начинает возмущенно кричать:
"Немедленно выключите воду!"
Кроме гастарбайтеров, в развалюхах обитают еще наркоманы. Государство пытается их лечить, но работать большинство из них все равно не хочет. Получив с утра в реабилитационном центре стакан специального коктейля, они целый день бродят между машинами с пластиковыми стаканчиками, в надежде, что кто-то из проезжающих бросит туда шекель.
Ко входу подошел мужчина средних лет и, поставив на столик для проверки большую дорожную сумку, обратился по-русски:
- Слыхали, сегодня на КПП Эрец поймали арабку-террористку. Сказала, что у нее штырь металлический в ноге, думала, не будут досматривать. Но ее все-таки направили в смотровую. Тогда она себя подорвала, двое солдат ранены. Мне бы автомат, я бы им показал, всем, без разбора!
- Их тоже можно понять, - вмешался в разговор стоящий за ним старичок, говорящий по-русски с польским сильным акцентом - они тоже люди, и тоже хотят жить! Договариваться надо.
- Да что ты, дед, несешь, с кем договариваться? Эти уроды наших детей взрывают в автобусах! Ты про Дельфинариум забыл? В чем были виноваты подростки, пришедшие потанцевать? Обдолбаный псих их подорвал потому, что ему на том свете пообещали сорок девственниц! Я - советский офицер, Афган прошел, и этих чернож... ненавижу! А что ты про войну знаешь?!
- Не так много, но кое-что знаю. Во время той, первой, войны за независимость, мне было 16 лет и я не воевал. Но я возил продукты, снаряды, медикаменты в Иерусалим. Дорога там идет между двух крутых склонов гор, и сидевшие в засаде расстреливали машины почти в упор. То, что осталось от этих машин, до сих пор стоит на обочине, как память о моих погибших друзьях. Но мне повезло, я остался жив. Во время шестидневной войны я был резервистом, нас призвали, но воевать не пришлось, слава Богу, война быстро закончилась. Оба мои сына служили в армии, когда началась война Судного дня. Ни я, ни жена, мы не могли ни спать, ни есть пока мальчики не вернулись домой. Потом Ливанская война, мы тогда не выходили из дома без противогаза, а в квартире была оборудована комната защиты с запасом еды на неделю. На нервной почве у жены случился диабет, от которого она через несколько лет умерла. А я вот - ничего, только сердце барахлит.
- Прости, старик, погорячился. Но все равно, прощать им не надо!
- Прощать не надо, надо договариваться.
Алекс не знал, на чьей он стороне в этом споре. Тянущаяся уже столько лет интифада, постоянные теракты в кафе и возле торговых центров, взорванные автобусы - у кого хочешь крышу сорвет. Ходит слух, что организован спецотряд из кадровых "русских" военных, выученных еще в Союзе и прошедших все горячие точки. Они, видевшие не раз гибель и мирных жителей, и своих друзей, форменные головорезы, без жалости и сомнений. Держат их, якобы, в запасе до поры, до времени, потому, что эти будут уничтожать всех без разбору, оставляя за собой выжженную землю. Сказки, наверное, но хочется верить, что есть в стране сила, способная разговаривать с обкуренными фанатиками на их языке. А так бы хотелось договориться, не отдавая при этом, как пелось в старой песне, не пяди своей земли.

5 (Надежда)
Дома меня ждала радость, приехали младшая дочь с десятилетней внучкой из Ашдода. Дорога от них ко мне занимает чуть более получаса, только вот видимся мы не часто. В будни все работают допоздна, а в шабат дети хотят отдохнуть, развлечься где-нибудь. Я отношусь к этому с пониманием, довольствуюсь телефонными звонками.
- Что ж ты меня не предупредила, что вы приедете? - посетовала я, обцеловывая внучку. - Я бы что-то вкусненькое приготовила!
- Ой, сафта (бабушка)! Знаю я эту твою русскую еду! Опять в котлеты напихаешь сухари, да еще в молоке их вымочишь!
- А что же в котлеты надо класть? - недоумеваю я. Вообще-то, о том, что булочку для котлет вымачивают в молоке, я ей не сообщала. Дочкина семья хоть кашрут и не соблюдает, но зачем ребенку знать, что в доме ее бабушки нарушаются все правила иудаизма? Может она сама случайно подглядела?
- Как что, зелень: петрузилью, кузбару! Если мне вдруг захочется хлеба, я просто положу котлетку в питу. Вообще, мучное вредно для фигуры! - сказав это, девчушка запихнула в рот очередную порцию Бамбы - арахисовых палочек, жареных в масле, любимое лакомство израильских ребятишек, и опять уставилась в телевизор.
Я посмотрела, что же так увлеченно смотрит внучка. Это был советский фильм "Буратино". Не тот музыкальный, красочный, который вышел в середине семидесятых и который любят все, от мала до велика, а еще довоенный, черно-белый. Сказать, что меня это удивило, все равно, что не сказать ничего. Я, как любая правильная бабушка, с первых месяцев жизни внуков, пыталась брать культурное воспитание в свои руки. Пела колыбельные про кусачего серенького волчка, разучивала стихи Агнии Барто, покупала кассеты с фильмами-сказками. Стишки и песенки детки запоминали быстро и рассказывали охотно, а вот добрым сказкам с Иванами-царевичами и Марьями-искуссницами, предпочитали мультфильмы про каких-то непонятных Покемонов, злобных черепашек-ниньзя и всяких ужасных монстров. И вдруг такое внимание к ничем не примечательному фильму!
- Милая, а что ты смотришь? - спросила я.
- Это сказка про Пиноккио, - ответила внучка, - только какая-то странная. куклу зовут какой-то Буратиной, нос у нее все время большой, как-будто она все время врет, и на остров развлечений никто не попадал!
В это время на экране появился летающий корабль, куклы стали подниматься на него по веревочной лестнице, замыкал кавалькаду счастливый папа Карло. Герои запели финальную песню: "Прощайте, мы едем за море, приятен и легок наш путь, в страну, где не ведают горя, где сможем мы все отдохнуть."
- Сафта, это они в Израиль поехали? А их пустят, разве они все евреи? - с сомнением покачала кудрявой головкой внучка.
Да, все течет, все меняется. Полвека назад я была твердо убеждена, что корабль увез Буратино и его друзей в Советский Союз, ведь именно в нем, казалось мне, "прекрасны и горы и долы, а реки как степь широки, все дети там учатся в школах, и счастливы все старики". А вот для моих внуков самая прекрасная страна - это Израиль, и наша молодежь готова защищать ее всеми способами от тех, кто попробует в этом усомниться. Не даром, закончив школу и отправляясь в армию, мальчики и даже девочки рвутся попасть в боевые войска.
Чтоб скрыть невольные слезы, я пошла на кухню. Дочь сидела у стола и энергично говорила с кем-то по телефону на иврите. Увидав меня, она показала мне сложенные щепотью пальцы правой руки, что на местном языке жестов означало "минутку". Удивительно, как все-таки быстро входят в наш обиход слова и жесты-паразиты. Вот и мне, иногда, проще сказать собеседнику "рэга!", чем "подождите, пожалуйста, я сейчас освобожусь!" Пока дочь заканчивала разговор, я стала накрывать на стол. В отличие от внучки, ее родители с удовольствием ели и пирожки с капустой и борщ, и винегрет.
- Мама, я тут почту вынула, тебе пришли какие-то два письма.
- Откуда? - спросила я равнодушно, вытаскивая из холодильника кастрюлю с супом. Наш почтовый ящик вечно заполнен рекламными листками, отчетами из банка, службы нац.страхования, больничной кассы. Никаких неприятных сюрпризов из офисов я не ждала, а личные письма давно получаю только через интернет.
- Какое-то украинское землячество. Странно, что сразу два.
- Ну, так открой, посмотри, мне некогда!
- " Уважаемая госпожа Кляйн! - начала читать дочь, - Украинское землячество приглашает все бывших львовян на "Встречу друзей", которая состоится.... В случае своего согласия, Вы должны внести сумму......" Мама, это они всех бывших львовян собирают у нас в ресторане "Львов"! Помнишь, я тебе говорила, мы там день рождения одной моей подруги праздновали. Там еще внутри вид Львова на всю стену, балкончики, как в ресторане "Высокий Замок". И кормят очень неплохо. Правда, шоу примитивное, так вам оно и не к чему будет. Иди, может знакомых встретишь, развлечешься.
Встретишь знакомых! В отличие от меня, полвека воюющей со всем белым светом и твердо уверенной, что все вокруг - сволочи, у моей дочери легкий характер. Всех людей, которые встречаются на ее жизненном пути, она считает милыми и добрыми, и всегда рада, когда судьба сводит ее с ними еще раз. При этом, она никогда не стремиться быть лидером. Как-то я пришла забирать ее из детского сада. Ко мне на встречу тут же кинулась воспитательница. Сердце, как и в школьные времена, ухнуло в пятки. Так уж повелось, что от воспитателей, учителей, преподавателей в институте я всегда ожидала какой-то пакости. Я казалась самой себе уникальной, а все они непременно старались сообщить мне о том, насколько я несовершенна. В детсаду без запинки читала даже самые длинные стихи, а доброжелательная ко всем остальным детям "воспиталка" злобно шипела мне "Подтяни чулки, неряха!", и никогда не давала ролей на утренниках. Вряд ли причиной такого отношения могло быть то, что однажды, когда она хотела меня поцеловать, я сказала, что от нее воняет чесноком, ведь это была чистая правда.
Когда я училась в школе, моя мама приходила с классных собраний в состоянии, близком к обмороку. "Заставьте, наконец, ее замолчать - истерично требовала от моих родителей классная руководительница, - она все время огрызается, на каждое слово - десять в ответ. Я ей говорю "замолчи", а она все равно губами шевелит!" . Примерно такая же ситуация повторилась на первом курсе института, когда я попыталась объяснить партприкрепленному (была тогда такая должность, член партии курировал студенческую группу), что людям родившимся и выросшим в этом городе совсем не обязательно идти вместе со всеми в музей Ленина на экскурсию, потому, что за 17 лет жизни они там уже были, как минимум, раза три (при вступлении в октябрята, пионеры и комсомол). Пробиться к разуму преподавателя мне не удалось, он, упрямо и монотонно твердил: "Не хочИте учиться - забирайте докУменты." В музей идти все равно пришлось, а в отместку, он еще два семестра, за любой, несданный вовремя семинар или лабораторную, таскал меня на "комиссию" в деканат.
Как результат, я сильно поумнела и притихла на всю оставшуюся жизнь, но мнения своего об окружающих не изменила - все вокруг сволочи! Правда, иногда, я до сих пор продолжаю "дело просвещения" среди друзей и близких, что стоило мне нескольких, не очень крепких, дружеских отношений, и одного, довольно продолжительного брака.
Вот и теперь, увидев решительно настроенную воспитательницу, я, задрожав как лист на ветру, приготовилась к худшему.
- Ваша дочь не хочет быть Снегурочкой!!! - с трагическим выражением на лице проговорила немолодая воспитательница.
Я ее очень хорошо понимала. По правилам, каждая девочка просто мечтает стать Снегурочкой. Это круче, чем Красная шапочка, Мальвина и даже принцесса. Во-первых, на новогоднем утреннике в детсаду, как правило, ролей не много, два-три человека заняты в сказке, остальные - снежинки, хлопушки и прочая массовочная шелуха, обратить на себя внимание зрителей практически невозможно. А тут на девочку надевают расшитое блестками голубое платье, завивают волосы локонами и час-полтора она находится в центре всеобщего внимания. Если девочка этого не хочет - с ней явно что-то не то. Эту мысль я и попыталась донести до дочери. В ответ дочка как-то очень по-женски повела плечиком и сказала: "Не хочу!" И как мы с воспитательницей не старались выяснить, чем вызвано это "не хочу", ответа не было. Я впервые всерьез озаботилась женской судьбой и профессиональным будущим своей дочери, и как оказалось, зря. Нежелание быть на виду помогает ей и конфликтов избежать, и быть для всех милой и приятной.
Услышав предложение дочери, я задумалась. Поход в ресторан стоит немаленьких денег, опять же, одеть мне, как всегда, нечего. Мое единственное вечернее платье, сшитое на десятую годовщину свадьбы сына, безнадежно мало, а покупать новое ради одного единственного раза - это бессмысленный расход. С другой стороны, в стране так много земляков, только в моем микрорайоне я встретила человек десять. А тут такой шанс увидеть тех, кого не встречала много лет, все-таки разнообразие в моей монотонной жизни!
- А второе письмо от кого?
- Так от них же, видно просто ошиблись и продублировали.
Я взяла письма в руки. Действительно, на обоих адресатом значилась Кляйн Надежда. Но, присмотревшись внимательно, увидела, что на письме указана другая квартира. В Израиле почтальоны, почему-то, ориентируются не на номера квартир, а на таблички с фамилиями, прикрепленные к почтовым ящикам. Вот и вышло, что оба письма попали ко мне.
- Смотри, тут на втором письме указана 42 квартира, а у нас 23. Ладно, не беда, я позже зайду к ним, занесу письмо.
Но отдать письмо в руки не получилось. Хоть я и поднималась к соседям несколько раз, дверь никто не открыл. Тогда я просто положила конверт на коврик.

6 (Алекс)
Алекс, с трудом преодолев пять этажей, дотащился до квартиры, которую снимал пополам со своим сослуживцем. На полу перед дверью белел почтовый конверт. Подняв его, Алекс увидел, что это приглашение на встречу земляков для матери. Точно такое же приглашение для себя он только что вытащил внизу из почтового ящика. "Видно, письмо попало по ошибке к соседям и они принесли его сюда" - догадался Алекс. Мать давно жила отдельно, а почта продолжала приходить на этот адрес. Стащил с себя влажную от пота униформу, и уже собрался подставить разгоряченное тело под спасительный душ, как раздался телефонный звонок. Меньше всего ему в этот миг хотелось с кем-то общаться, но он ни минуты не сомневался, что звонит мама, а значит, если он не ответит, звонки будут следовать один за другим.
- Да, мама, я тебя слушаю!
- Слушает он! Не слушать надо, а самому звонить, мать вся извелась, а тебе трудно набрать номер, и поинтересоваться ее здоровьем!
За сегодняшний день здоровьем мамы Алекс интересовался раз пять, но в глазах восьмидесятипятилетней дамы это не было оправданием. Мог бы и шестой раз позвонить, невелик труд!
- Мама, я только что зашел в квартиру, очень устал, не успел даже умыться!
- Ты никогда ничего не успеваешь! А все потому, что ты безалаберный, несобранный, как твой отец. Если бы ты умел правильно организовывать свое время...
Ну, это надолго. Мама, педагог с более чем полувековым стажем, просто горела желанием кого-нибудь повоспитывать: свою компаньонку, уборщицу, моющую подъезд, пятидесятилетнего сына. Конечно, с еще большим удовольствием она бы воспитывала собственных внучек, но они в ее присутствии, почему-то, резко забывали русский язык, и на все длинные нравоучительные фразы отвечали, мило улыбаясь: "Бабушка, ты только не беспокойся!" Стрелы летели мимо цели.
- ....небось на всякие глупости у тебя время есть, а вот чтоб зайти к больной матери... Да стоит ли вообще детей рожать, если на старости лет от них внимания не дождешься. Будете гулять в свое удовольствие, а потом узнаете, что в это время мать умирала в страданиях и некому ей было стакан воды подать!
- Мама, я очень устал, у тебя что-то срочное, или этот разговор подождет до утра?
- Подождет? Конечно, подождет! Мама всегда подождет, она же вечная, а все ее нужды - это всего лишь капризы вздорной старухи! - в трубке послышались короткие гудки.
Надо ей перезвонить, извиниться, узнать в чем дело. Нет, сегодня у него нет на это сил. Полдвенадцатого ночи, сейчас в душ, потом чашку чая с бутербродом и спать. Извиниться можно и завтра с утра. Да и за что извиняться, наверняка ничего серьезного мать не собиралась сказать.
Сколько раз, невзирая на время суток, занятость на работе, отменяя встречи с друзьями, он мчался к ней, потому, что, по ее словам, она доживала последние минуты. А приехав, вынужден был выслушивать жалобы на безрукую компаньонку, шумных соседей, невкусный творог. Все, хватит, нельзя потакать старческому эгоизму. Завтра он все это выскажет матери и заставит ее считаться с ним. Говорят, с возрастом люди становятся очень эгоистичны, но мать всегда была в семье диктатором. Возможно, когда-то ее муж и пытался высказывать свое мнение, но очень быстро, поняв, что кроме скандалов, ничего не добивается, полностью ушел в себя, предоставив жене вершить судьбы домочадцев.
В детстве Алекс не задумывался, почему в воскресенье с утра надо непременно есть яйцо всмятку и отварной картофель с салатом, в шесть вечера, и ни минутой позже, всей семьей садиться ужинать, раз в месяц, непременно в субботу, всей семьей навещать бабушку с дедушкой, а раз в три месяца ходить с матерью в театр. Объяснением для всего этого было красивое слово "традиция": "У нас в семье такая традиция..." , и друзья начинают с уважением воспринимать его отказ поехать всем вместе на лыжную прогулку в лес. "У нас в семье такая традиция...", и учителя прощают мальчику опоздание на литературный кружок. Ну, скажите, во многих ли семьях сохранились эти самые традиции! До поры, до времени, это не раздражало, хотя и создавало некий легкий дискомфорт.
Первый раз Алекс попытался противостоять материнской диктатуре, когда она забраковала девушку, выбранную им себе в жены. О том, что он приведет в дом для знакомства свою возлюбленную, Саша предупредил родителей за неделю, тщательно прибрал свою комнату, упросил маму испечь любимое печенье. На удивление, мать легко на все соглашалась, и юноша в запале не почувствовал подвоха. Девушка была встречена семьей милыми улыбками, но если отец был искренним в своих чувствах, у матери явно просматривался хищный оскал. С первой же минуты она, полностью игнорируя незатейливое имя девушки, стала называть ее "милочкой". Фильм "Покровские ворота" еще не был снят и фразы Маргариты Палны еще не вошли в народный лексикон, но мама прекрасно знала, как указать девице на ее место.
- Милочка, рада с Вами познакомится, Сашенька часто приводит в дом своих подружек!
- Присаживайтесь, милочка, на стул, кресло низкое, а у Вас такая короткая юбочка, Вам будет неловко!
- Ах я глупая, не приготовила ничего диетического! Вам, милочка, с Вашей фигурой, наверняка нельзя есть это жирное печенье.
Сын был так взволнован, так суетился, что сразу и не понял, отчего девушка через пятнадцать минут, внезапно вспомнив про неотложные дела, пулей выскочила из квартиры, прижимая к глазам платок.
- Мама, я люблю ее!
- Ну и люби себе на здоровье, в дом зачем гойку приводить? Неужели ты не видишь, она не наша, эта Маша! Наверняка у нее родители антисемиты, будут всю жизнь тебе в глаза тыкать, что ты еврей. Придет время, встретишь порядочную девочку из хорошей семьи, тогда и будем говорить. Не можешь сам, папа сходит на "биржу", поговорит с кем надо.
"Биржей" во Львове называли небольшой пятачок перед Дворцом Пионеров в центре города. С утра до вечера там толпились мужчины, решая свои важные проблемы, обсуждая футбольные матчи, заводя нужные знакомства и даже сватая детей:
- У Вас кто, мальчик? А у нас девочка, даже три девочки, как три розочки. Согласитесь, Вам будет из чего выбирать!
Слава Богу, до "биржи", дело не дошло, "порядочная девочка из хорошей семьи" нашлась у него в институте, именно такая, какую хотела мама: покладистая, работящая, а главное - "своя". Она была хороша собой, умела готовить шесть блюд из курицы, не признавала цветных простыней. Но и у нее в семье были "традиции", и это сильно осложняло их с мамой взаимоотношения. Когда, в начале 90-х, сын, как бы временно, переехал жить к маме, она обрадовавшись, сказала: "Я так и знала, ты с ней долго не выдержишь", и при этом, совсем невпопад, добавила:" Но учти, в еврейских семьях разводов не бывает!"
С годами, особенно после смерти мужа, претензий к Саше становилось все больше и больше. А одряхлев телесно, мать и вовсе решила, что в ее обязанности входит контролировать каждый шаг сына, во что он одет, куда идет, во сколько приходит и когда ложится спать. Жить вдвоем становилось совсем невыносимо, разъехаться невозможно. Как это часто бывает в жизни, не было бы счастья, да несчастье помогло. Хотя, после случившегося инсульта, мать оправилась почти полностью, она получила государственное жилье - очень уютную двухкомнатную квартирку, где и жила сейчас с компаньонкой. Теперь она руководила сыном по телефону.
И все-таки, надо было дослушать ее до конца, - думал Алекс вертясь с боку на бок на влажной от пота постели. Теперь расстроится, давление, наверняка, поднялось, а у компаньонки такой нечуткий сон. Не дай Бог, у матери сердце прихватит, ее же не добудишься.
К утру уверенность в том, что он поступил правильно улетучилась полностью, Зато чувство вины и беспокойство поглотило целиком. Едва дождавшись семи утра, он набрал мамин номер. Долгие, долгие гудки, телефон не отвечал. Может, спит еще или не слышит? Он набрал номер еще раз, еще, гоня от себя дурные мысли. Наконец в трубке раздался хрипловатый со сна женский голос.
- Ну?
- Мама, ты почему трубку не берешь?!
- Я тебя, сынок, наверное удивлю, но в шесть утра я обычно еще сплю!!! - хрипотца исчезла, уступив место едкой иронии, - Какого черта ты трезвонишь ни свет ни заря?
- Мама, но ты вечером говорила, что тебе плохо!
- Да, мне плохо! А как мне может быть хорошо, когда ты ко мне уже неделю не заходишь, а все фильмы, которые ты мне записал, я уже посмотрела!
- Хорошо, мама, я завтра с утра приду.
- Приходи к обеду, у меня с утра маникюрша.
- Кстати, тут тебе приглашение пришло, намечается встреча львовян.
- Кто хочет меня видеть, пусть приходит ко мне, а то звонка не дождешься, а приглашения шлют! И вообще...
И что стоило, выслушать ее с вечера!

Продолжение можно про честь тут http://www.proza.ru/2012/12/13/758