Наши встречи происходят по воле случая – так волна зовет идущего по причалу. В этой точке пространства я так по тебе соскучилась, как ни разу с начала повести не скучала. Вот сложить бы страницы, чтоб повстречались странницы, обходя, минуя долгие отступления. Если мы не увидимся, что с нами завтра станется? Мы в своем одиночестве заперты, словно пленники. Говорить бы с тобой, укрывать твои плечи вязаным, шерстяным и теплым, зимнего зла не слушая. Наши встречи всегда случаются между фразами, наши встречи всегда случаются между душами. Ты ли пишешься мне, седым декабрем измучена, я ли снюсь тебе небом, где мраморный месяц высечен. Наши встречи происходят по воле случая.
Каждый день – извечный чат, новостная лента. Ни один из нас не может уже иначе. Трансцендентны, социальны, амбивалентны, основательно заточены на удачу. Обитаем то в пространстве, то в перспективе, утоляем жажду жизни вином и млеком. Как до откровения дорасти мне, чтобы ощутить себя человеком? Терабайты, килоджоули, мегагерцы. Километры бесконечности за плечами.
Ты сидишь напротив и смотришь в сердце. Ничего из мира не замечая.
Как достать тебя, такого глубоководного, донного, золотоглазого? Что делать с кессонной болезнью, рыбами, плывущими сквозь лучи? Мы были подводными лодками, якорями и водолазами, но не смогли друг друга заполучить. Как рассказать тебе, что я задыхаюсь от свободы, от безысходности, от давления в тысячу чертовых атмосфер? Соленое море где-то в сердечной полости, и острые лопасти разрезают волны – каждому по строфе.
Воскресенье, 07 Сентября 2014 г. 19:24
+ в цитатник
Не спать с тобой по ночам – это рок и рай. Первый делаешь громче – играй, играй. Второй постигаешь, как до сих пор не смел. Таинство рук твоих, твой животворный смех. Не спать с тобой по ночам – очищать эфир от всех, кто с мечом приходил воевать за мир. Месяц над полем ратным багров и тих. Я сижу на краю кровати у ног твоих.
Не спать с тобой по ночам - это сущий ад. Думать, кто в этом замешан, кто виноват, Между нами река, в реке глубока вода.
Ты кофейный пар и лакричный чай, ты гранатовый сок и медовый ром. Ты не знаешь, я пью тебя по ночам, приникая к влаге горячим ртом. Я прямая речь и плохая дочь, у меня забрали последний ключ, но они никогда не отнимут ночь, потому что я по ночам не сплю. Ты соленый лайм и горячий след, ты клубничный мусс и коньячный бриз. Ты не знаешь, но на моей земле ты всегда горишь у меня внутри. Ты прохладный брют и фруктовый лед, ты ванильный цвет и молочный снег.
Если я сейчас с тобой говорю – значит, ты искала меня во сне.
О тебе, пожалуй, не стоит писать ни строчки, потому как в словах обоим ужасно тесно. Поскорее бы время сдвинулось с мертвой точки. Что за точкой – мне доподлинно не известно. Я порой предполагаю – в порядке бреда – что за точкой начинается шум прибоя… Я же чувствую, я чую, иду по следу, небо в море отражается голубое… Ты сидишь у края мира, у кромки моря, прикурив, глядишь на воду завороженно… «Между прочим, - говоришь ты, -и я не спорю, - ведь к чужим мужьям не приходят чужие жены. Если ты стоишь сейчас за спиной и слышишь, если я сижу и знаю, о том, что будет, значит, мы намного дальше, намного выше, не мужья, не жены, даже почти не люди. Между прочим, - говоришь ты, но губы сжаты, все слова идут потоком, минуя воздух, - мне не важно, как узнала ты, как пришла ты. Я придумал мир, и мир для тебя был создан. Дольше века я прождал тебя у прибоя, длился день, клубился дымом над вечным морем…" Море в небе отражается голубое. Я все чувствую, я чую. И я не спорю.
О тебе нельзя, конечно, писать ни строчки. Только думать – осязаемо и детально.
И вдруг ты скажешь сейчас хоть слово, я буду уверен, что это – мне. Я, создающий из слов основу, до основания нынче нем.
[cut Читать дальше...]
Поэтому все, что роняет ветер, теряет девушка на бегу, я собираю в тетрадной клети и все отчаянней берегу. Живу крупицами, узелками, упавшим перышком – нечет, чёт. Проникло слово водой под камень и никуда уже не течет. И, знаешь, скоро совсем застынет, почует почву, утонет в ней. Подумай только: в моей латыни все меньше слышно живых корней.
Уехать к морю, встречать сентябрь, считать у раковины витки… А разбиваться об эти ямбы мне больше, кажется, не с руки.
Наследник Тутти вырос и стал большим. Три толстяка в нем не чают теперь души, наследник с железным сердцем жесток и глуп. Кукла наследника Тутти стоит в углу.
[cut Читать дальше...]
«Потанцуй мне, Суок, как будто я снова мал, как будто я никогда тебя не ломал. Сердце стучит, часовой механизм идет. Оружейник Просперо пойман и осужден» . Суок отвечает: «Тутти, ведь я больна. Мы с тобой танцевали, потом началась война, ты сказал мне, я плохо танцую, я не о том пою. Ты приказал стоять здесь – и я стою». Наследник злится и повышает тон, в парадную залу кондитер выносит торт, три толстяка с любопытством глядят на дверь. Доктор Гаспаро, скажи мне, куда теперь?
Под канатом на площади снова стоит толпа. Я пройду даже там, где каждый второй упал. Лихорадит город, наследник лежит в бреду. Улыбнись, мой мальчик, ты видишь, как я иду?
Кукла поет, сердечко ее стучит. Оружейнику в клетку наутро несут ключи.
Что происходит? Происходит вторник, готовится стать средой.
[cut Читать дальше...]
Горизонт за окном вечерний, почти седой, С беззубыми окнами, выбитыми жарой, С тротуарами, гремящими детворой. Вот карапуз идет, везет на веревочке самосвал. Что происходит? Я все тебе рассказал.
Нет ничего, кроме этой дороги и нет смысла мечтать о чем-то.
[cut Читать дальше...]
Это дорога стала мне домом, она мой ночлег и хлеб. Говорят, она начинается от линии жизни с ладони черта, сидящего на скале. Я смотрю, как асфальт вплетается лентой в медный песок пустыни, воздух становится маревом, плотным, как целлофан. Когда я узнаю, что наши сердца остыли, я продолжу свой путь на запад при свете фар. Я буду смотреть горизонту в глаза до рези в зрачках и думать, что только на скорости все обретает смысл, дорога летит серебряной пулей, выпущенной из дула, бесконечный хайвэй уводит из ада тех, кому дали визу. Чтобы ни случилось, я буду верен, ибо для верности нет границ. Я продолжу свой путь на запад, ни слова ни говоря. Часы на левой руке, циферблат, отражающий пляшущие огни. Потертые джинсы цвета вечернего неба, рваного по краям. Ходят слухи, за линией горизонта существуют другие смерти. Огромные города, леса, населенные страхами горожан. Мой хайвэй уводит меня из ада, никто меня не заметит, смерть моя играет разряженным револьвером и курит у гаража.
Понедельник, 08 Августа 2011 г. 16:44
+ в цитатник
О тебе, пожалуй, не стоит писать ни строчки, потому как в словах обоим ужасно тесно. Поскорее бы время сдвинулось с мертвой точки. Что за точкой – мне доподлинно не известно. Я порой предполагаю – в порядке бреда – что за точкой начинается шум прибоя… Я же чувствую, я чую, иду по следу, небо в море отражается голубое… Ты сидишь у края мира, у кромки моря, прикурив, глядишь на воду завороженно… «Между прочим, - говоришь ты, -и я не спорю, - ведь к чужим мужьям не приходят чужие жены. Если ты стоишь сейчас за спиной и слышишь, если я сижу и знаю, о том, что будет, значит, мы намного дальше, намного выше, не мужья, не жены, даже почти не люди. Между прочим, - говоришь ты, но губы сжаты, все слова идут потоком, минуя воздух, - мне не важно, как узнала ты, как пришла ты. Я придумал мир, и мир для тебя был создан. Дольше века я прождал тебя у прибоя, длился день, клубился дымом над вечным морем…" Море в небе отражается голубое. Я все чувствую, я чую. И я не спорю.
О тебе нельзя, конечно, писать ни строчки. Только думать – осязаемо и детально.
Я хочу тебе сниться – без нелепых предлогов, без замков и паролей, без звонков и советов, я хочу проникать в твои сны понемногу, сквозь закрытые веки согревающим светом, растворяющим звуком, осторожным касаньем, поцелуем и вдохом, отпечатками пальцев… Я хочу заходить к тебе в сон, воскресая, наполняясь тобой, и в тебе оставаться, прорастать, принимать твои теплые соки, распускаться цветком, раздвигая границы ощутимого мира… Ты не знаешь, насколько я люблю тебя.