Историография подлинная

Начнем с того, что Спартак никогда не был рабом. Сведения о его происхождении и о судьбе отрывочны и противоречивы, однако общее представление сложить все-таки можно. Он действительно был фракийцем - под этим общим именем понимали тогда представителей многочисленных племен, населявших Балканский полуостров и отчасти Малую Азию. Согласно греческому философу и биографу I-II веков Плутарху, Спартак "происходил из... медов", однако среди известных сегодня фракийских племен - бессов, гетов, трибаллов, мизийцев, одрисов и фригийцев (иногда к ним причисляют и даков) - медов не значится. Зато известно, что воевал Спартак не против римлян, а наоборот, в их рядах, куда в то время варваров привлекали уже весьма охотно. Во время I Митридатовой войны Спартак в битвах при Херонее и Орхомене командовал алой - так назывались тогда образованные из союзнических войск фланговые соединения римской армии. Здесь-то он и обратил на себя внимание полководца, а с 86 года до Р.Х.- и всесильного римского диктатора Луция Корнелия Суллы, пришедшего ко власти (обратите внимание!) в результате победоносной гражданской войны. Представитель аристократической партии, Сулла, тем не менее - подобно Петру I -охотно опирался и на "новых людей", которые в римском обществе не имели никакой иной опоры, кроме самого диктатора; в их числе оказался и Спартак, не достигший особых высот, но неизменно отличавшийся и отличаемый. Однако в 79 году до Р.Х. Сулла, заявив, что исполнил все назначенное, сложил полномочия, удалился от дел, а годом позже умер. И с этого момента карьера Спартака покатилась вниз. В конце концов из блестящего боевого командира он превратился в учителя фехтования в капуанской школе гладиаторов. Нет, он не был рабом, жил при школе в собственном доме вместе женой-фракийкой, однако нынешнее положение представлялось ему нестерпимым. И он не стерпел. Гладиаторы, которых он обучал и тренировал, казалось, самою судьбой были назначены стать инструментом для исполнения созревшего у Спартака замысла. Замысла чрезвычайно амбициозного: в конце концов, если Сулла смог достичь вершин власти и стать единоличным правителем Рима, развязав ради этого кровопролитную гражданскую войну, почему этому примеру не может последовать его военачальник?

И это - главное: спартаковский мятеж был вовсе не восстанием рабов, а подлинной гражданской войной. Недаром честный Аппиан включил историю Спартака в ту часть своего труда, которая озаглавлена "Гражданские войны", хотя - вослед предшественникам - и писал о ней исключительно как о мятеже и его подавлении.

Вообще, рабы здесь играли роль вовсе не первую. Римский историк Гай Саллюстий Крисп (86-35 гг. до Р.Х.), живший ближе всех к описываемым событиям, проговаривается, что "к Спартаку охотно и во множестве сбегался народ, в том числе даже некоторые рабы". ("История" Саллюстия, охватывающая события с 78 по 35 годы до Р.Х., погибла - сохранились лишь отдельные фрагменты, а жаль: похоже, из нее можно было бы почерпнуть немало интереснейших фактов...) Что ж, привлечение в свой стан рабов обещанием им свободы после победы - прием, известный с древнейших времен; тут Спартак не был первопроходцем. Так что присутствие рабов в его войске легко объяснимо, однако ядро все-таки составляли не они, а римские граждане и подданные Рима.

Кстати, если принять за данность, что Спартак вел именно гражданскую войну, становятся понятными и его маневры, до сих пор ставившие в тупик авторов многочисленных энциклопедий, вынужденных признать, что, по крайней мере, дважды у "вождя восстания" была возможность увести своих людей с Апеннинского полуострова, но всякий раз он "по невыясненным и не до конца понятным причинам" снова поворачивал к Вечному Городу. Естественно - ведь обретение власти над ним и было главной и единственной целью мятежного сулланского военачальника. Позволю себе такую аналогию. Представьте, что генерал Власов, например, образовал бы свою Русскую освободительную армию (РОА) не во время Великой Отечественной войны, не из узников фашистских концлагерей, а в мирное время из отечественных зеков, когда он, опальный полководец, был бы назначен, скажем, заместителем начальника лагеря. В этом случае он стал бы не предателем родины, переметнувшимся на сторону ее врагов, а - в зависимости от исхода - либо государственным преступником, либо новым лидером государства. Читать далее