У него были потресканные пятки. С толстой набитой коркой, и тем глубже были трещины. Страшно смотрелось. На руке - бинт, на другой - крупная ссадина. Пара царапин на скуле. И голубые глаза. Мутные. Выгоревшие на солнце, это точно. Поблекшие от водки. В этом тоже нет сомнений.
Пятки трескаются от того, что он постоянно плавает. Ссадины и рваные раны более чем благородны. Дельфин, девочка, и полугода нет, старается: белобочка, а они плохо поддаются дрессировке.
Водка? А что?

Алексей. Енот.
- Это фамилия?
- Это я так себя позиционирую.
Смешно. В такой глуши - и позиционирование.
- Полоскун?
- Патаскун.
- Еще хуже.
И почему человек с тремя высшими, работавший на ТВЦ, человек, собственноручно лечивший сопротивляющегося дельфина - не знамо на какие деньги, человек, живуший на улице и не имеющий российского паспорта, зато обладающий международным, - не смог обойтись без того, чтобы не обозначить своё эго-позиционирование в отношении меня, и без того, чтобы не попытаться выдавить слезу.
Ну, выдавил.
Моя спутница:
- Как мне дельфина жалко! И еще эту собачку. Бедные!..
Человека бы пожалели лучше.

А что человек? Справится. В море собирается. Может, даже соберется.

И все-таки: люди.

Мне вспомнился Игорь. Тогда ему было в районе "под тридцать", хотя я и плоха в таких выкладках. Живший отдельно от семьи на безлюдном берегу Селигера, промышлявший рыбой, строивший - нет, обустраивавший дом. Державший - держащий еще один для туристов. Как-то про его семью случаем рассказывали по третьеразрядному московскому телеканалу.
У Игоря на руке почти не было линий. Значит, жизнь четкая и простая своей бессобытийностью. Он почему-то был уверен, что мне должен понравится его брат, помоложе, живший еще с матерью там же, на Селигере. Глупости.

Я знаю еще - Нелли, приехавшую на Черное море на десять дней для досмотра за отрядом детей от фирмы? завода? неважно.
Досмотр-догляд обычно осуществляется телепатически, пару раз в день визуально-аудированно. Ну как, все в порядке? ну, идите, гуляйте.
Можно еще и не обычно, конечно. Можно круглые сутки их пасти, выяснять, чего им недодают, почему гонят на дискотеку, как бы это так устроить, чтобы душ работал тогда, когда дети в корпусе, а не на обеде или на прогулке, можно воспитывать едва поспелую четырнадцатилетнюю девочку, уже умеющую садиться к мальчикам на колени и разгуливать в нижнем белье. Все можно.

Или было - слова женщины-врача скорой помощи:
- Липецк. У них яблок! Коровы едят, с нижних веток рвутж. Сады заброшенные. Весной такой аромат стоит!.. Чернозем, пятки черные. Не отмываются. И трава зеленей, чем на юге: солнце не выжегает так. А на Дону за 30 минут ведро раков набирают.
- Чего только у нас нет...
- Все есть.

Видела и такого: Омар. Двадцать восемь. Я думала, ему где-то тридцать два. Слава богу, он не понял, почему я замялась.
Еще я почему-то думала, что он из Франции. Нет. Из Германии. Нет. Из Америки. Нет. Господи, ну не знаю!
Из Ирака.
Так просто. И впрямь - из Ирака. Где-то там рядом давным-давно была Персия.
Смуглый. Черноволосый. Кареглазый. Архитектор. Он мне до двух ночи объяснял, во что верит, как на арабском складывают стихи, что это вообще за язык и что-то еще... забыла... Ах, да. Как будет - пики, черви, бубны, крести, масть, значение. Так и не запомнила.
Спрашивал русские слова - интересно, как он их ловил в разговоре?
Пытался понять еще кое-что. Ох, надеюсь, что понял. Хотя бы краешком.
А на следующий день обстоятельно объяснял НГ, как куда лучше добраться, куда-то звонил, что-то узнавал.

КАК ОНИ ЭТО ДЕЛАЮТ? Объясните, я не понимаю. Как они устраиваются за тригородь, за тридесять земель, как они отправляют своих детей в далекие застепья, чтобы доглядывать за чужими? Как О Н И тратят свое собственное здоровье на других людей?
Как они так живут?
ДЫШАТ
Я тоже так хочу...
И что с ними происходит дальше?