Видим, братия, что небо запечатлено, чисто и безоблачно, производит ту унылую ясность воздуха, опечаливает тою чистотою, которой мы крайне желали прежде, когда в течение долгого времени покрытое облаками оставляло оно нас во мраке и лишало солнечных лучей.

Земля, до крайней степени иссохшая, сколько неприятна на вид, столько тверда для возделывания и бесплодна, расселась трещинами и озаряющий луч принимает прямо в глубину. Обильные и неиссыхающие источники у нас оскудели, потоки больших рек иссякли: малые дети переходят их вброд и женщины переправляются через них с ношами.

Многим из нас нечего пить, терпим недостаток в самом необходимом для жизни. Мы новые израильтяне; нам нужен новый Моисей и его чудодейственный жезл, чтобы и ныне ударяемые камни удовлетворили потребности жаждущего народа, чтобы чудные облака источили людям необычайную пищу – манну. Убоимся того, чтобы голод и казни не сделали нас новою притчею для потомков. Видел я засеянные поля и много плакал об их бесплодии, пролил слезы, потому что не излился на нас дождь. Иные семена засохли до всхода, такими же остались в глыбах земли, какими закрыл их плуг; другие взошли несколько и, дав зелень, жалким образом увяли от зноя, так что ныне благовременно превратить [1] евангельское изречение и сказать: делателей много, а жатвы нет и малой (ср.: Лк. 10, 2) <…>.   

Поэтому пусть и нам будет сказано пророком (Амосом – прим. ред): и Аз удержах дождь от вас прежде триех месяцев жатвы, и надождю на един град, а на един град не надождю: и часть едина надождится, и часть, на нюже не надождю, изсохнет: и соберутся два и три града в един пити воду и не насытятся; зане не обратистеся ко Мне, глаголет Господь (Ам. 4, 7-8). Итак, познаем, что за уклонение и за нерадение насылает на нас Бог удары, не с намерением сокрушить, но с желанием исправить, как и добрые отцы исправляют нерадивых детей: они раздражаются и восстают на юных, не о том помышляя, чтобы сделать какое-нибудь зло, но от детской небрежности и от грехов юности приводя к рачительности.

Смотрите, как множество наших грехов самый климат лишило его естественных свойств и во временах года произвело необычайные перемены. Зима при сухости своей не имела обычной ей мокроты, но оковала льдом и иссушила всю влагу, и протекла без снегов и дождей. Опять и весна, хотя показала одну часть отличительных своих признаков, а именно, теплоту, но не приобщалась влажности. И зной, и стужа, небывалым доселе образом преступив пределы, назначенные природе, немилосердно согласившись вредить нам, лишают людей пропитания и жизни. Какая же причина сего беспорядка и замешательства? Что это за переворот времен? Исследуем это как имеющие разум; рассудим как разумные. Разве нет Правителя вселенной? Ужели наисовершеннейший Художник – Бог – забыл Свое домоправление? Ужели лишен власти и могущества? Или имеет ту же крепость и не утратил державы, но стал к нам жестоким и крайнюю благость и благопопечительность изменил в человеконенавидение? Никто здравомыслящий не скажет сего.

Напротив того, ясны и очевидны причины, по которым поступает с нами не по обыкновению. Сами берем, а других не снабжаем; хвалим благотворительность, и отказываем в ней нуждающимся; из рабов делаемся свободными и не имеем жалости к подобным нам рабам; будучи голодны, насыщаемся, а того, кто скуден, проходим мимо; имея у себя нескудного подателя и сокровищехранителя Бога, стали мы скупы и необщительны с бедными. Овцы у нас многоплодны, но нагих больше, чем овец; кладовые затеснены множеством хранимого в них, а утесненного не милуем. За сие-то и Бог не отверзает руки Своей, потому что мы заградили братолюбие. За сие-то и нивы сухи, потому что охладела любовь. Голос молящихся раздается напрасно и рассевается в воздухе, потому что и мы не слушали умоляющих.

Да и какая у нас молитва, какое прошение? Вы, мужи, за исключением немногих, проводите время в куплях; а вы, жены, прислуживаете им в трудах для мамоны. Немногие уже остаются здесь со мною и на молитве; и у тех отяжелела голова; они зевают, непрестанно оборачиваются и наблюдают, скоро ли псалмопевец окончит стихословие и скоро ли они освободятся из церкви, как из узилища, и от молитвы, как неволи. А эти малолетние дети, оставившие книги свои в училищах и соединяющие голос свой с нашим, как бы находят для себя в этом занятии более отдых и забаву, обращая в праздник нашу скорбь, потому что на некоторое время освобождаются от докучливого наставника и от заботы об уроках. А множество людей совершенного возраста и опутанный грехами подлый [2] народ беспечно, свободно и весело ходят по городу, тогда как они-то носят в душах своих причину зол, они-то навлекли и произвели сие бедствие. Спешат и собираются на исповедание несмысленные и непорочные младенцы, которые не были причиною скорбей и не имеют ведения или способности молиться по обычаю. Выступи на средину ты, оскверненный грехами; ты припадай, плачь и стени; а младенца оставь делать свойственное его возрасту. Для чего ты, обвиняемый, скрываешься и представляешь к ответу не подлежащего ответственности? Разве Судия обманывается, что выводишь за себя подложное лицо? Конечно, и младенцу надлежало быть, но с тобою, а не одному.

Смотри, и ниневитяне, раскаянием умилостивляя Бога и оплакивая грехи, какие обличал Иона, спасенный из моря и кита, не младенцев одних определяли на покаяние, между тем как сами продолжали жить в роскоши и забавах; напротив того, согрешивших отцов прежде других смирил пост, на отцов легло наказание, а младенцы плакали поневоле, как бы вдобавок, чтобы печаль овладела всяким возрастом, и сознающим и не сознающим себя, первым – по произволению, а последним – по необходимости. И Бог, видя такое их смирение, что сами себя осудили на чрезмерные мучения всякого рода, умилосердился над страданием, освободил от наказания и даровал радость плакавшим благосознательно. Какое стройное покаяние! Какая мудрая и единодушная скорбь! И неразумных не оставили изъятыми от наказания, но и их заставили вопиять по нужде; телец разлучен был с кравою [3], агнец отогнан от матерняго сосца; грудное дитя не в объятиях было родительницы. В особых местах находились матери, в особых дети. Все отвечали и отзывались друг другу жалобными голосами. Голодные дети искали источников молока; матери, терзаемые естественною жалостию, сострадательными голосами призывали к себе свои порождения. Столько же голодные младенцы надрывались от самого сильного плача и бились; у родивших естественными страданиями уязвлялось сердце. Посему-то богодухновенное слово, предав покаяние их письмени, сохранило в общий урок для жизни. У них плакал старец, рвал и терзал седые свои волосы. Еще сильнее рыдал юноша и цветущий возрастом. Воздыхал бедный; и богатый, забыв о роскоши, учился злостраданию как делу целомудренному. Царь их блистательность свою и славу изменил в бесславие, сложив с себя венец, посыпал голову пеплом; свергнув с себя багряницу, облекся во вретище; оставив превознесенный и пышный престол, в жалком виде влачился по земле; отринув свойственные ему царские увеселения, плакал вместе с народом; стал одним из простолюдинов, когда увидел, что прогневан общий всех Владыка.

Таков образ мыслей у рабов благосознательных! Таково покаяние одержимых грехами! А мы грех совершаем со всем усилием, за покаяние же принимаемся нерадиво и лениво. Кто у нас, молясь, проливает слезы, чтобы благовременно получить дождь и орошение? Кто, чтобы загладить грехи, в подражание блаженному Давиду, омочил ложе слезами (Пс. 6, 7)? Кто омыл ноги странным и отер путешественную пыль, чтобы вовремя умилостивить Бога, желая окончания засухи? Кто напитал лишившееся отца детище, чтобы и Бог возрастил теперь для нас хлеб, подобно сироте побитый суровостию ветров? Кто призрел вдову, стесненную трудностию пропитания, чтобы теперь в награду себе получить необходимую пищу? Раздери неправедное писание, чтобы чрез это разрешен был твой грех; изгладь обязательство платить тяжелый рост, чтобы земля рождала обычное ей. Поелику у тебя медь, и золото, и все нерождающее рождает вопреки природе, то земля, по природе способная к рождению, делается твердою, и в наказание живущих на ней осуждена на бесплодие.

Пусть покажут чтители любостяжания, собирающие до преизбытка богатство, какая сила или польза их сокровищ, если разгневанный Бог еще долее продлит наказание! Вскоре желтее золота сделаются те, которые копят его, если не будет у них хлеба, вчера и за день презираемого по удобству иметь его в обилии. Представь, что нет продающего, что хлеба не стало в житницах. Какая тогда польза в тяжелых мешках с деньгами? Скажи мне: не вместе ли с ними будешь зарыт в землю? Не земля ли – золото? не бесполезное ли брение будет лежать подле брения – тела? Все приобрел ты, но нет у тебя одного необходимого – возможности пропитать себя самого. Из всего твоего богатства сделай хотя одно облако; придумай способ произвести несколько дождевых капель; побуди землю к плодородию; прекрати бедствие своим гордым и величавым богатством. Может быть, призовешь на помощь кого-либо из мужей благоговейных, чтобы тебе своими молитвами, как Илия Фесвитянин, даровал облегчение бедствий человек бедный, не имеющий у себя ни собственности, ни обуви, ни жилища, ни теплого угла, ни других пособий жизни, прикрытый одним хитоном, как Илия милотью, воспитанник молитвы, сотрапезник воздержания. И если получишь просимую у такого человека помощь, не посмеешься ли тогда над богатством, требующим многих забот? Не плюнешь ли на золото? И серебро, которое прежде называл всесильным и прелюбезным, не бросишь ли, как нечистоту, узнав, что оно – слабый помощник в нужде?

За тебя осудил Бог и на сие бедствие: потому что ты, имея, не подавал; потому что ты проходил мимо алчущих; потому что ты не обращал внимания на плачущих; потому что ты не оказывал милости кланявшимся тебе. И за немногих приходят бедствия на целый народ, и за злодеяние одного вкушают плоды его многие. Ахар учинил святотатство, и побит был весь полк (Нав. 7, 1-26). Еще Замврий блудодействовал с мадианитянкою, и Израиль понес наказание (Чис. 25, 6-15). Поэтому и наедине, и всенародно все мы наследуем жизнь свою; будем внимательны к засухе, как к детоводителю, который каждому из нас напоминает его грехи. И мы благосознательно скажем словами мужественного Иова: рука Господня коснувшаяся ми есть (Иов. 19, 21); а наипаче несчастие свое припишем главным образом грехам.

Если же надобно присовокупить к сему и иное, скажем, что иногда и для испытания души насылаются на людей подобные несчастия, чтобы в трудных обстоятельствах открылись люди достойные – бедные ли они или богатые, потому что те и другие верно оцениваются посредством терпения. В это время особенно оказывается [4] общителен ли и братолюбив один, благодарен ли, а не злоречив, напротив, другой и с переворотами в жизни не меняет ли он тотчас образа мыслей. Знаю (не слухом изучив, но собственным опытом изведав людей), что многие, пока жизнь их благоденственна и, как говорят, несется попутным ветром, если не совершенно, по крайней мере сколько-нибудь, свидетельствуют свою благодарность Благодетелю; а если, при положении противном, дела примут иной оборот, и богатый делается бедным, телесную крепость заменяет болезнь, славу и знатность – стыд и бесчестие,- бывают они неблагодарны, произносят хулу, нерадят о молитве, жалуются на Бога, как на промедлившего должника, а не так обращаются к Нему, как к прогневанному Владыке.

Но выкинь из мысли подобные сему понятия! Напротив того, когда видишь, что Бог не дает тебе и того, что давал обыкновенно, так рассуждай сам с собою: «Бог не бессилен даровать пищу. И возможно ли это? Он – Господь неба и всего устройства; Он – мудрый Домостроитель годовых переворотов и времен; Он – Правитель вселенной, определивший, чтобы времена года и взаимные их круговращения следовали одно за другим, подобно чинному хороводу, и своим разнообразием удовлетворяли различным нашим нуждам, чтобы в свое время бывала мокрота, и потом наступал жар, и холод имел свое место в течение года, и не лишены мы были нужной сухости. Поэтому Бог могуществен. А если могуществен, и мы признаем сие, то не оскудела ли у Него благость? И это рассуждение не твердо.

Ибо какая была бы необходимость неблагому сотворить человека вначале? Кто понудил бы Творца против воли взять персть и из брения образовать такую красоту? Кто убедил бы в необходимости даровать человеку разум по образу Своему, чтобы почерпал отсюда силы изучать искусства и навык любомудрствовать о предметах горних, которых не касается чувственно?» А рассуждая таким образом, найдешь, что благость присуща Богу, и доныне в Нем не оскудевает. Иначе, скажи мне, что воспрепятствовало бы тому, чтобы это явление было не засухой, но совершенным воспламенением, чтобы при малом изменении солнцем обыкновенного пути, по приближении его к телам надземным, в одно мгновение не сгорело все видимое? Или что воспрепятствовало бы дождить огню с неба, по примеру бывших уже наказаний грешникам? Войди в себя, человек, и соберись с своими мыслями.

Не поступай, как несмысленные дети, которые, быв наказаны учителем, рвут его книги, или раздирают одежду отца, когда он для их же пользы не дает на время им пищи, или царапают ногтями лицо матери. Кормчего обнаруживает и испытывает буря, борца – поприще, военачальника – битва, великодушного – несчастия, христианина – искушение. И скорби изобличают душу, как огонь золото: беден ли ты? не унывай; ибо чрезмерное уныние бывает причиною греха, когда скорбь потопляет собою ум, смущением производится кружение, и от недостатка рассудительности рождается неблагодарность. Напротив того, имей надежду на Бога. Не может быть, чтобы Он не обращал взора на твое стеснительное положение. В руках Его для тебя пища, но медлит дать тебе, чтобы испытать твою твердость, чтобы узнать твое расположение, не походит ли оно на расположение людей невоздержных и непризнательных; потому что и они, пока пища у них в устах, хвалят, ласкательствуют, ставят выше всего; но если трапеза отложена ненадолго, как камнями, мечут хулами в тех, которым недавно из сластолюбия кланялись наравне с Богом.

Пересмотри Ветхий и Новый Завет; в том и другом найдешь, что многие различным образом были питаемы. Илии служил жилищем Кармил, гора возвышенная и необитаемая; пустыня вмещала в себе пустынника, но душа все составляла для праведника, и напутием жизни была у него надежда на Бога. Но при таком роде жизни не умер он с голода; напротив того, самые хищные и наиболее прожорливые птицы приносили ему пищу, служителями при столе праведника стали те, у кого было в обычае похищать чужие снеди; по повелению Владыки изменив свою природу, они сделались верными стражами хлебов и мяс. А что Илии носили это враны, узнаем о том из духовной истории. И вавилонский ров вмещал в себя юношу-израильтянина, по несчастным обстоятельствам пленника, но свободного душою и по образу мыслей. И что ж последовало за сим? Львы вопреки своей природе соблюдали пост; а питатель сего юноши – Аввакум – летел по воздуху, потому что Ангел нес человека вместе с яствами, и чтобы праведник не потерпел от голода, пророк в малую часть времени перенесен чрез все то пространство земли и моря, какое есть между Иудеею и Вавилоном. А этот еще народ в пустыне, которым управлял Моисей! Чем поддерживалась его жизнь в продолжение сорока лет? Там не было ни человека-сеятеля, ни вола, влекущего плуг, ни гумна, ни точила, ни житницы; без сеяния и возделывания земли имели они пищу; камень дал им источники, которых прежде не было, но которые исторглись при нужде.

Болезнь алчущего – голод – есть страдание, возбуждающее жалость. Верх всех человеческих бедствий – голод: всякой смерти мучительнее такой конец. В других опасностях или острие меча наносит скорую смерть, или стремительность огня мгновенно угашает жизнь, или звери, растерзав зубами главные в жизненном устройстве члены, не дают мучиться продолжительною болью. Но голод есть медленное зло, продолжительное мучение; кроющаяся и таящаяся внутри смерть, каждую минуту угрожающая и все еще замедляющая. Ибо истощает естественную влагу, охлаждает теплоту, сжимает телесный объем, мало-помалу иссушает силы. Плоть, как паутина, прилегает к костям; кожа теряет цвет, потому что с оскудением крови пропадает румяность; не станет белизны, потому что поверхность тела темнеет от истощения; тело синеет, потому что вследствие страдания слившиеся бледность и чернота производят жалкий вид; колена на себе не держат, но невольно сгибаются; голос делается тонок и слаб; глаза изнемогают в своих впадинах, напрасно вложенные во влагалища, как иссохшие ядра в ореховую скорлупу; живот пуст, впал, не имеет ни вида, и объема, ни естественной упругости во внутренностях, прилег к хребтовым костям.

Каких же достоин наказаний, кто проходит мимо человека с таким изможденным телом? Что еще можно прибавить к такой жестокости? Не стоит ли он того, чтобы причислить его к лютым зверям, признать злодеем и человекоубийцею? Кто имеет возможность уврачевать зло, но добровольно и по любостяжательности откладывает сие, того, по справедливости, можно осудить наравне с убийцами. Мучение голода нередко вынуждало многих преступать пределы естества, делало, что человек касался плоти ему единоплеменных, и что мать своего сына, которого произвела на свет из утробы, опять без милосердия принимала в утробу. Иудейская история, написанная трудолюбивым Иосифом [5], представляет нам такие плачевные события, когда ужасные страдания постигли иерусалимлян, понесших справедливые наказания за нечестие свое пред Господом.

Смотри, и Сам Бог наш нередко другие страдания оставлял без уврачевания, но сострадательно милосердовал об алчущих. Ибо говорит: милосердую о народе сем (Мф. 15, 32). Посему и на последнем суде, где Господь призывает к себе праведных, первое место занимает щедрый. Питатель других первенствует между удостоенными почестей, уделявший хлеб призывается прежде всех, услужливый и благоподатливый преимущественно пред другими праведниками вводится в жизнь. А необщительный [6] и скупой прежде других грешников предается огню (Мф. 25, 34-46).

Самое время призывает тебя к матери заповедей; позаботься особенно, чтобы не прошло для тебя даром это время торжища и купли; потому что время течет и не ждет медлительного; дни спешат и минуют ленивого. И как нельзя остановить течения реки, разве кто, захватив при первой встрече и первом порыве, воспользуется водою как должно, так невозможно удержать и времени, которое понуждается вперед безостановочными круговращениями: и прошедшего нельзя возвратить назад, разве кто уловит наступающее. Поэтому и заповедь, как нечто бегущее, держи и исполняй; взяв со всех сторон, сжимай в своих объятиях. Дай малое и приобрети многое. Разреши первообразный грех подаянием пищи. Ибо как Адам худым вкушением передал нам грех, так мы загладим сие зловредное вкушение, если удовлетворим нужде и голоду брата.

Слышите, народы! внемлите, христиане! Сие говорит Господь, не собственным Своим гласом вещая, но, как органами, возглашая устами рабов. Мы, словесные твари, да не окажемся жестокосердее бессловесных. Ибо они как чем-то общим пользуются тем, что естественным образом производит земля. Стада овец пасутся на одной и той же горе; множество коней на одной равнине находят себе корм; и какой ни возьми род животных, все дозволяют друг другу необходимое наслаждение потребным. А мы общее достояние прячем себе за пазуху, и собственностию многих владеем одни. Постыдимся того, что повествуется о человеколюбии язычников. У некоторых из них человеколюбивый закон учреждает один стол и общую пищу, и многочисленный народ делает почти одной семьей. Оставим внешних и обратимся к примеру этих трех тысяч (Деян. 2, 41-42); поревнуем первенствующему обществу христиан: у них все было общее, жизнь, душа, согласие, общий стол, нераздельное братство, нелицемерная любовь, которая из многих тел делала единое тело, различные души соглашала в то же единомыслие.

Много имеешь примеров братолюбия и в Ветхом и в Новом Завете.

Если видишь алчущего старца, призови и напитай, как Иосиф Иакова. Если находишь врага в крайности, к обдержащему тебя гневу не прилагай мщения, но напитай его, как Иосиф продавших его братьев.

Если встретишь человека иного, подавленного трудами, прослезись, как Иосиф над Вениамином, сыном старости. Может быть и тебя искушает любостяжательность, как Иосифа госпожа, и тебя влечет за одежду, чтобы пренебрег ты заповедь и возлюбил более эту златолюбицу и миролюбицу, нежели Господне повеление.

Когда приходит к тебе помысл, враждующий против оной заповеди, увлекающий целомудренный ум в сребролюбие, принуждающий нерадеть о братолюбии, а удерживающий при первом,- и ты свергни с себя одежды, удались с гневом, блюди верность ко Господу, как Иосиф к Пентефрию. Снабжай скудость хотя один год, как он снабжал семь лет.

Не всем жертвуй сластолюбию; дай нечто и душе.

Представь, что у тебя две дочери: здешнее благополучие и жизнь на небесах.

Если не хочешь всего отдать лучшей, то, по крайней мере, поровну раздели – и невоздержной, и целомудренной. Смотри, чтобы, когда надобно будет тебе предстать ко Христу и явиться пред лицом Судии, не оказалась слишком богатою здешняя жизнь, а обнаженною и одетою в рубище другая – жизнь добродетельная, имеющая вид и название невесты. Поэтому не представь Жениху невесты безобразною и неукрашенною, чтобы Он, воззрев, не отвратил лица, и видя, не возненавидел и не отрекся от союза с нею; но облеки ее в приличное убранство, соблюди благообразною до предназначенного времени брака, чтобы и она с мудрыми девами возжгла светильник, имея неугасимый огонь ведения и не оскудевая елеем заслуг, чтобы самым делом подтвердилось богодухновенное пророчество, чтобы и в душе твоей приличествовало сказанное: предста царица одесную тебе, в ризах позлащенных одеяна преиспещрена. Слыши, дщи, и виждь, и приклони ухо твое… и возжелает Царь доброты твоея (Пс. 44, 10-12). Ибо псалмопевец предрек сие о целом, предсказывая красоту целого тела, но в собственном смысле будет сие приличествовать и каждой душе, так как Церковь есть совокупность отдельных лиц.

Промышляй о настоящем и о будущем, и не утрать последнего ради гнусной корысти. Оставит тебя тело – отличие твое в настоящей жизни. В явление же ожидаемого и несомненно имеющего прийти Судии, заградишь себе воздаяние почестей и небесную славу и вместо долгой и блаженной жизни отверзнешь неугасимый огонь, геенну, казни и горькие веки мучений. Не думай, что пугаю тебя ложными страшилищами, подобно какой-нибудь матери или кормилице, как они имеют обычай поступать с малолетними детьми и вымышленными рассказами заставляют умолкнуть, когда неутешно и долго плачут. Но это не баснь, а учение, проповеданное неложным гласом. Знай, что по евангельскому проречению, иота едина, или едина черта не прейдет (Мф. 5, 18). И тело, истлевшее во гробе, восстанет, и душа, та самая, которая отлучена смертию, снова будет жить в теле,- и настанет подробное изобличение сделанного в жизни, не по свидетельству других, но по засвидетельствованию самой совести. Каждому же по достоинству воздано будет праведным Судиею. Ему подобает слава, держава и поклонение во веки веков! Аминь.

святитель Василий Великий

Источник