В дверь постучали. Старик приоткрыл глаза. Постучали еще раз.
Он спустил ноги с кровати, закашлялся. За окном - вьюга. Он нашарил тапочки, и открыл дверь.
- Привет, смерть.
- Привет, старик. Впустишь?
Старик усмехнулся:
- А могу не впустить?
- Можешь.
- Тогда не впущу.
- Да я погреться. Электрички уже не ходят, а к тебе ближе всего было.
- Да? Тогда заходи. И так уже сугробов здесь намело.
Смерть отряхнула снег с валенок, и зашла. В доме было жарко натоплено.
- Чай будешь?
- Буду. А у тебя сосед умер.
- Да? Жаль. Хороший был мужик.
- Ничегошеньки не хороший. Он свою жену бил.
- Да? Ты садись. Здесь, где теплее.
- Спасибо. А еще у тебя внук родился.
Дед поставил на стол две чашки, и аккуратно разлил по ним чай.
- С мятой…
- С мятой. А ты откуда знаешь?
- Так пахнет же.
- Я про внука.
- А… - она отхлебнула чаю. - Недавно из тех краев. Павликом назвали. В честь дедушки. По отцовской линии.
- Меня не вспоминают?
Смерть еще раз громко отхлебнула чаю.
- Хороший чай… И вообще, у тебя тут хорошо…
- Да… Небось, не часто тебя чаем поют?
- Не поют. Свинская работа.
- А не жалко? Людей-то…
- Жалко, конечно. Особливо ежели хороший попадется… Или дитё какое… Ток нам выбирать не приходится.
- Смерть… А можно спросить?
Она посмотрела на старика поверх щербатого ободка чашки:
- Валяй.
- А что там…
- Где?
- Ну… Потом…
Старик подобрал ноги под табурет.
- Тама? Да не знаю, что…
- То есть как это?
- Да вот так. Ежели узнаем - то умрем.
- А вы разве можете?
- У… Еще как можем.
- И что, совсем не интересно?
- Интересно. Ток страшно.
- А… Понятно… - сказал старик, хотя ничего не понял, и уставился на огонь, выбивающийся из печки.
- Ладно, пошла я…
- Куда ты в такую погоду-то пойдешь? Сама же сказала, что электрички уже не ходят…
- Да я как-нибудь… Слушай, а ты давно болеешь?
- Давно.
- А хочешь, я к тебе каждый день приходить буду?
Старик покосился:
- Да не надо…Спасибо…
- Да я ж безо всякого… Тебе тута одиноко…
- Ну ладно, приходи.
- Хорошо. До завтра. - Кряхтя, она натянула валенки, взяла косу. - Пока.
- Пока.

- Вот, это тебе лекарства… Это апельсины… Это газеты вота…
- Да зачем ты…
- Перестань. Лекарства будешь три раза в день пить, ясно? Я их еле достала, так что ты давай. Очень хорошее. Импортное.
- Ладно.
- Иди ложись. Где у тебя тута чай? Вот тот, который с мятой.
- Вон, на полке. Там и мята. Я тебе вареников налепил…
- Ты вареники лепить умеешь? Вот это да…Обожаю вареники… В детстве ток их и ела… Спасибо тебе большое… а с чем они?
- С картошкой.
- С картошкой… Ну же, иди ложись. А я тебе апельсины чистить буду…
- Сегодня тоже кто-то того?..
- У меня - нет. Но вообще, работа - гадство сплошное… Иногда такое попадается…
- Расскажи.
- Да ну… Ну, как-то, значит, этого… Девушка одна была… СПИДом болела…В больнице ее заразили, бедолагу. Знаешь, дед, что такое СПИД?
- Да слышал чего-то… Смертельно, вродь.
- Вот-вот. А эта дурочка возьми, да и влюбись… Да еще и взаимно… А за день до свадьбы она того… Мне после этого месяц в санатории дали… Все в себя прийти не могла… Красивая она была… - Смерть шмыгнула носом, и вытерла слезу.
- Да…
- Да ниче… Работа…
- Плохая у тебя работа…
- Так я не выбирала.
- А ежели б выбирала?
- В детском садике бы работала… С детишками возилась… Я детишек страсть как люблю… Маленькие такие… Хорошенькие… Щебечут, ручки тянут… Дед, эй, дед, че смолк?
Она обернулась. Дед смотрел на кружащиеся за окном хлопья снега, и плакал. Она подошла к нему, и села на край кровати:
- Дед, ты че?
- А Павлик… Он какой?
Смерть вздохнула:
- Хороший мальчуган. Ты не плачь, дед… Ты только лечись, и сам его увидишь… Верно говорю…

Она привычно отряхнула валенки у порога, и вошла. Остановилась в дверях, теребя косу:
- Ты чего лекарство пить перестал, а, дед?
Он посмотрел на нее:
- Что, пора?
Она тяжело опустилась на стоявший рядом табурет.
- Что молчишь?
- А че говорить-то? Это ты мне скажи, чего лекарство не пьешь?
- Ты делай, за чем пришла.
Смерть отложила косу:
- Да не буду я ничего делать!..
- Ты не сердись. Ты ведь за этим пришла, верно?
- Ну и что? Не буду, и все тут!
- Тебе ж за это голову оторвут, начальство ваше-то…
- Не оторвут. Ну, а ежели и оторвут, то что?
- Как это что?
- А вот так. И вообще, уволюсь я.
- Да разве ж ты могешь?
Она вздохнула:
- Не могу…
- Ну вот. Давай, не тяни тут…
- Да иди ты к черту, дуралей старый!.. - Смерть вскочила, схватила косу, и вышла, хлопнув дверью.

Дверь скрипела, ветер то распахивал ее, то вновь захлопывал. Смерть осторожно вошла в дом. Воздух был морозным, печь нетоплена.
На кровати спал дед.
- Дед, эй!
Он не открывал глаза.
- Дед, ну, погорячилась я… не обижайся…
Она подошла поближе. Дед не шевелился. Грудь его не поднималась от дыхания. Она взяла его за руку. Из ледяной ладони выпала беленькая баночка, в которой когда-то было снотворное.

Вьюга кружила свои бесконечные огромные белые хлопья. На фоне лунного неба был виден силуэт.
Смерть сидела на деревянной лавочке, и смотрела на свежесрубленный крест. Она отхлебнула из чекушки, и вздохнула.
Была зимняя ночь.