— Владыка Арсений, в Лавре теперь столько переселенцев! Повлияло ли это как-то на жизнь братии?

— Монастырская жизнь всегда насыщенная. У нас в Лавре и до революции тысячами шли паломники, и до недавних военных действий по 90 автобусов по воскресеньям прибывало. Но сейчас несколько изменился контингент. Прежде много туристов было: и наших, и зарубежных. Многие из этих туристов воцерковились, нашли здесь духовников. Но вы обратите внимание, когда началась война, куда побежали люди? Изюм, Красный Лиман рядом, но люди бежали именно в Святогорск, под покров и защиту Божией Матери, в надежде, что Господь их не оставит. Потому что больше доверять в мире некому. То есть они сюда уже бежали с верой. Конечно, приезжают и паломники, которые ничего не боятся в этом мире, кроме как оскорбить Бога грехом своим по любви к Нему. Могу сказать, что живущие у нас переселенцы воцерковленными стали. Особенно детвора. Уже как свои. Идешь по набережной, а навстречу друг Кирилл идет, 4 года. Подходит такой серьезный, безо всякой улыбки руку протягивает: «Привет, владыка! Как поживаешь?» Так и беседуем.

— Сейчас Донецкий регион очень неспокойный, даже на блокпостах порой не знаешь, чего ждать, а ваши монахи ездят часто на службы. Были ли угрозы со стороны военных на братию?



— Такое время озлобляет людей. Причина современных событий в болезненности нашего общества, которое выразилось в соответствующих обстоятельствах. Да и средства массовой информации тоже будут в ответе — чему людей учили, на что настраивали. А когда озлобленность берет верх, человек может что-то не то сказать, не так себя повести. Один мирской человек на вопрос, что говорить людям, которые сделали тебе недоброе, очень хорошо сказал: «То, что он делает недоброе, я пишу на песке, а то, что делает доброе — я высекаю на камне». Сколько мудрости в этих словах! Война — производная больной души человеческой. А добрых людей неимоверно больше, нежели злых и озлобленных. Вот, например, наши благодетели, без которых мы не смогли бы прокормить столько переселенцев. Нам все время кто-то помогает, из разных регионов и даже стран. Многие архиереи: и наши, и из России, из Италии. Один батюшка из Италии написал, что даже католики откликнулись — хотят помочь. И, слава Богу! Блаженны милостивые, яко тии помилованы будут. Люди через это Царство Небесное зарабатывают, а мы что, будем отказываться и тем самым венцы спасения у них отбирать? Конечно же, нет! Кто хочет добро творить — творят.

— Нам рассказывали, как владыку Митрофана Горловского на одном из блокпостов допрашивали с автоматом: «Бытие 1:1!» , потом про «Любимый псалом царя Давида», и лишь после этого отпустили. Бывали ли такие случаи с вашей братией?

— Негативы были, но чтобы массово — не могу сказать. Я не считаю, что сейчас о таких вещах стоит говорить. Нужно говорить о тех событиях, которые не озлобленность затрагивают, а добрые и светлые струны души. Чтобы человек задумался — может, что-то и неправильно делает. Плохого и так хватает. Например, новости посмотришь по ТВ — будто и нормальных людей в стране нет, одна уголовщина. От этого и уныние. Один батюшка на вопрос, почему он считает просмотр телевизора грехом, ответил: «Сам по себе телевизор — как изобретение ума человеческого, не грех. Если бы он служил для воспитания нравственности и духовности — вопросов бы не было. Вот вы мне скажите: вы бы убийцу к себе в дом пустили? — Нет! — А вора-рецидивиста или блудника, который бы с вашими детьми на ваших глазах блудом занимался? — Нет. — Простите, но через телевизор они все у вас в доме». Того, кого бы мы на порог дома не пустили — через телевизор, незримо, но духовно, все у нас в доме сидят. Владыка Алипий так говорил: пока у человека нет духовности, он должен стремиться к нравственности — читать нравственные книги, смотреть нравственные фильмы, слушать нравственные песни. Когда он уже утвердится и подтянется к духовности, то это отойдет на второй план.

— Владыка, мы случайно увидели, как Вы у ворот монастыря послушнику по лбу несколько раз посохом постучали. Это такое наказание? Какие вообще бывают наказания у монахов?

— Да ну! Это не наказание, а предупреждение. Если бы серьезное что-то, и пожурил бы, и поклоны бы сказал делать. А вообще у монахов есть епитимья. Это может быть и замечание, сделанное со строгостью, и выговор. Ну, как в семье. Монастырь — это семья. Только монахов ремнем не погоняешь, к каждому свой подход. Кому-то можно и сказать, кого-то и пожурить или пошутить, а кто-то настолько ранимый, что и сказать нельзя напрямую. Иногда человек, как нарыв — не знаешь, с какой стороны к нему и подойти, как пообщаться. Потому порой просто молишься за этого человека, ибо понимаешь — словесное вразумление на него не подействует. Ибо Бог — всемогущ, и мертвого может воскресить. Ну и физическое вразумление для молодежи тоже помогает.

— Как это физическое вразумление? Сто поклонов бить?

— Прямо сто! А вдруг не сделает? Тут ведь такие законы: если духовник скажет своему духовному чаду 100 поклонов бить, а тот откажется, то должен духовник те 100 поклонов положить. Вообще поклоны — хорошая вещь. Даже Ленин своему брату Митеньке советовал в тюрьме земные поклоны бить. Не из любви к Богу, а потому что при земных поклонах все группы мышц работают. Иоанн Затворник, уже 70-летний старец, 700 поклонов ежедневно делал, все 17 лет.

— Существует ли какая-то связь между лаврами?

— Однозначно, в первую очередь связь духовная и молитвенная. Братия и владыки общаются, у нас со всеми добрые отношения. А вот в Киево-Печерскую лавру я приезжаю с особым трепетом, который корнями в детство уходит.



Моя бабушка в 8 лет осталась сиротой, воспитывала ее тетя Феодосия. Она была очень благочестивой жизни. Они с бабушкой из Воронежской губернии в Киевскую лавру пешком ходили. Бабушка и принесла оттуда свои особые духовные впечатления, о которых вспоминала всю жизнь. Когда я был еще в 5 классе, мой дядя троюродный переехал в Бровары под Киевом. Мы поехали к нему в гости. Нас и повели в зоопарк и Киево-Печерскую лавру. Там тогда музей был. Однако благодать-то все равно осталась. Я в поезде всю обратную дорогу целую тетрадь изрисовал церквями. Она до сих пор дома лежит. Теперь я всегда приезжаю в Киево-Печерскую лавру с каким-то покаянным чувством. Потому что приезжаю туда как архиерей, на машине, а моя бабушка сюда пешком ходила, чтобы поклониться, поисповедоваться, на колокольню подняться. Причем я бабушку свою очень любил, она святой жизни была. Всегда сравниваю свою поездку с ее паломничеством пешком и ее воспоминаниями. Когда в пещеры спускаешься — чувство времени теряется. Да что там, даже на руинах Успенского можно было часами гулять — кругом в лавре некое ощущение надмирности. Притягательная благодать такая. Все лавры — чада Божией Матери. Когда у нас тут беда случилась, все лавры нам помогали — и владыки, и братия. Привозили микроавтобусы с пожертвованиями. С Почаевской лаврой нас связывал старец, духовник, ныне покойный схиархимандрит Серафим (Мирчук). С владыкой Павлом мы ближе познакомились, когда вместе на Афон ездили несколько лет назад. У нас с владыками братские отношения.

— Братские и дружеские отношения — это одно и то же?

— Нет, дружеские отношения — по страстям. Брат брата в плохое не заведет, от плохого предостережет. Пусть и неприятно будет слышать, но он честно скажет правду. Это как родители — они строги в воспитании, могут и ремня дать при случае. Сосед, хоть ты будешь с ним дружить, и курить тебя научит, и словам плохим, и питью алкоголя. А родители запереживают — так нельзя. Так и в братских отношениях, как с родителями. Друзья скажут: а ну, закури, выпей. Брат скажет: ты отойди от греха. Насколько душа выше тела, настолько духовное родство выше телесного. Есть родство телесное, только вы встретитесь — и поговорить не о чем. А родство по духу, встретишься — и до утра проговорить можно. И как из сердца в сердце переливается разговор этот. Так вот в братских отношениях родство духовное.

— В вашем монастыре очень строгий устав. Не было ли случаев, когда монахи не выдерживали и уходили в мир?

— В монастыре ворота открыты для входа и для выхода. В монахи сразу не постригают, это решение должно созреть. Сначала человек приходит к нам трудником. Потом пишет прошение, как указной послушник, надевает подрясник. И только через несколько лет мы братским советом решаем, можно ли кандидатуру этого послушника предложить на монашеский постриг. Беседуем с ним — осталось ли стремление быть монахом.



Даже во время самого монашеского пострига трижды ножницы на пол бросаются — человек сам три раза ножницы эти поднять должен в знак того, что он действительно хочет стать монахом. Даже если два раза поднимет, а третий нет — постриг отменяется. Это очень серьезное решение, подкрепленное испытаниями. Случаи всегда были разные, это как в семье. Но уходят редко. У нас достаточно строгий прием. Принимаем только тех, которые имели опыт приходской жизни, и берем их только на испытательный срок. С улицы к нам не попадешь. Братики у нас хорошие. Каждый на своем послушании старается. Любят обитель деятельной любовью.

— Почему раньше легче было в монастырь уйти, а теперь так сложно?

— Потому что раньше семьи жили по христианским традициям. Соблюдали посты, было почитание родителей, трудолюбие прививалось с детства. Сами послушники говорят: «Владыка, так сложно! Ведь дома не мы родителей слушали, а родители нас!» Мы берем тех, кто знает хотя бы азы. Бывает, приходит человек, а от него куревом и перегаром тянет, и говорит: «Владыка, хочу быть монахом!» Я смотрю на него во все глаза: «Господи, помилуй, если я тебя приму, то завтра сам из монастыря сбегу! Ты ж накуренный!» «Нет, я уже бросил!» — говорит, а стоять рядом с ним просто невозможно!

Почему мы дорожим этой обителью? Потому что мы вместе с благодетелями и местными жителями ее восстанавливали, любви, сил и здоровья столько ей отдали — оттого она особо дорога нам! Отец Лазарь уже 20 лет в монастыре, келейником. С детства мама его по монастырям возила, а когда он решил у нас остаться, она приехала и за голову схватилась — не монастырь, а руины. А потом рассказывала мне, что сын ей на это ответил: «Ты не понимаешь, какое это счастье обитель своими руками отстраивать!». Вот такие братики к нам и приходили. Местные сначала не верили, думали, что мы кучка умалишенных, потом сами же каялись.



— А этот памятник советского прошлого, Артем, он вам не мешает?

— У владыки Алипия была в детстве наставница схимонахиня Евдокия в селе Карповка. До этого 10 лет каторги отбыла, высокой духовной жизни была. Тогда все пионерами были. Он, когда начал к Богу тянуться, перестал галстук носить. А тогда без галстука в школу не пускали. Вот приходит он к матушке и спрашивает: «Что делать? Заставляют галстук носить, а ведь я тогда как безбожник буду, против Бога, против Церкви». Матушка попросила его этот галстук принести. Когда принес, разложила его на столе и говорит: «Вот смотри, он треугольный, как Троица (Бог Отец, Бог Сын, Бог Дух Святой). А красный цвет пусть напоминает тебе о крови Христа, которая пролита ради нашего спасения. Пионеры его со своим смыслом носят, а ты со своим носи». Окропила галстук святой водой, потом повязала галстук на будущего владыку Алипия. Так, говорит, он этот галстук в святом углу дома складывал, у икон. Утром встанет, перекрестится, поцелует галстук, повяжет и идет в школу. Как тогда матушка мудро поступила: и избавила дитя от потрясений, и смысл глубокий в этот галстук вложила. Так и с Артемом. Во-первых, у этого товарища Артема мама была очень верующей. На фотографии — такая старушечка с Евангелием. Во-вторых, Исаакий прозорливец монахам еще в начале ХХ века сказал: «Нет, на той горе не церковь, там здоровый человечина будет!» Отец Исаакий умер в 1903 году, а памятник Артему в 1923 году поставили. У нас сейчас в обществе и так много конфликтов. Еще памятник Артему валить, страсти накалять? Это памятник культурного наследия Украины. За ним — огромная братская могила. Куда это все? Поэтому кто-то на него смотрит как на памятник советской идеологии, а мы смотрим как на свидетельство прозорливости отца Исаакия. Поэтому нам бы, прежде чем ломать, лучше задуматься — что бы построить. Ломать не строить. У нас и без войны в Украине вымерли 600 сел за последние 20 лет. А почему? Бесу ничего не жалко, потому что он ничего не создавал. Это Богу жалко — и человека, и труд человеческий, и былинку, и травинку. Потому что Он — Создатель. Господь за все переживает, обо всем печется. И мы так — если человек что-то творит, ему все жалко. А кто ничего не творил — тому ничего не жалко.

— Почему напасть такая на восток Украины? Что можно сделать, чтобы она прекратилась?

— Разве только на Донбасс? Гробы идут теперь по всей Украине. Сколько матерей смысл жизни потеряли! Сколько сирот осталось, а сколько больных поствоенным синдромом будет! Что делать? Что можешь доброго — то делай. Каждый на своем месте. Начни с себя. Как в сказке. Возвращается мама с базара. Старшая дочь к ней бежит: «Я так рада, что ты вернулась!» — поцеловала и убежала на гуляние. Вторая дочь бежит: «Мам, я так рада, что ты мне привезла платочек, спасибо!» — и побежала мерять. А третья молча подошла к маме и ноги помыла ей с дороги. Так каждый из нас на своем месте должен сейчас ноги мыть Украине и друг другу. И завет Блаженнейшего помнить. Когда его, уже больного и слабенького, накануне Великого поста спросили: «Что вы скажете своей пастве? Ведь наступает пост. Нельзя есть скоромное», — то он тихо, но пророчески твердо дал нам на все времена завет: «Друг друга не ешьте».

Продолжение следует.

Анастасия Белоусова
редактор отдела «Люди»
газета «СЕГОДНЯ»

СЕРГЕЙ НОВИЦКИЙ , ПРОТОИЕРЕЙ ДИМИТРИЙ КЛИМОВ | 27 НОЯБРЯ 2015 Г.

Священник из Калача-на-Дону Волгоградской области протоиерей Димитрий Климов, настоятель Свято-Никольского кафедрального собора, стал одним из самых популярных православных деятелей юга России. Его проповеди в соцсетях расходятся на цитаты, обсуждаются на интернет-форумах. У него есть свой канал на YouTube, где он регулярно выкладывает видеозаписи своих выступлений. Это может быть просто диктофонная запись или видео, снятое на телефон. У священнослужителя есть страничка на Facebook и в ВК. Там он делится своим мнением о последних событиях. В своих проповедях отец Димитрий говорит о простых вещах, понятных и знакомых и верующим людям, и далеким от религии: любовь, развод, воспитание, патриотизм. И говорит интересно.

Протоиерей Димитрий Климов, настоятель кафедрального собора Святителя Николая Чудотворца в Калаче-на-Дону. Родился в 1974 году во Фроловском районе Волгоградской области. Окончил истфак ВолГУ, духовное училище и Царицынский православный университет по специальности «богословие», в 1998 году стал священником Русской Православной Церкви. С 2005 года – настоятель Свято-Никольского кафедрального собора. Женат, воспитывает троих детей.

– Отец Димитрий, в одном из недавних международных рейтингов Россию поместили в лидеры по степени агрессии в обществе. В противовес «миролюбивым» Австралии, Новой Зеландии. Как вы считаете, в нашем обществе действительно постоянно растет градус внутренней агрессии, нетерпимости к оппонентам, носителям других ценностей? И что с этим делать?

– Это, несомненно, так. Градус агрессии зашкаливает. Проявляется это не только в политической жизни, но и в повседневных отношениях людей, и в семьях. Кажется, что агрессия – это действенный способ защитить свой внутренний мир, свою личность, свою правду от других. Агрессия становится главным и единственным инструментом взаимодействия. Причем свою агрессивность всё же нужно объяснить, но объясняется она постфактум, то есть сначала я ненавижу, а потом пытаюсь понять, почему. Эти объяснения всегда находятся, и они всегда устраивают того, кто их дает.

Странно, почему нет в эфире программ, которые бы часами объясняли и разъясняли, как важно любить и прощать, но передач, объясняющих, как важно ненавидеть и указывающих, кого именно на данном историческом этапе, множество. Агрессивность и неприязнь стали лозунгом, объединяющим людей. Так неоднократно было в истории. Все эти объединения по историческим меркам просуществовали недолго.

Христос дает нам принципиально иной метод взаимодействия – любовь. «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин. 13:35). Удивительно, как может человек, считающий себя христианином, не замечать этих слов! Как может страна, в которой проживает наибольшее в мире число православных христиан, быть среди первых в мире по абортам, разводам, пьянству, детской преступности и беспризорности, коррупции, а теперь еще и агрессии! Видимо, вера совсем перестала определять жизнь.

А может быть, здесь не видят противоречия и считают, что всё это можно оправдать с позиций веры. Так может думать человек, никогда не державший в руках Евангелия и считающий, что православный – это некий бородач на байке с хоругвью наперевес, готовый по первому сигналу из центра сокрушать инакомыслящих по правой и левой щеке, осенив себя перед этим крестным знамением.

– Способно ли, на ваш взгляд, православное верование преодолеть такой человеческий порок, как крайний эгоизм, нежелание поставить себя на место другого?

– Православное верование не способно, а православная вера – да. Этим, не совсем корректным, употреблением термина «верование» вы затронули очень интересную тему. Верование – это некий мистический опыт, находящийся не в середине, а на периферии жизни человека. Недаром в основном, когда говорят о верованиях, употребляют множественное число. Их много, они разрознены и ситуативны, целостное мировоззрение из них не складывается.

«Когда приходит Пасха, нужно святить куличи», «Купил машину – нужно ее освятить», «Болит живот – выпей святой воды» и т.п. Этих верований великое множество. Если считать, что ими ограничивается христианство, то, конечно, ни один порок, и тем более такой живучий как эгоизм, преодолен не будет.

Но ведь настоящая вера (лат. credo) определяет не только внутреннее метафизическое настроение человека, но и его поступки в реальном мире и времени, его отношение к окружающим людям. Вера является сердцевиной мировоззрения. И если речь идет о вере христианской, то сложно найти большего антагониста эгоизму, чем нравственное учение Христа. Заповеди Нагорной проповеди проникнуты духом жертвенного служения ближним, смирения и любви. «Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними» (Мф. 7:12). Так что средств для борьбы с эгоизмом христианство имеет достаточно. Беда в том, что мы ими не пользуемся. И именно потому, что христианство для нас – это верование, а не вера.

– Один православный священнослужитель из соседнего государства назвал православных верующих «последними романтиками», высказав мнение, что сочетать внутренний цинизм и веру невозможно. Время романтиков проходит? Грозит ли новый кризис веры обществу максимального прагматизма?

– Если рассматривать романтизм как противоположность цинизма и прагматизма, то верующих можно назвать романтиками. Но вера не ограничивается этим. На протяжении двухтысячелетней истории христианства возникали и исчезали культурные эпохи, общественные формации, философские учения, но они не могли заменить собой того, что дает человеку евангельское благовестие. Мы можем печалиться о том, что время романтиков проходит, но время Христа пройти не может.

Одно из значений греческого слова «кризис» – суд, судебное решение. И когда мы говорим о кризисе веры, кажется, что это не вера стоит перед судом общества, а общество – перед судом веры. Но есть еще кризис применительно к болезни. После него или выздоровление, или смерть. И если вера умрет в обществе максимального прагматизма, то это не означает, что умрет вера, это означает, что умрет общество. Нет, не будет мгновенной катастрофы, стирающей с лица земли континенты, а будет торжество энтропии-разложения-распада, который пронижет все слои бытия. И это гораздо страшнее.

– Вы запомнились многим своим выступлением полгода назад на окружном казачьем круге в Калаче-на-Дону, где сейчас проживаете. Говорили о патриотизме, об угрозе превратного, выхолощенного толкования этого понятия. В чем, на ваш взгляд, здесь состоит главная проблема?

– Главная проблема в том, что современный патриотизм культивируется не на любви к своей культуре, не на знании своей истории, не на желании принести пользу Родине своим честным и квалифицированным трудом, а всего лишь на ксенофобии и неприязненности к другим странам и народам. Это патриотизм гнилой и трухлявый.

Настоящий патриотизм русского человека мог бы проявляться в том, чтобы сохранять один из главных культурообразующих компонентов – язык. Народ, давший миру Пушкина, Блока, Цветаеву, Пастернака, Бродского, как миазмами пропитывает всю страну матом! Где русский патриотизм, если никто не говорит на русском языке?

Выступление на казачьем круге

Настоящий патриотизм мог бы проявляться в том, чтобы знать свою историю по-настоящему. Это значит – не только в фанфарном мажоре побед и достижений, но и в миноре ошибок и поражений. Именно это главная цель истории – показать ошибки и тем самым предостеречь от них в будущем. Вместо этого вырабатывается целый ряд исторических мифологем, мешающих тем, кто их усваивает, делать объективные выводы исторических законов и анализировать современные политические процессы, которые очень скоро тоже станут историей. Поэтому каждое поколение живет как с чистого листа, без учета прошлого.

Настоящий патриотизм мог бы проявляться в том, чтобы сохранять от разводов семьи и наполнять их тем количеством детей, которое предусмотрел Бог, а не врач-гинеколог. Я, честно говоря, устал приводить эту убийственную статистику, но так проще и короче. На 100 родов 100 абортов! На 100 браков 100 разводов! Где патриотизм? Где забота о будущем страны?..

Настоящий патриотизм в том, чтобы сохранять генофонд нации. Сколько можно пить?! Посмотрите, как много лиц с явными признаками алкогольного вырождения. Какое потомство принесут эти люди? Всё можно восстановить: можно заново выстроить разрушенные храмы, можно вычистить русла погибающих рек, можно восстановить озоновый слой, но разрушенный геном человека не восстановишь! Россия – четвертая страна в мире по потреблению алкоголя после Молдовы, Чехии и Венгрии. И учитывая, что и как пьют в этих трех странах, можно только удивиться – насколько же крепкое здоровье изначально дано нашему народу, если мы еще живы.

Конечно, верх маразма – цитировать самого себя, но если уж вы вспомнили эту проповедь, я и приведу слова оттуда.

«Надо каждую выпитую бутылку водки воспринимать как ракету, которая в нашу сторону прилетела и в нашей стране взорвалась. Каждый аборт, который мы в своих семьях допускаем – это геноцид. Никто к нам с геноцидом не пришел. Мы сами вырезаем собственных детей.

Каждый развод – это развал страны, это сепаратизм. Каждая измена своей жене – это измена Родине. Потому что сложно представить такого человека, который в одном чем-то верен до последней капли крови, а жене своей верен быть не может».

– Связана ли напрямую с патриотизмом тема небрежного отношения современников не только к ближним, но и к окружающей нас природной среде? Откуда в наших людях стремление превратить нашу природу в одну сплошную свалку, ведь крайне почтительное отношение к природе было даже у славян-язычников. Почему в том же Калаче сегодня много «бытовых» браконьеров, живущих по принципу «После нас хоть потоп или пустыня». Мы теперь опустились в своей эволюции на ступень ниже даже язычников?

– Не знаю, откуда у вас такие сведения о язычниках. Думаю, что с такой седой древностью сравнение будет неуместно. Но если говорить о временах не столь далеких, то стоит вспомнить злоключения нашей Родины в XX веке. Начиная с 1917 года в народе на протяжении десятилетий вытравливалось понятие частной собственности. Наоборот, настойчиво прививалось чувство коллективной собственности. К сфере коллективной собственности относились не только земля и ее недра, леса, поля, заводы, фабрики и т.п., но в идеале коммунистического будущего и семьи, и дети, и жёны.

За 70 лет «развитого социализма» выхолостить в народе рачительное чувство хозяйствования удалось, а привить уважение к коллективной собственности – нет. Коллективное бессознательное усвоило главное: «Всё вокруг колхозное – всё вокруг ничье». Поэтому не удивительно, что поведение граждан на природе, на улицах, в подъездах напоминает поведение оккупантов в завоеванной стране.

Мы страна победившего пролетариата. Пролетарии – это бывшие крестьяне, оторванные от земли и не укорененные в городах. Земли уже нет, но и средства производства им не принадлежат. И единственный способ заявить о своих правах – бастовать, разбивать станки и громить заводские конторы.

Когда большевики декретировали власть рабочим, то на самом деле истинную власть и право собственности на всё достояние страны получили как раз большевики, а не народ. Прибавьте сюда страшные последствия коллективизации, раскулачивания и расказачивания в деревне, когда был уничтожен под корень класс самых умелых и крепких крестьян. Так что мы просто не ощущаем себя хозяевами земли, а те, кто хозяевами являются, нам не симпатичны, и мы своим свинством им об этом заявляем.

Но есть не только исторические, но и духовные причины нашей небрежности к природе. Христианин знает, что мир сотворен Богом и всё в мире несет на себе отпечаток Божественного замысла и красоты. Любование пейзажем – вещь для верующего человека не столь эстетическая, сколь религиозная. На природе он находится как в храме. А в храм человек приходит, чтобы украсить его, а не чтобы осквернить.

Здесь можно вспомнить и язычников, которые не только благоговели перед силами природы, но и обожествляли их. И вы правы в том, что большинство наших соотечественников не имеют по отношению к окружающей среде ни благоговения христианина, ни трепета язычника, а только потребительское чувство оторванного от всех корней пролетария.

Что касается браконьерства, то, к сожалению, в наших краях для многих это единственный способ заработать, когда закрыты и развалены все заводы, работы нет никакой. Платят достойную зарплату только в военной части. Простой народ промышляет рыбалкой, иногда не совсем законной. Дон – батюшка-кормилец! В этом году Дон Иванович совсем плох. Воды очень мало. И виноваты не рыбаки.

– Около 30 лет назад в бывшем СССР, в том числе у нас в регионе, начали возрождать казачьи традиции. Удалось ли за это время казачеству, современным потомкам казаков, найти себя? Жив ли в жителях современного Придонья православный казачий дух?

– Жив. Хребет перебили, но дух жив, и какие формы он найдет себе в XXI веке – вопрос интересный. Очевидно, что казачество возродится не в дореволюционной форме. Обидно слышать, когда казаков называют ряжеными. Пацанов, одетых по последней клоунско-попугайской моде, в штанах с мотнёй формы «детской неожиданности» назвать ряжеными нельзя, а подтянутых молодых ребят в казачьей справе можно!

Конечно, если идти на поводу у некоторых властных структур и сделать из казачьих дружин отряды для разгона вышеназванных пацанов и сумасшедших девок, то это не та форма, которая нужна казачьему духу. Но и без этого фронт работы огромен. Это и воспитание подрастающего поколения, и традиционное хозяйствование на своей родной земле, и охрана природы, и реальная охрана порядка, и поддержание баланса межнациональных отношений в наших непростых регионах, да и в конце концов просто нормальная жизнь нормальных традиционных семей. И наши калачёвские казаки по мере своих сил выполняют эту работу на чистом энтузиазме и без особой финансовой поддержки со стороны власти.

Я со своей стороны с удовольствием участвую в жизни нашего казачьего общества, на последнем круге выбран в члены атаманского правления и могу свидетельствовать, что большинство наших казаков – хорошие и порядочные ребята с крепким стержнем внутри.

– Вы активный пользователь соцсетей. Помогают или мешают современные технологии интернет-коммуникаций священникам вести миссионерскую деятельность, общаться с паствой и обретать новую?

– Однозначно помогают. Думаю, если бы апостол Павел проповедовал в наши дни, ему намного меньше пришлось бы путешествовать и намного больше проводить время у компьютера. Любой проповедник и миссионер желает, чтобы его голос услышала широкая аудитория. Интернет предоставляет для этого неограниченные возможности. Я последние несколько лет выхожу на проповедь с включенным в телефоне диктофоном и потом выкладываю аудиозапись в соцсетях, иногда что-то записывают на видео.

У меня появилась своя большая интернет-аудитория, которую я воспринимаю как свой второй приход. Часто ловлю себя на мысли, что, говоря что-то на проповеди, имею в виду не только стоящих передо мной прихожан, но и интернет-прихожан, френдов. География этого второго прихода иногда просто поражает: Аргентина, Австралия, Америка, Франция, Германия, Украина; большинство френдов, конечно, – Россия.

Реального общения соцсети заменить не могут, и я иногда фантазирую: вот бы собраться нам всем на общую литургию, помолиться вместе, посмотреть в глаза друг другу, но увы… это невозможно, поэтому благодарю Бога и за эту возможность общения.

– Должен ли современный священнослужитель касаться в своих проповедях злободневных политических, экономических тем? Говорить с прихожанами о кризисе, о политическом мироустройстве, толковать резонансные события вроде боевых действий в Сирии, в соседней Украине?

– На протяжении двухтысячелетней истории сосуществования Церкви и различных государств отношения Церкви и этих государств строились очень по-разному. Но не бывало такого, чтобы государство открывало для Церкви все сферы своей жизни. Так или иначе любая власть хочет использовать некоторые аспекты церковной жизни, но не хочет, чтобы Церковь влияла на нее.

Государство всегда пыталось посадить Церковь в клетку, только иногда эта клетка была золотая, а иногда ржаво-железная. Власть не понимает природы Церкви, и это извинительно, гораздо хуже, когда сами христиане не понимают принципиального отличия неотмирного Царства Христова от царства мира сего. Утопическая идея сращивания государственной и церковной власти владеет сейчас умами многих христиан. Неужели непонятно, что если бы такая модель была возможна, Христос родился бы не нищим и бездомным проповедником, а царем.

Это всё я говорю к тому, что государство всегда отводило для Церкви определенное гетто, за пределы которого высовывать нос нельзя. Вот и сейчас ограничивается круг вопросов, по которым рассуждать можно, а дальше не суйся. Откроем Новый Завет. Много ли существует тем, не затронутых или самим Христом, или апостолами? Я таковых не нашел. И политика, и культура, и нравственность, и семья, и многое другое.

Так что дело не в темах, а в том, как эти темы раскрываются. И уже непосредственно отвечая на ваш вопрос, скажу, что верующему человеку, в том числе и священнику, можно касаться любых вопросов, тем более злободневных, тревожащих его паству. Главное, чтобы это было не только и не столько его мнение, а мнение, основанное на христианских заповедях и евангельском благовестии. И это сейчас большой дефицит.

Многие высказываются с позиций науки, дипломатии, культуры, политической конъюнктуры, исторического детерминизма, почему бы не спросить мнения Христа? Хотя в этом большой соблазн для священника и важно понять, когда политиканство подменяет служение Богу и людям, и не допустить такой подмены.

– Вы увлекались в юности рок-музыкой. Насколько помогает это былое увлечение понимать, чувствовать современную молодежь?

– Я увлекался и слушал не только рок-музыку. Мне нравится любая талантливая музыка от классики и джаза до фолка и регги. Жанр для меня не является чем-то самоценным. Но именно русский рок оказал на меня в юности наибольшее влияние. Ну, я не виноват, так получилось (улыбается). Середина 80-х годов – очень сложное время, когда старые ориентиры де-факто рухнули, а новые нам не объявили, поэтому пришлось искать самим.

Голос Церкви в то время был совсем не слышен, и единственным открытым окошком со свежим воздухом был наш подпольный, непричесанный, часто не очень профессиональный, но всегда очень искренний и настоящий русский рок. Раньше я только предполагал это, а сейчас, общаясь в интернете со многими священниками, убедился, что путь к Богу многих ребят моего поколения прошел через творчество Гребенщикова, Цоя, Башлачёва, Шевчука, Бутусова, Макаревича, Летова, Кинчева, Ревякина и многих других настоящих честных рокеров.

Сейчас сложно это представить, но понятия о многих истинах христианства мы получали из их песен и уже позднее из Евангелия. Не потому, что мы не хотели читать его, а потому, что его невозможно было достать.

Потом мы начали творить сами. Это помогало нам жить, реализовываться. Беда, если у молодого человека нет творческого увлечения. Так мы жили, пели, сочиняли, опять пели, влюблялись, учились. И вот тебе 40! Но любой сорокалетний прекрасно помнит себя и в какой-то степени ощущает себя восемнадцатилетним. Так что понять и почувствовать современную молодежь не составляет никакого труда.

Проблема в том, чтобы они нас поняли и почувствовали. И это задача трудная. Притворяться таким же, как они, будет глупо, и со стороны сразу будет заметна фальшь. Приходить к ним в менторской манере старшего наставника – пошлют куда подальше. Так что модели общения типа «вы – молодежь и я такой же» или «вы – молодежь, а я старший товарищ» не работают. Единственная рабочая модель – «ты человек и я человек, и мы друг другу интересны».

Один человек в сети назвал меня олдовым рокером. Так что юность продолжается. Олдовый рокер борозды не портит.

На сцене

– Какое событие в своей жизни в этом году вы считаете для себя наиболее значимым, и почему?

– Я бы выделили три важных и радостных для меня. Первое – дочь поступила в alma mater (ВолГУ) практически по моим стопам. Второе – летом удалось прекрасно отдохнуть с семьей в палатке на берегу Дона. Незабываемые три дня! И третье – в нашем городе милостью Божией началось строительство второго храма. Если удастся оставить на земле после себя такой след, думаю, это покруче, чем «построить дом и посадить дерево».

Беседовал Сергей Новицкий