Елена Рыковцева: Событие, которое у нас сегодня, мы его не отмечаем, мы скорбим — 10 лет нет с нами Егора Яковлева. Я представляю вам гостей программы: Виктор Лошак, главный редактор «Московских новостей», Виталий Ярошевский, заместитель главного редактора «Общей газеты», главным редактором «Общей газеты» энное количество лет был Егор Яковлев, Елена Дикун, политический обозреватель «Общей газеты», любимый журналист Егора Владимировича, на мой взгляд. Мы будем сегодня говорить о Егоре, вспоминать его. Давайте я сначала спрошу, кто сколько лет его знал.

Виктор Лошак: Я 1986 года я с ним работал, а до этого я его знал по «Известиям», где он был небожитель, а я был внизу среди репортеров.

Елена Рыковцева: Расскажите, как он вас пригласил.

Виктор Лошак: У меня не очень складывалось в «Известиях», и он мне предложил перейти через Пушкинскую площадь. Это был великий переход через Пушкинскую площадь целой группы «известинцев», которые и начали новые «Московские новости». Он мне предложил сделать какой-нибудь материал, как обычно это водится в журналистике. Я на всю жизнь запомнил этот материал — это был момент, когда, немногие может быть помнят, когда в Советский Союз сбежал американский врач с семьей, врач-коммунист, фамилия его была Локшин. Его побег доказывал верность марксистско-ленинской идеологии. Мне Егор неожиданно предложил написать о нем материал. Я приехал в гостиницу «Россия», им была выделена половина этажа, которая была блокирована. Они жили, он с женой и трое детей, совершенно не понимая, куда они приехали, зачем они приехали. Я написал материал не столько идеологический, сколько об одиночестве, о несовпадении менталитетов.

Елена Рыковцева: То есть марксизм там не ночевал?

Виктор Лошак: Не ночевал. Он мне сказал, что материал так понравился Фалину, Фалин руководил АПН в то время, а «Московские новости» были частью АПН. На что я ему сказал: «Егор Владимирович, если вы собираетесь использовать меня на такого рода материалах, то давайте расстанемся уже, я про это писать, контрпропагандой заниматься не буду». «Нет-нет, что ты, что ты». И с этого момента мы начали работать вместе.

Елена Рыковцева: Виталий, вы сколько лет знали Егора Владимировича, ваш первый контакт с ним, запомнили ли вы?

Виталий Ярошевский: 1984 год, Прага. Егор приехал корреспондентом «Известий». Кстати, «известинцы» его сопроводили потрясающими стихами: «Славяне, кончайте раздоры, ведь ссориться — это тоска. Мы к вам посылаем Егора, а значит выводим войска». Тогда в Чехословакии стояла Центральная группа войск, сто тысяч человек. В результате войска вывели, но к этому времени Егор Владимирович возглавлял уже «Московские новости». Мы там познакомились в Праге, задолго до «Общей газеты». Потом его буквально выдернули из Чехословакии, дали ему «Московские новости».

Виктор Лошак: У него была амбиция возглавить газету «Неделя», воскресное приложение к «Известиям». Там сидел какой-то главный редактор, который понимал, что Егор сильнее и как журналист, и как характер, и как лидер коллектива, он ему не дал эту «Неделю». Тогда ему предложили «Московские новости».

Виталий Ярошевский: Это была газета для специальных школ с преподаванием ряда предметов на английском языке.

Елена Рыковцева: Мы помним эту газету в наших специальных школах.

Виталий Ярошевский: Замечательная жена Егора Ирина говорила: «Егор, куда ты идешь? Эту газету раскладывают по поездам». Она была уверена, что Егору уготовлена другая судьба, а он эту судьбу каким-то образом развернул в пользу себя, в свою пользу. Мы помним «Московские новости».

Виктор Лошак: Те старые «Московские новости» ужасные, о которых вы говорите, он был один, нас было человека три, он приглашал людей и говорил: «Переходи, ты скоро станешь знаменитым журналистом». И действительно оказался прав. Он был глубоко уверен в том, что делал, всегда.

Виталий Ярошевский: Газета стала знаменитой, как следствие, стали знамениты журналисты.

Елена Рыковцева: Сейчас даже странно думать, что она была не знаменитой, что в нее нужно было приглашать, человек шел как в какую-то яму, братскую могилу.

Виктор Лошак: Я застал те старые «Московские новости», не надо тут распространяться — это частично была газета для провалившихся шпионов. Шпионы работали под крышей журналистов, провалившись, они шли автоматом в «Московские новости». А еще там были редакции на языках. И когда выходила на обед редакция, переводчики и стилисты редакции арабской, было впечатление, что ты присутствуешь на заседании ЦК узбекской компартии. Это была удивительная история. К моему коллеге, пришедшему с Егором, зашел переводчик арабский и говорит: «Как у вас в Москве холодно. А у меня дома апельсины сейчас цветут, в бассейне можно купаться». Егор говорит: «Что же ты здесь делаешь?». «Не могу домой, бомбу взрывал».

Елена Рыковцева: Я сейчас подумала, что перевернуть те «Московские новости» было не менее сложно, чем перевернуть Советский Союз, судя по тому, что вы рассказываете.

Виктор Лошак: Это была волна, которая поднималась, и ты был на гребне этой волны.

Виталий Ярошевский: С «Московских новостей» все и началось.

Елена Рыковцева: Елена Дикун, вы как познакомились, при каких обстоятельствах?

Елена Дикун: Я бы сказала, что примерно так же, но это был уже другой этап нового проекта Егора Владимировича, который я считаю не менее успешным, чем «Московские новости» - «Общая газета». Мы с ним познакомились, была весна 1993 года, Егор тогда был не у дел, он уже не работал на ОРТ, но он уже решил, что будет «Общая газета». Я с ним делала интервью для газеты «Мегаполис Экспресс», мы с ним подружились, его сделал мне такое же предложение, как Виктору: «Приходи из «Мегаполис Экспресс» и приводи за собой молодежь». Потому что в тот момент «Общая газета» на начальном этапе была достаточно возрастная, как я понимала тогда, теперь я понимаю, что это нынешний мой возраст. Я привела ему молодую команду. Начали мы работать, а тут как раз грянул путч 1993 года. Надо не забывать, что «Общая газета» была еженедельная, мы уже ее выпустили. Эта страшная ночь, я побежала к Белому дому, потом в «Мегаполис Экспресс», она тоже была еженедельная газета, и поняла — душа моя там, в том бурном молодом коллективе. Я даже забыла об «Общей газете». В этом порыве работы раздается звонок, меня соединяют с секретарем Егора.

Елена Рыковцева: То есть вы ему изменили?

Елена Дикун: Я изменила, да. Я знала, что мне надо придти, покаяться, но мне было некогда, потому что было очень много работы, такие страшные дни. Меня секретарь Егора соединяет, говорит: «Сейчас будет с тобой Егор говорить». Я беру трубку, говорю: «Егор Владимирович, простите». Он говорит: «Хорошо, это твой выбор, но ты должна доработать в «Общей газете». Приходи, доработаешь, а потом уходи». Как раз «Мегаполис Экспресс» закрылся, и я побежала в «Общую газету». Егор Владимирович, я потом поняла, со мной обошелся очень хитро. Я не видела белого света вообще, потому что я все время была с ним, по всем коридорам власти, на все интервью он брал меня.

Елена Рыковцева: Один раз ночью отпустил и понял, что нельзя больше так рисковать.

Елена Дикун: Мы прошли тогда по всем высшим кабинетам, Егор брал интервью, я была с ним. Когда закончился выпуск, я поняла, что я физически больше ползти никуда не могу. Я за эту неделю, когда я пыталась работать за двоих, у меня больше нет сил. Я осталась. Он измотал так, что я физически не могла никуда двигаться, так я осталась на восемь с половиной лет лучших в профессиональной своей жизни.

Елена Рыковцева: Нам показалось интересным выйти на улицу, не простую улицу Москвы, а там, где были «Московские новости», где стояли эти стенды с очередями, и спросить людей, помнят ли они те «Московские новости» и Егора Яковлева.

(Опрос)

Елена Рыковцева: Когда наш студент вернулся в редакцию, он потрясенно сказал, что гораздо больше его людей помнят, чем не помнят. Почему именно Егор? Я не могу сообразить по поводу ни одного журналиста, про которого можно было бы выйти на улицу и спрашивать, получили бы  расклад другого совершенно характера.

Виктор Лошак: Новому времени, которым была перестройка, нужны были новые символы. Егор был в принципе символом новой журналистики. Кроме того он не избегал публичности, он был бойцом. Это было, безусловно, его лучшее время. Перестройка, эти пять лет до 1991 года, они очень по настроению совпали с ожиданиями его поколения. Он выразил не только журналистику, он выразил и свое поколение, поколение, которое не хотело революций, поколение, которое не стремилось к капитализму. Это поколение, которое хотело улучшить социализм. Не зря Виталий говорит о пражском периоде, Егор был на всю жизнь, до конца своей жизни ранен «пражской весной», он все время это осмысливал. Его идеалы очень близки были к идеалам «пражской весны». И конечно, вот эта революционная волна, революция, она обогнала очень многих, обогнала эту страну всю, но она, к сожалению, обогнала его поколение. И когда мы выходили из партии всей редакцией — это был просто технический вопрос для нас. Он был единственный, он и его последователь Карпинский, который был крупным деятелем, отец его вообще был крупнейший соратник Ленина, это были два человека, которые больше всего вложили в разрушение этой партийной структуры, всего, что называлось СССР, но они взяли паузу, они не вышли из партии. Это было не так все просто и однозначно. Но то, что он выразил поколение и выразил идеал журналиста в то время — это безусловно. Поэтому его и помнят.

Елена Рыковцева: Сказала женщина на улице, и каждый подпишется, что он был борец, он был боец. Мы понимаем, с чем он боролся, что он делал в тех «Московских новостях», вся страна переворачивалась, и он ее переворачивал тоже. Как можно обозначить, с чем он был борцом в «Общей газете»?

Виталий Ярошевский: Например, он в штыки принял попытку государственного переворота в октябре 1993 года. «Общая газета» тогда заняла антиельцинскую позицию. Потому что для него, не только для него, но прежде всего для него это была невероятная дикость, катастрофа — стрельба в центре столицы, расстрел парламента, больше сотни убитых. Дальше пришла чеченская война первая. И вновь газета, которую возглавлял Егор Яковлев, решительно выступила против этой войны. Не только мы, естественно, но он прежде всего. Вот с этим он боролся совершенно откровенно. Он боролся кроме всего прочего, мы не очень это ощущали, понимали, а он со своим жизненным профессиональным опытом, безусловно, это видел яснее: он почувствовал, что надвигается что-то другое, не то, о чем он мечтал и к чему он готовил себя и своих журналистов. А именно: мы все прекрасно знаем последний период правления Ельцина, приход Путина. Тогда уже Егору Владимировичу было понятно, что добром это не кончится.

Виктор Лошак: Я его все время чувствовал, работал с ним вместе едва ли не в одном кабинете. Он был очень раздражен в последнее время, что-то не совпадало.

Елена Рыковцева: Политически раздражен?

Виктор Лошак: Нет, по-человечески. Я с ним делал большое интервью, мне было интересно, как он изменился. Он мне говорил, что очень многое не совпадает, нет того, что необходимо для жизни, для профессии. Я понял, я его спросил: «Нет идеалов?». «Да, идеалов». Он был человек идеалов, он был человек внутренне выстроенный на какие-то цели, а пришло время без целей, без идеалов. Не на что было опереться, не было твердой земли для его профессионального шага.

Виталий Ярошевский: Он же говорил о «Новой газете», что мы делаем мировоззренческую газету. Ему не хватало мировоззрения, которого, кстати, до сих пор нет.

Елена Рыковцева: Елена, а вы в 1996 году работали уже?

Елена Дикун: Как раз я хотела сказать о 1996 годе, когда наступили президентские выборы Ельцина.

Елена Рыковцева: При той антиельцинской позиции принципиальной, которую он занял, в 1996 году, война в Чечне, ведь наверняка газета поддержала Ельцина?

Елена Дикун: Нет, в том-то и дело. Естественно, наступила паранойя — возвращение Зюганова, коммунистическая чума. Мне казалось, что демократические газеты сделали выбор, и было гласное и негласное соглашение, что все участвуют против Зюганова, мочим Зюганова, поднимаем Ельцина. Все прекрасно знали состояние Бориса Николаевича.

Елена Рыковцева: Даже газеты, которые критически относились к Ельцину?

Елена Дикун: Да. А Егор занял другую позицию, что мы должны рассказывать о том, что происходит с кампанией Ельцина. Как раз всю кампанию Ельцина я этим и занималась. Сколько нарушений было, на которые все демократические газеты просто закрывали глаза, «телефон доверия», эти концерты, что главный кандидат физически находится в ужасном состоянии. Даже я прекрасно помню эту знаменитую историю с коробкой из-под ксерокса, как вынесли из Белого дома, Чубайс экстренно проводит пресс-конференцию, на ней сидит сто человек народу. Я думаю: да, хорошо, но у меня не будет никакого эксклюзива, здесь же сто конкурентов сидит. Оказалось, что единственная газета, которая вышла и рассказала правду об этой коробке с несколько другой интерпретацией, которую Анатолий Борисович прессе хотел представить, была «Общая газета». Я получила за это награду международную благодаря Егору Владимировичу, потому что он послал меня на эту тему. И я работала полгода вне конкуренции при том, что все это происходило на открытом поле.

Елена Рыковцева: То есть вы хотите сказать, что Геннадий Андреевич Зюганов, читая «Общую газету», радовался и мог одобрить, что как сбалансировано?

Виктор Лошак: Я не хотел бы, чтобы наша дискуссия уходила в этом направлении. Я как главный редактор «Московских новостей» в то время — это была наша общая позиция редакции, что, к сожалению, из двух зол мы выбрали меньшее. Если мы будем сейчас об этом говорить, мы не будем говорить о Егоре.

Елена Дикун: Я считаю, это был выбор Егора — это очень сильно его характеризует. Этот выбор показывает, какой очень сильный был Егор Владимирович Яковлев.

Виталий Ярошевский: Цену компартии, Зюганову, в частности, он знал. Там даже не было намека на прокоммунистическую риторику.

Елена Рыковцева: Если эта газета сбалансировано показывала ту и другую кампанию, наверное, это было очень необычно. Раз у нас такой перевес «Общей газеты», а «Московских новостей» мало, мы сейчас покажем мнение коллег из «Московских новостей», записанное специально для этого эфира.

Владимир Гуревич: Я считаю, что Егора Яковлева не хватает вообще, не в журналистике именно, а как человека, как фигуры, как символа, как угодно кто. Он был очень крупной фигурой не только в журналистике 1990- - начала 2000-х годов, и конца 1980-х, фигурой вообще в обществе и в стране. Такой фигуры сопоставимой, пожалуй, нет. Что касается нашей современной журналистики, нельзя сказать, что его здесь не хватает. Я думаю, что в нынешних медиа он не стал бы работать, они настолько изменились. Я имею в виду и все координаты общественные и политические и так далее, сам рынок медиа.

Елена Рыковцева: Ему было бы противно?

Владимир Гуревич: Я не знаю, было бы противно, ему было бы чрезвычайно тяжело. Если бы он возник каким-то образом оттуда, где он находится, то он бы поозирался какое-то время, посмотрел бы где-то с возмущением, где-то с сожалением, где-то с интересом, но сказал, наверное, как вы сами понимаете, что говорить за него — это некая аффектация, но, наверное, сказал бы: «Ребята, я найду себя где-нибудь в другом месте, в другое время, в другой профессии». В принципЕ, конечно, Егора не хватает, безусловно. Потому что такой фигуры, которая возникла на переломе двух эпох, больше его и сравнить не с чем. Нужно было иметь такой масштаб фигуры, воли, возможностей и человеческих весьма нелегких качеств, об этом знает каждый, кто с ним работал, чтобы взять на себя ту ношу и быть отважным, смелым, хотя он имел поддержку во власти, чтобы за короткое время перевернуть представление не только общества, но и самих журналистов, о том, что можно и чего нельзя.

Елена Рыковцева: Разговор шел о том, каким бы увидел Егор, это неблагодарная задача гипотетически, но, тем не менее, когда люди его более-менее знают, они могут на такой вопрос отвечать. Интересно, что потом я разговаривала с Андреем Колесниковым, специальный корреспондент был тогда «Московских новостей», он по-другому отвечал на этот вопрос.

Андрей Колесников: Я пришел в «Московские новости» в 1989 году, когда они еще были на самом-самом пике общественного, вообще человеческого интереса. Конечно, «Московские новости» олицетворял Егор Яковлев. Я входил к нему в кабинет, ноги совершенно подкашивались. Он довольно-таки благодушно принял меня. Я понимал, что это было верхом для него благородства, джентльменства и тому подобное, позже, когда поближе узнал его, побывал на первых редколлегиях. У меня на самом деле отношения с ним сложились. Я запомнил одну его фразу, когда он мне как-то говорит в приливе такой доброжелательности: «Знаешь, вообще в журналистике есть две нормальных должности — это главный редактор и специальный корреспондент». А я был к этому времени специальным корреспондентом. «Поэтому мы с тобой очень хорошо устроились». И с тех пор я работаю и специальным корреспондентом «Коммерсанта», и главным редактором «Русского пионера». Я следую в фарватере его основной идеи.

Елена Рыковцева: Выполняете заветы Егора Владимировича.

Андрей Колесников: Конечно. У него очень много заветов, но я выполняю вот этот.

Елена Рыковцева: А в сегодняшней журналистике он бы ужился?

Андрей Колесников: Мне кажется, что да. Потому что с этим великим профессионализмом, с этим мозгом совершенно способным к изменениям, он бы нашел себя. В какой-то момент он бы попробовал делать «Общую газету», я бы не сказал, что она не пошла или она пошла, но это он делал как-то по инерции, а вот потом бы он начал думать, в какой действительно газете мы сейчас нуждаемся, и газете, на которой, грубо говоря, можно зарабатывать, которая может быть бизнесом. Он был именно, Егор Владимирович Яковлев, один из немногих людей, которые могли бы это придумать.

Елена Рыковцева: Я хотела бы, чтобы вы выразили отношение к этим двум мнениям, они совершенно разные, но они такие.

Виктор Лошак: Я думаю, что Егор был бы в высшей степени с одной стороны разочарован той журналистикой, до которой мы сегодня докатились, с другой стороны он был бы внутренне и рад, потому что это как раз подтверждение того раздражения, которое он испытывал к происходящему в годы работы главным редактором «Общей газеты». Из того, что сказали мои коллеги, любимые коллеги, с которыми вы сделали интервью, я хотел бы остановиться на одной вещи. Егор был прямо на кончиках пальцев профессионалом. Я когда начал работать в «Московских новостях», больше всего я любил с ним разбирать материалы, даже свои материалы, много тогда писал, тоже был специальным корреспондентом. Никто никогда в жизни со мной так профессионально не разговаривал. Я выходил от Егора, я просто пел. Мы с ним говорили о стыках текстов, о том, как выходить из заголовка, о концовке, о точке. Этот уровень профессионализма я никогда в жизни не забуду. Я тоже, каждый повторяет своих учителей, я тоже, работая главным редактором, пытался разговаривать на таком профессиональном языке, но мне не хватает, наверное, эмоций для этого. Потому что Егор, я был сам свидетелем, при мне он над текстом расплакался — это было в «Московских новостях». Я не знаю главного редактора сегодня, который, что ему ни принеси, чтобы он заплакал над текстом. Это был текст, грустно говорить, это был мой репортаж из Ленинакана, и он заплакал. Или он мог сказать: «Слушай, ты такое написал, мы с Ирой ночью читали, так смеялись». Что бы он еще ни говорил, я вылетал на бреющем полете из его кабинета. Он мог очаровывать, он мог наоборот быть жестоким. Его регистр, его инструмент главного редактора был настолько широк, что сегодня авторитета нет такого просто.

Елена Рыковцева: Сегодня, наверное, этот профессионализм и не нужен уже никому. Вы сами писали колонку в «Известиях» о том, что такое эта кукольная журналистика.

Виктор Лошак: Я же не говорил о том, что пластмассовая журналистика — это вся журналистика, какая-то ее часть.

Елена Рыковцева: Он бы спустился в эту пластмассовую журналистику, что бы он с ней делал, зачем этот профессионализм сегодня?

Елена Дикун: На мой взгляд, то, что необходимо современному обществу — это те газеты, как «Московские новости» и «Общая газета». Я категорически не согласна с мнением коллеги Андрея Колесникова, который из всех заветов Егора Владимировича выбрал только один, я думаю, они бы оказались в разных лодках в нынешнее время, несомненно. Я считаю, что, увы, такие газеты, как «Общая» и «Московские новости» в нынешнее время просто не имеют права на существование, но они как раз и необходимы обществу.

Виталий Ярошевский: Мне кажется, что он захлебнулся бы в этой волне подлости, которая ежедневно на нас обрушивается. Причем подлость творят коллеги Егора Яковлева. Он и в те достаточно вегетарианские времена это видел и чувствовал просто кожей. Как бы он реагировал на все эти заказные фильмы на НТВ? Как бы он реагировал на вранье о войне на востоке Украины?

Виктор Лошак: Его разочарование связано было с тем, что он поработал председателем Гостелерадио, он столкнулся с совершенно другой журналистикой. Я не хочу приводить примеры, у нас с ним было много ночных разговоров. Он столкнулся с совершенно другими человеческими установками, и он это не мог ни переварить, ни побороть. Одно дело борьба с редакцией в 50 человек, он мог этих 50 человек всех убрать, другое дело этот монстр, у которого были совсем другие материальные и идейные.

Виталий Ярошевский: Потом он, как это ни странно, в те годы перестроечные ельцинские все-таки имел дело с более открытой властью. Маленький пример: у нас была такая рубрика «В четверг поутру». В среду подписывался номер, в четверг редакция выдыхала, и приходили заметные, знаменитые люди, которые на протяжение трех часов отчитывались перед редакцией, отвечали на все вопросы, потом это сводилось в полосу газетную. Такая рубрика у нас была на протяжение многих лет. Так вот, в редакции, благодаря прежде всего усилиям Егора Владимировича, побывали все заметные люди — это не фигура речи. Кроме двух — это Ельцин и Путин. Все остальные, даже начальник Главного разведуправления у нас был, даже Юмашев, уж люди совсем закрытые. И министры, и Виктор Степанович Черномырдин, и Чубайс, и так далее.

Елена Рыковцева: А звали Ельцина?

Виталий Ярошевский: Звали. Путина звали точно, Путин согласился. Потом, когда он не пришел, его спросили, почему, он сказал: «Мне отсоветовали».

Виктор Лошак: При обаянии Егора, я думаю, ни министр, ни девушка, ни журналист, никто не мог.

Виталий Ярошевский: С одной поправкой — тогда. А вот сейчас, я думаю, устояли бы все, все, кого он хотел бы видеть и кто является носителем власти. Он настаивал на том, чтобы читатель получал информацию из первых уст, чтобы не журналисты рефлексировали, а те люди, которые отвечают за сказанное, отвечают за то, что они делают.

Виктор Лошак: В его принципы главного редактора входил контакт с властью, потому что он понимал, что это и есть главные ньюсмейкеры. Он всегда считал необходимым контакт с властью. У него горела вертушка, ему все время звонили, он кому-то звонил, кто-то приходил. Еще Егор отличался от всех тем, что «Московские новости», кстати, не в последнюю очередь в силу своей географии, вот этого перекрестка на Пушкинской площади, были местом, где рождалась мысль. Там собирались друзья Егора. Егор был вообще известный московский человек, помимо его профессии главного редактора, журналиста, он был известный человек из такого золотого бомонда московского. В «Московских новостях» собирались люди, которые осмысливали время. Многие идеи, многие тексты рождались из трепа у Егора в кабинете. Егор был непревзойденный мастер редактирования, о котором сейчас, наверное, главные редакторы просто не знают. Принцип этого редактирования был довложение мысли. Сейас лучший редактор тот, кто зачищает текст, обнажая его сильные стороны. Егору приносили порой вялый текст правильного направления и дальше шло довложение. Звался Карпинский, звался Гельман, кто-то из замов, мы думали над этим, что-то вставлялось туда. Он понимал, что дальше мысль идет к людям. Это была другая функция газеты, он понимал, что кого-то мы обнадеживаем, кому-то даем шанс. Этого ничего сейчас нет.

Елена Рыковцева: Кого-то заставляет думать.

Виктор Лошак: Думать всех. Какие-то есть награды журналистские, но никогда такой награды не будет: ты выходил ночью из редакции, стояли люди и, зажигая спичку от спички, читали текст на стенде.

Елена Рыковцева: Сегодня поди заставь думать людей.

Виталий Ярошевский: Может быть мало осталось тех, кто мог бы заставить.

Виктор Лошак: Сейчас есть масса думающих людей, критически осмысляющих.

Елена Рыковцева: А эти думающие люди способны, у них хватает харизмы заставить не думающих думать? Не хватает. Я предлагаю послушать, что говорил Егор в самый последний год своей жизни, что он думал. Дело в том, что у нас была передача на Свободе, она не предполагала жанра публицистического его высказываний собственных, он разговаривал с людьми. Но наш корреспондент постарался даже из этих интервью выбрать какие-то отдельные фрагменты, дающие представления о том, что он думал в этот последний год своей жизни.

- Егор Яковлев вел передачу «Поговорим с друзьями о России» на Радио Свобода с 2003 по 2005 год. Из беседы с политологом Лилией Шевцовой.

Егор Яковлев: Честно говоря, я смотрел с интересом за Путиным, беседовал с ним. Я очень удивлялся, я не ожидал, что он так быстро сумеет поднабраться. Человек, который никогда не избирался даже в профбюро, то есть никогда не был в этой системе, что он так сумеет быстро поднабраться и стать достаточно известным деятелем, принятым и за рубежом. Но вот то, что он никогда не может признать свои ошибки, никогда не может выступить перед обществом со своим признанием — для меня в этом слабость.

- Егор Яковлев в разговоре с режиссером Марком Розовским.

Егор Яковлев: Если сейчас посмотреть то, что нам за последнее время говорили по Чечне, то я берусь издать, причем моментально, энциклопедию надувательства, как ты к этому относишься и какой у тебя возникает образ государства через все эти вещи.

- Из беседы с Владимиром Познером.

Егор Яковлев: Недавно «Новая газета» опубликовала подборку «Кассовый аппарат», согласно которому семь человек из самого близкого окружения президента распоряжаются потоками средств более ста миллиардов долларов. Я и отсюда понять не могу, что это такое, почему в этой стране могут быть все деньги перекачены в руки семи человек и откуда вообще взялась эта администрация.

- Егор Яковлев адвокату Николаю Гагарину.

Егор Яковлев: Один из авторов «Московских новостей» недавно заметил, что нынешнее руководство страны скрывает свои подлинные цели, с ним трудно не согласиться. Если в один день в трех местах устанавливают фигуру Сталина, если черкизовского словообразование «чекизм» входит в оборот, к чему мы идем, как тебе кажется, как человеку образованному и знающему жизнь, чем это может кончиться все?

- Из беседы с режиссером Андреем Смирновым.

Егор Яковлев: Работники милиции внедряются в банды по угону автомобилей, пытки в застенках спецслужб как были, так и продолжаются. Начинается процесс ЮКОСа, человек, которого возят все время в клетке, но почему-то потеряли одну страничку его обвинительного заключения — только в России такое может быть. На фоне всего этого обращение президента ежегодное, где складывается впечатление, что несколько напоминает тост: предлагает людям быть счастливыми в счастливой стране. Откуда такая концентрация неприятностей? Что это - надвигалось, приближалось?

- Из разговора Егора Яковлева с Михаилом Горбачевым.

Егор Яковлев: Как я представляю сегодняшнее наше состояние, я вижу, что сегодня власть президента практически безгранична. Я не вижу границ для сегодняшней власти президента, начиная от уголовно-судебных дел и кончая хозяйственными и другими вещами.

Елена Рыковцева: Сначала технический вопрос: а когда Егор встречался с Путиным?

Виталий Ярошевский: Это было в конце 1990-х, когда Владимир Владимирович занимал пост премьер-министра, к премьер-министру пригласили главных редакторов ведущих газет, в том числе Егора Яковлева. Я помню об этом, может быть были еще какие-то случаи. Я помню, он вернулся и был разочарован. Не впечатлился по той простой причине, я так понял, он потом отчитался перед нами об этой встрече, он ожидал более глубокого разговора, а Путин закрылся. Это ни о чем не говорит, это говорит только о том, что премьер-министр не пожелал откровенничать с главными редакторами, хотя встреча была конфиденциальная, закрытая.

Виктор Лошак: На этой встрече Путин сказал одну важную мысль о том, что в Чечне нужно делать первым лицом чеченца, который прошел каким-то образом войну. У него уже тогда был в голове Ахмат Кадыров, видимо. Вокруг этого большая часть разговора шла, тогда Чечня болела очень.

Виталий Ярошевский: А еще Егор из этого массива вытащил одну деталь — это говорит о его невероятной наблюдательности, он спросил Путина: «Зачем вы вообще с нами встречаетесь?». На что премьер-министр ответил: «Мне сказали, что надо встретиться, я встретился».

Елена Рыковцева: Теперь, я думаю, он лучше понимаем, зачем он встречается, Владимир Владимирович. В том, что вы услышали, ничего ведь нет для вас нового и неожиданного. 2005, 2003, 1999 - это тот же Егор?

Виктор Лошак: И тот же, и разный. Егор в газете «Известия» был редактор отдела пропаганды, между прочим, и вел популярнейшую у нас в редакции рубрику «За ленинской строкой». Егор того времени доказывал, и он очень долго продолжал эту идею, что Ленин был верный, правильный, человечный, а остальные уже после него извратили эти замечательные прекрасные идеи. И когда мы в «Московских новостях» может быть первыми пришли к тому, что Ленин был достоин Сталина и Сталин был достоин Ленина, когда об этом где-то сказали на встрече с читателями, я не могу сказать, что Егор как-то на это реагировал или я это не помню, но я подозреваю, что внутри его, конечно, все передернуло. То есть Егор был разный. Егор с одной стороны «За ленинской строкой», с другой стороны Егор едва ли не главный могильщик этой партии, будучи главным редактором «Московских новостей». Так что это, безусловно, человеческая и мировоззренческая революция была.

Елена Рыковцева: Я имею в виду, конечно, ту сформировавшуюся систему взглядов, которая началась с его настоящих «Московских новостей», которые связаны с его именем. Я ничего не вижу такого, что бы не вписалось в то, что мы о нем знали. Он только так мог реагировать на то, что происходит в 2003, в 2004, по-другому я не представляю. Он не менялся в этом смысле.

Виталий Ярошевский: У меня есть несколько книг его «ленинианы» в его исполнении с посвящением. Я их читал. У меня было ощущение, что это писал другой человек. Он был блестящий журналист, видимо, в неволе трудно писать легко. Его публикации в «Известиях» - это был блеск.

Виктор Лошак: Многие менялись.

Елена Рыковцева: Что касается Ленина, к сожалению или к счастью, так и остается, даже в сверхлиберальных людях Ленин — это одно, а Сталин — это другое, не нужно это сравнивать. Я предлагаю послушать еще одного человека, который работал с Егором Яковлевым.

Андрей Бильжо: Мне посчастливилось не то, что познакомиться с Егором Владимировичем, а даже с ним поработать в «Новой газете». Мне лестно было очень, что он относился ко мне с большим интересом и уважением, ему нравилось то, что я делаю, то, что я рисую. Я работал тогда у Володи Яковлева, у его сына. Несмотря на то, что эксклюзивные права принадлежали «Коммерсанту», мне разрешалось рисовать для «Общей газеты». Я там делал несколько работ, таких больших работ — это была целая полоса к какому-то празднику. Это было дико интересно, потому что это была не просто работа, а мы собирались в его кабинете в «Общей газете», обсуждали это, потом это заканчивалось выпиванием. Но это было неформальное абсолютно общение, это был безумно интересный человек, харизматичный. И этой дистанции в возрасте и опыта, которая между нами, конечно, была бесконечная, не столько в возрасте, сколько опыта и знаний его и моих, она как-то улетучивалась, потому что он очень легко общался с людьми, которые ему интересны.

Елена Рыковцева: Раз такая человеческая пошла история, мне бы хотелось, чтобы каждый из вас вспомнил какую-то свою личную историю, самую яркую, самую запоминающуюся, связанную с Егором Владимировичем Яковлевым.

Елена Дикун: Наверное, самая яркая история, их было очень много, как Егор Владимирович спас меня от Владимира Гусинского. Это не секрет, что последние год