Марина сидела, глотая слезы, пытаясь допить то, что было в стакане. Бармен демонстративно протирал рюмки, отвернувшись от стойки. У барменов нюх на неудачников. Они держатся от них на расстоянии. Поэтому этот и не подходил к Марине.
Стоило ли уезжать черт знает куда, чтобы петь в паршивом ресторане, пытаясь не умереть с голода в чужой стране? Любезничать по приказу менеджера со всякой швалью, исполнять пьяной кодле, неспособной отличить скрипку от контрабаса, арии тринадцатого века. Обрыдло, ненавистно. Скомканная салфетка полетела на пол. Ну почему, почему так все получилось? У него же красивый поставленный голос, он явно талантлив. Почему это никого не интересует? Почему студии даже не хотят слушать его, почему только шоумены пытаются раздеть его на сцене, рассчитывая на публичный шок?
-Привет.
Анонимный голос из-за плеча. Еще один. Сколько их уже было.
- Вы хорошо поете.
Стандартно и обыденно, как этот стакан после выступления.
- Вы пробовали записываться?
Марина усмехнулась. Ну хоть этот внаглую за задницу не хватает, разговаривать пытается. Сейчас обещать жениться начнет, веер купюр под ноги.
- Возьмите, будет время, зайдете на прослушивание.
Гладкая картонка под холодными тонкими пальцами. Что-то новое. На черной блестящей поверхности – серебряная вязь – Hall of Sermon. Не может быть. Марина обернулась. Столкнулась взглядом с пронзительным и практичным прищуром карих глаз. Высокий, тонкий, выбритые виски, выбеленная прядь посередине лба.
- дддаааа… хорошо. подойду.
- Нужен голос, нужен хороший голос. Странный, интересный, классический.
Тило рассказывал, стоя за пультом. Марина уже освоилась в студии, сейчас рассматривала звукорежиссерские навороты.
- Snakeskin не нужны слова, там будет музыка. И голос, который эту музыку поведет.
Марина запела – что-то свое, родное, давно изученное, поставленное. Только бы уцепиться хоть на этот раз, заморочить голову этому изнеженному красавчику, вить из него веревки, ну она-то с этим справится.
- браво!
Тило подчеркнуто изящно изобразил аплодисменты. Потом еще и еще. Марина пела уже свободнее, не боясь импровизировать, перебирать тона, Тило млел.
- да, да, то, что надо…
Договорились на следующей неделе начать работу. На самом пороге, светски открывая перед Мариной дверь, Тило неожиданно задержался перед ней, чуть наклонившись – Марина была ему чуть ли не по плечо – коснулся губами ее виска, пытливо заглянул в глаза.
- мы ведь сработаемся, nicht wahr?
Марина приняла отработанный в ролевых играх томный вид и подчеркнуто равнодушно пожала плечами.
- это зависит не только от меня.
Тило рассмеялся. Смех ему не шел.
Марина дома стащила юбку и осточертевшие колготки, залезла в поношенные штаны. Слип сегодня задерживается, тоже, бедный, вкалывает как вол. Ничего, все изменится, только бы не упустить этот шанс. Draw уже видел свой первый альбом, толпы фанатов, обожание, ношение его, любимого, на руках. Раз Тило хочет Марину, получит Марину. Но потом… сильно потом…
Тило с терпением высокооплачиваемого репетитора перезаписывал трек за треком. Получалось почему-то не то, что он хотел. А чего хотел – объяснить не мог или не желал. Draw начинал приходить в отчаяние и срываться на истерику. Наконец, поздно ночью, отправив звукотехников по домам, Тило, вроде, услышал то, что нужно было, когда draw в ярости выдал совсем уж нечеловеческие звуки.
- все, на этом остановимся.
Draw расслабленно плюхнулся на диван. Тило усмехнулся ему сверху.
- Отметим первый день в студии?
Густое вино в высоких бокалах и пересохшее горло. Только держать себя в руках.
- Устала?
Участливо, но с явным ожиданием «нет».
- Устала?
Кивнула.
- Есть немного.
- Раньше работала в студии?
Светский разговор?
- Хочешь – тут душ есть, освежишься.
- Я пожалуй, дома лучше.
- Как хочешь.
Ничуть не обижено, даже где-то дружелюбно и понимающе. Подвез почти до самого дома.
- До завтра.
На следующий день запись продвигалась такими же темпами. Тило, казалось, специально доводил draw да крайней степени раздражения, чтобы тут же немедленно сказать – записано!
- Давай думать над концертными костюмами. Ты так и будешь в платье?
- мммм… вряд ли, лучше что-нибудь из черной кожи или винила. Ты в чем будешь?
- Пожалуй, как обычно, только вместо черного – коричневое и серое. Больше агрессии, но не внешней – внутреннего напора и эмоциональности. Давай покажу.
Та же шелковая рубашка с пышными рукавами и воланами, фетровая шляпа… и длинная юбка… прямая и с разрезами по бокам… Тило стал похож на певицу кабаре времен Дикого Запада. Draw фыркнул. – Я понимаю, немного… необычно. Держи, примерь, может тебе подойдет.
- Давай, дома посморю.
- Нет, сейчас.
Странная настойчивость. Тило чуть усмехнулся, уселся на диване, закинув ногу за ногу.
- Давай.
-Не буду.
Прозвучало беспомощно и напористо.
- Давай помогу… мой милый мальчик.
Draw на какую-то минуту оцепенел, все его мечты прощальным вихрем пронеслись в голове. Он молча смотрел, как Тило скользяще и легко поднялся, подошел, не торопясь, с какой-то змеиной грацией развернул его к себе лицом и, глядя на перекошенную от неожиданности физиономию, неприятно рассмеялся.
- Иди умойся, я на тебя без грима посмотрю. И в штаны переоденься, я бы, например, целый день девчонкой не выдержал быть. Да уж… per aspera ad astra.
Из ванной draw вышел бледным пареньком в черном латексе. Тило довольно оглядел его.
- А девкой все же краше. Ладно, иди сюда.
Тило перебирал тонкими пальцами край оборки – нервно и чуть задумчиво, просвечивая темными глазами draw.
- Сейчас покупать тебя буду. Хочешь контракт на год или на альбом с Hall of Sermon? И, понятно, тур в поддержку.
- А взамен?
Обреченно, заранее зная ответ.
Тило картинно распахнул объятия.
Тягучие секунды раздумий, поиска пути к заранее известному ответу. И несколько шагов ближе, загипнотизирован обещаниями, как птичка змеей. Тило обнял его – крепко и немного покровительственно. Draw пискнул от неожиданности, почувствовав горячее дыхание на шее.
- ну да, мне полагается сейчас развесить уши и трепетно отдаться прямо тут?
Тило снова рассмеялся, обняв его еще крепче.
- скорее уж брать, чем отдаваться. Я на парней никогда не засматривался, а Анин страпон надоел. А тут такая красивая девочка попалась…
Игриво куснул за ухо. Draw задыхался в оборках и приторном аромате каких-то чуть ли не женских духов.
Тило по-сиамски прищурился, а draw неожиданно почувствовал отчаянную, ни на что непохожую уверенность. Вот тут и начинается игра. Приручить меня не получится, кошки не поддаются дрессировке. Они будут мурлыкать, только отвернешься – раздерут когтями. Посмотрим, кто кого. Не зря же его Слип пантерой называет…
- Ну прямо так уж сразу…
Протянул кокетливо и в меру отстраненно.
- Как увижу сокровища Альгамбры, тогда и посмотрим…
Чуть выгнувшись и прижавшись к худому твердому телу.
Тило недовольно скривился, раздражено оттолкнул его, встал, налил, выпил.
- Какая меркантильность… ну ладно, завтра вечером документы будут готовы, останется только вписать твое доселе мне неизвестное настоящее имя и поехать у юриста подписать. Так что готовься. Завтра же и отметим твое вливание в наш небольшой, но сплоченный коллектив.
Убрал гримасу, сияющее улыбнулся.
Draw тоже изобразил энтузиазм. Ему еще предстоял разговор со Слипом.
Разговор тяжелый и пустой – все уже решено. Прижатые разумом к мертвенным камням жизненной необходимости эмоции пытаются вырваться и материализуются в самой нелепой и подчас уродливой форме. Но отбушевало, отгремело и улеглось. И двое, разделенные не менее, чем связанные, пытаются осознать – что же на них нашло – сокрушительное? Жизнь – такая, какая она есть – ломающая, с острыми рваными краями, давящая, мертвящая и невыразимо прекрасная в своем уродстве.
Draw подписал контракт – бумаги действительно оказались готовы, юрист преподнес их чуть ли не с поклоном. Неожиданно у него возникло ощущение, что он продал душу дьяволу. Может быть, виноват был Тило со своей немного адской усмешкой. Скомандовал:
- Теперь ко мне.
Небольшой старинный особнячок на окраине Берлина. Уже давно резвящаяся толпа приняла хозяина и draw с дружелюбной готовностью. Личности попадались тут насколько известные, настолько и страхолюдные. Известные режиссеры, музыканты, актеры – в черном, кроваво-красном, мертвенно-белом. Draw почувствовал себя в своей стихии. Обряженный средневековым вампиром, официально представленный как новая находка лейбла, он отхватывал великанские дозы внимания и даже где-то почтения. Тило перехватил его в танце, демонстративно поцеловал и шепнул: - До чего же ты страшный… сейчас, в таком виде…
В полтретьего все стали понемногу расходиться. К четырем остались только draw, Тило и Анне. Анне весь вечер высокомерно игнорировала draw. Сейчас, отозвав Тило, пыталась что-то втолковать ему на повышенных тонах. Тот внимательно и сочувственно внимал, но потом обронил несколько слов, поцеловал в лоб и выпроводил. Вид у нее был ошарашенный. Draw почему-то тихо злорадствовал. Тило взял его за прохладную ладонь, улыбнулся.
- Пошли.
Draw немного сник. На втором этаже стилизованная под средневековье комната. Тяжелые портьеры, обложенный камнем стены, камин, кушетка, обтянутая красным бархатом, валяющиеся рядом диванные подушки, распластанная на полу медвежья шкура, серебряный поднос с бокалами, искрящимися рубиновым сиянием – ничто не выбивалось из атмосферы времен расцвета готики. Тило непринужденно опустился на огромную шкуру, протянул один бокал draw.
- Давай отдохнем. Все же люди могут быть отвратительными, когда их так много.
Неторопливые поглаживание, расстегивания. Draw не были неприятны прикосновения длинных тонких пальцев. Но ни тени возбуждения, сейчас просто необходимого. Принужденно ласково целуя белую худую спину, draw лихорадочно перебирал в уме все, что на него могло подействовать на манер Виагры. Ровные темные ресницы безмятежно спящего Слипа, полные ножки Риха, игриво выглядывающие из-под юбки, теплая мощь волосатого торса Тиля – под прикрытыми веками с невероятной скоростью мелькали иллюзии, как воплощенные, так и такие близкие и кажущиеся досягаемыми. Подействовало. Длинное жилистое тело изогнулось, пропуская внутрь, а draw мысленно был за сотни километров отсюда…
Тило, по всей вероятности, подневольность принял за неопытность, отсутствие энтузиазма за робость, и казался довольным.
- Начало…
Вполголоса в полутьме.
Тило сгреб свернувшегося калачиком draw в объятия, притиснул, как родного.
За две недели записали в студии часть draw. Нельзя сказать, чтобы Тило так уж его донимал приставаниями, обнимание и поцелуй в висок не означали немедленного снятия штанов. Но время от времени в спокойных карих глазах проскакивало нечто настолько жутковатое, что у draw мороз по коже пробегал. Их секс был нередко окрашен то ли насмешкой, то ли издевкой. По утрам draw осматривал ссадины и синяки, а Тило широко улыбался и без малейшего смущения пожимал плечами.
Сведение проходило без непосредственного участия draw, он рванул домой, к Слипу. Их отношения стремительно портились, но тем более удачной, что ли, становилось музыка, что они готовили для студийной записи.
Время от времени Тило вызывал draw для того, чтобы переписать тот или иной отрывок. Анне draw не видел до этого рокового вечера. Тило тогда его, как обычно галантно, пригласил к себе без права отказаться. Тут же подъехала Анне, draw не слышал, о чем они говорили в гостиной, но зато слышал звонкую оплеуху, грохот мебели, звук захлопываемой двери.
Через несколько минут Тило вошел в спальню.
- Пошли.
Повелительно и категорично. В глазах – чистой воды черная злоба и какое-то странное упоение.
Они спустились в подвал, Тило захлопнул обшитую каким-то черным
деревом дверь. Анне висела посреди подвала на ржавых цепях, едва касаясь пола, промозглый холод заставлял вспомнить мрачные застенки инквизиции. Обросшие мхом стены, поблескивающие металлом крюки, на которых висели плети, рапиры, ножи, клейма – все истершееся от частого употребления. В углу была аккуратно развешена какая-то одежда. Тило возился у очага, раздувая огонь. Когда ему это удалось, он подошел к draw, тот отшатнулся – красноватый отблеск огня превратил Тило в ухмыляющегося демона. Демон чмокнул draw в ушко.
- Когда женщина перестает быть нужной, она должна уйти. Если она не уходит, ее убивают. Если она пытается получить удовольствие, изводя нас, мы вполне можем получить удовольствие, убивая ее. Смотри сам.
Тило снял со стены один из ножей.
- Видишь зазубренное лезвие? Им удобно срезать одежду.
Пара взмахов, и Анне затрепыхалась на цепях голышом.
- Красивая женщина…
Тило задумчиво провел рукой по тонкой талии к высокой груди, чуть сжав пальцами сосок.
- Жаль, что ты мне надоела…
- Иди сюда.
Draw несмело подошел. От происходящего веяло кошмаром, ему нестерпимо захотелось проснуться.
- А вот этим хорошо резать вены, входит гладко и глубоко.
Тило повертел в руках потемневший от времени инструмент, похожий на шило с режущей боковой поверхностью.
- Ты же хотел побыть вампиром?
Резким, почти неуловимым движением он проткнул гладкую женскую шею, с силой придержал голову. Кровь брызнула из раны, безумие – из глаз.
- не бойся, надо вот так…
Тило приложился ртом к кровоточащему разрезу – почти нежно – вбирая густую кровь. Отодвинулся, подтолкнул draw. Тот машинально, оцепенев от страха, приник ртом к темной струйке. Тяжелый металлический вкус наполнил рот, теплая жидкость, еще живая, не желала проходить в желудок. Draw вывернуло наизнанку. Он неудержимо блевал, ухватившись одной рукой за тонкую женскую лодыжку, второй уперевшись в сырой пол. Тило рассмеялся, глядя на него сверху вниз.
- Ничего, бывает в первый раз.
Полил ему на руки, дал напиться и умыться.
- Давай еще попробуем.
- Я не хочу, не могу…
- Потому что еще не знаешь – что это такое – чувствовать, как живая часть еще живого человека согревает тебя, становится тобой… неразделимо… давай быстрее, пока вся не вытекла.
Его белая рубашка пропиталась на груди кровью, тонкие черты исказились в хищной гримасе. Draw мотало, когда Тило поднял его и насильно приложил его рот к зияющей ране. Постегиваемый страхом, он глотнул, порция солоноватой и густой пульсирующей жидкости медленно, как бы нехотя, прошла внутрь. Потом еще раз, и еще, пока не ослабла железная хватка рук.
- Вкусно?
Спросил сам дьявол, глядя в его вымазанное кровью лицо. Draw кивнул. Тило рассмеялся – низко и радостно. Смех сатаны, возвратившегося в любимый ад после вечности в разлуке.
- Иди отдохни, я тут пока кое-чем займусь.
Draw рухнул на твердую скамейку, измождено прижавшись лицом к вытертому бархату, пропитанному чем-то вязким.
- И тут кровь, не могу так больше, не хочу, мне страшно, я хочу домой…
Тихо скулил draw по-русски.
Тило снял еще один нож – с изогнутой ручкой и скошенным лезвием. Пара росчерков по гладкой коже – Анне дернулась, еще чувствуя, еще живя… Тонкие пальцы, так ловко скользившие по клавишам синтезатора, не менее ловко ухватили край разреза, оттянули, подсекая лезвием… Кромешную доселе тишину прорезал дикий крик. Draw поднял глаза, застыл, глядя, как невозмутимо и умело Тило заворачивает пласт снятой кожи, инстинктивно и безумно рванул к двери, разбивая кулаки, сдирая ногти, слыша, как догоняют его истошные женские вопли, от которых волосы становятся дыбом, а в желудке сворачивается тяжелый ком, и оживает сладко-соленый запах крови… и понял он, что это за одежда была развешена так старательно в углу…
Очнулся в кровати, раздетый, в открытое окно был виден кусочек синего неба, верхушки сосен. Кошмар? Наверное, просто приснилось… Почти неслышно распахнулась дверь, как обычно легко и стремительно зашел Тило.
- Напугал ты меня, малыш… Не думал, что ты такой впечатлительный…
Тило привычно поцеловал draw, окаменевшего от ужаса, вспомнившего…
Draw выгреб из карманов всю наличность, опустошил банковскую карту, на пути за Слипом заехав в аэропорт за билетами. Дома его не найдут…
Марина сидела, глотая слезы, пытаясь допить то, что было в стакане. Бармен единственного приличного в Хабаровске гей-клуба демонстративно протирал рюмки, отвернувшись от стойки. У барменов нюх на неудачников. Они держатся от них на расстоянии. Поэтому этот и не подходил к Марине.
-Привет. Ты хорошо поешь.
Марина оцепенела.
- Пробовал записываться?
Голос из кошмара… И гладкая визитка – серебряная вязь на черном - Hall of Sermon…
Вы любите причинять другим страдания, как моральные, так и физические. Возможно вы сами не против испытать боль..
