Троицкий Благовестник. № 9

Душа человека, призванная к спасению, во время своей земной жизни жаждет по существу своему встречи с добром и всюду старается позаимствовать, собрать, найти добро. Это доброе как бы нити, из которых ткёт человек одежду для Брачного Чертога, в которой предстанет он перед престолом Божиим и останется вечно. Одежда, сотканная из нитей добра и любви, просветлится, заблестит от Божьего света. Сотканная из нитей зла, недобрых дел, ещё более омрачится от Небесного света, и устыдит, и доставит муку тому, кто окажется одетым в неё. Своими собственными руками, то есть своей волей, хотя и несовершенной, расслабленной грехом, но свободно надеваем мы на себя или одежду радости, или одежду стыда. То лучшее, что дал нам Господь как венцу Своего творения -- свободную волю, достоинство которой Сам и оберегает, не оказывая на нас никакого давления, мы не бережём и часто беззаботно порабощаем её греху. А поработив её греху, как восстановим в добре, когда силы наши расслаблены? Своими силами не можем её исправить, но благодатной Божией силой можем: Богу всё возможно. Пока душа наша ещё на пути в Царствие Божие, пока ещё есть время, закрепим и укрепим нашу волю, слабую, немощную, благодатной силой Божией и найдём в ней нужную силу и поддержку на борьбу со злом. Жизнь -- великий труд. надо научиться жить во Христе мудро, и тогда всё вокруг осмыслится и приобретёт цену для вечности. Если будем внимательны, то обстоятельства, нас окружающие, послужат нам "старцами", научат нас послушанию Богу, помогут в терпении и любви пройти свой жизненный путь и обрести спасение. Где бы мы ни были -- всюду нас окружает возможность спасения; в какие бы условия не поставила нас жизнь -- всегда можем духовно зреть и совершенствоваться. наша жизнь при всякой обстановке может быть путём, ведущим нас к благу, к блаженству, которое доступно бывает уже здесь, на земле.
(Духовная жизнь в миру. -- [Сергиев Посад]: Изд-во Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 1996. -- 19 с.)

1

(картинку взяла с сайта ozon.ru)
-- Новичок, глядите -- новичок!
Таким задорным возгласом с незапамятных времён встречают учеников в школе бойкие старожилы. Так случилось и солнечным сентябрьским утром почти сто пятьдесят лет назад в маленьком городке Новгород-Северском, когда через порог ветхого деревянного здания местной гимназии перешагнул двенадцатилетний мальчик -- худощавый, бледный, скромно одетый. Он вежливо поздоровался, но тут же растерянно умолк, потому что с шумом и гамом налетели на него разновозрастные гимназисты, окружили, забросали вопросами:
-- Ты кто? Откуда? Где живёшь? В какой класс пришёл?
-- Глядите, да он худышка, кащей! -- Вопросы сменились насмешливыми замечаниями, и один бесцеремонный верзила начал ощупывать у новичка мускулы, а низенький толстяк с заплывшими глазками даже толкнул, проверяя, устоит ли худышка на ногах.
Прижавшись к стене, новенький напружинился, готовый дать отпор любому, кто бы ещё осмелился до него дотронуться. Но внезапно толпа гимназистов испуганно выдохнула: "Герасим!" -- и растаяла. Перед новеньким остановился учитель в синем мундире ос светлыми пуговицами. Заложив руки за спину и, как петух, склонив голову набок, он покосился строгим глазом:
-- Чей будешь?
-- Константин Ушинский.
-- Пойдём.
Вслед за учителем Костя вошёл в большой мрачный зал. Под окнами во всю длину зала стояли ученические скамьи -- по две в ряд. Над учительским столом висел огромный портрет какого-то важного важного военачальника. Был он в потемневшей тяжёлой раме. И всё здесь было словно почерневшее от древности, старое и обветшалое -- нудно скрипели и прыгали подгнившие полы, исшарканные башмаками гимназистов, плохо затворялись рассохшиеся двери, убого выглядели изрезанные ножами скамьи, совершенно утратившие свою первоначальную краску.

ИСТОРИЯ ОДНОГО ГОРОДА

По подлинным документам издал М. Е. Салтыков (Щедрин)

От издателя

Давно уже имел я намерение написать историю какого-нибудь города (или
края) в данный период времени, но разные обстоятельства мешали этому
предприятию. Преимущественно же препятствовал недостаток в материале,
сколько-нибудь достоверном и правдоподобном. Ныне, роясь в глуповском
городском архиве, я случайно напал на довольно объемистую связку тетра-
дей, носящих общее название "Глуповского Летописца", и, рассмотрев их,
нашел, что они могут служить немаловажным подспорьем в деле осуществле-
ния моего намерения. Содержание "Летописца" довольно однообразно; он
почти исключительно исчерпывается биографиями градоначальников, в течение почти целого столетия владевших судьбами города Глупова, и описанием
замечательнейших их действий, как-то: скорой езды на почтовых, энергического взыскания недоимок, походов против обывателей, устройства и
расстройства мостовых, обложения данями откупщиков и т.д. Тем не менее
даже и по этим скудным фактам оказывается возможным уловить физиономию
города и уследить, как в его истории отражались разнообразные перемены,
одновременно происходившие в высших сферах. Так, например, градоначальники времен Бирона отличаются безрассудством, градоначальники времен
Потемкина - распорядительностью, а градоначальники времен Разумовского -
неизвестным происхождением и рыцарскою отвагою. Все они секут обывателей, но первые секут абсолютно, вторые объясняют причины своей распорядительности требованиями цивилизации, третьи желают, чтоб обыватели во
всем положились на их отвагу. Такое разнообразие мероприятий, конечно,
не могло не воздействовать и на самый внутренний склад обывательской
жизни; в первом случае, обыватели трепетали бессознательно, во втором -
трепетали с сознанием собственной пользы, в третьем - возвышались до
трепета, исполненного доверия. Даже энергическая езда на почтовых - и та
неизбежно должна была оказывать известную долю влияния, укрепляя обыва-
тельский дух примерами лошадиной бодрости и нестомчивости.
Летопись ведена преемственно четырьмя городовыми архивариусами и обнимает период времени с 1731 по 1825 год. В этом году, по-видимому, даже
для архивариусов литературная деятельность перестала быть доступною.
Внешность "Летописца" имеет вид самый настоящий, то есть такой, который
не позволяет ни на минуту усомниться в его подлинности; листы его так же
желты и испещрены каракулями, так же изъедены мышами и загажены мухами,
как и листы любого памятника погодинского древлехранилища. Так и
чувствуется, как сидел над ними какой-нибудь архивный Пимен, освещая
свой труд трепетно горящею сальною свечкой и всячески защищая его от не-
минуемой любознательности гг. Шубинского, Мордовцева и Мельникова. Летописи предшествует особый свод, или "опись", составленная, очевидно, пос-
ледним летописцем; кроме того, в виде оправдательных документов, к ней
приложено несколько детских тетрадок, заключающих в себе оригинальные
упражнения на различные темы административно-теоретического содержания.
Таковы, например, рассуждения: "Об административном всех градоначальников единомыслии", "О благовидной градоначальников наружности", "О спасительности усмирений (с картинками)", "Мысли при взыскании недоимок",
"Превратное течение времени" и, наконец, довольно объемистая диссертация
"О строгости". Утвердительно можно сказать, что упражнения эти обязаны
своим происхождением перу различных градоначальников (многие из них даже
подписаны) и имеют то драгоценное свойство, что, во-первых, дают совершенно верное понятие о современном положении русской орфографии и,
во-вторых, живописуют своих авторов гораздо полнее, доказательнее и образнее, нежели даже рассказы "Летописца".

Орех с далекой Амазонки
http://www.art-naive.ipc.ru/public/pages/books/planeta/planeta12.html
Всем давно известно, что Гошка Вовиков мечтает стать космонавтом, а ко всем другим профессиям он относится о презрением. На этот счет у него даже вышел крупный спор с Анной Константиновной, учительницей по русскому. Как-то она задала сочинение на вольную тему: "Почему я люблю (или не люблю) научную фантастику". И вот в этом самом сочинении Гошка очень обидно высказался о профессии биологов и даже назвал их ерундовскими, из-за чего был долгий разговор, на целый урок, с Анной Константиновной. Но Гошка, кажется, остался при своем мнении.
И кто бы мог подумать, что пройдет каких-нибудь полгода и Гошка станет таким рьяным биологом, что прямо дальше некуда! Даже, можно сказать, он почти что свихнулся из-за этой самой биологии. В течение долгих месяцев ребята не слышали от него ни одного путного слова, кроме как: почвенные или климатические условия, температурный режим и все в таком роде.
А получилось это так. Один очень близкий друг Гошкиного папы ездил в научную командировку, не куда-нибудь, а на Амазонку. Когда он вернулся, то пригласил в гости Гошкиных родителей, а они взяли с собой Гошку. И такие чудеса показывал этот самый ученый, вернувшийся с Амазонки, что Гошка нисколько не жалел, что пошел к нему в гости, а не в кино на новый цветной приключенческий фильм. Потому что этот ученый как раз показывал цветное кино, да к тому же которое сам снял.
Такие там были чудеса, что вы просто не поверите: и огромные яркие попугаи, и страшнющие змеи с руку толщиной, и бабочки величиной с ворону, а по расцветке такие, что нарочно не придумаешь, и цветы красивые - закачаешься, а на самом деле зловредные - хватают всякого, кто неосторожно сядет рядом. Настоящие кровопийцы, так, пожалуй, и человека съесть могут!

Может ли порядочный человек сделать карьеру на кухне?
Всем добрым знакомым с отчаянием посвящается...
Саша Черный

Вот незадача!Сел писать детектив, а написал кулинарную книгу. И сюжет был, и завязка готова, и развязка -- преступником оказалась милая, симпатичная старушка, к которой неожиданно пришли гости... Вот, собственно, с этих гостей все и началось. В голове почему-то вертелась осточертевшая уже всем фраза знаменитой Елены Молоховец "Если к вам неожиданно пришли гости..." и так далее. Такие гости, как известно, хуже татарина, и разозлить могут даже вполне мирного человека -- в сущности, на этой идее и строилась моя несостоявшаяся (увы!) криминальная история. Зато возникла эта книга -- сидя за стареньким компьютером, я поочередно стал перебирать подобные "неожиданные" темы: неожиданно приперлась бывшая жена (любовница, знакомая, нужное подчеркнуть), неожиданно зашли сослуживцы, неожиданно попросила соседка посидеть с ребенком, неожиданно захотелось есть, неожиданно напился... Одним словом, таких "неожиданно"совершенно неожиданно набралось приличное количество, достаточное для того, чтобы хорошенько покопаться в своей памяти, вспомнить и изложить, что в таких случаях делал я сам

Выборг расположен в северо-западной части Карельского перешейка - одного из самых живописных мест Ленинградской области. Это полоса суши, отделяющая Финский залив от Ладожского озера, имеет в ширину от 55 до 110 километров и в длину до 180 километров.
Карельский перешеек отличается своеобразием геологического строения. В северной его части на поверхность земли выходят древние горные породы. Эти возвышенности, отполированные сползавшим ледником, получили название "курчавые скалы". Продолговатые и неширокие котлованы, образовавшиеся вдоль русла лединка, после его таяния заполнились водой. Присущую Карельскому перешейку редкую красоту создают множество озер и быстрых речек, бегущих меж глыб гранита, величественные хвойные и смешанные леса, растущие на отлогих холмах и берегах водоемов. Почти сказочную картину дополняют многочисленные камни-валуны, будто разложенные по всей округе рукой великана.
Климат Карельского перешейка умеренный, переходный от континентального к приморскому. Среднегодовая температура здесь, как и в Петербурге 3 -- 4° тепла. Зима довольно мягкая, средняя температура февраля -- 8° мороза. Юго-западные ветры несут в приморскую часть перешейка влагу. Лучшее время на Карельском перешейке -- раннее лето в пору белых ночей.
Место возникновения города определилось его географическим и военно-стратегическим на побережье Карельского перешейка: он возник у впадавшего в залив, позже пересохшего, западного рукава реки Вуоксы. Простояв семь веков, город не раз подвергался разрушительным пожарам, участвовал в войнах. К сожалению, и ныне (1992 г. -- примечание мое, Olma) он переживает далеко не лучшие свои времена.

Кепп, Е.Е.
Выборг: Художественные достопримечательности: Краеведческое издание. -- Выборг: "Фантакт", 1992. -- 250 с.: ил.

Для ТЕБЯ

Конец восьмидесятых годов XX века


В этом лесу Белка никогда раньше не бывала. И это удивительно. За четыре года, прожитые с мамой и бабушкой в новом районе, Белка обошла здесь все и знала решительно все тропинки и поляны. Но сейчас ее окружали незнакомые деревья с корявыми замшелыми стволами, а над головой, едва видимое сквозь кроны, повисло чужое, холодное небо.

Непонятно. Только что Белка шла по досконально изученному пути. Она миновала овраг с висящими над ним качелями «тарзанкой», сделанными из старого пожарного рукава. На них она каталась раз тысячу, точно. За оврагом начинался малинник. Если бы не то, что влекло Белку вглубь леса, она осталась бы здесь. Но девочка лишь сорвала на ходу несколько крупных ягод и отправила их в рот.

Пройдя густые заросли малины, Белка неожиданно уперлась в извилистую речку. Но здесь никогда не было реки! Белка повернулась и пустилась бежать прочь. Колючие кусты малины драли ее платье, ветки хлестали по рукам, лицу, но девочка этого даже не замечала. На нее напал необъяснимый, неконтролируемый страх, который гнал ее все глубже в незнакомый лес. Страх не давал времени оглядеться по сторонам или задуматься, где она, куда бежит и как найдет дорогу домой. Да и найдет ли?

Лес словно издевался над ней. Вот впереди показалась знакомая поляна, но стоило девочке выбежать на нее, как она поняла, что ошиблась. И она бежала, бежала…

Иногда ей казалось, что за кустами притаился дикий зверь. Ей чудился то ехидный смешок оборотня, то шепот разбойников…

Иногда она спотыкалась на ровном месте, как будто кто-то подставлял ей подножку, иногда ужас переносил ее через ручьи и маленькие болотца, и тогда Белка даже не замечала хлюпающей под ногами жижи.

далее читать по ссылке, данной вверху.

От издательства.
Книга предназначена для мирян, желающих ближе познакомиться с основными службами суточного круга и более осмысленно участвовать в богослужении. Она может быть также полезна учащимся воскресных школ.
Издание включает последование всенощного бдения, часов и литургии. В главах "О храме", "О всенощном бдении", "О Божественной литургии" дается объяснение устройства храма и символического смысла богослужения. В качестве приложения в конце книги приводятся краткие схемы служб. Книга снабжена иллюстрациями.

Всенощное бдение. Литургия / Свято-Троицкая Сергиева Лавра. -- Сергиев Посад: Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2008. -- 240 с.: ил.

автор А.Г. Раскин
Петродворец -- небольшой, летом утопающий в зелени город, административный центр одноименного района Ленинграда, -- расположен на южном берегу Финского залива, в 29 километрах от города на Неве. В прошлом это одна из блестящих царских загородных резиденций -- Петергоф. Грандиозный комплекс дворцово-парковых ансамблей XVIII -- XIX веков сделал этот город всемирно известным.
Каждое лето город дворцов-музеев, парков и фонтанов посещает более трех миллионов человек.
Самое название -- Петродворец -- пробуждает настроение праздничности, предвещает встречу со сверкающими струями и потоками мощных фонтанов и каскадов, с нарядными дворцами и прогулки по живописным паркам, раскинувшимся на морском берегу.
Особую историческую и эстетическую содержательность придает архитектурно-художественным ансамблям Петергофа-Петродворца воплощенная в них идея прославления мощи Русского государства, его триумфа в борьбе за освобождение исконно русских земель, за утверждение на Балтийском море.
Петергофские ансамбли создавались трудом и талантом тысяч строителей, выдающихся зодчих, садоводов, скульпторов, живописцев. Как отмечал известный художник и историк искусства А.Н.Бенуа, все "трудились во имя одной и той же идеи, и как не своеобразны в отдельности творения каждого мастера (или каждой группы), но всем им присуща одна общая черта, отвечающая необъятной шири русской земли и размаху русской жизни".
В петергофском архитектурно-художественном дворцово-парковом комплексе XVIII -- середины XIX века отразились эстетические и стилистические особенности русского барокко, классицизма и исторических архитектурных стилей, использовавших характерные декоративные элементы готического, античного, ренессансного и древнерусского искусства.
Особую славу Петергофу принесли фонтаны и каскады, которые поистине являются его душой.

Из предисловия
Иеросхимонах Нектарий (1853 -- 1928) -- последний соборно избранный Оптинский старец. он нёс крест старческого служения в годы тяжёлых испытаний для Русской Православной Церкви, страны, народа. Наделённый Богом великим даром пророчества и прозорливости, он задолго до революции и гражданской войны видел грядущие беды и скорби людей, мученические кончины своих близких духовных чад, разорение России. Старец Нектарий молился за всю страну, утешал людей, укреплял их в вере. В годы тяжелейших искушений он брал на себя бремя людских грехов, их горести и лишения. Отец Нектарий разделил участь многих своих соотечественников: был гоним, сослан, почил в изгнании.
Так случилось, что о последнем Оптинском старце, который совершал свой подвиг уже в нашу эпоху, известно гораздо меньше, чем о его прославленных предшественниках. Во времена гонения Церкви, преследования монашества, священства, переписка со старцем была затруднена, удалось разыскать лишь несколько писем. Он не вёл дневников и записей, в воспоминаниях духовных чад сохранились только отдельные его высказывания, наставления, которые состоят порой из нескольких фраз, слов. Не был написан портрет Старца, есть только несколько карандашных набросков, зарисовок, в которых образ его едва намечен

/az.lib.ru/r/radishew_a_n/text_0010.shtml[/url] align=right hspace="8" width="200" height="322" alt="http://www.ozon.ru/multimedia/books_covers/1000863172.jpg" border="0">"Чудище обло, озорно, огромно,

стозевно и лаяй".

"Тилемахида",
том II, кн. XVIII. стих 514.

{ Обло. - тучно; озорно - нагло, пакостливо; лаяй - лающее. Эпиграф -
слегка измененный стих поэмы В. К. Тредиаковского "Тилемахида" (1766).
Приводя слова, которыми поэт описывал одного из царей, злоупотреблявших
властью, Радищев бросает вызов деспотическому русскому самодержавию.}

А. М. К.

{А. М. К. - инициалы Алексея Михайловича Кутузова, товарища Радищева по
Лейпцигскому университету, писателя, масона. Посвящение Кутузову - не только
дань дружбы, но и акт полемики.}

Любезнейшему другу.

Что бы разум и сердце произвести ни захотели, тебе оно, о!
сочувственник мой, посвящено да будет. Хотя мнения мои о многих вещах
различествуют с твоими, но сердце твое бьет моему согласно - и ты мой друг.
Я взглянул окрест меня - душа моя страданиями человечества уязвленна
стала. Обратил взоры мои во внутренность мою - и узрел, что бедствия
человека происходят от человека, и часто от того только, что он взирает
непрямо на окружающие его предметы. Ужели, вещал я сам себе, природа толико
скупа была к своим чадам, что от блудящего невинно сокрыла истину навеки?
Ужели сия грозная мачеха произвела нас для того, чтоб чувствовали мы
бедствия, а блаженство николи? Разум мой вострепетал от сея мысли, и сердце
мое далеко ее от себя оттолкнуло. Я человеку нашел утешителя в нем самом.
"Отыми завесу с очей природного чувствования - и блажен буду". Сей глас
природы раздавался громко в сложении моем. Воспрянул я от уныния моего, в
которое повергли меня чувствительность и сострадание; я ощутил в себе
довольно сил, чтобы противиться заблуждению; и - веселие неизреченное! - я
почувствовал, что возможно всякому соучастником быть во благоденствии себе
подобных. Се мысль, побудившая меня начертать, что читать будешь. Но если,
говорил я сам себе, я найду кого-либо, кто намерение мое одобрит; кто ради
благой цели не опорочит неудачное изображение мысли; кто состраждет со мною
над бедствиями собратий своей; кто в шествии моем меня подкрепит, - не
сугубый ли плод произойдет от подъятого мною труда?.. Почто, почто мне
искать далеко кого-либо? Мой друг! Ты близ моего сердца живешь - и имя твое
да озарит сие начало.

ВЫЕЗД

Отужинав с моими друзьями, я лег в кибитку. Ямщик, по обыкновению
своему, поскакал во всю лошадиную мочь, и в несколько минут я был уже за
городом. Расставаться трудно хотя на малое время с тем, кто нам нужен стал
на всякую минуту бытия нашего. Расставаться трудно; но блажен тот, кто
расстаться может не улыбаяся; любовь или дружба стрегут его, утешение. Ты
плачешь, произнося прости; но воспомни о возвращении твоем, и да исчезнут
слезы твои при сем воображении, яко роса пред лицом солнца. Блажен
возрыдавший, надеяйся на утешителя; блажен живущий иногда в будущем; блажен
живущий в мечтании. Существо его усугубляется, веселия множатся, и
спокойствие упреждает нахмуренность грусти, распложая образы радости в
зерцалах воображения.
Я лежу в кибитке. Звон почтового колокольчика, наскучив моим ушам,
призвал наконец благодетельного Морфея {Морфей - сон (по имени бога
сновидений в греческой мифологии).}. Горесть разлуки моея, преследуя за мною
в смертоподобное мое состояние, представила меня воображению моему
уединенна. Я зрел себя в пространной долине, потерявшей от солнечного зноя
всю приятность и пестроту зелености; не было тут источника на прохлаждение,
не было древесныя сени на умерение зноя. Един, оставлен среди природы
пустынник! Вострепетал.
- Несчастный, - возопил я, - где ты? Где девалося все, что тебя
прельщало? Где то, что жизнь твою делало тебе приятною? Неужели веселости,
тобою вкушенные, были сон и мечта? - По счастию моему случившаяся на дороге
рытвина, в которую кибитка моя толкнулась, меня разбудила. Кибитка моя
остановилась. Приподнял я голову. Вижу: на пустом месте стоит дом в три
жилья.
- Что такое? - ~ спрашивал я у повозчика моего.
- Почтовый двор.
- Да где мы?
- В Софии, - и между тем выпрягал лошадей.
Далее

Памяти брата Михаила,
рядового колхозника



Первый звонок:

- Ананий Егорович? Привет, привет. Ну чем порадуешь? Активность,

говоришь, большая? Все на пожни выехали? Хорошо, хорошо. А как с силосом?

Разворачиваешься? Давай, давай.

Второй звонок:

- Силоса в сводке не вижу. Твой колхоз весь район назад тянет. Что?

Погода сухая-на сено нажимаешь?

Нажимай, нажимай. Но имей в виду: за недооценку сочных кормов райком по

головке не погладит. Уж комукому, а тебе-то эту политграмоту надо бы знать.

Да, районную политграмоту он знает (слава богу, тридцать лет без мала

тянул лямку районщика!): силос по сводке не должен отставать от сена. Но,

черт побери, положено или нет хоть изредка и колхозникам шевелить мозгами?

А колхозники на общем собрании решили: с силосом пообождать. Силос и в

сырую погоду взять можно, а сено не возьмешь.

Третий звонок:

- Товарищ Мьюовский? (Обращение, не предвещающее ничего доброго.) Как

прикажешь расценивать твое упрямство? Саботаж? Или головотяпское

непонимание основной хозяйственной задачи?

- Да в конце-то концов, - не выдержал Ананий Егорович, - кто в колхозе

хозяин? Партия предоставила свободу колхозам, а вы опять пилки в колеса...



И вот решение:



"1. За политическую недооценку силоса как основы кормовой базы
колхозного животноводства председателю колхоза "Новая жизнь" коммунисту т.
Мысовскому А. Е. объявить строгий выговор.

2. Обязать т. Мысовского в пятидневный срок ликвидировать нетерпимое
отставание колхоза "Новая жизнь" с заготовкой сочных кормов".