В палате умирает офицер...
Врачи снуют и шепчутся растерянно,
Решение: Принятье срочных мер,
Последний шанс, последний – не потерянный.
Был месяц в коме молодой старлей,
Вернее, плоть, изрытая гранатою.
Одиннадцать легло богатырей
Под полностью разрушенной заставою.
А он один, оставшийся в живых,
В бреду кричал, что бойня не кончается.
Лишь под наркозом, наконец, затих,
И, улыбнувшись, вымолвил: «Красавица...».
Никто не понял этот тихий зов,
Понятно: бред, сказал непреднамеренно,
А он уже не слышал докторов
И острый скальпель впился в плоть уверенно...
···
В посёлке появился новый пёс,
Вернее, псина – уши, хвост, как водится.
Но, в ранах бок... нет на спине волос,
Да, не собака – чистая уродица!
Вот ковыляет, лапу волоча,
Оближет раны и лежит бессильная...
Питалась бросом... так, по-мелочам,
А ночью выла... ну, тоска могильная...
«Уродицей» – её и нарекли.
Ругали, гнали и, порой, безжалостно,
Её сживали люди, как могли,
А то, плеснут ей в след помойной гадостью.
Она терпела... С жалобой к кому
Пойдёт собака тощая, убогая?
А ночью она выла потому,
Что жизнь была с ней, через меру, строгая...
···
«Так он спасён?!» – воскликнул генерал, –
«Спасибо вам, профессор, преогромное!
Мой сын живой и кризис миновал!» –
Дублировал он в трубку телефонную.
И не было счастливее отца
В тот день во всей Вселенной обитаемой.
Вторая жизнь для сына-молодца –
Подарок Свыше, долгоожидаемый.
Немедля, генерал завёл свой «Джип».
«Скорее к сыну... повидаться, встретиться!».
Нажал педаль, рукой к рулю прилип.
«Какое счастье! Даже и не верится!».
На полпути внезапно тормознул.
Подумал, что виденье надвигается,
Но, приглядевшись, радостно вздохнул,
И, улыбнувшись, выкрикнул: «Красавица!»
···
Её нашли сдыхающим щенком...
Разбита лапа, с голоду не лается.
Кормили и лечили всем полком,
И имя дали нежное – «Красавица».
Любимицею стала у солдат,
В свободный час – утехой и забавою.
Особенно, её любил комбат,
А сын его командовал заставою.
И часто, прихромав к передовой,
Считая своим долгом обязательным,
Она, как наблюдатель-рядовой,
Смотрела вдаль внимательно... внимательно...
Потом старлей её рукой трепал
И точно знал: ей очень это нравится.
Какой восторг! Он в ухо ей шептал:
«Красавица, Красавица, Красавица...»
···
В один из дней случилось всё не так:
Старлей был строг, не гладил по-привычному.
Собака ощутила – это знак,
Случилось что-то... что-то необычное.
И вот... зашевелилась полоса,
На склоне гор, среди деревьев, в просини...
Чужие загалдели голоса,
Завыли миномёты... загундосили...
Разрывы, по-началу, вдалеке...
Потом всё ближе... метче и накладистей.
Двенадцать залегли на бугорке,
Отстреливаясь от незванной на́пасти.
Тринадцатая, сжавшись вся в комок,
Скулила... толь от страха, толь от жалости...
Секунды... свист... внимание... прыжок...
И стихло всё... растаяв в безвозвратности...
···
– Нельзя с собакой... да, ещё с такой! –
Кричала медсестра, смотря с тревогою.
– Да, не собака это, а герой! –
С ней спорил генерал, неся «Убогую» –
Он должен её первой увидать,
Тогда посмотришь: сразу же поправится! –
Сестра успела только лишь сказать:
– Профессору такое не понравится!
... А в это время, приходя в себя,
Старлей, дыша под маской кислородною,
Увидел бой... и линию огня...
Гранату рядом противопехотную.
И несколько сосчитанных секунд...
До взрыва... Мысли: закричать, иль каяться?
И до того, как вверх взметнулся грунт,
Собой его накрывшая «Красавица»...

© Александр Юфик