В колонках играет - Василий К. - Из этого города
Пришло время написать об этом... Вот так пафосно я начну.
Василий К. и его "Из этого города" заставляют мою душу рваться из тела вдоль по железной дороге, а слезные железы вырабатывать тоску.

Я думала, что меня никто не проводит, я тревожилась о том, что когда я приеду - мне никуда будет податься. Меня никто не встречал, у меня был лишь адрес и человек, у которого будут ключи от квартиры. И это состояние - полного долбоебизма, когда ты толком не знаешь, куда ты едешь и зачем, - это дорогого стоит. У меня был плеер, был рюкзак, чай и солнце во все небо. У меня был билет в Киев, а Киев меня не оставит в беде - я понимала.

Иду вдоль вокзала, отпускаю щемящее чувство вины, отдаю его Питеру, Питер снова вешает мне его на шею, как ожерелье из обязательств, людей, которых я не увижу. Питер скулит, трется о ноги, бьет башкой в колено, как преданный пес, Питер не собирается уступать. Это просто нужно переждать - этот момент, когда тысячи прозрачных нитей рвутся с той секундой, как поезд трогается от перрона. Это больно, сердце твое подпрыгнет к горлу, замрет на мгновение и распустит крылья во всю грудную клетку. И ты почувствуешь такую свободу, которую даже принять человеку нелегко.
Я уже стою в вагоне, когда к нему подбегает задыхающаяся Женька, улыбается, тяжело дышит, упирается руками в колени. Когда туда приходит Рыжик, желающий по традиции посмотреть, как я в очередной раз отчаливаю из этого города, из этой страны. Она работает недалеко от Вокзала, ей доставляет непонятное мне удовольствие каждый раз провожать меня. Это наталкивает на определенные мысли - говорю я ей обычно.
Я сажусь на свое место, я обнимаю рюкзак и смотрю в окно. Дома, вокзалы, деревья, дороги, люди пробегают мимо все быстрее. Закрываю глаза. И пошло все к черту. Питер не хотел отпускать, держал изо всех сил, поезд задержал отправление на двадцать минут... И вот я больше не принадлежу никакому месту жительству.

"....Мы ни живы, ни мертвы - мы в пути" (с)

В поезде почти жарко, в поезде пахнет жженной резиной, но у меня есть вкусный чай и я изо всех сил пытаюсь отталкивающе действовать на молодого общительного проводника, на любопытного дедушку и всех, желающих угостить меня пивом. У меня Киев скоро, понимаете? У меня вообще на данный момент нет ничего важнее, потому что я думаю о Киеве. И я намереваюсь все эти двадцать часов пути смотреть в окно, пить чай, слушать музыку и думать о Киеве. Это не сложно совсем дается. Я вообще человек довольно необщительный, я погружена в себя большую часть времени своей жизни, у меня несколько больших городов внутри и я там обитаю и влом мне выходить оттуда, а общение о погоде и природе меня больше утомляют, чем развлекают. Мне не скучно и всем окружающим почему-то никак в это не поверить...

Я не отрываюсь от окна на протяжении всего дня. Я сижу, приникнув к нему лбом и на какое-то время засыпаю. Резко открываю глаза, делаю себе чай и снова смотрю в окно. Я ложусь спать, меня баюкает неизвестный хриплый голос своими шаманскими напевами из Sacred Spirit, мне в лицо падают звезды, на меня летит встречный путь, поезда, небольшие деревни и я...
Самое неприятное - это граница, но и ее можно и нужно пережить. Желательно, не просыпаясь окончательно.
Мы стоим в каком-то Украинском городе, я выхожу, пошатываясь - сонная, кутаюсь в кофту, накинутую на плечи. Я вижу хуторки, их белые стены, их пирамидообразные крыши. Я вижу сады фруктовых деревьев и собираюсь плакать. Малороссия. Родная. Колдовская. Языческая. Украина. Между двумя деревьями прибита доска, я сажусь на нее, покачиваю ногами, подбираю перышко, лежащее на земле, прячу в карман.

Для меня вся поездка в Киев - это в основном музыка Marcheeba и Василия К. Первые помогают смотреть в окно и раскачиваться в такт ритму колес, а второй помогает думать. И я думаю о тех, кто остался в Питере. Я большую часть своей жизни думаю о любимых людях вообще. В это не верят многие, но это правда. Я мысленно разговариваю с кем-нибудь из них, когда вспоминаю интересные истории из жизни и мне некому о них рассказать, я спорю с ними, я договариваю то, что не могла в жизни. Вика написала мне небольшое стихотворение о Киеве и я повторяю его, пишу его на салфеточке. Я постоянно теряю связь с реальностью. Жарко, жарко, очень жарко...

Я прокараулила Киев. Я что-то чиркала в блокноте, завтракала, допивала очередную кружку чая. Я подняла глаза и в окне увидела проплывающие мимо гигантские дома, холмы и дороги. Днепр вдалеке, мосты, купола, утопающие в зелени... Я, наверное, в тот момент подавилась своими эмоциями - я плохо их помню.
Самое страшное было, когда поезд остановился на пятнадцать минут - пропустить встречный, а меня трясло. Я думала, что если он сейчас не поедет - я спрыгну и пойду пешком. Не важно, где я. Не важно то, что у меня нет ни гривны - я хочу поставить ноги на эту землю. Эти минуты длились вечно, правда.

А потом поезд выпустил меня из себя на шумный, пестрый вокзал. Светило яркое солнце, люди в большом своем числе проходили мимо, я искала пункт обмена валюты, слушала рiдну Украинску мову, улыбалась и тащила огромную сумку на плече. Я, кстати, здорово потерялась тогда, потому что квартира, которую я искала, находилась на микроскопической улице в центре города и даже таксист не мог найти ее на карте. Но это совершенно не важно. Это совершенно не важно было, если я дома, правда?

В колонках играет - Cocteau-Twins
Настроение сейчас - Клокочет солено-горьким

Странный день весьма.

I Wear Your Ring - Это такая песня... А вообще-то я сейчас слушаю все, что продолжает дергать эту тонкую звенящую струнку во мне. Протянутая от виска через сердце, через живот к слабым коленам струна, она дрожит от каждого прикосновения и это причиняет сумасшедшее, болезненное сладкое наслаждение.

Жди, я еду, мой пряный ад, мой родной, горячий, убаюкивающий дом с синим окном, круглым диском растекающегося по стеклу желтка знойного, раскаленного красного солнца. Ты ждал меня, ты звал меня и я еду.



Ясный день, шаги покидающих свои рабочие места, запах пыли и горячего асфальта, едва-едва теплый ветер. Я жду и рисую восьмерку. Мерную, стремительную восьмерку - ступени в метро - дерево - блинный ларек - светофор, ослепляющий свет, жаркий полдень клокочет в горле и я прижимаю пальцы к переносице - с силой. Верный способ удержать тихую молчаливую истерику - когда слез мало, а мимики - много. Я схожу с ума, а прохожие недоумевают - вот ведь мечется, как кот в запертой комнате. Я заперта в своем соленом счастье и оно бьется во мне, пульсирует, будто это южное солнце заточили в мою несчастную грудную клетку. Там трепыхается сердце, оно едва дышит, но по возможности делает это судорожно - глубоко. Пальцы мучают рекламный буклет, дергают, царапают, делают надрезы по краям. Я не выпускаю свою жертву - нервное дрожание рук - это не самый худший способ плакать от счастья.

Я бы хотела, чтобы ты все бросила здесь и рванула со мной. Я знаю, ты не будешь томить себя и меня ревностью, ты поймешь, прочувствуешь и даже восхитишься. Я бы хотела зарыться лицом тебе в волосы, но ты слишком выше меня. Я бы хотела просто обнять тебя со спины и притянуть тебя к себе и хотя бы это мне удается. А вообще-то я уже давно не здесь. Меня уносит, понимаешь? Стук колес ли, стук сердца. Это мой город. Черт возьми эту приесподню, эту липкую паутину из конфет и сладкой ваты - ЭТО МОЙ ГОРОД! Никто в мире не догадывается о том, что мне принадлежа некоторые места. Они принадлежат мне безраздельно, я царь и хозяин там, я расплывчато обнимаю каждый дорогой мне клочок прикипевшей к моему сердце земли.

Я очень давно не могу уже понять, что такое любовь и даже влюбленность. Я пребываю в блаженном подвешенном состоянии уже несколько месяцев и большая часть в этом - твоя заслуга. Я очень хочу показать тебе этот город, да, я хочу делиться с тобой радостью. Я вообще хочу делиться с обой всем, что у меня есть. И если ты сможешь проводить меня - мне будет горько оставлять тебя на платформе в этом холодном городе. Если не сможешь - мне будет еще горше.

Но не надолго. Я еду в свой город, понимаете? Нет, не так. В наш город. В мой и Её, Марьянин. Только никто в мире почему-то не догадывается, что это наш город. Что это город нашей любви, нашей памяти.

Я никогда не смогу никому продемонстрировать, как рассветают в моем сердце каштаны, вишни и абрикосы, когда ядумаю об этом городе. Никто никогда не сможет увидеть, как я выхожу на платформу, как вдыхаю совсем иной воздух, как бережно и нежно прикасаюсь ногами к этой благословенной земле.

О, как бы я хотела, чтобы ты поехала со мной туда. И это выглядело бы нелепо и вероломно - я бы рассказывала тебе о ней. О том, как глубока и остра была моя к ней любовь. Но моей любви обычно хватает на всех с достатком.

Нет, нет, да нет же! Все не то, все опять не так. Ну посмотрите, посмотрите - золотые вершины горят огнем, святым огнем, в них плавятся кресты от солнца, они утопают в густой южной зелени, камень искрится - им выложена дорога. Дорога быстро, торопливо уходит в гору. киевляне, расслабленные, роскошные, прогретые до сердцевины киевляни лениво проходят по Крещатику, останавливаются в небольших кафе под открытым небом, заказывают отбивную и корзины с клубникой. Вдоль вьющейся ленты дороги, что выложена камнем, сидят торговцы, у них на пальцах качаются маятники, цепочки и браслеты и вы не понимаете, что это счастье, что в этом огромном теплом пространстве заключено мое счастье, мой свет, моя отдушина! Я могу сколько угодно писать об этом городе, я могу говорить о нем и плакать о нем и этот поток никогда во мне не иссякнет. Потому что Киев...

Потому что этот город до плоскости неба накачан такой чистой энергией, такой яркой завесой - он искрится, он спиралью взлетает к небу - своими храмами, церквями, самыми высокими каштанами. Этот город стоит на холмах... Не-ет, этот город стоит на волнах. Волны плавящегося под нагретой высью асфальта, они несут вперед, в бесконечность, в ворота беспечности тебя, все эти игрушечные разноцветные домики, церквушки, дорожки, твою кипящую радость, твою память, этот центральный шум, говор - неповторимый украинский говор.

Мосты, Днепр, кофейни... И, конечно. Конечно, я буду много вспоминать и плакать. Я впервые возвращаюсь в этот город после того, как уехала оттуда от своей самой великой, самой сильной, самой памятной любви. Этот город - он священный для меня. Как и ты, Марьяна, как и память о тебе, как и наша с тобой любовь, въевшаясь мне, наверное, уже до внутренних стенок костей, вшитая в меня, как сто долларовая купюра в брюхо плюшевому медведю. Я храню ее бережно, бросаюсь на тех, кто смеет подцепить и выковырить - выстречь, отобрать. Ты для меня стенка, для меня отчетная точка, конечный пункт. И я возвращаюсь.

Слышишь? Я возвращаюсь.

Слышишь, любовь моя, печаль моя, горечь и прянность моя, я возвращаюсь. Я сжимаю в руках билет на поезд Санкт-Петербург - Киев. Меня некому будет встретить, я буду идти и, наверняка плакать. Лучше плакать - чем выламывать самой себе ребра невысказанностью силой чувств, воспоминаний.

Никогда. Никогда не вывести из меня это яркое, разноцветное, развеселое пятно памяи. И - нет. Я возвращаюсь.

Я возвращаюсь, родной. Добрый мой, мягкий мой, жаркий мой. Ты будешь тыкаться широким лбом мне в грудь, в живот, под локоть, как большой вечно молодой пес, ты вспомнишь меня, примешь меня. Киев - влажный, ленивый, сгусток жаркого напряжения, старый, ясный мой, Киев. Ты подхватишь меня и я поплыву по своим воспоминаниям, по своей оставленной здесь гигантских размеров любви, по ни раз хоженным тропинкам. И я приеду, чтобы забрать кое что. Отдай мне меня, сладкий, хищный, соблазнительный, хитрый город. Я и так давно сдалась тебе без боя, упала к твоим набережным, к твоим подножиям.

Город колдунов и магов, город Булгакова и Гоголя, я возвращаюсь. Ты пеной у рта стоишь каждый раз, когда я бьюсь в припадке возвышенного экстаза, когда мне нужно бежать - то к кому же еще, родной.

И я возвращаюсь, черт возьми. Я возвращаюсь и это будет незабываемо.

В колонках играет - Cocteau-Twins - Otterley
Настроение сейчас - В крайней степени ностальгическое.

По-моему я очень давно не блаблабла.

Фырк.

Ну о чем сказать еще. В Самаре отдыхала прежде всего душой и отдохнула так, что попав в Петербургский дождь, заболела сердцем и головой. Оказавшись на своем подоконнике, залезла на него с ногами, обвилась вокруг кружки с чаем и так и лежала два-три-шесть часов. Хочу те пять дней обратно. Но как это обычно бывает с прекрасными переживаниями - их не описать, они уже пережиты и ага.

А у меня есть неописуемо вкусный зеленый чай с цветами и фруктами.

А знаете, самое удовольствие в том, чтобы ехать в темном поезде ночью, писать что-нибудь свое новое, смотреть на серебряное звездное вдали от города небо и считать упавшие звезды, слушать Cocteau-Twins и больше не о чем не думать. Ах, да, пить кофе из термоса, прямо, как дома.
А дома что...

В Самаре было очень жарко и запах пыли напоминал о детстве. В первое время о радостных его временах, а спустя пару суток - о самых страшных, когда я натуральным образом стала задыхаться от пыли. Пыль стояла у меня в горле комком и пахла маленькими городами. Самара стоит на холмах и заканчивается набережной перед широкой рекой Волгой. Больше, собственно, ей ничего и не нужно было, чтобы меня очаровать.



Разговоры, да, разговоры на кухне почти до утра, да под пиво, под чай, под Мартини и без мониторного стекла перед лицом. Алис, у вас дома очень хорошо, правда. А как поехали в Тольятти и не успели купить билеты обратно, а как бегали по его берегу и лед трещал от неожиданности и возмущения - весна наступила очень скоростно. Как ехали в такси, обвешавшись техникой, а я переживала, что булочки остынут... Ну как же здорово было, а! А запах полыни, кислородный коктейль, ветер свежий-свежий и трава выгоревшая, холмы и гора, настоящая шаманская гора с полысевшей макушкой.



А как я потерялась в Самаре, когда я единственная тогда, по-моему, не знала, что потерялась. Но оно и к лучшему, потому что если бы панику забила еще и я, то это было бы и вовсе никуда и ни в какие ворота. Ах, да, конечно, еще же гламурное ягодное пиво розового цвета, а после него - настоящее брутальное копченое и темное. И масляная рыбка. Я все помню, да. И все бары, кофейни и трактиры. И все разговоры.

И, еще. Когда едешь в кабине маршрутки с холма, быстро, а под тобой набережная. ВНЕЗАПНО... Ух! *__*



"Я чувствую воодушевление" (с)
"Так выпьем же!" (с)

Все было так, как я хотела и еще даже лучше. Поэтому я хочу еще.
Кто-то должен был за нами записывать, брат.



И как бежали, лазали по деревьям и по развалинам, а у меня резались зубы и когти. Развалины вдохновляют на то, чтобы рычать, шипеть и бросаться на гопников из-за угла, сбряцав военный клич на варгане. Чтобы тяжело дышать и ощущать на языке привкус старины и легкого страха. Пусть это всего-лишь очень старинное и большое здание с историей.



Но разговоры ночью, на кухне - это все равно что-то и очень. А уезжать я не люблю. Ну, тот момент, когда поезд дергается и набирает скорость медленно и неумолимо.

Это совсем не все о том, как я съездила к Алисе в Самару, но последние несколько недель у меня совсем не разговорчивое настроение. А еще не рабочее. И вообще обездвиженное. У меня линяет кошка и клочки ее шерсти летают по комнате. Алис, передавай господину Вилли привет и наилучшие мои пожелания. И маме. :)

Тольятти, Тольятти, Тольятти... Просторы, чтобы побегать, покричать и поржать, ну что еще нужно. Ах, да, Поговорить. И русая трава, русая трава. И представлять и видеть, то, чего не увидит почти никто. И друиды в черных одеждах между деревьями, которые не были друидами.



У меня по всей стране друзья, их города и их кошки. Это же нельзя - постоянно по всем по ним скучать.

В Самаре чувствуешь себя отдыхающим. И это, наверное, самое важное. В моем родном Санкт-Петербурге все постоянно куда-то бегут, стремятся, спешат и все равно опаздывают. И я, да, дитя своего города. Я только иногда оглядываюсь, чтобы еще раз посмотреть на тех, кто остался. А в Самаре... Ну, там не хочется куда-то спешить. И это редкое, ценное ощущение.

Алиса, Алиса, спасибо тебе за то, как замечательно мне было там... Так, с каждым годом все меньше близких людей рядом, но, зато, самые лучшие. За это спасибо моей жизни, наверное.



Все было офигенно. Карелия ждет, чтобы мы повторили там.

В колонках играет - Dead can dance
Настроение сейчас - Ой...


...
Я хочу, чтобы любовь была всегда и не прекращалась никогда. Ну или хотя бы просто легкая влюбленность. Увлеченность. Иногда даже плевать, в кого. В женщину, в мужчину, в жизнь, в железнодорожные вокзалы, в идею, в город, море, день, песню...
Просто пусть любовь будет всегда и никогда не прекращается.

Настя, Пуша, помнишь, мы с тобой сидели ночью в спальне твоей мамы на кровате твоей мамы и уверенно говорили, что вот это все то дерьмо, которое у нас сейчас происходит - вот оно закончится и начнется новая жизнь. Совсем другая, лучшая, светлая. Оно закончилось, Пуш, мы порыдали, что оно закончилось и теперь вот ты все никак не хочешь, чтобы закончилось совсем, а я все боюсь, что начнется светлая и лучшая. Правда, это обидно?
Ну, ничего.

Сейчас мне новости сообщают, что рухнуло пятнадцатиэтажное здание, а я боюсь сидеть в комнате на втором этаже, потому что в этой жизни может в любую секунду рухнуть что угодно, откуда угодно и куда угодно. Без разницы, впрочем. Это все одинаково неприятно, а главное - не понятно.

Я завтра провожу последний свой день Здесь и от этого отвратительно ноет сердце. И боится, боится, боится. Меня завтра обещают посадить в поезд. Успеть посадить - он стоит две минуты. Вместе с моими сумками. Я везу в Санкт-Петербург несколько киллограмм стекла. Надеюсь, что довезу не битое. Здесь такие вазочки, вы знали?

Я сегодня прощалась из окошка автобуса, по дороге из Донецка в Славянск, с Краматорском. Быстро прощалась, наскоро, наспех.
- Я тебя всегда-всегда буду любить. - Краматорск постепенно заканчивался, а мне хотелось плакать. - Я тебя никогда не забуду, спасибо тебе за все.
Не хорошо это получилось - такое прощание; с любимыми так не поступают.
Краматорск проводил меня кошкой, вспрыгнувшей на цветочный балкон пятиэтажного дома и неожиданным фейверком на пустыре. Он мне все прощал - этот город. И сколотый камушек на выложенной парковой дороге, задетый мною случайно каблуком, и многочисленные измены и....

Господи, я могу так много говорить об этом городе, ведь я так сильно его люблю. Это, знаете, так бывает. Ты вдруг остаешься совсем один посреди незнакомого городка. Раннее-раннее утро, весна (восемнадцатое февраля - это весна, ребята), у тебя в кошельке много-много денег - и все гривны, и достаточно времени. Отправила Лельку взглядом в институт, сама целенаправленно ушла дожидаться в кофейню. Заткнула уши плеером, взлетела и оказалась для себя самой неожиданно в маленьком пустынном парке. промочила ноги, обрадовалась неизвестно чему и рванула на другую часть города. Оказалась на склоне, оглянулась, увидела горы и солнце, вдохнула весну, поднялась на возвышенную область, распугала воронье, зашла в магазин и вышла. Влюбилась. Прикасалась очень нежно губами к каждому пройденному по воздуху метру, к каждому случайному ветерку. Знаете, когда так нежно-нежно целуешь, когда знаешь, что впереди у тебя еще целый день вместе с ним, а прикоснуться как будто боишься в полную силу, никак не можешь поверить, что вы вместе, увлечены только друг другом и без ума друг от друга. Ты осторожно вдыхаешь его еще новый, но уже знакомый для тебя в глубине сердца, его запах - такой единственный, чтобы унести его с собою навека. А ведь у нас с тобою было лишь несколько дней друг на друга, милый. Ты не менее осторожно обнимал меня за плечи, так по свойски, но еще достаточно робко. Ты как мог скрывал, но я все равно почувствовала эту трогательную робость, ах. Я как-то быстро научилась чувствовать тебя. Ты очень хотел понравиться мне, поэтому поспешил показать себя с лучшей стороны - привел меня сразу же в небольшое эзотерическое кафе. Там подают восхитительный кофе, что для меня практически важнее всего в жизни (правда-правда, если мне приподнести чашечку ароматного свежесваренного кофе, я выживу где угодно и выживу кого угодно), Майка Олдфилда, который они умеют разливать не хуже Ликера, по всему помещению, а главное... главное - круглые салфеточки с цитатами из книг Пауло Коэльо и Карлоса Кастанеды. Ты водил меня по узким улочкам, залитым солнечным светом до самых игрушечных остроугольных крыш, пока я не поняла, откуда у нас с тобой такое родство душ. Ты как-то снился мне... Ты дарил мне букеты высохшей виноградной лозы на хорошеньких стенах твоих аккуратных невысоких домиков, выбирал для меня придирчиво самые лучшие дороги, самые уютные кафе и нужные магазины, самые красивые виды и заботливо окружал кольцом гор. Я знала, что это хоть и всерьез, но не навсегда, поэтому искренни говорила тебе о своих чувствах. А как-то, помнишь, я приехала к тебе и ты привел меня в Юбилейный парк. Там было очень много деревьев, мало людей и дорожки там были тоненькие и выложенные камнем. А еще колокольный звон в храме и неожиданный запах моря. Я шла на него и вышла к гигантскому обрыву, на дне которого текла речушка, поднимался туман и... закат, помнишь - тот закат, когда я пыталась написать смс Кристине, что только что счастлива, а у меня так некстати кончились деньги на телефоне. И это счастье осталось только моим.
Звенели колокола, летела птица, рассеивался туман, текла река у меня далеко под ногами, я стояла на самой вершине - на самом обрыве, по колено в мокрой глине в новых сапогах, мне в лицо летела весна с гор, свежесть родниковой воды, красный и по-настоящему теплый закат и я стояла и плакала, а на другой стороне обрыва монахиня собирала чистую воду в бутылку из ручейка. Мы с ней были по разную сторону пропости, но в ту секунду я любила ее так же сильно, как и тебя.
- Я хотела остаться там жить. - Бесстыдно сообщила я Александру.
И тут же забыла о нем и мы снова были вместе, только с тобой. Ты любил меня на протяжении всего заходящего солнца, а когда оно наконец-то уснуло, я уткнулась тебе в плечо, последний раз всхлипнула и, как это обычно бывает после глубокой и страстной любви, опустошенная, проветриваемая всеми сквозняками через глаза, руки и ступни, пошла в то самое кафе - пить кофе с ромом и взбитыми сливками, слушать мантры и читать цитаты на своей салфеточке.
Я теперь знаю, зачем люди живут. Я раньше сомневалась, но теперь точно знаю. Я открою вам великую сакральную тайну - это очень нужно для того, чтобы скользя по весенней грязи в нежно-розовых сапогах, улыбаться, хлюпать носом от того, что уж очень красиво ораньж, кораллы, вишня разливаются по синеве неба, а кто-то посыпает все это серебром и улыбается тебе и все так гармонично, так по-настоящему, что - вот же оно...
Потом я шла по главной площади и нашла карту - семерку червей. Прдумала - "Сердечки"... Леле я так и не смогла ничего объяснить. Чувства двоих - это так сложно.

Я обязательно приеду к тебе, любимый. Но, даже, если я никогда больше тебя не увижу - я все равно люблю тебя...

А через несколько дней меня будет горячо и, вздыхая протяжно и счастливо мне на ухо, обнимать Питер. Я буду шептать - "Родной". И, возможно, снова плакать, разевая рот до ушей. И все это будет искренни, клянусь.

Ах, блядская натура. Сколько их было - таких красивых и разных. И я обещала каждому - приеду, навещу, буду любить неистово, продолжительно - то страстно, то нежно, но точно - взаправду. Однако, я возвращаюсь всегда к одному. А любви слишком много, она не помещается во мне, плещется, вытекает расстаявшим мороженным, остается кровавым следом на всех тех мостовых, где я ходила, смеялась, целовалась, слушала музыку, фотографировала. Ах, да, фотография - это так бесполезно. Вы знали? Я буду смотреть на мозаичные кусочки Краматорска и тяжко вздыхать, как вздыхает старушка, вспоминая Его - статного и с искринкой в глазах.

*** *** ***
Кус уже спит, большой рыжий кот его стережет под изгибом колена, а у нас еще чай не выпит и не съедена шоколадка. Я же уеду завтра и буду еще несколько месяцев отчаянно скучать и отказываться понимать, что вот она - холодная гладь монитора есть, а Куса нет. То есть она, Елена Васильевна, есть, конечно, но на моем плече уже не уснет, кофе нам не сварит и язык мне, издвеаясь и язвя, не покажет. Мы с моим благоверным и пожизненным будем ждать тебя в гости, Ку. Привезешь мне потом тени Ja-De и немножечко Краматорска, пожалуйста.

Пойду и буду будить самым наглым образом.

В колонках играет - Emancipator - When i go (любимая последние четыре дня)
Настроение сейчас - *__*

Ха-ха-ха.) Я очаровательно счастливый ребенок, все таки.

Очень тяжело совладать с каменной клавиатурой после чувствительного ноут-бука. Мы с ним нашли общий язык, кстати говоря. После того памятного разговора больше не вредничал.

Завтра я провожаю в аэропорт господина Ллойда ака Екатерину. Через несколько дней сама себя провожаю на вокзал. И... шлю всем любовные приветы из тура по славной Украине. Мы с Лелечкой отправляемся в Карпаты искать легендарных мальфаров.
К слову, мальфары - карпатские шаманы, целители, мудрецы. И каждый - последний. Встречаются чуть чаще, чем снежные люди. Не менее опасны, наверное... 0.о





Предупредила Сашку:
- Вернусь чумазая, в шкуре, голодная, но просветленная.
- И женою мальфара.
- Ученицей!..

Предупредила Крис:
- В Карпатах частенько, говорят, похищают красивых русских женщин. Так что, если я не вернусь, значит меня похитили.
- О... Хорошо, ясно.

Предупредлила маму:
- У нас все на мази, все под контролем и предусмотрено. Не волнуйся, я буду в полной безопасности.
- Не верю.

Меня предупредлила Леля:
- Кстати, я совершенно не представляю, где мы с тобой там будем жить. И вообще, я плохо представляю, как мы там будем...
- Мальфары! *__*

В общем. Из этого следует, что Маша остается Машей и хоть трава не расти, а приключения я на свою задницу найду. Она у меня соскучилась страшно по приключениям...
Из того, что в моем дневнике как то все меньше и меньше становится толковых записей, следует, что жизнь балует меня и совершенно не оставляет времени на какие-либо размышления.

И... мне немножко страшно. Но, когда я представляю, как я сяду в поезд, включу плеер, заварю себе кофе и буду ждать, как поезд простится с вокзалом... как город постепенно останется за моей спиной, а впереди будет... О, Господи, что будет ждать меня впереди?.. О, я знаю это ощущение. Ты вдруг ощущаешь себя оторванным от земли. Между прошлым и будущем. Ты понимаешь, что теплое гнездышко, где тебя все любят, поддержат и защитят, осталось где-то... А ты один, сам себе раб, сам себе господин. Единственный друг, мама и папа в одном лице. Едешь себе... в купе... Как будто завис в пространстве. И сердце пропустит удар... а потом забьется в два раза быстрее. И ты ощутишь счастье и долгожданную свободу. Сердце забьется в такт поезду и ты распустишь крылья.

Человеку даны глаза и ноги. Он должен странствовать и наблюдать... Человеку дано сердце по той же самой причине. Поэтому, вперед!... Да пребудет со мною сила, любовь и память о господине Феликсе.

В колонках играет - Enya
Очень типичное... Я сажусь у экрана монитора с лицом, изображающим светлую грусть. Это, в принципе, не сложно, достаточно одной лишь только мысли: "Гора грязной посуды в раковине". Чашка с кофе справа от клавиатуры и моя жизнь почти прекрасна. Почти - потому что кое что подпортило это прекрасное в первой половине дня. Ну да ладно, у нас "почти" обычно не считается.
Мне жаль, что у меня совсем нет времени на то, чтобы писать в дневник. Хотя, что уж там, у меня и на более глобальные вещи нет времени. У меня обычно теперь как - или я делаю пробежку, или я завтракаю, или я медитирую, или делаю маникюр. Все вместе как-то не укладывается.

Разговор у нас с Кусом выдался, который помог мне определить себя, как бешеного трудоголика.
- Хуевый собеседник из человека, который одновременно пытается поужинать курочкой, не потерять нить разговора и при этом размышляет о сюжете статьи.
- Нет, ты большая молодец! Столько всего успеваешь. Ты идеальный собеседник для такого графика.
- А-а, я не хочу никаких скидок к себе >.<.. Я хочу все делать в совершенстве.
- Может быть, стоит что-нибудь исключить?
- Точно. Нужно исключить ужин.

Я люблю свою работу, но не собираюсь болеть из-за своей к ней любви. Поэтому нужно что-то срочно делать, думать, делать, думать...

И все же жизнь прекрасна. Я гуляю по городу, размышляя, что подарить Лёле на День Рождения, до которого еще двадцать дней. Я думаю о Славянске. Мне снится Славянск! Его холмы, его небо "под куполом" © как называют это явление Ллойд и Леша. Его история... Его холодное одиночество. Мы с Кусом составили какой-то нереальный список фильмов, которые собираемся просмотреть за месяц, а я, отдельно для себя, составила длинный план действий.

А еще, да... Вы когда-нибудь могли себе представить, что я могу устать думать?... А я реально устаю.